Демоны начинают и выигрывают?

       Звуки стихли, и после странного хаотичного рывка мы оказались в полной темноте.        В лифте собственного дома.        Вместе с Измайловым.        И если вы сейчас наивно улыбаетесь, думая, что это замечательно, то это не так.        Потому что мы поругались.        И то, что бес вообще находится рядом со мной, скорее ошибка, чем счастливое стечение обстоятельств.        Так как демон ни разу за всю дорогу даже не посмотрел на меня!        Я машинально отодвигаюсь подальше к стенке, радуясь тому, что это не маленький лифт.        Но и в большой вроде бы кабинке, как выясняется, находиться в таком мутном, словно раствор карболки, настроении, невыносимо.        У меня, конечно, нет клаустрофобии, но молчащий, как глухонемой, Гриша явно добавляет тревожную нотку негатива к моему и без того отвратительнейшему настроению.        Измайлов молчит, как воды набравший в рот, и мне все хреновее.        На каком виде гужевого транспорта подъехать к этому истукану, я не знаю, но смутное ощущение, что чем дольше я молчу, тем хуже дело, не дает мне дышать.        Опять же я чувствую свою вину, начал-то я.        Сейчас мне даже не вспомнить, чего я так завелся, но факт остается фактом.        Я заплыл за все буйки сразу.        И судя по постепенно округляющимся зеленым глазам, ухитрился выступить по полной программе.        Я тихонько стою, старательно изображая памятник эпохи первых конкистадоров, и вздыхаю, уловив обожаемый аромат бесовского парфюма.        Словно предвидя, что мы так попадем, зараза вылил на себя перед выходом из отдела наверное, не меньше половины флакона.        И я одновременно мучаюсь и наслаждаюсь, зверея от невозможности прикусить носителя этого волшебства за холку и притянуть к себе, целуя.        Восхитительные глупости не отстают от меня, продолжая засорять одурманенный разум откровенными фантазиями.        Видения демона в одной рубашке на голу грудь заводят меня в какие-то эротические дебри, из которых я нехотя выплываю лишь потому, что меня уже пару минут о чем-то спрашивают.        — Володь! Володя! Ау, ты в порядке? Чего молчишь-то? — к бесу возвращается голос, а ко мне надежда.       —  Я не молчу, я думаю. — я ляпаю первое, что приходит в голову.        — О-о-о, простите великодушно, что я посмел нарушить столь важный мыслительный процесс, нагло ворвавшись в ваш релакс! — Гриша убийственно ироничен и похоже, не собирается мириться, а я раздумываю, что делать.        Вообще, когда бес пребывает в таком неадекватном расположении духа, обжигая каждым словом, словно крапива, лучше не нарываться.        Я знаю, о чем говорю.        Но попытаться все же нужно, тем более что непонятно на сколько часов мы зависли между небом и землей, словно кроты в тупике.        — Гриш, как думаешь, надолго мы тут застряли? — навожу я первый, хрупкий, словно хрустальный, мостик, аккуратно, словно шпион, подбирая слова.        Спустя мучительную паузу Измайлов хмыкает и звенит чем-то в кармане, отвечая: «Если лифтер не смотрел вечерний матч, то шансы есть. А если смотрел... »        Он обрывает фразу и залихватски, как Соловей-разбойник, свистит.        Я смутно пытаюсь припомнить, является ли дядя Паша по кличке «Сибиряк» футбольным фанатом, но не могу, как ни стараюсь, ухватить эту, скользкую, словно рыбина, ниточку за хвост.        Он работает у нас все ничего, второй месяц, и я пока не в курсе его предпочтений, зато демон, как всегда, знает все про всех.        — Володь, да не кипешуй ты! Не фанат он, даже не знает названий ни одного клуба. — уверенно сообщают мне уже справа.        Зачем демон переместился, непонятно, но к примеру, душить меня он вроде бы не планирует, и это хорошо.        Я решаю, будет ли удобным, если я опущусь на пол и присяду на корточки.        Нервы ни к черту, и вместо того, чтобы до опупения целоваться по дороге домой, мы с Измайловым, как два заслуженных эквилибриста на трапеции, ищем галантные способы не говорить о главном.        От невеселых мыслей о том, что меня ждет дома, меня опять же отвлекает бес.        — Володь, а что было написано на той папке у Лазарева из главка? — демон разговаривает, но так ровно, словно мы и не ругались вовсе.        — Закон суров, но это закон. — на автомате цитирую я, не понимая, к чему это он.        — Точно, Цицерон. — глубокомысленно замечает демон и шепчет мне на ухо: «Володенька, ты намерен так и сидеть, как мышь, у стенки и притворяться мебелью?»        — Гриш, а что ты предлагаешь мне делать? Примус починять или искать гаечный ключ, чтобы самому разлепить двери и выпустить нас из плена? — я не успеваю сообразить, что несет мой язык и на нервах вытаскиваю в темноте из собственного кармана две горсти шуршащих оберток.        «Конфеты! Любимые Гришины барбариски!» — в мозге что-то щелкает, и я улыбаюсь.        То, что Измайлов уже двести раз нажимал идиотскую кнопку вызова лифтера, вовсе не значит то, что нас услышали.        Сухо обозначив проблему металлическому автоответчику, демон не прекратил попытки дозваться людей.        И пробегающий по лестнице вниз Ленчик с десятого этажа клятвенно пообещал нам, что стукнет дяде Паше…        Но вернемся в наше уютное подземелье.        Измайлов садится рядом со мной на корточки и медленно говорит мне в ухо, щекоча своим дыханием: «Заманил, змей-искуситель! Давай свою барбариску!»        И я теряю тормоза, когда мне рот тут же закрывают любимые губы.        — Измайлов! Какого черта! Сейчас за нами придут! — возмущенно говорю я, когда победитель вкусно хрустит конфетой, приобняв меня за талию и только лишь то, что мы еще не дома, останавливает демона от более решительных действий.        Слопав еще конфету, бес невинным голосом уточняет, нет ли еще,и, притворно вздохнув, продолжает свою хулиганскую деятельность, не обращая никакого внимания на мои протесты.        По крайней мере, целоваться и одновременно гладить меня везде ему удается с обычной поразительной легкостью.        Проблема только одна, я загораюсь, как стог соломы в сухое лето, и не знаю, хватит ли мне сил дотянуть до дома, поскольку крышу сносит сразу.        На мое счастье, оживает полудохлый передатчик лифта и дядя Паша, скрипя и ворча, словно передача идет в прямом эфире с Марса, а не из соседнего дома, гордо сообщает нам, что через десять минут все будет в ажуре.        Это дает мне возможность оторваться от безумно соблазнительных, пахнущих барбариской губ беса и попытаться на ощупь привести себя в относительный порядок.        Измайлов заливисто хохочет, наблюдая за моими потугами застегнуть половину уже ушедших в увольнительную пуговиц на рубашке, а я с ужасом думаю, до чего мы бы дошли еще минут через пять.        После счастливого вызволения из лифта напарником дяди Паши, вечно пребывающим в состоянии легкого подшофе Борей, которого все с легкой руки Измайлова давно зовут Боликом, мы устало вваливаемся в квартиру, не веря, что наконец-то можно расслабиться.        После двух стаканов воды и душа я падаю в кровать, с удовольствием обнаруживая демона, явно не собирающегося останавливаться на предварительных ласках в лифте...