Демоны начинают и выигрывают?

       — Во втором квартале следующего года также предусмотрено повышение процента раскрываемости… — Владимир Сергеевич Яковлев оставляет фразу болтаться в воздухе, как муху, прилипшую к липкой ленте и резво, с задором уходит в туман.        Чертов бес.        Потому что сейчас повышается вовсе не раскрываемость, а температура внутри Володи.        Быстро и мгновенно доходя до границ.        Измайлов нарывается по полной…        И Володя знает, что сам виноват.        Не далее как три дня назад измайловские собратья — черти подговорили его пойти на день рождения старинного институтского приятеля, там они всем гамузом на радостях накидались в лоскутные одеяльца и в результате всей этой заварухи Яковлев поступил домой в три часа ночи в невесомом, как пушинка, состоянии.        Взгляд, каким его удостоил Гриша, лучше видеть в черных очках и подальше от беса, смотреть на Измайлова в такие моменты можно только в них, как на солнечное затмение.        Бес замечает все: и галстук, сиротливо свисающий, как убитый полоз, из левого кармана; и полную невозможность двигаться без хватания руками за твердые и желательно вертикальные поверхности.        Ну и вишенку на торте — смачный след помады приятного цвета фуксии на яковлевской рубашке, изысканно оттеняющий красноватое лицо Володи.        Скандал не замедлил себя ждать.        Утром Гриша смел в корзинку для мусора все слабые Володины отмазки, заявив, что если даже Яковлев и хотел упасть лицом в оливье, а упал в приветливо распахнутую навстречу ему помаду, то нужно быть полным придурком, чтобы добавить еще цвета, приложившись и щекой для верности.        Демон хмуро мазнул взглядом по Яковлеву и убыл на службу, молча кивнув на аспирин и стакан с водой, стоящие на столе.        И Володя знал, что так просто это ему с рук не сойдет.        И вот, получите и распишитесь — Гришина ответочка прилетела.        Разудалые бесенята толкают Володю в бок, шепча ему, что Гриша смотрит, и не повернуться Яковлев просто не может.        Это выше его сил.        Бедолага ангел, высланный с облаков за грехи, делает вид, что он слепой…        Вот что делает эта зараза?        Демон забавляется с карандашом.        Самым что ни на есть простым карандашом.        «Что тут необычного?» — спросите вы.        Так, как это делает бес, это не умеет делать никто.        Гриша медленно покусывает кончик карандаша, не глядя на Володю, а потом без предупреждения облизывает его искусительным движением юркого языка.        Сидя на собрании с участием представителей главка и всего корпуса начальства.        Откровенно.        Нагло.        Безбашенно.        Уверенно рассчитывая, что Володю хватит удар.        Занавес.        Яковлева можно складывать в мешочек и уносить.        Любое немецкое забористое кино почти сразу по очкам проигрывает закусившему удила демону.        Промурыжив, или, вернее сказать, промычав унылой песней уходящих в пустыню верблюдов, помятые и зажеванные, как старая пленка в магнитофоне, остатки доклада, Яковлев на слабых, подкашивающихся ногах выпадает в курилку.        Думая только о том, как затащить беса хотя бы в кладовку уборщицы.        Минут на пять.        Извиниться.        Ему хватит.        Им хватит…        Демоны — это сумасшествие.        Демоны — это бездна.        Демоны — это все.        Все, что вам нужно.        Потому что нет ничего более постоянного и надежного, чем любовь беса.        Она притянет вас и удержит на краю даже в центре урагана.        В кромешной тьме.        В бездонной пустоте.        Всегда.