Гость из прошлого

– Что значить «подкат»? – решив оставить баловство с водой, Ягер выходит из речки, подставляясь под тёплые солнечные лучи. Так хорошо... Он подходит к Коле, сначала даже загораживая свет, а следом ложится рядом, закинув руки за голову. Мужчина тоже прикрывает глаза, желая насладиться этой атмосферой безнаказанности и свободы. Теперь в три раза лучше чувствуется этот кайф, лёгкость ветра, шёпот листвы и, конечно же, шум воды, буквально только что оставленной позади. Ему и вправду интересно, что значит слово, которое он и не слышал никогда прежде. Даже по смыслу ничего толкового немец не подбирает, поэтому и обращается к тому, кто это слово выдал. – Да не важно, – отмахивается мальчишка и поворачивает голову в сторону Ягера, то ли пытаясь рассмотреть его получше, то ли просто заметил что-то за ним. – Сегодня спишь со мной, завтра утром поедем в город. Там разберемся со всем. Я прогуглю, что там вообще и как... Коля переводит взгляд на мужчину и вздыхает: — Ферштейн? Потянувшись, Коля вновь переводит взгляд на Ягера и улыбается уголком губ. Надо с ним что-то решать, вот только проблема была в том, что Ивушкин даже не задумывался над тем, кто этот человек и как с ним можно ужиться. А Коля уверен, что с ним придётся жить. На улицу же не выгонишь, раз подобрал однажды. И в который раз немец кивает, хотя усвоил, конечно же, далеко не все формальности. Но, впрочем, Коля вроде не собирается его выгонять – и хорошо. Большего и не нужно. – Спасибо, – перевирая нормальное произношение, всё же говорит Клаус. Спасибо за то, что спас, за то, что забрал, что даже, буквально несколько минут назад узнав, что выхаживал всё это время врага, не отказал в помощи. Ягер поворачивает голову и смотрит на парня в ответ, ловя его взгляд. Щека на траву, к счастью, ложится здоровая, так что никакого дискомфорта это не приносит. В голове случайно проносятся строчки старой немецкой песни 30-х годов, но мужчина спешит выгнать назойливую мелодию из головы. Да и текст там не о том, чём нужно думать сейчас. Вовсе не о том. Коля лишь молча кивает в ответ и скрывает зевок в ладошке. Время летит достаточно быстро и мальчишка даже не успевает уловить момент, когда наступает время ужина. Так что, взглянув на телефон, Ивушкин с удивлением подмечает, что бабушка определённо ждёт на обед дома всех троих. Деда, что читает газету, и мальчиков, об одном из которых практически ничего не знает. Русский поворачивает голову к Ягеру, невольно скользя глазами по оголенному торсу, и тихо оповещает: — Пора уже, бабушка на обед ждёт. Ты ел когда-нибудь окрошку? А картошку на углях? — он улыбается, уверен, что не ел. Уверен, что и квас такой, как у бабушки, никогда не пил. А сам улыбается. То ли от гордости, то ли от осознания того, что теперь всему научит, всё покажет, расскажет. Сам. Мальчишка молча наблюдает одним глазком за тем, как одевается немец, а потом и всю дорогу обратно, тихо рассказывая мужчине о том, что завтра в городе они обязательно купят ему одежду нормальную, а то ходить в форме, да уж тем более такой, совсем не хорошо. А перед дедом и подавно. Дом встречает приятным запахом и тишиной. Коля так скучал за этим. Мягко улыбнувшись, мальчишка понимает, что именно сейчас он, как девка влюбленная, чуть ли не в лужицу превращается от такого сочетания увиденного, услышанного и присутствия рядом немца. Он буквально влюбляется в эту ситуацию. Картошка была просто невероятной. Коля всегда любил, когда дед её готовил, ведь у него она получалась лучше всех. Но ужин был тихим, практически без каких-либо разговоров, ведь всем было неловко говорить в присутствии «немого». Однако мальчишка быстро исправил ситуацию, вовлекая стариков в разговоры, а потом и его помощь не понадобилась, ведь те разговорились, иногда обращая внимание на Колю и...немецкого Николая. Но вот тот, как раз, был слишком уж тихим, казалось, Коля даже не слышал, как тот жуёт. Да и ему самому было скучновато просто есть, поэтому, налив себе в стакан водички, Ивушкин вошёл в увлекательную беседу стариков, иногда смеясь, но вот поиздеваться над немцем он считал своим долгом. А в голове сразу вспомнилась сцена из недавно просмотренного фильма. Правая нога медленно и практически нежно прошлась по ноге немца, а сам Коля даже виду не подал. Мельком глянув на немца, он вновь что-то заговорил деду, ногой пройдясь чуть выше по колену, а затем вновь отставил её чуть в сторону. Когда от непривычного разговора не на родном языке уже хочется лезть на стену, его вдруг нарушает тихое действие. Клаус чувствует нарочное касание чужой ноги собственной и без замешательства понимает кто это. Он смотрит на Колю переполненными удивлением и непониманием глазами, но быстро отводит взгляд вниз, чтобы не привлечь внимания бабушки и дедушки последнего. Что себе позволяет этот парень! Что творит! Возмущению и шоку нет предела. Этот поступок равен тому, что был в начале знакомства, когда мальчишка внезапно слишком быстро начал раздевать – тогда ещё – незнакомца. Однако если тогда было понятно зачем, то теперь – нет. Коля чуть ли не смеётся, когда замечает взгляд Клауса, но на деле выдает лишь тихий смешок в стакан с водой. Он даже не планирует останавливаться, нет, ни в коем случае. Это слишком забавно. Он наигранно сперва чуть сводит брови, а потом приподнимает их, мол, «что-то случилось?». А мальчишка вновь продолжает путь издевательства, проведя сперва по одной ноге Ягера, потом по внутренней стороне бедра другой ноги. Пожав плечами, лохматый вновь уходит в разговор с стариками, случайно и неожиданно, даже для себя, соскользнув носком ноги на пах немца. А осознав это уже на пути к той точке прибытия, специально добавляет от себя жест, слабо надавив тому на пах мягким движением. — Да, я думаю, сегодня переночуем, а на утро я отвезу его домой. Сейчас далеко. Ну и сам поеду, отпуск то уже заканчивается. А к вам ещё на выходные приеду, — улыбается мальчишка и краем глаза смотрит на Ягера, сам потихоньку проникаясь своими издевательствами. Мужчина дёргается, слегка, но со стуком ударяясь ногами об стол, и заходится во внезапном приступе кашля. С губ чуть не слетает немецкий мат, а тяжёлый, почти злобный взгляд он задерживает на русском лишь на мгновение, ведь такая реакция тем, кто не понимает в чём дело, показалась бы странной. Когда всё внимание опять переключается на разговор, Ягер суёт руку под стол и резко, однако бесшумно, умудряется отвести ногу Коли. Сам же он закидывает одну на другую, и хотя так сидеть совсем неудобно, можно быть уверенным в том, что этой ситуации больше не повторится. Мальчишка даже обратно в стакан выплёвывает то, что только что хотел выпить, не сдержавшись. Великолепное зрелище. Не переборщил ли? Нет, ни капли. Это невероятно забавно. С этого момента немец всё чаще кидает на парня угрюмые и тем же временем недоумённые взгляды. Зачем он это сделал? С какой целью? Какие бы Коля розыгрыши и приколы там не любил бы, этот явно выходил за рамки дозволенного. Ивушкин, зная, что все уже доели, помогает бабушке убрать со стола, а затем, подхватив немца, тянет его в комнату, уже готовый смеяться. Он даже не подозревает, что могут быть какие-то возражения со стороны Клауса, сейчас ему просто смешно. Комната встречает теплом и уютом. Здесь даже запах особенный, запах апельсиновой кожурки и мяты, которую Коля уже давно не может убрать со стола. — Можешь лечь на кровать, я в кресло залягу, — кивает мальчишка, словно ничего только что не произошло, и снимает теплые носки, стаскивая с кровати плед, в который тут же укутывается. А Клаус тем временем чуть ли не взрывается от возмущения, почти забывая, что не должен громко говорить. – Ты ничего не хотеть объяснить? – тоном ревнивой жены спрашивает он, сурово смотря на парня. Осталось только «руки в боки» сделать и будет точь-в-точь такая жена. Мужчина дёргает Колю за плед, вынуждая подойти ближе. Нет, он не собирается как-то мстить или чересчур доступно объяснять, что так делать не нужно, – как объяснил тому пьянице на заправке – но всё-таки ждёт вразумительного ответа. И слова «мне захотелось» уж точно не примет. Все мысли теперь заняты этим интересным и вовсе не скучным ужином. И немец почти не думает о том, что их вполне могут услышать, хотя он и не кричит особо. Небольшая вспышка агрессии сходит на нет сама собой, остаётся лишь крайнее недовольство и... только оно. Коля с трудом сдерживает в себе приступ смеха, однако это совсем не влияет на его мимику. Он молча заглядывает в глаза Клауса даже с каким-то недовольством, словно он ничего не сделал и его обвиняют практически ни за что. — Что я сделал? — фыркает белобрысый и поправляет на себе плед, за который Ягер и притянул его к себе. Между прочим, такой жест мальчишка мог вполне себе посчитать за что-то личное, что не стоит делать со всеми, но сейчас это было как-то по-особенному мягко. Коле оставалось только дожидаться ответа и с небольшим прищуром рассматривать чужие глаза в поисках ответа на свой вопрос. Брови у немца лезут наверх, глаза расширяются. Да он издевается! – Was zum Teufel holst du mich unter den Tisch?! (Какого чёрта ты лез ко мне под столом?!) – эмоции переполняют его через край, его давненько так сильно не выводили из себя. – Sag nicht, dass du nichts getan hast! Warum hast du deinen Fuß dorthin gesetzt? (Не говори, что ты ничего не делал! Зачем ты полез своей ногой туда?) – мужчина вовремя снижает голос и переходит на угрожающий шёпот, что звучит гораздо жёстче любого крика. «Туда» – имеет в виду под стол (да-да, так мы и поверили), в ноги, хотя, очевидно, возмущён больше от другого. На любое действие обычно можно найти причину или хотя бы оправдание. В данном случае, сколько бы Клаус ни думал, ни к чему не приходил. Хотя, один вывод напрашивался сам: ради забавы и только! И тут Коля уже не сдерживается и чуть ли не смеётся, положив руку на плечо Ягера. – Это не я, – так же громко шепчет мальчишка и чуть сжимает чужую руку. — Это бабка всё. У неё фетиши такие. На молоденьких. Ивушкин закрывает рот ладонью, смеётся, чуть ли не бодая Ягера в грудь головой из-за наклона вперёд. Прийти в себя удаётся только после нескольких долгих попыток вобрать побольше воздуха в лёгкие и выдохнуть, переводя взгляд в недовольные глаза напротив. – Да честно, я тебя и рукой не тронул! – воскликнет Коля, но тут же выдает смешок. Подставлять бабушку совсем не хотелось, хотя как Клаус сможет на неё возмутиться? А как поймет? Что бабка Ягера, что Ягер бабку. Поэтому мальчишка молча прикидывает все варианты и улыбается своим мыслям. В одном из таких Клаус уносит старушку на руках, чтобы пристрелить, а Коля орёт на него «поставь бабку на место!». Во всех смыслах победитель. – Ты очень плохо врать, – тухнет так же быстро, как загорелся. Ягер скидывает руку парня одним движением своей руки и отходит от него, отворачиваясь. Обиделся, но с ситуацией решил смириться. Он ложится на кровать, теперь ещё больше притворяясь глухонемым. Пускай говорит и делает что хочет. Теперь будет всё равно. Закрыв глаза, Клаус думает, зачем в действительности Коле это нужно, кроме забавы. Вот так посмеяться? Но это, очевидно, даже не приведёт ни к чему хорошему. А вот к плохому вполне может. Нет, конечно, немец обижается несильно, понарошку, и то, лишь для того, чтобы преподать урок и научить мальчишку больше так не делать. Ведь мало того, что он непонятно зачем лез к нему, он ещё и скинул вину на родную бабушку! Не возмутительно ли? — Ты бы хоть разделся, а то это ведь «не по-немецки», — специально выделяет это, кривляясь, — ходить потом в мятом. Мальчишка недоволен. Он хотел больше шумихи, больше эмоций, однако отделался пустым «плохо врёшь» и всё! Возмутительно! Он хотел, чтобы Клаус буквально дрожал от злости, пар из ушей выпускал и орал на своём грубом немецком. Ну, ничего, ещё не ве... Пора бы спать лечь. Засыпать не хочется совсем, солнце только катится в закат, и мужчина ощущает на себе его последние лучи, что проходят через окно. Они уже не такие яркие, и уцелела лишь малая частичка тепла, которая всё же нагревает его белую рубашку. – Очень жаль, что ты не признавать свои ошибки, Коленька, – обращение он выделяет специальной интонацией, искажая его своим акцентом не так, как остальные слова. Ивушкин залезает в кресло. Джинсы не мешают совсем. В них даже удобно. Он кутается в плед так, словно сейчас зима, и утыкается носом в собственную руку, кинув напоследок: — Только бабушка может меня так называть. На самом деле, нет, даже бабушке не всегда позволено так его называть. Это жутко раздражает мальчишку. Он же уже взрослый и самостоятельный мужчина, имеющий свой дом, свою машину, свой мотоцикл и даже, мать её, работу! Так какого же черта к нему обращаются так, словно час назад пытались надеть на него колготки?! Ивушкин морщит нос и закрывает глаза. Безобразие, да и только. Клаус берёт на заметку то, что, судя по всему, Коле не нравится его же имя в уменьшительно-ласкательной форме. Ещё отыграется на этом, так же, как сам парень отыгрывается на немце. Раздеться и правда стоило, так что он поднимается и начинает снимать с себя всё лишнее. Первой на стул рядом ложится аккуратно сложенная белая рубашка, следом за ней также осторожно свёрнутые штаны. Китель, который так и валялся на кровати, вешается на спинку деревянной мебели, к остальным предметам гардероба. Теперь всё готово. Ягер вновь ложится, в этот раз лицом к русскому. Он рассматривает мальчишку и думает, что тому, наверно, неудобно лежать в кресле. Но ничего уж не поделаешь. Приглашать к себе кажется каким-то своеобразным кощунством. – Gute Nacht (Доброй ночи), – раздаётся спокойным шёпотом в тишине. Он закрывает глаза и начинает постепенно погружаться в сон. — И тебе, немчура, не помри там ночью, — тоже шёпотом отзывается мальчишка и окончательно отключается от внешних раздражителей, проваливаясь в сон.

***

Ночь была на удивление спокойной. Только Коля всё равно пару раз просыпался, посматривая на мужчину. Не до конца доверял, боялся, что ночью зарежет. И инстинкт самосохранения – а может и просто чуткий сон – каждый раз будил его, когда Клаус ворочался во сне. — Да чтоб тебя, фриц, — бурчал он, когда в очередной раз разлепил красные и уставшие глаза, убийственным взглядом прижигая спящее тело Ягера, что решил руку свою дурацкую по-другому положить! Да чтоб её отрезали к чертям, только болтается, как сосиска и Коле спать мешает А утро показалось Коле ещё более дурацким. Кто же знал, что именно сюда, в глаз мальчишки, солнце решит пустить свой первый лучик. Так что как только глаз начало греть, Ивушкин по неосторожности открыл его, желая понять, что произошло. И это стало его первой ошибкой за день. Солнце ударило прямо в открытый глаз, отчего мальчишка, чуть ли не шипя, чуть не свалился с кресла, запутавшись ногами в пледе, пораженный в неравной схватке с природой. – Вот же блять...