Гость из прошлого

Коля кивает и, положив руку между лопаток Ягера, подталкивает его в свою комнату, чтобы тот ждал там. Сам сбегает на кухню, по пути целуя бабушку. — Ба, я возьму пару пирожков, пойду прогуляюсь, ладно? — улыбается мальчишка и под одобрение старушки, стаскивает четыре пирожка с тарелки, тут же сбегая обратно в комнату. Пирожки у бабушки всегда были самыми вкусными, и Коля ни разу не пропустил момент их приготовления и выставления на стол. Поэтому и сегодня, взяв лучшие – с картошкой и с вишней – спешил поделиться ими с Клаусом. — Держи, самые вкусные. Скидывай всё ненужное, и пошли на речку, — с восхищением произносит мальчишка и, скинув из рук немца китель на свою кровать, вручает тому по пирожку в каждую руку, а затем быстро вытягивает из дома, чтобы тот не попадался на глаза старикам. Ягер, впрочем, не успевает ничего сделать, как уже идёт за Колей, который вручил ему пару пирожков. Он смотрит на них с недоверием, но, откусывая кусочек и того, что с вишней, и того, что с картошкой, приятно удивляется. Вкусно ведь! – Sehr lecker! (Очень вкусно!) – озвучивает мысли Клаус, продолжая поедать хлебные изделия, пока они идут. Пирожки не только сытные, но и аппетитные настолько, будто в них добавлено что-то особенное. – Очень, – смягчая согласную «ч», а «н» наоборот делая твёрже, добавляет он. Немец, естественно, не знает, куда его ведёт парень, но доверяет, потому что... Потому что. Он не находит достойных причин, а объяснение «так сердце чует» ему было чуждо, хотя иногда другого довода нельзя и придумать. — Очень, — посмеивается Коля, сам уплетая бабушкины пирожки за обе щеки. Речка была не так уж и далеко, но Клаус – Коля уверен – не запомнил ни дорогу, ни расстояние. Дошли быстро, однако за это время Коля успел доесть всё взятое и даже разок у немца откусить, а потом дразниться, трусцой забегая чуть вперёд него. — Жарко сегодня, — улыбается мальчишка и садится на берег, практически рядом с водой. — Не хочешь искупаться? На то, что Коля откусывает кусок пирожков уже чужих, Клаус лишь улыбается, явно позволяя эту шалость. Он подходит, не ускоряя шаг, к мальчишке, удивляясь разнообразию спектра его эмоций. Он уже видел его злым, весёлым, довольным, обеспокоенным, даже грустным, если то настроение можно было так назвать. Ивушкин поворачивает голову к Ягеру, долго рассматривает его лицо и только тогда, словно решил довериться, хлопает ладонью по траве рядом с собой, приглашая сесть ближе, а мужчина не возражает, тут же присаживаясь подле. Несмотря на незнание некоторых слов, он всё-таки понимает, о чём идёт речь, потому и опускает голову. — Что произошло на заправке? Почему ты начал ругаться? – Год... Монета, – бессвязно, но по-русски говорит Ягер, пытаясь объяснить что-то даже на руках. – Das kann doch nicht sein (Такого не может быть), – он повторяет то, что говорил в забегаловке, но уже в разы тише и спокойнее. – Ты думать я – дурак, ja? – эти слова немец выдыхает, отворачивая голову от Коли и устремляя свой взор на речку. Ему сейчас снова скажут «не шути так», «хватит притворяться» и так далее. — А что не так с датой? Ты такие коллекционируешь и это редкий вид? — усмехнулся мальчишка и завалился назад, на спину, прямо в траву. Он часто так делал, чем частенько удивлял своих друзей. Современная молодежь не ложилась в траву, боялась клещей или прочих ползучих гадов. Коля же был другого, скорее советского воспитания, поэтому и не боялся ничего такого. – Я не считаю тебя дураком, хотя ты дурноватый, – посмеялся он и закинул руки за голову. – Может, в город съездим? И всё-таки любил Ивушкин природу здешнюю. Тут свежо, солнце более ласковое, чем в городе, воздух чище, птицы громче, голосистее, но и о городе забывать тоже не хотелось. Там его ждёт любимый дом и мягкая кровать. – Я не врать тебе про день рождения, – немец кидает взгляд на парня, – не может быть не 1941 Jahr. Это плохая шутка, – Клаус совсем не хочет ссорится с Колей, но чует, что разговора не избежать, ведь он важен как никогда. – Я не понимать, что происходит, – гауптман смотрит русскому в глаза, сжимая губы в тонкую полоску. Будь что будет. Предложение поехать в город звучит заманчиво хотя бы потому, что, возможно, поможет во всём разобраться и прекратить, наконец, эту чёртову путаницу. Они ведь оба думают, что шутят или что это какой-то очередной прикол, но это не так. Ягер смотрит выжидающе, ждёт любой реакции. От внезапной вспышки раздражения до уже знакомого сведения всё в странный забавный юмор. И, наверно, второе даже хуже, чем первое, хотя смысл в них один и тот же. Коля вздыхает, переводит глаза на немца и закидывает ногу на ногу. Конечно, такие шутки иногда заходят, но точно не в этот раз. И Ивушкин всё понять не может, Ягера этого головой где-то приложило, что он не помнит нифига и бредит, или же он, всё таки, смеётся. — Какой сейчас год, говоришь? — приподнимается на локтях мальчишка и внимательно смотрит на Клауса. Да, он был похож на тех, о ком рассказывал дед. Голубые глаза, надменность, телосложение. И Ивушкин назвал бы его настоящим арийцем за одни лишь глаза, но под описание не подходил ни цвет волос, ни нос, ни уши. Однако менее привлекательным для него Ягер не стал. — Ты смеёшься надо мной, я не понимаю? – Я не смеяться, я сам не понимать. Клаус тоже ложится, кладя руки под голову. Рубашка его мнётся, но ему, в принципе, всё равно. – Год – раз девять четыре раз, – он пытается сказать по-русски, но числа не слишком хорошо дались ему, когда Аня его учила. – Объяснить мне, пожалуйста, – мужчина коверкает слова и так, и сяк, но старается не выражаться на родном языке. Он смотрит на небо и думает, что оно слишком чистое, слишком светлое. Во время войны не было ни секунды на эти голубые просторы, на красоту тех же полей, лесов. Немец, вздыхая, прикрывает глаза. Это не помешает ему общаться, а абстрагироваться только поможет. Коля, наверняка, его опять не поймёт и оставит разговор на потом, решив, что Клаус ещё не пришёл в себя. Это почти расстраивает, ведь теперь этот русский парень – единственный друг. Если можно их назвать друзьями. А Коля молча сводит брови и в голове повторил цифры, названные немцем. А сложив их в дату, перевел взгляд на Клауса, сделав максимально охреневшее лицо. – Сейчас... – хрипловато начал мальчишка и на секунду замолк. – Два ноль один девять.. Ягер распахивает глаза, как только складывает числа воедино. – Was? – он шарахается в сторону от русского, как от огня. На лице застывает немой ужас. Семьдесят восемь лет в одно мгновение, такого однозначно не может быть. Всё это было похоже на бред или сотрясение мозга с последствиями, однако Ивушкин сразу же отмел эти варианты, ведь этот человек говорил слишком уж убедительно, так ещё и поведение его странное выдавало в нём человека прошлого века. Хотя, Коле всегда было интересно, как ведут себя люди того века, молодые люди. А этот не кажется старым, более того, ему и сорока нет, а значит, юношество не так далеко ушло. – Расскажи мне все, что помнишь до момента, как я тебя нашел. Мужчина сначала не понимает, о чём потом говорит парень, почти не слышит, но позже, когда мысли более-менее проясняются, он осознаёт просьбу. Ему неловко. Рассказать всё, что было тогда? Да ему же голову открутят! – Ich... не мочь, – Клаус садится, не находя себе места под взглядом Коли. – Außer für... (Разве что...) Я быть.. beim Tod (при смерти), – немец ёрзает на месте, поджимая губы. Он и вправду был – можно ли перестать им быть за неделю после всего того, что уже было сделано? – этой, так называемой, «фашистской мразью». Он убивал, не щадил, его руки в крови по самый локоть, если не по плечо. И вдруг сейчас стало стыдно. Смешно. А вот ему совсем нет. — Чииво? — протянул Ивушкин, скорчив недовольное лицо. Сейчас он не понимал большинства слов и это бесило. Бесил сам факт того, что он не понимал, о чем говорит немец. Поэтому мальчишка садится лицом к виновнику подпорченного настроения и сглатывает. — То есть, ты хочешь сказать, что умер, — Коля отчётливо слышал слово «смерть», — и воскрес здесь? В той же форме, с тем же знанием языка, манерами. Ты издеваешься? Да как это возможно?! Клаус не думает, что это была «реинкарнация», потому что, по сути, он и не умирал. Это... перемещение, мистика, чудо, но точно не воскрешение. Хотя, возможно, в него ещё можно было бы поверить. Мальчишка уже открыто показывал свое недовольство и замер, вдруг поняв, что если Клаус действительно не врёт, то всё это время у Коли был практически стопроцентный шанс на смерть от его рук. Белобрысый знал эту форму, знал, кому принадлежит. И пусть сейчас звание было не такое большое, сама суть его службы вгоняла в ужас. — Ты... — Ивушкин сглотнул, на секунду закрыл лицо руками и вновь посмотрел на немца, отсев чуть дальше. — Sieg..? (Слава...) — вопросительным тоном начал Коля, очень надеясь, что Ягер всё это придумал и не станет продолжать фразу. Мужчина видит, как меняется настрой Коли, и совершенно не хочет продолжать распри. И чего он этим добьётся? Потеряет единственного, кто может ему помочь? Того, кто тратит большую часть своего времени на, считай, незнакомца? – Heil! – продолжение фразы вырывается автоматом, и немец смотрит на русского с постепенно приходящим пониманием. Потерял. Только что потерял этого человека. Ягер не вскидывает руку, успевая понять, что ничего хорошего за этим не последует, впрочем, как и за словами. Он ждёт реакции, медленно отодвигаясь дальше от Коли. И осознание всей ситуации приходит слишком резко, слишком ярко, что Ивушкин даже не успевает понять, как дёргается от фразы и, рывком отодвинувшись назад, из кармана достаёт нож-бабочку, который всегда был при нём. Он крепко сжимает его в руке, словно сломать пытается, и сжимает губы, будто знает, что немец нападет, чувствует, но, всё же, чуть усмирив своё учащенное дыхание, сглатывает. Не мог убийца и фашист так прижиматься к своему врагу при поездках на мотоцикле, не мог защитить от быдла в закусочной. Почему его? Коля не знал. — Что тебе от меня нужно? — чуть ли не прорычал мальчишка, кинув на Ягера убийственный взгляд. — Какого чёрта ты ещё живой? Нос поморщен, взгляд словно прожигает чужие глаза, которые после фразы немца буквально похолодели. Коля сжимает зубы и сводит брови вместе, пересаживаясь с колен на корточки. Он был готов атаковать. Гауптман заваливается на спину, зажмуривается и нервно смеётся от страха. Забавно, что при «первом знакомстве» где-то неделю назад, он сказал Коле тоже самое. Так какого чёрта они оба ещё живы? – Du... ненавидеть меня, ja? – о, уж этого слова он наслышался. Да и вопрос глупый. Конечно, ненавидит! Ты же враг народа, Клаус, какая ещё может быть реакция. Ягер открывает глаза, но не смотрит на русского, – смотрит в небо. Если в этой вселенной, в этом времени они должны поменяться местами, то так тому и быть. Он уже даже мирится с мыслью, что должен умереть. Его больше ничего не держит, а тот, кто, может быть, когда-нибудь стал бы другом, готов сейчас наброситься и растерзать врага. Только теперь он распознаёт в этом Коле того умелого советского танкиста. Коля кашлянул, затаил дыхание и кинул нож в землю в двух сантиметрах от чужого тела и поднялся на ноги. — Раздевайся, — кидает Ивушкин и подходит к немцу, сразу же опуская голову, чтобы видеть его. — Топить тебя буду. Шутки шутками, а вот солнце действительно слишком сильно припекало и сразу отметало у мальчишки желание находиться на жаркой суше. Русский медленно стягивает с себя футболку и садится рядом с немцем. — Пока ты не пытаешься меня убить, я постараюсь не убить тебя и даже быть вежливым, — вздыхает Коля, — Иногда... Наклонившись вперёд, прижимаясь грудью к коленям, Ивушкин развязывает шнурки на кедах и старается иногда посматривать на немца. — Снимай, — мальчишка хлопает рукой по чужому животу и переводит взгляд на воду. Такая перемена в настроении Коли странно отражается на немце. Сначала он напуган попавшим рядом ножом, незнакомыми словами, потом в недоумении он следует примеру русского – расстёгивает рубашку и стягивает сапоги, но всё ещё ничего не понимает. Почему не убил? Пожалел? Мужчине неловко из-за перепалки, которая толком и не закончилась нормально. – Теперь ты всегда обзывать меня фашист, ja? – он криво усмехается, вновь демонстрируя свой акцент и то, как шрам извращает обычную полуулыбку. Это снова нервы, так он себя успокаивает, это вовсе не смех. Клаус смотрит на воду и понимает, что задумал парень. Купаться. Без проблем. Он быстро снимает ненужную одежду и, не дожидаясь Коли, лезет в воду. — Слишком много чести, — выдыхает Коля и, потерев переносицу, скидывает кеды к чужим сапогам, стягивает спортивки и кидает на футболку. Помотав головой, словно собака, Ивушкин забегает в воду, чтобы не мучиться долго с холодной водой. Под водой намного лучше, чем снаружи, здесь нет проблем. Однако приходится всё-таки вынырнуть на поверхность и, глубоко вдохнув, осмотреться. — Эй, немчура, как тебе водичка? — чуть громче обычного окликивает Ивушкин и умывает лицо. Он переводит взгляд на мужчину и чуть приподжимает губы. И всё-таки в то время физическая подготовка была в разы лучше. Атлетическое телосложение, широкие плечи, спина... Коля сглатывает. Последние отношения у него были очень давно. Больше двух лет назад. Мальчишка давно знал, что его привлекают не только девушки, но он настолько не любил видеть себя в однополых отношениях, – настолько он растворялся в них – что старался долго не засматриваться, как бы ни привлекало чужое тело. – Gut, – выплёвывая воду, которую уже успел глотнуть, отвечает немец. Он ныряет и пропадает из поля зрения парня. Довольно резво гауптман подплывает к Коле и слабо дёргает его под водой за ногу. Всплывая, он щербато улыбается. Клаус делает это так, как будто они дети, как будто никакого разговора и не было. А он вовсе не нацист. Коля от такого нахальства даже попискивает, дёргая ногой на себя. – Ты чё, офигел? – возмущается мальчишка и напоследок рукой хлопает по воде, разбрызгивая её. – Vorsichtig (Осторожно), – вскидывая брови, смеётся Ягер, отплывая от русского на всякий случай. Мало ли последний захочет отомстить. Вода приятно охлаждает и обволакивает тело, даёт почувствовать лёгкость и невесомость. Это расслабляет, поэтому он откидывается на спину, прикрывая глаза. – Wunderbar (Чудесно). Здесь действительно было хорошо. Чистое небо, приятная вода и пение птиц. Всё это успокаивало, давало ощущение той детской беззаботности. Ивушкин ухмыляется уголком губ и ныряет, проплывая вслед за немцем, набирая в рот воды. Он по-детски царапает ногтями чужой живот, щекотно скользя по коже, и выныривает прямо перед лицом Клауса, оставляя плечи под водой. Пара секунд молчания и простого рассматривания чужих глаз и Ивушкин выплёвывает изо рта фонтанчиком воду в лицо Ягеру, тут же начиная смеяться. Мужчина морщится, отплёвываясь в сторону. – Unverschämtheit! (Наглость!) – не смея скрыть улыбку, пытается серьёзно сказать он. Почти мимолётное ощущение чужих рук у живота приносит странное чувство, считай, отрезвляет. Мгновение, и оно проходит, оставляя после себя лишь размытое воспоминание. Клаус решает не оставаться в долгу, так что быстро выкручивается из ситуации. Он сильно бьёт по водной глади, создавая целую кучу брызг, что непременно попадают на лицо как его, так и Коли. Немец брассом отплывает достаточно далеко и от берега, и от парня. – Können du aufholt? (Можешь догнать?) – и плывёт дальше. Коля даже смеяться не успевает, сейчас он только морщит нос и делает такое возмущенное лицо, что самому становится забавно ощущать себя так. — Что за детский сад?! Я тебя сейчас действительно утоплю! — и Коля, несмотря на свои возмущения, всё же плывет за мужчиной. Знает, что поймает, уверен в своей победе. А когда поймает – заставит наглотаться воды. И этой мысли нельзя не улыбнуться. Ивушкину требуется чуть меньше минуты, — если посчитать, то это действительно долго — чтобы догнать Ягера. И ещё пару секунд, чтобы, чуть отплыв с ним к берегу, запрыгнуть на чужую спину с криками: — Поймал! Поймал водяного! — смеётся мальчишка, сцепив ноги на чужом торсе и покрепче взявшись за чужую шею. Клаус заражается смехом Коли и сам смеётся, не особо-то глотая воду. – Дурак, – совсем без злобы, с задором роняет он, подхватывая мальчишку под ноги – хочет скинуть, но, очевидно, медлит. Ягер заходит обратно и только там со всей силы скидывает с себя парня, поднимая целый столб воды. А потом ныряет, отплывая от того как можно дальше. Эта их «игра» забавляет, они действительно забыли про все заботы, словно вернулись в детство. Мужчина разворачивается в воде и смотрит на то место, куда уронил русского. Он подплывает чуть ближе, когда не чует угрозы в таком спокойствии. Палящее солнце в сочетании с прохладной водой и лёгким ветром нисколько не страшно, а круги на воде разглаживаются и сами собой. Мальчишка мгновенно уходит под воду. Благо, он успел задержать дыхание и сейчас, воспользовавшись своим положением, он подплывает к Клаусу и хватает того за ногу, тут же потянув мужчину за собой, под воду. Тёмная пелена воды внезапно застилает взор немца, но он не захлебывается, успев в последний момент набрать в лёгкие достаточно воздуха. Мальчишка бы обязательно посмеялся, будь он на суше, но сейчас, умудрившись затянуть такую тушку целиком под воду, лишь смотрит на чужое лицо через мутную водную пелену. Коля улыбается уголком губ; мысли сейчас абсолютно не с ним, где-то далеко. Выныривать желания нет, пока в лёгких ещё много кислорода, да и не зря Коля в детстве ходил в бассейн, где научился задерживать дыхание больше, чем на две минуты. И сейчас эти минуты играли ему на руку, сейчас он мог достаточно хорошо рассмотреть лицо немца. « — Неужели все немцы в сорок первом были такими, как этот?» Может, были, а может, и нет. Может, этот был каким-то особенным. Гауптман старается что-то разглядеть в этой мгле и вскоре замечает размытые черты парня. У немца достаточно хорошая подготовка для того, чтобы продержаться под водой хотя бы минуту, и он, собственно, это делает. Через мутную завесу Клаус рассматривает очертания лица Коли и то ли тянется к парню, то ли просто раздвигает воду, но выдвигает руку слегка вперёд, будто махнув. Проходит ещё немного времени, в течение которого оба разглядывают друг друга, перед тем, как Ягер показывает на пальцах три, затем два, один и всплывает, мотая головой из стороны в сторону и хорошенько вдыхая необходимый кислород. Когда Клаус показывает пальцы, Ивушкин чуть ли не смеётся от такой детского жеста, но как только видит «один», всплывает вместе с ним. Тут же мотая головой, забрызгивая лицо мужчины. Волосы, слегка кудрявые, липнут ко лбу, так что мужчина убирает их одним движением руки по голове. Как же давно он не плавал! А если учесть, что на дворе две тысячи девятнадцатый, то не плавал он и вовсе около восьмидесяти лет. Забавно получается. Коля улыбается во все зубы и переводит глаза на Ягера. — Хорошая водичка сегодня, — посмеялся он и потёр ладошкой шею. Сейчас не хотелось что-то говорить или делать. Коля просто смотрел на чужое лицо и улыбался, как ребёнок. Однако долго так, всё таки, нельзя было стоять, выглядело бы действительно странно, если не подозрительно. Вот стоит перед тобой человек, лыбится, как дурак, в голове невольно возникают мысли о том, что тебя либо убить, либо изнасиловать хотят. Мальчишка хмыкает, умывает лицо водой, набрав её в ладошки. И, на секунду задумавшись, брызгает её в лицо мужчине, после чего со смехом бежит – ну как бежит, в воде особо не побегаешь, поэтому он лишь предпринимает попытки бега – на берег. К счастью, мыслей о странности событий у Клауса больше не возникает. Он тоже улыбается, правда скромнее, чем сам русский. Его не смущает улыбка парня нисколько, забавляет слегка и даже воодушевляет. В который раз в голове немец проводит параллель с ребячеством в детстве. Ягер цокает и закатывает глаза, когда Коля продолжает вести себя как малое дитя, вновь обрызгав его. Ну уж нет, ему это с рук не сойдёт! Мужчина за пару секунд догоняет мальчишку и, обхватив его поперёк груди, тянет обратно, а потом и вовсе падает на спину, вновь утягивая под воду и самого себя и приятеля. Он не отпускает, словно собираясь утопить, – хотя и в мыслях такого не было – и держит довольно крепко. «Пускай теперь попробует ускользнуть!» – насмешливо говорит сам себе. А мальчишка чуть ли не пищит, когда его пытаются утянуть обратно. Лишь хватается руками за чужую, что сейчас плотно прижимала к себе, чтобы тот не сбежал, и набирает в лёгкие побольше воздуха. Когда они вновь уходят под воду, Ивушкин старается вывернуться в чужих руках и, как только ему удаётся развернуться лицом к Ягеру, он кладёт руки на его плечи и тянет мужчину вниз, на самое дно. Когда русский был маленьким, он часто заплывал на самое дно в поисках наиболее блестящего камня, который обязательно покажет бабушке, а та расскажет о том, как тяжело было на войне и как люди выживали, ползая по-пластунски по таким камням. Коля улыбается и, проведя рукой по шее Ягера, чтобы привлечь внимание, показывает пальцем на блеск на дне. И этот жест неожиданно вызывает в немце целую бурю эмоций. Он не отплывает, но и не смотрит туда, куда указывает парень. Он смотрит прямо Коле в глаза, чувствуя, как шею жжёт от касания, хотя они в прохладной воде. Понимая, что тупо пялится, мужчина быстро уводит голову вниз, пытаясь рассмотреть то, что там увидел русский. Но перед глазами пару мгновений только мутная вода, лишь потом всё более-менее проясняется, и тогда он видит выделяющийся блеском камень. Ягер отталкивает от себя русского и ныряет за этим камнем. Секунды спустя он подплывает обратно к мальчишке, затем тянет его наверх из воды и сам тоже всплывает. – Он твой, – говорит с одышкой, даже слегка хрипло, и передаёт вещицу русскому. – Самый нелепый подкат в моей жизни, – отшутился Коля и, взяв у немца камушек, сжал его в руке. — Ну что, на берег? Ивушкин выдыхает, потягивается, специально задевая рукой мужчину, чуть толкая в воду. А сам улыбается и, подобно довольному коту, мягкими шажками топает к берегу. Мальчишка заваливается на траву рядом с одеждой, прикусывает губу и закрывает глаза, вслушиваясь в то, как Клаус шумит в воде, как птицы голосят где-то вдали. И сейчас он забывает о том, откуда взялся немец и что будет дальше. Он хочет лишь наслаждаться тем, что есть на сей день и немного поиздеваться над гостем из прошлого. — Хватит копошиться, иди сюда!