Как воспитать своего Шэнь Цинцю

Несколько лет пролетели в мгновение ока даже на взгляд такого бессмертного, как Шэнь Цинцю. Его будни на пике Цинцзин, казалось, неуловимо изменились после памятного вторжения демонов. Угрюмый и одинокий горный лорд остался всё тем же, но его пик стал немного живее, чем раньше. Ученики, в прошлом довольные возможностью просто придерживаться учения Шэнь Цинцю и оттачиванием собственных навыков, теперь активно бросали друг другу вызов и совершенствовались, и всё это во имя толики одобрения Учителя. Даже когда Шэнь Цинцю оставался один в своё личное время, ученики, завидев его, с энтузиазмом принимались скакать вокруг, демонстрируя что угодно — будь то песня, стихотворение, живопись или только освоенные движения. Поначалу, столь грубое игнорирование его свободного времени приводило Шэнь Цинцю в негодование, но вскоре он заметил, что ученики на самом деле успели хорошо его изучить и не беспокоили, когда он пребывал в действительно плохом настроении, чтобы развлекать их. Видя, что дети сохранили остатки здравого смысла, он прекратил их бранить. Несмотря на то, что они являлись его учениками, Шэнь Цинцю против воли видел в молодых людях скорее прислугу, их непоколебимая преданность и стремление выслужиться были видны невооружённым глазом. Особенно забавно было наблюдать, когда Лю Цингэ приезжал на пик Цинцзин с визитом, и в мгновение ока все присутствующие ученики окружали Шэнь Цинцю для защиты. Само собой, это не останавливало Лю Цингэ, тот просто прорывался с боем, сражаясь со всеми, кто попадался ему на пути, пока не подбирался достаточно близко, чтобы передать новости или тушу пойманного им монстра. Со временем Шэнь Цинцю перестала заботить сохранность своих учеников в их столкновениях с Лю Цингэ — для горного лорда эти стычки стали не более, чем лёгкой утренней разминкой, и неплохим спаррингом для его учеников, отвлекающим их от того, чтобы лишний раз досаждать ему. Что называется, убить одним выстрелом двух зайцев. С тех пор, как напряжённые отношения между Шэнь Цинцю и Лю Цингэ перестали быть такими натянутыми, ученики обоих пиков в свою очередь стали более открытыми в своих «спорах». Несмотря на то, что в их схватках не было никакого порядка, ученики пика Байчжань бесстрашно бросали вызов ученикам вершины Цинцзин, а те решительно вступали в битву; это случалось настолько часто, что другие вершины уже не сомневались, будто эти два пика проводят совместные тренировки. Из этого не делали большую тайну, но ученики пика Байчжань словно бы постоянно испытывали своих противников, поскольку, кажется, Лю Цингэ каким-то немыслимым образом наконец признал Шэнь Цинцю. Что же касается учеников Цинцзин, то победа в битве могла стать возможностью заработать похвалу их Учителя, хотя тот и не всегда считал триумф самоцелью и мог поскупиться на добрые слова, если они не использовали успешную стратегию или не выполнили сложный манёвр. Му Цинфан не скрывал радости, что два горных лорда направили своё соперничество в более благоприятное русло. Оба немедленно возразили, и это был первый раз, когда Лю Цингэ и Шэнь Цинцю открыто сошлись во мнении; их ученики просто делали, что хотели. Пользуясь возможностью, Шан Цинхуа попросил их передать своим ученикам, чтобы держали свои тренировки подальше от пика Цюндин, устав исправлять нанесённый ими ущерб. Что же касается того, как этим двум горным лордам удалось восстановить сожжённые мосты, так это было заслугой Юэ Цинъюаня. После той судьбоносной беседы ему, очевидно, показалось хорошей идеей для укрепления их дружбы при любой удобной возможности просить именно Лю Цингэ передавать сообщения или новости Шэнь Цинцю. Поскольку горный лорд пика Байчжань наконец разглядел и хорошие стороны в Шэнь Цинцю, Юэ Цинъюань чувствовал, что железо нужно ковать, пока горячо, хотя, надо признать, его действиям явно не доставало деликатности. Что касается Лю Цингэ, тот был верен своему обещанию сохранять дружелюбие. Каждый раз отправляясь на пик Цинцзин, он не забывал прихватить с собой тушку съедобного монстра. Шэнь Цинцю лишь вопросительно поднимал бровь в ответ на уверенные заявления, что добытое чудовище несомненно обладает изысканным вкусом, хотя ранее самому Лю Цингэ пробовать что-то подобное и не приходилось. Само собой разумеется, Ло Бинхэ неизменно превращал любую тушку в настоящий деликатес. Шэнь Цинцю долго задавался вопросом, почему же именно мясо монстра, пока однажды его не осенило, что Лю Цингэ, вероятно, просто не хватило ума выбрать какой-нибудь другой сувенир. Впервые в жизни он ощутил сочувствие ограниченным социальным навыкам Лю Цингэ. Как правило, Шэнь Цинцю отвечал на дары Лю Цингэ ответными подарками. Картины, чайные листья, сборники стихов, свитки с типовыми характеристиками тёмных существ — Шэнь Цинцю, как истинный сноб, пытался незаметно заявить о своём превосходстве, выбирая в качестве даров предметы, указывающие на то, что он гораздо более образован, нежели Лю Цингэ. Он пребывал в полной уверенности, что этот мужчина не способен оценить по достоинству ни живопись, ни поэзию. Однако на такого простодушного человека, как Лю Цингэ, столь тонкие выпады не возымели никакого эффекта. Он лишь видел перед собой Шэнь Цинцю, готового протянуть руку товарищества. А поскольку Шэнь Цинцю больше не отпускал колких замечаний о бандитизме учеников пика Байчжань, Лю Цингэ воспринял это как постепенное осознание горным лордом непослушной природы его учеников, не подозревая о том, что Шэнь Цинцю всегда тайком воздавал сполна «вежливости» этих хулиганов. Лишь когда Шэнь Цинцю сам посетил пик Байчжань, он в полной мере осознал всю бесхитростность Лю Цингэ. Войдя в гостевой зал, он имел возможность лицезреть каждую из своих картин на одной стене, на другой же висела полка со всеми книгами, свитками и безделушками, которые Шэнь Цинцю преподносил повелителю пика в качестве сувениров среди прочего. Получив столь простодушное принятие его пассивной агрессии, Шэнь Цинцю почувствовал, словно его подняли на смех. Это привело его в такое бешенство, что он в самом деле вызвал Лю Цингэ на бой, впервые с тех пор, как тот прекратил свои визиты для «обмена опытом». Этот порыв оказался вызван чистым гневом, подпитываемым смущением; его переполняла решимость победить Лю Цингэ в своей собственной игре. Последний, конечно, не имел ни малейшего представления, отчего Сюя внезапно покинул ножны, однако, он никогда не отказывался от хорошего поединка. Они обменивались ударами, не желая отступать или признавать поражение, вихрем проносясь по залам и полям вершины Байчжань, оставляя за собой разрушения подобно урагану. Схватка оказалась столь впечатляющей, что ученики могли лишь взирать с благоговением со стороны, задержав дыхание, впервые осознав, что горный лорд пика Цинцзин носил с собой меч далеко не ради красоты. На самом деле столь ошеломляющая мощь атак стала возможной лишь благодаря обуревающему его гневу и ощущению чужого пренебрежения к столь тщательно выстраиваемому безразличному образу, но им знать это было совершенно не обязательно. Битва подошла к концу, когда Лю Цингэ удалось выбить Сюя из чужих рук, и поражение лишь усилило раздражение Шэнь Цинцю, хотя, надо признать, спарринг помог немного охладить ярость. Лю Цингэ поднял упавший клинок и передал владельцу, впервые в его глазах читалось одобрение. — Это был хороший бой. Его слова столь же простодушны, сколь и он сам. Необычайно напористые атаки Шэнь Цинцю произвели на горного лорда впечатление, однако тот, осознав, что опустился до уровня драки с Лю Цингэ, снова пришёл в ярость, и по иронии судьбы именно этот недостойный по его мнению ход стал последней каплей. Хотя признание лорда пика Байчжань дорогого стоило, это нисколько не умерило раздражения. Прежде чем осознать, что творит, Шэнь Цинцю бесцеремонно пнул ногой Лю Цингэ, отбирая у него Сюя. Повисла звенящая тишина. Молчание камнем обрушилось между ними. Потрясённые взгляды учеников устремились на Шэнь Цинцю, который в ту самую секунду проклинал себя за то, что позволил телу действовать по своему усмотрению. Это же Лю Цингэ, а не Юэ Цинъюань! Он бросил робкий взгляд на Лю Цингэ, не осмеливаясь нарушить молчание в столь неловкой атмосфере. Лю Цингэ и сам, похоже, изо всех сил пытался понять, что означал этот пинок, его слегка расширенные глаза не отрывались от ханьфу Шэнь Цинцю. Ветер продолжал задувать, никто не издавал ни звука и не шевелился, опасаясь, что любой шорох может вызвать цепную реакцию. Несчастный Сюя остался, забытый, висеть между ними; никто из них так и не отпустил рукоять. В конечном счёте первым заговорил Лю Цингэ. — Это должно было быть нападением? — спросил он. Шэнь Цинцю не знал, плакать ему или смеяться; он и не подозревал, что горный лорд столь помешан на битвах, что посчитает столь незначительный выпад своего рода атакой. Поскольку Лю Цингэ и Юэ Цинъюань всегда были достаточно близки, он решил, что сможет подобрать правдоподобное объяснение. — На мгновение этот учитель ошибочно принял тебя за Главу школы. Тот всегда грациозно избегал этого удара, — уныло заявил Шэнь Цинцю, дивясь про себя, насколько же нелепо должно это звучать для посторонних. Однако во взгляде Лю Цингэ промелькнула признательность, после чего он наконец отпустил Сюя. — Принял меня за Главу школы? Ты хочешь сказать... только его ты пинаешь? — Да, — беззастенчиво заявил Шэнь Цинцю. Он уже достаточно подмочил свою репутацию, прилюдно пнув Лю Цингэ, от того, что он раскроет, насколько неуважительно относится к Юэ Цинъюаню, хуже уже не станет. Вот только, похоже, его слова оказали на Лю Цингэ прямо противоположное действие. Тот глубоко задумался, словно всё ещё не мог поверить услышанному. Повелитель пика Цинцзин прекрасно понимал его чувства; для него самого собственные слова прозвучали нелепо. — Значит ты относишься ко мне так же, как к Главе школы? — Прости, что?.. Сделанный вывод оказался настолько неожиданным, что Шэнь Цинцю на мгновение позабыл о своём величественном образе. Он среагировал слишком поздно, и Лю Цингэ кивнул, будто точно разгадал смысл, кроящийся за причудливым поведением Шэнь Цинцю. Следующие произнесённые им слова лишили Шэнь Цинцю дара речи. — Если это своеобразное выражение признания, пусть будет так. Ты волен делать это в любое время. Если до этого один лишь Шэнь Цинцю чувствовал растерянность, сейчас же вся вершина Байчжань в пределах слышимости безмолвствовала. Шэнь Цинцю не считал себя столь невежественным, чтобы не понять ход мыслей Лю Цингэ. Для него Юэ Цинъюань являлся тем, кого ему не удалось победить, противник и Глава школы, достойный уважения. Если его считали равным человеку, которым он восхищался, Лю Цингэ, несомненно, был доволен. Проблема, однако, состояла в том, что Шэнь Цинцю никак не мог взять в толк, отчего для Лю Цингэ пинки казались в порядке вещей! Он ведь не пытался мериться с ним силами в боевом мастерстве! Но если что и вынес Шэнь Цинцю из возни с собственными учениками, так это довольно ценный урок для своего душевного здоровья. Если не можешь с чем-то справиться — просто оставь это в покое. Именно это он и сделал, полностью проигнорировав ответ Лю Цингэ, решив выпустить пар за счёт учеников пика Байчжань. Сюя вернулся в ножны и развеялся в воздухе, холодный образ учёного Шэнь Цинцю оказался восстановлен. — Это был... познавательный поединок. Однако этот мастер считает, нет стилей без недостатков. — Хм, значит, Шэнь-шисюн полагает, прогресс возможен? — Если Лю-шиди не возражает, этот шисюн может попытаться обучить ваших учеников противостоять твоим выпадам. Будет ли это на самом деле эффективным или же нет, возможно, ученики вершины Байчжань смогут стать доказательством моей теории. — Лишь один Лю Цингэ не заметил зловещую ауру, исходящую от Шэнь Цинцю; его ученики же были твёрдо убеждены, что видели злобную усмешку лорда пика Цинцзин, скрытую веером. Так началось «идеальное преступление» Шэнь Цинцю: заручиться разрешением Лю Цингэ, дабы вершить возмездие и срывать злость на бедных учениках всякий раз, когда его захлестнёт гнев. Шэнь Цинцю не забыл собственных учеников, он и не собирался обучать адептов чужого пика по-настоящему эффективным приёмам. Что ни говорите, а ему нужен козырь в рукаве. Лишь многим позже любопытство Шэнь Цинцю заставило его спросить, кто вселился в Лю Цингэ, когда ему удалось столь гармонично расставить полученные от него ответные подарки, и оказалось, что он сделал это, посоветовавшись с Юэ Цинъюанем. Лю Цингэ обладал достаточной самокритикой, чтобы осознавать — он понятия не имеет, как обращаться с такими деликатными сувенирами. К тому же, ему было прекрасно известно, что самым близким человеком для Шэнь Цинцю являлся их Глава школы. Пазл сложился. Хотя это, конечно, не спасло Юэ Цинъюаня от пинка по голени, стоило тому только заявиться в гости. И это Юэ Цинъюаню ещё повезло, что Шэнь Цинцю понятия не имел о том, что Лю Цингэ поделился с главой рассказом о полученном пинке. Драгоценный младший брат лишь приходил в раздражение, заметив таинственную улыбку, блуждающую на губах; Юэ Цинъюань просто не мог скрыть счастья, которое испытал, узнав, что Шэнь Цинцю сумел открыться ещё кому-то. Никому из трёх, однако, было невдомёк, что всё это было лишь одно большое недоразумение. Тем не менее, отношения между пиками Байчжань и Цинцзин действительно улучшились, так что, возможно, к лучшему, что упомянутое недоразумение так и осталось не разрешённым.

***

— Учитель, вот список учеников, которые хотели бы принять участие в следующем собрании Союза бессмертных. Вам что-то ещё нужно? Шэнь Цинцю закончил предаваться воспоминаниям, когда Мин Фань протянул ему свиток. Количество претендентов могло быть неограниченным, но от каждого пика для участия допускались лишь десять учеников. В задачу Учителя входило оценить всех имеющихся кандидатов и отобрать тех, кто мог принять участие в собрании. Он пробежался взглядом по списку имён, отмахиваясь от Мин Фаня: — Можешь идти. Через час заберёшь список и объявишь ученикам. Мин Фань поклонился и покинул хижину. Пусть его боевые навыки сильно проигрывали по сравнению с Ло Бинхэ, он был на шаг впереди во многих других аспектах. Чайные листья, что он выращивал, также довольно хороши, почти на одном уровне с закусками, что Ло Бинхэ готовил всякий раз, когда Шэнь Цинцю требовался подарок для визита на соседний пик. Кроме того, Мин Фань обладал хорошими организаторскими способностями и системным подходом к достижению цели. И, прежде всего, несмотря на свою принадлежность к зажиточной семье, он никогда не демонстрировал ничего, кроме безграничного уважения и почтения своему Учителю. Конечно, без недостатков также не обошлось. Мин Фань иногда мог быть немного недальновидным и вспыльчивым, как и большинство молодых людей. Шэнь Цинцю чувствовал, что юноша сможет многого добиться, только если преодолеет это. Если говорить о характере, то одобрение Шэнь Цинцю скорее принадлежало его младшей ученице Нин Инъин. Мин Фань отличался преданностью, но иногда мог быть опрометчивым. Ло Бинхэ также безупречно верен, но зачастую не видел никого, кроме Шэнь Цинцю. Нин Инъин, несмотря на свою наивность и неусыпную охрану со стороны мальчиков, выросла в довольно уравновешенную и разумную девушку. Будь её навыки фехтования лучше, а уровень совершенствования — выше, он бы поддался искушению назвать её своей главной ученицей. Хотя Нин Инъин сохранила свою нежную индивидуальность, она знала, когда следует проявить серьёзность, доказывая своё усердие на занятиях и совершенствовании, но понимая, когда можно расслабиться и повеселиться. Шутки Ци Цинци о том, что он вёл себя, как их отец, с годами не утратили былой популярности, однако Шэнь Цинцю уже знал, что на это ответить. Неважно, мальчики или девочки, все они были его преданными любимцами. Как самая младшая, она естественным образом объединяла старших учеников в их решимости оберегать и баловать её, что делало Нин Инъин незаменимым звеном в их цепи. Из всех учеников Шэнь Цинцю она казалась наиболее всесторонне развитой; он был очень доволен тем, какой она выросла. Он также мог не беспокоиться о надоедливых учениках других вершин, пытающихся познакомиться с хорошо образованными ученицами пика Цинцзин; Мин Фань и другие ученики превратили защиту старших и младших учениц вершины в свою личную обязанность. Шэнь Цинцю как раз дошёл до половины списка, когда услышал чьи-то шаги. — Мин Фань, ты пришёл раньше, чем я ожидал, — произнёс он, не поднимая взгляд от свитка с именами кандидатов и ожидая, пока высохнут чернила от сделанных пометок. Голос, раздавшийся в ответ, звучал немного уязвлённо: — Этот ученик глубоко огорчён, что Учитель не смог его узнать. Это потому, что я слишком долго отсутствовал? Шэнь Цинцю наконец поднял взгляд, в дверях возвышался бесподобно красивый юноша, одетый в безупречный белоснежный ханьфу. Его облик обладал особой выразительностью благодаря пронзительному взгляду и тонким чертам лица; неудивительно, что юные леди других вершин тайком бросали застенчивые взгляды на его ученика. Шэнь Цинцю слегка усмехнулся; за эти годы ему неоднократно удавалось продемонстрировать угрюмую сторону характера своему самому по-щенячьи преданному адепту. — Что за чепуха, Ло Бинхэ. Если этот учитель правильно помнит, ты должен отсутствовать ещё один день. — Этот ученик не забыл день, когда поклялся служить Учителю в меру своих скромных способностей. Я, забыв об отдыхе, бросился назад верхом на лошади в тот же день, чтобы возобновить свои обязанности как можно скорее. — И вновь столь приторные речи. Если так рвёшься служить, то можешь начать с отчёта о ходе ночной охоты, — Шэнь Цинцю без особого труда отмахнулся от сладкой лести Ло Бинхэ, не понимая, было ли это частью его преданности или же, что хуже, он действительно имел в виду именно то, что говорил. Его ученика не отталкивало сдержанное поведение Шэнь Цинцю. Напротив, он даже испытывал гордость, будучи уверенным, что Шэнь Цинцю демонстрировал эту свою сторону лишь самым близким людям, и это значило, что Ло Бинхэ несомненно важен для него. Приблизившись к Учителю, Ло Бинхэ начал рассказ о том, как прошла ночная охота, когда его взгляд упал на свиток в руках Шэнь Цинцю. Юноша слегка нахмурился. — Учитель, вы можете оставить подобную работу своему ученику. Мин-шисюну всё ещё недостаёт способности принимать решения, если он даже не в состоянии предугадать мысли Учителя и принести уже готовый список. Несмотря на то, что Мин Фань по-прежнему оставался главным учеником, Ло Бинхэ, постоянно следуя по пятам, невольно обучился тому, как следует справляться с организационными вопросами и другими обязанностями по оказанию помощи горному лорду. Подобное не входило в обязанности главного ученика, и Шэнь Цинцю показалось удобным всегда иметь под рукой помощника, пока кто-то из них отсутствовал. Ло Бинхэ быстро учился, его способности по выполнению подобных поручений сравнялись с уровнем Мин Фаня. И всё же он был прав, заявив, что Мин Фань недостаточно хорошо понимал мысли Шэнь Цинцю, всегда оставляя право принятия решений за Учителем. Что касается Ло Бинхэ, тот бы пошёл дальше, предположив, что, по его мнению, сделает Учитель, но непременно посоветовавшись с ним для финального решения. Если Шэнь Цинцю всё устраивало, он давал своё одобрение. Если же нет, он вносил исправления и заставлял Ло Бинхэ переделывать всё с нуля. Но, благодаря этой системе проб и ошибок, Ло Бинхэ научился лучше понимать ход мыслей Шэнь Цинцю в отношении большинства вопросов. Ледяное самообладание Шэнь Цинцю не дрогнуло даже перед лицом такого заявления. Он лениво скользил кистью по бумаге, добавляя ещё одну строку под именем. — То, что Мин Фань, в отличие от тебя, не осмеливается проявлять инициативу, не говорит о том, будто его способность справляться с поставленными задачами для этого учителя ниже, — протяжно вымолвил он, высоко оценивая преданность Мин Фаня. Кроме того, даже если Мин Фань не умел принимать решения, Нин Инъин вполне хватало на это смелости, а Мин Фань со своей стороны всегда её слушался. Таким образом, вдвоём они составляли весьма сбалансированный тандем, поэтому Шэнь Цинцю не особенно беспокоился. Ло Бинхэ воздержался от дальнейших комментариев, но его губы изогнулись в довольной улыбке, заметив, что его имя подчёркнуто в списке. — Учитель, Учи-тель, — его голос звучал нараспев, как у взволнованного ребёнка. Шэнь Цинцю, прищурившись, взглянул в его сторону, предупреждающе постукивая сложенным веером по краю стола. Ло Бинхэ не стал бы возражать, постучи Учитель прямиком по его макушке или ладоням, как он любил делать всякий раз, когда чувствовал, что ученик преступил границы дозволенного или совершил то, что пришлось ему не по нраву. — Говори правильно, ты уже не ребёнок. — Этот ученик набрался смелости спросить, вознаградит ли меня Учитель, если я справлюсь? Услышав вопрос, Шэнь Цинцю почти приподнял бровь. — Этот учитель и не подозревал, что ты столь скромен, Бинхэ, чтобы сомневаться в собственном участии. Не заставляй меня напоминать, преуспеете вы или нет, это даже не обсуждается. Не трать усилия этого учителя на напрасные нравоучения, — ответил он, умело избегая вопроса о вознаграждении. Ло Бинхэ, однако, не так-то просто было сбить с толку. — Конечно, этот ученик намерен хорошо выступить, но будет ли это считаться превышением ожиданий Учителя, если этот ученик займёт первое место? Сверкающие глаза выдавали, что Ло Бинхэ прекрасно осознавал всю дерзость своего вопроса. Этот юноша вновь осмелился бесстрашно бросить вызов своим возможностям; Шэнь Цинцю часто задумывался, что он понятия не имел, как Ло Бинхэ вырос таким. Он почти скучал по маленькому Бинхэ, что боялся перечить ему и трогательно шмыгал носом всякий раз, когда Шэнь Цинцю насмехался над его неуверенностью. Однако сейчас казалось, что Ло Бинхэ научился справляться с дурным характером Шэнь Цинцю, даже осмеливаясь испытывать терпение Учителя подобными вопросами. — Хм, так значит, у этого ученика есть то, чего он желает настолько сильно, что рискует вызвать гнев этого учителя? В таком случае, просвети этого учителя, чего именно ты так хочешь, но не можешь получить своими силами? — Отвечая Учителю, то, что желает этот ученик, нематериально. Когда я займу первое место, я намерен обсудить с Учителем кое-что, что может вызвать гнев Учителя, но этот ученик желает, чтобы Учитель спокойно выслушал и всё обдумал. Это всё, чего этот ученик желает в качестве награды, — ответил Ло Бинхэ так, будто победа уже у него в кармане. Учитывая скорость роста этого юноши, Шэнь Цинцю чувствовал, что это более, чем вероятно. Тем не менее, нехорошо, если самомнение Ло Бинхэ раздуется до непомерных размеров, поэтому бессмертный властно взмахнул веером, демонстрируя равнодушную незаинтересованность. — Этот учитель рассмотрит твою просьбу, если тебе удастся победить, как ты утверждаешь. — Этот ученик не разочарует! Яркая улыбка, осветившая красивое лицо, почти вызвала у Шэнь Цинцю мигрень. Пусть он и не дал твёрдого обещания, Ло Бинхэ доставляло счастье просто услышать, что Шэнь Цинцю рассмотрит его просьбу. Независимо от того, насколько юноша вырос, в глазах Шэнь Цинцю он по-прежнему оставался ребёнком, радующимся любой крохе его внимания. Он радовался даже простой возможности поговорить, не услышав в ответ упрёков, вот каким ребёнком он был. Шэнь Цинцю с трудом подавил вздох. До тех пор, пока Хуа Цин не явится за мальчиком, у него ещё оставалось время поработать над его характером и превратить в настоящего мужчину. Знай Шэнь Цинцю, что случится несколько дней спустя, он бы предпочёл выслушать то, что Ло Бинхэ хотел ему сказать, прямо сейчас, чем вспоминать этот день и долгие годы размышлять, не находя покоя.