Как воспитать своего Шэнь Цинцю

Прошло лишь немного времени с тех пор, как Шэнь Цзю и Юэ Ци приняли в школу Цанцюн. Мальчик, чья нога никогда не ступала в столь причудливые места, чувствовал себя крайне неуютно. И всё же Шэнь Цзю переполняла решимость начать здесь новую жизнь. Юэ Ци приняли на первую вершину, пик Цюндин. Поначалу Шэнь Цзю собирался последовать за ним, однако, мальчик не зря с детства отличался честолюбием. Понимая, что на каждой вершине лишь один может стать первым, Шэнь Цзю пересмотрел свои планы и направил свою решимость на покорение пика Цинцзин, второй вершины в иерархии школы. Неосознанно он даже в будущем невольно рассматривал их отношения через призму старшинства, где Юэ Ци выступал в роли старшего брата, а он продолжал следовать за ним, как младший. Он поймёт это только в далёком будущем. Шэнь Цзю не умел ни читать, ни писать, и это могло стать большой проблемой, принимая во внимание то, чем славился пик Цинцзин. Его обучение началось с заучивания основ чтения и письма, а также с запоминания основных классических произведений. Учитель пообещал научить его самосовершенствованию, как только мальчик овладеет основами образования на пике Цинцзин, и Шэнь Цзю целеустремлённо работал над достижением своей цели. Он отличался хитростью и притворством, но главной его чертой, которая часто оставалась незамеченной, оставалось упорство. Шэнь Цзю готов был тратить все свои силы и время на занятия, не заботясь о том, чтобы общаться и налаживать узы с собратьями. Он видел в них соперников, а не товарищей, и не стремился поддерживать тёплые отношения. Некоторые из старших учеников видели в подобном отношении высокомерие и не раз намеревались преподать ему урок, но горному лорду вершины Цинцзин нравилось искреннее стремление Шэнь Цзю посвятить себя учёбе, мальчик даже выполнил программу на несколько лет быстрее, чем он ожидал. Помогло и то, что Шэнь Цзю обладал несомненным талантом в области совершенствования, особенно в способности контролировать поток Ци. Горный лорд встал на защиту мальчика, не позволяя другим ученикам задирать его и даже время от времени советуя брать пример с сосредоточенности Шэнь Цзю в его духовных практиках. От самого же Шэнь Цзю не укрылась открытая неприязнь некоторых старших учеников, что лишь разжигало в нём желание стать сильнее. Слишком хорошо зная Шэнь Цзю, Юэ Ци часто его навещал, неоднократно напоминая про их долг перед Хуа Цином и уговаривая не совершать опрометчивых шагов. Чувство долга и благосклонность горного лорда привели к тому, что Шэнь Цзю удалось обуздать свои вредные привычки. В конце концов, он не мог рисковать произведённым на лорда пика Цинцзин впечатлением. Пока он оставался невозмутим, природный интеллект Шэнь Цзю быстро усваивал уроки. Ему не потребовалось много времени, чтобы занять место главного ученика, оставив позади множество более старших товарищей. Впервые Шэнь Цзю вздохнул с чувством выполненного долга. Эту цель он достиг без использования грязных методов и, естественно, по праву мог гордиться собой. Однако после одного случая жизнь Шэнь Цзю кардинально переменилась. Он заметил, что Юэ Ци давно не навещал его. Пусть он и был одиночкой, но Юэ Ци заслужил его преданность. Его названный брат завёл привычку посещать его не реже одного раза в два месяца, а иногда и чаще. Но миновало полгода, а Юэ Ци так и не появился. Не желая признаваться в обуревающем его беспокойстве, Шэнь Цзю отправился на вершину Цюндин, чтобы подать заявку на одиночную медитацию в Пещере Единства Душ, и тонко поинтересовался о местонахождении Юэ Ци. Именно тогда он узнал, что его старший брат столкнулся с искажением Ци; он находился в одиночестве в Пещере Единства Душ, чтобы справиться со своими внутренними демонами и восстановить уровень совершенствования, используя богатые духовные ресурсы пещеры. Горный лорд вершины сообщил ему это лишь для того, чтобы посоветовать избегать пещеры, в которой оказался заключён Юэ Ци. Шэнь Цзю кивнул в знак послушания, но сразу же направился именно туда, где Юэ Ци оказался в западне Пещеры Единства Душ. Увидев, что вход надёжно закрывает внушительных размеров валун, Шэнь Цзю тяжко вздохнул. Наклонившись как можно ближе, он крикнул: — Ци-гэ? Какое-то время ответом ему служила лишь тишина. Но спустя несколько долгих минут ожидания донёсся хриплый, на грани слышимости, голос: — Сяо Цзю?.. — Что произошло? Твоё совершенствование всегда отличалось устойчивостью, отчего ты вдруг столкнулся с искажением Ци? Пылкие слова Шэнь Цзю оказались встречены молчаливой нерешительностью. Он уже собирался перейти к настойчивым уговорам, но остановился, вспомнив, что не стоит совершать опрометчивых поступков, дабы не спровоцировать того, кто борется с искажением Ци. Шэнь Цзю проглотил резкие слова, повторяя: — Ци-гэ... Сяо Цзю будет ждать здесь, пока ты мне не скажешь. За всю свою жизнь ему никого не приходилось уговаривать; не имея ни малейшего понятия, как это делается, Шэнь Цзю мог только подражать манере Юэ Ци, с которой тот всякий раз обращался к нему, когда он сам не хотел отвечать. Юэ Ци ответил не сразу: — Мне жаль... — За что ты извиняешься? — Я... Учитель сказал, что мои основы очень хороши. Я стал первой кандидатурой на то, чтобы занять его место в будущем... И я решил, что должен работать усерднее. Потому что, как только я стану главой школы, то смогу помочь Сяо Цзю с задачей, оставленной молодым господином Хуа Цином. Когда я стану главой школы, никто не сможет выгнать нас... Это станет местом, где мы сможем жить в мире... Я просто... прошу прощения за то, что стал обузой... Голос Юэ Ци дрожал, будто он тихо плакал, пока говорил. Шэнь Цзю догадался, почему брат не хотел ему отвечать. Мальчика обуял гнев, он так сильно злился на Юэ Ци за то, что тот столь эгоистично решил совершить что-то в одиночку ради них, подражая его дурной привычке творить, не думая о последствиях, хотя сам же неоднократно предупреждал Шэнь Цзю о подобном. Но ни одно слово осуждения не слетело с его уст. Дрожащие пальцы Шэнь Цзю легли на валун, отделяющий его от Юэ Ци. Юэ Ци не хотел ничего говорить, потому что не сомневался — это бросит тень на сердце Шэнь Цзю. Мальчик знал, что старший брат всегда опекал и заботился о нём, но даже не подозревал, что когда-нибудь станет спусковым крючком для внутренних демонов Юэ Ци. Именно он стал косвенной причиной страданий Юэ Ци. И самое страшное, что он ничего не мог сделать, чтобы избавить своего старшего брата от страданий. Медленно Шэнь Цзю опустился в позу лотоса прямо возле пещеры Юэ Ци. — Не думай больше об этом. Сяо Цзю будет здесь медитировать. Ци-гэ... Если тебе что-то понадобится, позови меня. Шэнь Цзю провёл полгода, медитируя в Пещере Единства Душ. Он жестоко подавлял любые эмоции, выстраивая крепкий барьер против возможного искажения Ци. Юноша не мог позволить себе впасть в подобное состояние, пока Юэ Ци боролся с последствиями страшного недуга в пещере прямо за его спиной. Юэ Ци с самого детства опекал его, теперь настала его очередь стать защитником. До сих пор Шэнь Цзю даже не рассматривал возможность защиты кого бы то ни было, отстаивая лишь самого себя. Уверенности, что у него получится, до сих пор не было, но в одном он не сомневался — Юэ Ци стоил его усилий. Единственный человек, заслуживший верность безродной дворняги. Шэнь Цзю не задавался вопросом, сколько усилий ему придётся потратить на Юэ Ци. Только не тогда, когда тот загнал себя в угол из-за него. Юэ Ци вышел примерно в то же время, когда Шэнь Цзю завершил медитацию. Глава школы не одобрил того, что Шэнь Цзю открыто проигнорировал его совет, но решил закрыть на это глаза, так как, казалось, само его присутствие помогло стабилизировать эмоции Юэ Ци. Когда валун откатился от входа, Шэнь Цзю невольно обомлел от внешнего вида Юэ Ци и состояния пещеры. Брат выглядел измождённым и бледным, одежда и волосы в полном беспорядке. Пещера выглядела ещё хуже: скалистые выступы и стены избороздили глубокие царапины, каменный пол прочертила ржавая широкая полоса. Резкий металлический запах не оставлял сомнений в том, что это было. Впервые в жизни Шэнь Цзю пришёл в ужас. Плачевное состояние Юэ Ци навсегда отпечаталось в его памяти, как напоминание о хрупкости человеческой жизни. Страх за Юэ Ци заставил задуматься, что будущее, в котором его не будет рядом, вполне возможно. Он привык держаться рядом с Юэ Ци с младых ногтей; ему никогда не приходило в голову, что с Юэ Ци может что-то случиться. Осознание этого привело Шэнь Цзю в небывалую растерянность, он действительно понятия не имел, что будет делать, если Юэ Ци умрёт раньше него. С того дня Шэнь Цзю с ещё бо́льшим рвением начал стремиться занять место горного лорда. Он научился сдерживать ядовитые порывы, продвигаясь вперёд на чистом усердии, и ни одна из его подлых уловок не покинула рукава. Всё для того, чтобы он смог по праву претендовать на следующее место у власти после Юэ Ци и стать опорой для своего брата, который всегда присматривал за ним. Если Юэ Ци намеревался сделать школу Цанцюн их домом, Шэнь Цзю переполняла решимость защитить этот дом, как продолжение существования Юэ Ци. Это был единственный способ отблагодарить старшего брата, который пришёл ему в голову. Но, похоже, не успела первая волна схлынуть, поднялась новая. Прошло не так много времени с тех пор, как они получили второе имя «Цин», что означало их официальное признание в качестве преемников пика, и они оба получили новые имена от своих учителей. Шэнь Цинцю порадовался возможности смыть своё старое имя вместе с болезненным прошлым. Теперь у него появился свой собственный меч, и втайне юноша безмерно гордился этим. Сюя не мог похвастаться такой же мощью, как некоторые другие клинки, но обладал утончённой аурой, сияющей белоснежной красотой, полной грации и достоинства. Ему нравилось думать, что Сюя выбрал его, поскольку он с такой же требовательностью относился к себе, подчёркивая изысканность клинка. Именно тогда он заметил, что с Юэ Цинъюанем что-то не так. Они несколько раз вместе отправлялись на ночные охоты, но Шэнь Цинцю ни разу не видел, чтобы Юэ Цинъюань выхватил свой клинок. Конечно, ему не было необходимости использовать свой меч Сюаньсу, пока он мог обходиться заклинаниями. Но Шэнь Цинцю слишком хорошо знал Юэ Цинъюаня. Он делал это совсем не для того, чтобы продемонстрировать свою возможность побороть зло без использования клинка, и уж точно не был склонен тянуть время, когда острое лезвие могло быстро решить возникшую проблему. Юэ Цинъюань что-то скрывал. И тайна эта, очевидно, оказалась настолько важна, что он посчитал нужным скрыть её даже от Шэнь Цинцю. Он отказывался прикасаться к Сюаньсу, а значит, проблема крылась в его мече. Если бы кто-то спросил, как Шэнь Цинцю удаётся с такой точностью делать подобные предположения, он ответил бы, что стал параноиком с тех пор, как Юэ Цинъюань испытал искажение Ци. Он тщательно планировал западню, сделав ставку на свою важность для Юэ Цинъюаня. Шэнь Цинцю терпеливо дождался, пока они отправятся вместе на очередную ночную охоту. Цель оказалась существом не слишком высокого уровня, но всё же он сделал вид, что случайно проскользнул перед сущностью, тем самым подвергнув свою жизнь опасности. Украдкой Шэнь Цинцю продолжал наблюдать за Юэ Цинъюанем, чтобы увидеть, выхватит ли он в спешке Сюаньсу, но вместо этого шисюн бездумно бросился им наперерез и сильно повредил руку. Выполнив задание, они сняли комнату в деревенской гостинице на ночь. Устроившись на ночлег, Шэнь Цинцю перво-наперво позаботился о полученной травме Юэ Цинъюаня. Гробовое молчание являлось верным признаком того, что Шэнь Цинцю был не в духе. — Цинцю... — начал было Юэ Цинъюань, но немедля осёкся под пристальным взглядом. — Скажи мне, Юэ Цинъюань. С каких пор ты набрался смелости что-то скрывать от меня? — Скрывать..? Но Цинцю... — Сюаньсу. Имени, слетевшего с губ Шэнь Цинцю, оказалось более чем достаточно, чтобы Юэ Цинъюань принял вид нашкодившего ребёнка. «О, надо же, как поменялись роли», — подумалось младшему. Прежде чем он осознал, его опека над Юэ Цинъюанем стала чрезмерной. Теперь, когда они так далеко от школы, ничто не могло помешать Шэнь Цинцю добиться правды от Юэ Цинъюаня. После случая с искажением Ци Шэнь Цинцю глаз не спускал со своего старшего брата на случай, если тот снова решит скрыть от него что-то столь же серьёзное. — Не заставляй меня ждать вечно, ты же знаешь, моё терпение не безгранично. — Цинцю... Юэ Цинъюань что-то проблеял словно неразумный ягнёнок, но Шэнь Цинцю оставался непреклонен. Пытаться противостоять подобному давлению? У Юэ Цинъюаня больше шансов попытаться солгать, чем устоять против такого! Шэнь Цинцю пристально смотрел на него, и в конце концов, Юэ Цинъюань оказался не в силах противостоять неподвижному взгляду. Юноша опустил плечи, признавая поражение. — Сюаньсу связан с продолжительностью моей жизни. На мгновение Шэнь Цинцю показалось, что он ослышался. Он в замешательстве посмотрел на старшего брата. Как мог клинок, полученный на пике Ваньцзянь, обладать подобным свойством? Понимая, что Шэнь Цинцю ждёт дальнейших объяснений, Юэ Цинъюань заговорил, понизив голос до шёпота, будто исповедовался в грехах. — Каждый раз, когда Сюаньсу покидает ножны, он черпает свою духовную силу из моей жизни. Шэнь Цинцю застыл. Самой сильной духовной энергией не зря считалась та, что брала своё начало в живых людях, поскольку именно живые существа обладали самой сильной формой энергии ян. Но никто, находясь в здравом уме, не станет жертвовать ради этого своей жизнью, поэтому люди и продолжали совершенствоваться, укрепляя свои духовные способности, не нанося себе вреда. Если Сюаньсу черпал жизненные силы Юэ Цинъюаня, это таило опасность для самого обладателя клинка. Во-первых, такое оружие становилось слишком мощным, чтобы его можно было использовать. Во-вторых, это было слишком рискованно для хозяина меча. Но главное, что потрясло Шэнь Цинцю, так это то, что такая способность, поглощающая своего обладателя, считалась запрещённой техникой совершенствования — школа Цанцюн никогда бы не допустила её использования! Внезапно его осенило. Всё началось гораздо раньше. — Ты... Это связано с искажением Ци? Юэ Цинъюань с горечью улыбнулся, все карты наконец оказались раскрыты. — Меня прочили на место потенциального преемника. Но всё портил один роковой недостаток, который мог перечеркнуть мои шансы на успех в борьбе за место главы школы. Я преуспел во всём, кроме объединения тела и меча. В основе совершенствования в школе Цанцюн лежали тренировки духа через использование мечей. Вот почему даже адепты пика Аньдин носили мечи, хотя уровень фехтования большинства из них оставлял желать лучшего. Даже если Юэ Цинъюань обладал выдающимися талантами, кто когда-либо слышал о главе школы Цанцюн, не умеющем управляться с мечом? — Меня обуревало беспокойство, и я поступил опрометчиво... Я лишь хотел усовершенствовать то, чего мне не хватало, но, приложив все силы, я забыл о простых правилах. Результатом, как ты можешь видеть, стал полный провал. Не было нужды спрашивать, что заставило его пойти на этот шаг. В тот день в Пещере Единства Душ в признании Юэ Цинъюаня прозвучала лишь часть правды. Шэнь Цинцю издал полусмешок-полурык, сгребая в горсть ворот ханьфу Юэ Цинъюаня. Его глаза горели праведным гневом, но в их глубине Юэ Цинъюань разглядел отголоски беспомощности. — Почему ты всегда столько на себя берёшь? Просто делай что должен, и каждому воздастся по заслугам! Я ни разу не просил твоей помощи, так почему ты так поступил? Он не хотел произносить столь обидные слова, но когда Шэнь Цинцю испытывал боль, он мог лишь укусить в ответ. На лицо Юэ Цинъюаня набежала тень, он не спорил и не оправдывался, лишь молча сжал в руке кулак Шэнь Цинцю, по-прежнему хватающий его за одежду. — Я знаю, что сам виноват. Знаю, ты никогда ни о чём не просил, и никогда бы не попросил. Это всё мой собственный эгоизм. Так что, Сяо Цзю, не нужно так грустить. Со мной всё будет в порядке, пока я не стану использовать Сюаньсу. — Кто, демон тебя побери, тут грустит? Я просто разочарован тем, что ты оказался упрямым бараном, который напрочь отказывается слушать, что я говорю, и лишь добавляет проблем! — Мне жаль, этот ненадёжный брат будет и в будущем причинять беспокойства. — Если ты сожалеешь, то не совершил бы подобного. Что сделано, то сделано, нам просто нужно разобраться с последствиями. Уголки губ Юэ Цинъюаня наконец приподнялись в лёгкой улыбке. Хотя Шэнь Цинцю и продолжал жаловаться на то, что Юэ Цинъюань лишь обуза, он знал, что на самом деле скрывалось за этими словами. Шэнь Цинцю мог ворчать и бранить его, но ни разу не упоминал о том, чтобы оставить Юэ Цинъюаня одного. Несмотря на все его недостатки и недостойное поведение, он хранил верность тем, кого считал достойным. Вот почему Юэ Цинъюань, даже под угрозой обвинений в фаворитизме, никогда не переставал любить своего сердитого братца. Он всё ещё всем сердцем надеялся, что окружающие осозна́ют достоинства Шэнь Цинцю и простят порой грубое поведение. Что же касается Шэнь Цинцю, то после того случая он поклялся себе не допустить использования Сюаньсу Юэ Цинъюанем, пока это возможно. Это стремление включало в себя необходимость следовать за ним по пятам, и Шэнь Цинцю наконец осознал необходимость защищать свою репутацию, дабы выглядеть столь же заслуживающим доверия, как и Юэ Цинъюань. Больше половины его усилий оказались потрачены впустую, столкнувшись с его собственным характером, но Шэнь Цинцю не отчаивался. Во имя Юэ Цинъюаня, который многим пожертвовал ради него, он готов был стерпеть многое. Однако порой даже самым лучшим планам не суждено сбыться, хотя, по правде говоря, мало у кого нашлись бы силы остановить то, что в итоге произошло. Прошло не так много времени с тех пор, как они получили новые имена, когда дворец Хуаньхуа призвал школу Цанцюн оказать помощь в осаде Святого Правителя Царства Демонов. Шэнь Цинцю здраво расценил, что это его не касается, да и, вероятно, вряд ли его допустят до участия в битве. Его мнение полностью изменилось, стоило ему услышать, что глава школы собирается взять с собой Юэ Цинъюаня. Старшего брата готовили на место будущего главы, любой опыт мог оказаться ценен, и это подразумевало под собой битву с самым опасным демоном. Он справедливо опасался, что Юэ Цинъюаня вынудят воспользоваться силой Сюаньсу. Шэнь Цинцю потратил долгие часы на уговоры своего горного лорда взять его с собой, настаивая, что не станет мешаться под ногами, а лишь хотел стать свидетелем исторического момента. Его горный лорд и глава школы дали своё согласие лишь потому, что оба знали о братских узах Юэ Цинъюаня и Шэнь Цинцю; они не нашли в себе сил встать на пути заботы Шэнь Цинцю о брате. Юноша получил разрешение отправиться в путь при условии, что не приблизится к линии фронта; всё же его учитель дорожил своим главным учеником. Юэ Цинъюань, узнав, что он приедет, несколько раз подчеркнул, что в первую очередь Шэнь Цинцю должен беспокоиться о своей безопасности. И лишь потом объяснил своему младшему брату, почему дворец Хуаньхуа обратился за помощью. Услышанная история, на взгляд Шэнь Цинцю, оказалась до крайности нелепой. Сначала использовать свою собственную ученицу в качестве наживки, а после жаловаться, что девушка оказалась обманута и использована; в глазах Шэнь Цинцю глава дворца казался не более, чем дураком, впавшим в старческий маразм. До этого он несколько раз виделся с Су Сиянь на собраниях Союза бессмертных и, сказать по правде, она не показалась ему излишне доверчивой. Кроме того, то, что Правитель Демонов искал помощи смертной женщины для кражи сокровищ четырёх главных школ, звучало слишком невероятно. Тот, кто стоял во главе всего Царства Демонов, мог просто отдать приказ, и все демоны его мира хлынули бы сплошным потоком, осаждая и грабя главные школы, чтобы завладеть богатствами. Шэнь Цинцю справедливо полагал, что демон, достойный называться Святым правителем, должен, по крайней мере, обладать соответствующим уровнем интеллекта. Однако он предпочёл не раздумывать над этим, его единственной заботой оставалось благополучие Юэ Цинъюаня. Впечатление Шэнь Цинцю о главе дворца Хуаньхуа навсегда испортилось, стоило узнать, что всеми уважаемый лидер пытался убедить Юэ Цинъюаня устроить засаду. Посмотрите только, какой смелый! Как будто у него нет собственных учеников! Будто не существовало других совершенствующихся, намного более сильных и опытных, чем Юэ Цинъюань! Болтливый дурак, пронырливый лис, хитрый барсук! Шэнь Цинцю, не стесняясь в выражениях, практиковался в язвительности, вспоминая старого главу дворца, пока наблюдал за ходом битвы со стороны, высматривая в толпе фигуру Юэ Цинъюаня. И всё же бой против Чжучжи Лана и Тяньлан Цзюня заворожил Шэнь Цинцю. Хотя называть подобное линчевание боем было бы крайне неверно: целое войско совершенствующихся против двух демонов. Чжучжи Лан оказался сражён главой их школы, но Тяньлан Цзюнь на одном уровне бился против множества заклинателей. Пусть он и демон, но Шэнь Цинцю не мог не проникнуться уважением к тому, кто бился до последнего, даже когда шансы казались неравны. И в результате Юэ Цинъюань оказался вынужден использовать Сюаньсу. Впервые Шэнь Цинцю имел возможность воочию наблюдать мощь Сюаньсу, это оказалось подобно тому, что весь воздух над горой рухнул на него, не давая удержаться на ногах или сделать вдох. Сила клинка оказалась поистине ошеломляющей, с подобным мечом за будущее школы Цанцюн можно было не беспокоиться, однако, цена оказалась слишком высока. После завершения битвы Шэнь Цинцю не обратил внимания на то, что стало с демонами, поглощённый мыслями о состоянии Юэ Цинъюаня, слишком измотанного после использования Сюаньсу. После битвы на горе Байлу они всё же заняли места горных лордов своих вершин, и жизнь протекала настолько безмятежно, насколько это возможно, пока Шэнь Цинцю не встретил Ло Бинхэ. Он бы ни за что не признался в этом вслух, но мальчик оказался до такой степени ласковым, что и сам Шэнь Цинцю смог стать немного более открытым с ним. Хотя ребёнок оказался на его попечении в результате заключённой сделки с Хуа Цином, Шэнь Цинцю никогда не выделял его среди остальных. Всех детей обучали одинаково, не заводя любимчиков. И всё же Ло Бинхэ, будто щенок, следовал за Шэнь Цинцю по пятам, охотно берясь даже за самую чёрную работу. Шэнь Цинцю видел в нём лишь чудаковатого ребёнка, пока в навеянных Демоном Снов миражах не познал истинные чувства Ло Бинхэ, словно мутная гладь зеркала, отражающие его собственные. Пусть ему и приходилось попутно бороться с неловкостью из-за недостатка опыта в общении с другими, Шэнь Цинцю позволил мальчику подойти очень близко. И это служило не только признаком зарождающегося доверия, но и символом признания того, что Ло Бинхэ оказался достоин его защиты и преданности, как и Юэ Цинъюань. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. В этом году собрание Союза бессмертных поистине открыло глаза на многие вещи и обернулось бесценным опытом. Именно выражение неконтролируемой жадности на лице старого главы дворца пробудило неосознанные подозрения у Шэнь Цинцю о настоящей личности Ло Бинхэ. Вспомнив тот самый сон, что они некогда разделили на двоих, он понял — та женщина лишь воспитала мальчика, но не являлась его родной матерью. По мере взросления Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю начал замечать сходство их характеров с Су Сиянь. С другой стороны, его никогда по-настоящему не интересовало происхождение Ло Бинхэ. Вот почему ему не приходило в голову обсудить эту тему с Юэ Цинъюанем, который также помнил Су Сиянь. Вернее будет сказать, что происхождение мальчика не имело никакого значения, пока Шэнь Цинцю не увидел своими собственными глазами алчность и жажду, с которыми глава дворца Хуаньхуа бесстыдно рассматривал Ло Бинхэ на проекциях наблюдательных экранов. Он сразу вспомнил, что никто не видел Су Сиянь ни до, ни во время, ни после легендарной битвы с Тяньлан Цзюнем. Ни для кого не было секретом, что Су Сиянь считалась любимицей дворца Хуаньхуа; маловероятно, чтобы она просто исчезла без следа. Шэнь Цинцю предполагал, что старый барсук изгнал девушку, или же её репутация оказалась настолько испорчена, что Су Сиянь не могла более показать своё лицо без стыда среди других совершенствующихся. Бессознательные эмоции, которые старый мастер дворца, сам того не ведая, открыто демонстрировал, подсказали Шэнь Цинцю, что эти чувства, должно быть, глубоко проросли в нечестивой душонке главы. Стоило увидеть, как один только вид Ло Бинхэ пробудил отголоски полузабытой страсти, все чувства Шэнь Цинцю захлестнула удушливая волна отвращения. Очевидно, глава дворца пришёл к тому же выводу, что и он; Ло Бинхэ вполне мог оказаться ребёнком Су Сиянь. Старый лис даже не пытался скрыть желания обладать женщиной, которую он по-прежнему видел в юноше. Проведя всё детство в шкуре раба, Шэнь Цинцю имел возможность увидеть людей с самой их отвратительной стороны, их изъяны и самые низменные пороки. Врождённая недоверчивость к людям настойчиво рисовала возможные картины исчезновения Су Сиянь. Возможно ли, что она, вопреки слухам, сбежала из дворца Хуаньхуа? Увидев, с какой отвратительной жадностью старый бессмертный рассматривает Ло Бинхэ, будто хотел поглотить живьём, Шэнь Цинцю содрогнулся. Если он смотрел так на юношу, похожего на Су Сиянь, то как он мог добровольно отпустить девушку? Что-то неминуемо должно было произойти между мастером дворца и его самой ценной ученицей. Если допустить, что Су Сиянь действительно являлась матерью Ло Бинхэ, его возраст позволял предположить, что его зачали примерно во время битвы на горе Байлу. Однако, даже если это правда, Шэнь Цинцю не хотелось думать о том, кем был его отец. В то время её уже заточили за стенами дворца Хуаньхуа. Глубоко в груди поселилось неприятное скользкое ощущение необъяснимой тревоги; не было никаких сомнений, что глава дворца захочет взглянуть на Ло Бинхэ своими глазами. Душу пронзил неосознанный страх, что его подопечному, которого ему много лет назад доверил Хуа Цин, уготован наихудший сценарий. Во время осады тёмных сущностей ему пришлось на время отогнать эту тревожную мысль. Опасения вернулись с новой силой, как только Шэнь Цинцю увидел пробуждение демонических способностей Ло Бинхэ. Собрав все факты о прошлом Су Сиянь воедино, Шэнь Цинцю быстро догадался, кто являлся отцом мальчика. Момент облегчения, что его прежние догадки оказались неверны, прошёл так же быстро, как и возник, стоило ему осознать, что Тяньлан Цзюнь, будучи отцом Ло Бинхэ, мог стать гораздо более серьёзной проблемой, с которой кто-либо сейчас мог справиться. Его тело всё ещё испытывало последствия нападения Мобэй Цзюня, но Шэнь Цинцю не успевал позаботиться об этом. Слишком много информации, о которой предстояло подумать. Демоническое наследие Ло Бинхэ для него не играло роли, но сейчас он ясно видел, что мальчик не способен контролировать свою силу. Мастер дворца Хуаньхуа уже положил глаз на Ло Бинхэ, готовясь взять след, словно гончий пёс. Рано или поздно, но он поймёт, кем являлся отец Ло Бинхэ, в особенности, пока тот не научится управлять своими способностями. Как только глава дворца узнает, что его самая ценная ученица — к тому же девушка, к которой он испытывал неоднозначные чувства — понесла ребёнка от демона, дураку ясно, что ничем хорошим это не закончится. И всё же нечто в этой старой истории казалось сомнительным, учитывая то, что он знал о Су Сиянь. Маловероятно, что она стала бы использовать столь мелкие уловки вроде соблазнения; её гордость была слишком высока, чтобы позволить, будь то человеку или демону, просто прикоснуться к ней. Само рождение Ло Бинхэ, казалось, намекало, что её предполагаемая причастность к Тяньлан Цзюню выходила за рамки обычного обмана. Шэнь Цинцю готов был рвать на себе волосы из-за обуревающих его в этот момент сомнений, но таковы последствия его отточенной годами паранойи и с ними приходилось мириться. Открытие Бесконечной Бездны, по правде сказать, стало полнейшей случайностью, к которой Шэнь Цинцю оказался не готов. Как только он выяснил для себя истинную личность Ло Бинхэ, в голове возник рискованный план, но даже для него подобная авантюра представлялась чересчур жестокой. Пока пространство не закрылось, у Шэнь Цинцю не было возможности успокоиться и продумать всё настолько тщательно, как бы ему хотелось. Слова Хуа Цина о пророчестве все эти годы не оставляли его мыслей, и Шэнь Цинцю мог лишь горько усмехаться, вновь вспомнив их. Конечно, это должен был исполнить именно он, никто другой не вынесет груза подобного предательства. Окажись на его месте какой-нибудь дикарь вроде Лю Цингэ, он бы решил убить Ло Бинхэ на месте, осознав, что в ученике течёт кровь демона. Будь это Юэ Цинъюань, он объединил бы все силы школы Цанцюн ради защиты Ло Бинхэ. Но Шэнь Цинцю не мог сделать ничего из перечисленного. Рисковать целой школой было бы слишком неоправданно по многим причинам. Оставаться же в Царстве Людей слишком опасно для Ло Бинхэ, особенно если кто-то прознает про его родство со Святым Правителем Царства Демонов. Даже если ему удастся спрятать юношу в школе Цанцюн, никто не смог бы научить его демоническому совершенствованию, чтобы контролировать свои силы. Глядя на неистовое буйство энергии, окружающее Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю не мог позволить школе Цанцюн нести подобное бремя. Ещё одна опасность, о которой не стоило забывать — существование дворца Хуаньхуа. Старый бессмертный уже не считал нужным скрывать своего любопытства, он непременно попытается проникнуть в школу Цанцюн, чтобы разузнать о Ло Бинхэ. Никто не мог сказать наверняка, как долго они смогут скрывать юношу. Шэнь Цинцю имел возможность воочию убедиться в том, что под грамотным влиянием главы дворца Хуаньхуа не сложно объединить совершенствующихся разных школ под знаменем «уничтожение логова демона». Старый лис сполна продемонстрировал свою способность ввести в заблуждение целый мир битвой на горе Байлу. Пусть это покажется эгоистичным с его стороны, но он не желал, чтобы кто-то причинил вред его дому, который он с таким трудом смог обрести; между Ло Бинхэ и школой Цанцюн Шэнь Цинцю выбирал школу. Нет, это совсем не означало, что он отказывался от своего ученика, просто способ, который он выбрал, чтобы обезопасить Ло Бинхэ, находился за гранью любой допустимой порочности. Мобэй Цзюнь оказался прав. Чтобы научиться контролировать свою силу, Ло Бинхэ должен вернуться в Царство Демонов. И всё же его ученик, даже будучи сыном Тяньлан Цзюня, оставался наполовину человеком. У Шэнь Цинцю не было абсолютной уверенности, примут ли демоны Ло Бинхэ, или же вместо этого попытаются уничтожить его. Он также не мог сбросить со счетов возможность того, что демонические отродья попытаются ввести его ученика в заблуждение и сбить с истинного пути. У него оставался последний вариант — зов природы. Перед лицом неизмеримой силы лишь столь же монументальное естество могло усмирить подобную мощь. Чтобы Ло Бинхэ мог научиться управлять силой своей крови, помочь могли лишь крайние меры. И такая возможность открылась прямо перед Шэнь Цинцю. Ни одному человеку не удавалось выбраться из Бесконечной Бездны живым, но что насчёт того, кто обладал внушительной демонической родословной? Шэнь Цинцю проклинал судьбу, поставившую его перед подобным выбором. Он проклял Хуа Цина и его трижды проклятое пророчество. Он растил Ло Бинхэ не для этого. Но в конечном итоге это мог сделать только Шэнь Цинцю. Лишь тонкая грань отделяла вероятную смерть и возможность выжить. Он воспитывал своих учеников достаточно изобретательными, чтобы они умели использовать ум там, где не поможет сила, но разве подобное имело значение в непостижимой разуму Бездне? Да и хватит ли у него духу толкнуть Ло Бинхэ? У него до сих пор не было уверенности, что Бездна — лучшее укрытие для его ученика, тем более, что шансы на выживание по-прежнему оставались призрачными. И всё же никто не додумается искать его здесь, к тому же его навязчивый внутренний голос продолжал твердить, что ребёнок оправдает его ожидания, Ло Бинхэ непременно выберется из Бесконечной Бездны. Но охотно столкнуть кого-то прямиком в ад? Шэнь Цинцю усмехнулся от презрения к самому себе. Он никогда не давал надлежащей клятвы, но Хуа Цин привёл его туда, где он обрёл своё место. Несмотря на все сотворённые им когда-то подлости, даже для Шэнь Цинцю казалось низостью убить ученика, доверенного ему его благодетелем. Он собирался найти способ позволить Ло Бинхэ выжить, пусть и оказался слишком эгоистичным, чтобы позволить школе Цанцюн разделить его ответственность. Подтолкнуть Ло Бинхэ на порог смерти и робко надеяться, что его беспочвенная уверенность окажется пророческой, казалось одинаково безумным, и всё же стоило рискнуть. Возможно, его странное предчувствие взяло своё начало от пророчества Хуа Цина, размышлял он, застыв в оцепенении на краю. В конце концов, если у кого-то ещё родится безрассудная идея, будто Ло Бинхэ способен выжить на дне Бесконечной Бездны, так может он поделится с Шэнь Цинцю толикой своей бессердечности? Нет. Нет, конечно, не поделится. Разум Шэнь Цинцю опустел, когда он столкнул Ло Бинхэ вниз. Исцеление травм Ло Бинхэ, возможно, ничто по сравнению с непреодолимыми страданиями, с которыми ему предстоит столкнуться, и всё же это лучше, чем сбросить израненного мальчика в пропасть. Его собственное лицемерие ощущалось словно пощёчина, но Шэнь Цинцю уже сдался. Он стал предателем собственных принципов и того, кто безоговорочно вручил ему свою преданность. Он сознательно подписал свой смертный приговор, если оставался хоть один малейший шанс, что ребёнок выживет. Шэнь Цинцю не мог удержаться от смешка, осознав всю абсурдность ситуации. Ло Бинхэ и в самом деле выбрал веру как опору в час страданий, хотя именно доверие столь жестоко ввергло его в пучину мучений. В тот самый момент, когда опора ушла из-под ног, вера Ло Бинхэ разлетелась вдребезги, как и сверкающее лезвие клинка Чжэнъян.