Гость из прошлого

Клаус скептично щурится на новый прикид русского, на его слова, но послушно выходит из помещения, сразу спускаясь вниз. Уже там он снимает с себя китель и вешает его на крючок. В первую очередь это он делает для того, чтобы не нашлось ещё таких отбитых людей, вдруг решивших отомстить немцу за прошлое. Хотя для него оно когда-то было и настоящим. И пускай ему действительно есть за что мстить, легче от ненависти не становится. Ягер в два счёта обувается обратно и ждёт, пока Коля сделает то же самое. А сейчас у него есть время и возможность рассмотреть одёжку, которую, похоже, что любят в двадцать первом веке. И она не то чтобы очень сильно отличается, но различия заметны. Мужчина думает, что это одежда удобней и практичней той, которую всегда носил он сам. К тому же, вещи должны быть легче. Он, не найдя причин этого не делать, трогает кожанку парня. Даже та кажется не слишком тяжёлой, несмотря на происхождение материала. И, нет, конечно, все всегда были довольны тем, в чём ходили тогда, но если бы гардероб людей состоял из такого одеяния, то, возможно, всем жилось бы чуточку легче. Мальчишка лишь хмыкает, когда Ягер дотрагивается до куртки. То ли себе такую же хочет, то ли ещё что. Фиг разберёшь. Он молча надевает кеды и подбирает низ джинсов, подвернув их. — Какого стиля одежду ты хочешь? — вдруг спрашивает мальчишка и, выйдя с немцем на улицу, переводит взгляд на него. — Что тебе нужно? Джинсы, футболки, куртки? Обувь то точно, — усмехается он и чуть выгибает бровь. Показательно открыв перед Клаусом свою дверь, тем самым показав тому, как лучше дёрнуть, чтобы не вырвать её с корнем, – ну кто знает, вдруг этот доисторический человек решит, что если слишком слабо дёрнуть, она не откроется. На чем они вообще там ездили? На камнях? — Коля садится за руль, сказав, чтобы Ягер сел вперёд, рядом. — Если тебе комфортно ходить в армейском чем-то, то у меня есть один вариант... — он тут же ухмыляется уголком губ и, как только за мужчиной закрывается дверь, заводит машину, — но нужно отъехать чуть дальше. – Nach deinem Geschmack (На твой вкус), – смысла что-то выбирать самому Ягер не видит. Он же вообще ни в чём современном не разбирается. Он садится на переднее пассажирское сидение и осматривает машину изнутри. По правде говоря, ужасно сильных отличий и нет, разве что добавились непонятные небольшие вещички. К примеру, что вот это за экран? Мужчина тыкает в видеорегистратор, чуть не сбивая его со стойки, и всё ещё не понимает, зачем эта штука нужна. Она же ничего не показывает даже. – Что это делать? – немец ёрзает в сидении, пытаясь устроиться удобнее. То ли он так привык сидеть в танке, то ли и кресла в автомобилях тоже поменялись – было неясно, но слегка неудобно. Оказывается, к этому тоже придётся привыкнуть. Вообще, то, как Клаус быстро осваивается во всём новом, пугает его самого. Вот тебе огромные дома – другая архитектура, вот тебе непонятные механизмы – ни о каких шестерёнках речи не идёт. И вроде всё пугает, но вроде и было неизбежно, раз уж на то пошло. Выехав с парковки, машина сворачивает на главную дорогу, где они ехали до того, как приехать сюда. — Видео записывает. На случай, если я решу в аварию попасть, — усмехается мальчишка и поворачивает голову к Ягеру. — Ты ничего не спрашиваешь по поводу войны. Не хочешь узнать, кто победил? Коля улыбается самодовольно, хотя сам не имеет к этому вообще никакого дела. Ему нравится, что Клаус лишь удивляется всему и ведёт себя как ребёнок, которому впервые показали какую-то удивительную вещь. Даже интересно стало, а сможет ли теперь Клаус без всего этого, если его вернуть обратно? А вообще возможно ли его вернуть в свой век? Но тогда, наверное, Коле будет скучно одному... Наверное. — Купим тебе телефон, ладно? – вопрос скорее риторический, так что Клаус просто принимает этот факт. – Я не хотеть думать о войне, – Клаус же наоборот отворачивает голову к окну, чтобы не смотреть на Колю, – und... Ich sehe kein einziges Kreuz (и... Я не вижу ни одного креста), – конечно, он имеет в виду символ, герб, который висел везде, где только успели побывать на то время немецкие войска. Вывод напрашивался сам. Они проиграли. Ягер выдыхает и опускает взгляд на бардачок машины. От этого факта совсем не весело, но и тяготит он не очень сильно, что странно, что снова пугает немца. И как он вообще мог давать военную присягу, когда не очень-то и позже, кажется, успевает забыть о ней. Гауптман переводит взгляд на парня, не разворачивая головы до конца. Он же уже убил его один раз, так что помешало сделать это во второй? Легко всё скинуть на то, что не было подходящей возможности, но мужчина давно договорился сам с собой о том, что уж себе врать точно не будет. Возможность была, и не раз – да даже не два. Просто ли придушить, утопить ли в воде. Но он этого не сделал, как и, чувствует, не сделает потом. Клаус думает, что если он всем будет давать такие клятвы, то рано или поздно застрелится от внутренних противоречий в себе же. Коля молча пожимает плечами и всю оставшуюся дорогу проводит в молчании. Сейчас им не о чем разговаривать. И это даже немного неловко, учитывая, почему именно. Это как младенцу общаться со стариком. Иногда интересно, познавательно, но их ничего не связывает. Ни увлечения, ни вкусы в музыке, одежде. Это даже обижает. Но нужны ли им темы для разговоров, когда ещё совсем недавно они веселились без них? Вряд ли. Почему-то тишина напрягает, даже голова начинает немного болеть, отдавая пульсацией в виски. Но Ягер всё молчит, как и парень, изредка кидая взгляды в сторону последнего и поджимая губы, когда опять понимает, что нечего сказать. Даже тут просто разговор, упоминание о войне прервал все связи и пути контакта. Тем более, они по разные стороны баррикад. Точнее... Коля паркуется у торгового центра и облизывает губы, опустив обе руки на руль. Нужно что-то сказать? Или молча выйти? — Сначала за одеждой, — кивает сам себе и глушит мотор, после выходя из машины. И, дождавшись, когда выйдет немец, закрывает машину, убирая ключи в нагрудный карман. ...а точнее Клаус не может сказать. Он не перестаёт проводить параллели между этим Колей и тем Колей, которого всё же пристрелил. Он даже не знает, стоит ли об этом сказать тому, с кем выходит из автомобиля сейчас в незнакомой местности. Не знает, какая будет реакция на это. Может, опять скажет, что шутка, бред, а, может, и не скажет. Обойдя машину спереди, немец решается рассказать. – Weißt du, im einundvierzigsten Jahr habe ich meinen letzten Kampf verloren, aber gegen einen Panzersoldat verloren... (Знаешь, ещё в сорок первом году последний мой бой я проиграл, но проиграл танкисту...), – он говорит довольно быстро, будто не до конца осмелился, но выдерживает небольшую паузу, прежде чем продолжить. Часть его всё же хочет, чтобы русский ничего не понял, – Ich bin sicher, dieser Mann ist wie du. Und noch sicherer, dass du es warst, obwohl dies nicht sein kann! (Я уверен, что этот человек похож на тебя. И еще больше уверен, что это был ты, хотя такого не может быть!) – к концу предложения мужчина восклицает, выражая своё непонимание и в этом. А Коля...