О злодеях и героях

Идти по канату над пропастью очень тяжело. Чтобы не свалиться в бездонную пустоту под ногами, нужны, как минимум, спокойствие, терпение и нечеловеческое старание. Шото, например, обладает и первым, и вторым, и третьим — он, вполне возможно, смог бы ходить по канату. Канатоходцы всегда снимают обувь и выполняют свою работу босиком. Может это помогает лучше сосредоточиться и представить, что канат — продолжение тебя, а может они все как один не любят, когда потеют ноги. Шото не знает, он ведь не канатоходец. По крайней мере, он намеревается стать героем, а не канатоходцем. Хотя в последнее время он был бы не против взять пару уроков… *** — Ты не ненавидишь героев. Изуку нужно время, чтобы привыкнуть к этим странным, невпопад сказанным утверждениям, которые проще подтвердить, чем оспорить. По крайней мере, сказанные таким тоном… — Никогда не утверждал обратного. Шото кивнул чему-то своему и снова вернул молчаливый разговор в своё молчаливое русло. *** Если представить, что между двумя пропастями — добром и злом, геройством и злодейством протянут канат, то Шото на половину готов называться канатоходцем. Ладно, на одну третью — всё-таки циркач из него так себе. Хотя если хорошо подумать, он вполне мог бы быть гениальным циркачом. Потому что он ходит по постоянно раскачиваемому канату, с завязанными глазами, без шеста и, конечно, он не знал, что обувь принято снимать. Шото никогда не был в цирке, однако он может предположить, что это совсем не типичное выступление канатоходца-недоучки… *** — Сегодня в газетах писали, что злодей Деку убил Человека-Стрелу в Кото. Такие разговоры у них бывали частенько, хоть и почти всегда заканчивались неловкой напряжённой паузой, которую только Изуку мог вывести болтовнёй на отвлечённые темы в обычный диалог. Однако Шото решался говорить о злодеях и злодейской работе, как бы не по себе ему ни было. Это стоило того. — Убил и выпотрошил. — Так это правда? Изуку только презрительно фыркнул. — СМИ любое убийство в Кото вешают на меня, — он посмотрел Шото в лицо, сомневаясь есть ли смысл продолжать, если ему не верят. — Мне не за чем потрошить кого бы то ни было. — Почему? Шото получал какое-то ненормальное удовольствие, ходя по этой грани, и Изуку это видел. Поэтому, видимо, и отвечал на его вопросы, слишком личные, слишком негеройские. Он прав: Шото не выбрал сторону. А Изуку не пытается переманить его ни на одну из сторон. Честно говоря, он не понимает, что именно от него хочет Изуку. — Мне за это не платят. *** Канатоходцы выступают по одиночке, иногда блистая яркими велосипедами или шестами. Двух канатоходцев отправить на один канат ни один здравомыслящий ведущий не додумается. Хотя вряд ли Изуку можно считать канатоходцем. На самом деле, он больше похож на зрителя, случайно попавшего на сцену во время представления. Он не ходит по канату, а просто сидит на нём, не решаясь уйти, — лучшее место как никак. Иногда он даже подсказывает, куда сделать следующий шаг, не мешает, не толкает, но и помогает не слишком плодотворно — шаг вперёд, шаг назад. Какая разница, если канат бесконечный. *** — И сколько тебе платят? Изуку удивлённо поднял брови и откинулся на спинку скамейки, заливаясь хохотом. Окурок выпал из руки на дорожку. Сигареты были чем-то, отношение к чему у Шото сформировалось не до конца. Всё, что касалось работы Изуку, он решил оставить на разбирательство самому Изуку, иногда задавая вопросы о мотивах. А вот после того, как сам попробовал выкурить сигарету и думал, что задохнётся от этой дряни в лёгких, он разрывался между наставлениями о туберкулёзе и уважением чужого права вредить собственное здоровье. Изуку, надо отдать ему должное, доставал пачку сигарет всё реже и реже, видя сморщившееся лицо Шото. — Шото, а тебе чуждо любое проявление такта, да? — развернулся на скамейке Изуку и поджал под себя ногу, положив руку на спинку и подперев ею голову. Шото лишь немного нахмурился и смутился, будучи просто не способным почувствовать, что перегибает палку. — Я лезу не в своё дело? — Вообще-то да, но мне просто интересно, зачем тебе нужно это знать. Он задумался. — Мне интересно, сколько стоит человеческая жизнь. — А сколько она по-твоему стоит? Изуку поднял уголки губ в странной улыбке, корпусом наклоняясь вперёд. Под таким взглядом Шото почувствовал себя самым интересным экспонатом в музее и невольно повёл плечами. — Что ты имеешь в виду? — За сколько бы ты, Шото, убил человека? — Я бы не смог никого убить, — он ни секунду не думал над ответом. И тут Изуку улыбнулся так, как улыбаются только взрослые, когда рассказывают детям о несправедливости жизни — грустно и слегка высокомерно, с ноткой жалости. Казалось, он совсем не был удивлён. — Я тоже так думал, — Изуку вздохнул. — У человеческой жизни нет определённой цены, у каждого она своя. У каждого. Поверь, даже святой сможет убить, если предложить ему то, от чего он не сможет отказаться. Он прекратил улыбаться и посмотрел на дотлевающий на земле окурок с такой тоской и болью, словно он напомнил ему о самой страшной ошибке в его жизни. *** На самом деле, Изуку больше не казался Шото простым потерявшимся зрителем. Он самый настоящий канатоходец, которому не посчастливилось упасть с каната и переломать себе все кости. Теперь он просто стал безликим обитателем бездонной пропасти, иногда выбирающимся на поверхность. Для него канат не столько грань между двумя одинаково бездонными, но противоположными по существу пропастями, сколько средство развеять скуку. Ведь на дне и первой, и второй бездонной ямы так скучно, если знаешь, что яма одна... *** — Кто-то может пострадать. — Ох, — Изуку с мученическим выражением лица встал со скамейки, но глаза выдавали его с головой, из-за чего он снова выглядел как его личный наплечный демон. — Ты уже месяц приходишь в этот парк, и так и не понял, что это не самое популярное место для туристов? — Здесь всё равно ходят люди. Иногда. — Иногда… — Изуку его передразнил и улыбнулся. — Иногда, — очень твёрдо сказал Шото, но всё-таки тоже поднялся. Изуку не смог сдержать смешок. Он действительно очень часто смеялся, и в глазах Шото медленно, но верно стал превращаться из злобного злодея в обычного человека с пока неизвестными ему мотивами. Слова, сказанные в тот первый день их, так сказать, знакомства, становятся с каждым проведённым вместе днём всё понятнее и понятнее. Шото начал думать, что это было очень глупо с его стороны не понимать, что злодеи — тоже всего лишь люди, а мир не чёрно-белый. Канат — просто канат… — Если тебя так беспокоят люди, которых, между прочим, нет, ты можешь не использовать причуду. Изуку отошёл на середину их малюсенького парка, заросшего пожухлой травой и скрюченными деревьями, где даже дорожка не была заасфальтирована. Шото последовал за ним и остановился в метре. — Тогда не вижу смысла во всей этой затеи. — Ты не можешь не спорить, да? Я же вижу, что ты хочешь. Не каждый день тебе предлагают тренировку с опасным злодеем, неуловимым убийцей, властителем ада, дьяволом во плоти… — Никто тебя так не называет. — Я стремлюсь к этому… Изуку нацепил самое беспристрастное и серьёзное выражение лица, на какое был способен. Шото не сдержал улыбку и фыркнул. Изуку встал в стойку, выставив кулаки вперёд. Шото отзеркалил его позу. — Рад, что мне не нужно учить тебя основам. — Я не ребёнок. Шото сделал резкий выпад вперёд, замахнувшись правым кулаком. Тут же поняв, что приём неожиданности не сработал, он резко развернулся и провёл ногой прямо у Изуку под носом. Шото отступил назад, замахиваясь рукой ещё раз и попадая в пустоту, он на чистых инстинктах поставил блок у живота и в ту же секунду получил удар коленом. Он снова сделал выпад и ударил на удачу — кулак пролетел прямо около кудрявой головы. Изуку схватил его за протянутую руку и врезал в правый бок, явно не в полную силу, и тут же его отпустил. Шото, не отойдя от удара, развернулся и попытался попасть по лицу, но, как только увидел, с какой лёгкостью Изуку опять уклонился и не воспользовался отличной возможностью для удара, он остановился и сердито на него посмотрел. — Ты поддаёшься мне. — Неправда. — Правда. — Ладно, я, возможно, немного поддаюсь. Сейчас Шото захотелось хорошенько съездить ему по лицу, которое не выглядело ни капли виноватым. — Прекрати. — Шото… — Я прекрасно осознаю нашу разницу в уровне боя. Изуку замолчал и с сомнением посмотрел на Шото. — Хочешь чтобы я был серьёзен. — Да. Они оба снова встали в стойки, но сейчас Изуку не стал давать фору. Он без церемоний врезал кулаком по чужой скуле, а Шото даже сообразить не успел, что случилось. Он на автомате ставил блоки, и почувствовал подсечку, сгруппировавшись и откатываясь в сторону. Шото мгновенно поднялся, потеряв из виду Изуку, и слишком поздно понял свою ошибку — открытая спина. К спине прижалось тёплое тело, а к горлу — что-то холодное и острое. Сработал инстинкт самосохранения, разум захлестнула паника, и Шото абсолютно неосознанно заморозил пространство вокруг себя. Потеряв прикосновение ножа у горла, он резко развернулся и вслепую метнул ледяные лезвия. Шото понял, что нарушил их правило «не использовать причуды», только будучи опрокинутым на лопатки и ударившись головой о ледяной пол, который он сам же создал. Изуку закрепил ногами его ноги, держал одной рукой стальной хваткой его руки над головой и другой рукой — шприц у его горла. Шото с окровавленной скулой ошарашенно пялился на тоже слегка удивлённого, но целёхонького Изуку. — Ты просил меня быть серьёзным. Если бы я действительно был серьёзен, — он ни на секунду не ослабил хватку, помахав шприцом перед носом Шото. Прозрачная жидкость перетекала из стороны в сторону, — я бы сперва вколол тебе раствор, который сотрёт твою причуду. С этими словами Шото почувствовал боль в шее, в месте, где игла вонзилась в его кожу. Ничего не происходило. Изуку спокойно убрал шприц обратно и достал из-за пояса пистолет. — А затем выстрелил я бы тебе прямо в голову, когда ты не смог бы сопротивляться. Изуку внимательно смотрел в разноцветные глаза, нависая сверху, закрепив руки и ноги, держа пистолет у подбородка. Шото попробовал активировать лёд — не вышло. Ладони, зажатые у него над головой, вспотели. Он сглотнул. — Ты пытаешься меня напугать? — Получается? Шото понял всё в тот момент, когда почувствовал, что у Изуку не получается. Он доверяет. Слишком доверяет, чтобы испугаться. Шото увидел это в глазах Изуку: грусть напополам с сожалением. Они слишком сильно привязались друг к другу, и Изуку знает, что ничем хорошим это не закончится. Кажется, они оба попали в неприятности. — Нет. Изуку нажал на спусковой крючок. Шото не дернулся. Пистолет не снят с предохранителя.