Белый тамплиер

      Мордериго казалось, что он проспал не больше двух часов, но на деле почивал довольно долго, ворочаясь во сне, и, скорее всего, проспал бы. Однако тамплиеры ни за что бы этого ему не позволили — их всех ждало соревнование.       — Вставай, мелкий, пропустишь все на свете. — Один из соседей взял его за костистое плечо и стал бережно расталкивать.       — Давай-давай… — Еще один рыцарь присоединился к побудке и похлопал по бедру.       Мордериго протестующе замычал и попытался зарыться в подушку. Но храмовники, смеясь, выдернули из-под головы дорожную сумку. Он ткнулся лбом в холодную землю и мгновенно проснулся.       — Ай! Идиоты! — зыркнул недовольно на них исподлобья, повернувшись набок и потирая лоб. Довольные выходкой, тамплиеры расфыркались и захехекали, хитро блестя глазами.       — Вставай давай! — К прыскающим братьям подошел еще один рыцарь, с крайне серьезным и сердитым лицом застегивавший наручи. Всем своим видом он давал понять, что подобные побудки для юных воспитанников считает крайне глупым ребячеством, а всяких валяющихся в такое время в постели мальчишек — недостойным храмовника явлением. — Тебя что, весь орден должен будить?       Мордериго попытался подняться, но споткнулся и едва не упал, вызвав у наблюдавших за ним братьев очередную порцию смешков.       — Так, а вы чего гогочете? Вы что, шуты королевские? Пошли вон отсюда! — серьезный тамплиер буквально вытолкал братьев на улицу, рявкнув напоследок: — Живее, Мордре! Останешься без завтрака! К костру!       Мордериго поспешно выскользнул из палатки, по привычке пытаясь скрыть, как у него топорщится одежда между ногами. Он засеменил к центру лагеря, где тамплиеры принимали пищу у огня, попутно выискивая среди мельтешащих белых, коричневых и черных сюрко единственный синий, принадлежавший сеньору Роберу де Сабле. Но, к своему разочарованию, по дороге обожаемого наставника не встретил.       Робер появился чуть позже, когда Бедные рыцари Христа уже расселись вокруг костра, ожидая услужающего брата, который обносил всех миской с водой для омовения рук. Робера вел Марк-Антуан, осторожно придерживая под руку и игнорируя слабые попытки сопротивляться.       — Я сам дойду, не надо… Оставь меня, я не так уж и слаб, — буквально стонал молодой адмирал.       Мордериго тут же вскочил, разрываемый изнутри вспышкой ревности.       — Все, Марк-Антуан, отпусти!.. Я вот пойду сейчас сяду к моему мальчику, — сказал Робер, заметив воспитанника, коего уже теребил за край сюрко сидящий рядом брат, требуя немедленно занять свое место. Довольный Мордериго, улыбаясь, сел только тогда, когда Робер двинулся в его сторону, и стал ерзать, требуя, чтобы рыцари потеснились. Те, ворча и недовольно сверкая глазками, отодвинулись, и Робер осторожно опустился рядом на бревно.       — Привет, — шепнул Мордериго.       — Доброе утро, мой хороший, — Робер ласково погладил его по спине. На Мордериго тут же накатила волна чувств и желаний. Он разрывался, не зная, что предпринять — ему хотелось немедленно стиснуть молодого адмирала в объятиях, но сейчас он мог позволить себе только что-нибудь спросить. Но что? Как спалось? Глупо, да и тянет на мирской треп, а сим лучше не злоупотреблять. Про руку спросить? Да сеньор, скорее всего, ограничится чем-то нейтральным и дежурным… Он заерзал от избытка чувств.       — Как ты спал? Рука не мучила? — наконец решился он на вопрос и даже погладил по согнутому в повязке локтю.       — Не волнуйся ты так за меня, кутенька, — Робер улыбнулся как-то смущенно. Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но тут со своего места поднялся капеллан, знаменуя, что сейчас начнется предшествующая трапезе молитва. Тамплиеры, увидев его, поднялись со своих мест.       Даже походные условия не могли поколебать распорядка рыцарей Храма. Тамплиеры вытянулись в струнку, выждали, когда капеллан затянет молитву, и вступили. Их стройный хор зазвенел, проносясь над крышами шатров и башнями лучников на площадке, достигая ушей всех, кто находился неподалеку от лагеря.       В этот раз, на счастье Мордериго, они пели недолго. Он просто не хотел, чтобы обожаемый сеньор слышал, как он с красивого баритона срывается в писклявый тенор, и страшно боялся увидеть на лице Робера усмешку всякий раз, когда голос делал очередной скачок. Но молодой адмирал на ломку не реагировал, и Мордериго расслабился. Он опустил плечи, выдохнул и пел, уже не крутя головой по сторонам и не заглядывая в глаза Роберу.       Мордериго настолько разомлел, что сам не заметил, как подвинулся к наставнику почти вплотную и вдруг дернулся от неожиданности, как горячий жеребец, вспугнутый резким звуком, когда его рука случайно коснулась теплой, мягкой ладони Робера. Взволнованный Мордериго развернулся, с изумлением и возмущением поглядев на свою руку, будто она вдруг решила зажить отдельной от него жизнью и своевольно, намеренно потрогала сеньора. Повезло еще, что на этой минуте в песне ему следовало молчать — не его партия — иначе он бы ее испортил. Впрочем, он тут же присоединился к поющим братьям.       Однако мгновение спустя Мордериго снова вздрогнул, будто его стегнули кнутом — Робер незаметно сжал его пальцы и стал поглаживать, желая успокоить. Мордериго прекратил крутиться, но спокойнее не стал. Напротив, теперь он боялся, что от прикосновения этих нежных рук только-только унявшийся член снова начнет его мучить. К страху примешивалась боль от осознания, что разжимать пальцы не хочется. Лучше стоять тут вечно, охрипнуть и потерять голос, но не лишиться возможности трогать бархатистую, местами грубую от порезов кожу.       Но все когда-нибудь заканчивается. Присмиревшие тамплиеры завершили свою песнь и в молчании присели на скамейки и бревна, готовясь завтракать. Мордериго растерялся, в изумлении рассматривая услужающих братьев, разносящих тарелки и большие блюда, из которых все накладывали себе пищу. Он впервые трапезничал вне стен замка, поэтому наблюдал за всем с неподдельным интересом. Опять заволновавшись, Мордериго едва не выронил полученную миску. Робер подался вперед, желая помочь, и выставил руку. Обошлось: Мордериго удержал, но его ладони дрожали, и сеньор просто забрал у него тарелку, решив не рисковать.       Получив порцию на двоих, Мордериго повернулся наставнику и более-менее успокоился. Запеченное на остывающих углях мясо с овощами заставило его восторженно принюхаться, позабыв обо всех своих бедах. От вида аппетитного кусочка у него потекли слюнки. Он искренне обрадовался и принялся за еду, присвоив одну из нескольких вилок, рассчитанных на всех братьев. Делиться вилкой он ненавидел, и теперь пользовался ею почти единолично, лишь изредка давая прибор соседу.       Двумя ее зубцами он ловко отделял куски мяса, иногда помогая себе ножом, и наслаждался странным, но очень приятным сладко-соленым привкусом. В вине вымочили? Ах, нет, похоже, соус какой-то особенный. Жаль, трудно понять… Но до чего дивный вкус! Да уж, повар постарался на славу!       Мордериго подвинул к себе часть порции, чтобы ненароком не съесть то, что причиталось Роберу — тому, раненому, полагалось есть больше — и стал жадно заглатывать пищу. Молодой адмирал, напротив, ел степенно и даже как-то умиротворенно, приподняв правую бровь: он изумлялся, поскольку никогда раньше не видел, чтобы воспитанник ел с такой охотой. Обычно Мордериго не спешил, даже наоборот, долго возил по тарелке приборами или кусочком хлеба. А тут он накинулся на еду, как бродячая собака на брошенную ей кость.       Робер задумался, гадая, что это с пареньком. В голову ему пришло только две версии: или он так наворачивает, потому что нервничает перед игрой, или просто потому, что ему не дали специй для огненного гумора. И, скорее всего, второе.       Сеньор де Сабле помахал рукой, привлекая внимание услужающего брата, после чего молча указал на Мордериго и изобразил, будто толчет что-то пестиком в ступке. Слуга понятливо кивнул, и розетка со смесью жгучих порошков появилась перед носом недовольно поморщившегося Мордериго.       Они обменялись взглядами: Робер — с укором, Мордериго — виноватым. Робер безмолвно продолжал давить — в синих глазах появилось что-то строгое, тяжелое. Мордериго сощурился и поджал губы, сеньор покачал головой. Один состроил страдальческую рожицу, второй, подавшись вперед, смотрел терпеливо в глаза. Наконец Мордериго сдался, пристыженно опустил голову и, зачерпнув ложкой специи, поморщился, но жевал их, заедая мясом, вкус которого уже, увы, перебило жгучими порошками.       Некоторые рыцари поглядывали на него, не веря, что он уступил так быстро. С кем-то другим этот сорванец точно сопротивлялся бы намного дольше! Вот только, сам того не осознавая, Мордериго не стал упрямиться, потому что не хотел расстраивать Робера.       Тамплиеры заканчивали жевать, запивая еду водой или вином из фляжек. Затем отставляли опустевшие миски, поднимались с мест и воздавали хвалу Богу за пищу. И на этом все более-менее знакомое для Мордериго закончилось.       — Братья! Снаряжайсь! — рявкнул Леон де Бурж, и храмовники быстро построились в шеренгу, после чего направились к одному из шатров, большему, чем те, в которых ночевали.       Они заходили по очереди внутрь и быстро выскакивали оттуда вместе с оруженосцами, державшими груду ярко-синих доспехов. Когда пришел черед Мордериго, он нырнул под полог и увидел нескольких братьев: одни сами надевали доспехи, кому-то оруженосцы помогали завязывать тесемки, кто-то брал в охапку поножи и наручи, а затем выносили их, чтобы облачиться на улице. Двое братьев использовали поленья — ставили на них ноги, натягивая кольчужные шоссы, застегивали ремешки на щитках и обували сапоги.       — О, Мордре! Ну-ка, иди сюда, — скомандовал брат, что отмечал, всем ли выдали обмундирование. Мордериго закрутился, не зная, куда же это «сюда». — Да стой ты!       Он замер в центре всей этой суеты и стал беспомощно озираться. К нему уже спешил оруженосец, с трудом тащивший на себе груду доспехов.       — Погоди! — брат со списком от Леона недовольно покосился на оруженосца. — Это на него доспехи хоть?       — Нет, брат Антуан, от какого-то иного брата достались. На него заказать не успели, до последнего не знали же, играет он или нет.       — Ну ты прежде чем напяливать, сними несколько пластин!       Мордериго почувствовал себя униженным. Почему он не может иметь собственный комплект доспехов? У других-то рыцарей их не меньше двух — боевой (легкий или тяжелый, а иногда сочетающий детали и того, и другого) и тренировочный. Доспехи на каждого тамплиера кузнец делал индивидуально — нужно было соблюсти все нюансы. Робер вон, длинный и худой, Марк-Антуан — низкий и худой, а Жослен среднего роста, но покрепче их и поплотнее. И у каждого, у каждого броня своя! Но его брат Антуан обрекал носить невесть чьи доспехи, которые могут сползать или, наоборот, быть тесны.       Оруженосец быстро приложил щитки, а потом дал Мордериго кольчугу — ну хоть она у него была собственной, а не чьей-то бывшей! И то, наверное, только потому, что проще добавить несколько рядов колец или расплести их, чем постоянно заказывать доспехи на молодого парня, который неумолимо растет.       — На, надевай пока! И живее!       Мордериго, ворча, стал встряхивать кольчугу, пытаясь расправить — иногда стройный ряд колечек нарушался, потому что некоторые путались. Он быстро натянул кольчугу, и наклонился было к ногам, чтобы надеть поножи и закрепить пластины, но оруженосец шлепнул его по рукам:       — Ну-ка! Наручи бери! — И он, закончив убирать лишние пластины, стал закреплять на Мордериго ножные доспехи.       Тот, презрительно фыркнув, поднял наручи, а с ними и оплечья, и стал прилаживать. Дело у него сначала не шло — он надевал раньше только наручи на предплечья, но быстро наловчился придерживать доспех так, чтобы тот не съезжал. Пальцы порой плохо слушались, но Мордериго все же довольно быстро покончил с наплечниками.       Оруженосец похлопал его по рукам:       — Убери! Нет, не в сторону, а вообще подыми!       Мордериго поморщился, но подчинился. Оруженосец быстро накинул на него ярко-синюю латную безрукавку и принялся просовывать хвостики ремней в пряжки. Юноша, продолжая гримасничать — ему было тяжело держать окованные железом руки высоко над головой — невольно стал покачиваться.       — Ну что ты, как пьяный мужик, рожи корчишь и шатаешься? — тявкнул оруженосец, встряхнув темноволосой головой. Очевидно, он еле удерживался, чтобы не отвесить юноше пинка или не шлепнуть пониже спины.       — Выдохни! — скомандовал он, похлопав его по бокам, словно молодую лошадь. — Выдохни, кому говорю!       Он все-таки шлепнул Мордериго, но это уже скорее было необходимостью, чем желанием наказать. От неожиданности Мордериго глубоко вдохнул и сильно выдохнул, и оруженосец, довольный эффектом, затянул и застегнул ремешки, не дававшие доспеху съезжать. После этого он поднял с земли койф — кольчужный капюшон и открытый шлем и протянул их юноше.       — Это сможешь сам надеть?       Мордериго обиженно кивнул. Они его все что, совсем за дурака принимают? И никогда прежде не носивший эту часть доспеха Мордериго принялся напяливать койф сразу на голову.       Всплеск смеха заставил его замереть.       — Подшлемник забыл, дурень! — другой оруженосец кинул ему стеганую шапочку.       Ворча, он принялся стаскивать кольчужный капюшон, который сниматься не желал, отчаянно цепляясь за белые волосы.       — Ай-ай-ай! Фу-у! — шипел и взвизгивал Мордериго, пытаясь распутать пряди, похожие на белых пауков, опутавших кольчугу, словно добычу.       — Во идиот! — загоготали тамплиеры. Они потеряли к собственным доспехам всяческий интерес и стали наблюдать за сценой. Однако брат Антуан быстро оборвал все удовольствие, шлепнув ближайшего хохотуна свитком по плечу.       — А ну, хватит! За собой смотрите, нечего над юнцом потешаться!       К неожиданности всех собравшихся, он подошел к Мордериго и стал быстро и бережно распутывать его волосы. Тот, обрадованный спасению, рассыпался в благодарностях, и теперь уже водрузил на голову сначала подшлемник, а уже после него койф, как полагается. Шлем он, однако, пока надевать не стал — в нем жарко, дышать трудно, да и поле его зрения сразу урезалось.       — Меч и щит возьми, — крикнул Антуан вслед уже отодвинувшему полог юноше. Мордериго спохватился, выцепил со стойки треугольный щит, снял романский меч и, подвесив оружие на пояс, а щит — через шею на плечи, наконец вышел из шатра.       Собравшиеся и готовые к бою рыцари быстро стекались куда-то со всего лагеря. Как участвующие, так и запасные, они стремились к стенам видневшегося неподалеку полуразвалившегося замка. Шли пешком, но довольно быстро. Мордериго влился в эту живую массу и едва поспевал за ней. Но уже на подходе толпе преградил путь клинок Леона де Буржа.       — Так, первая команда готова? — командным тоном просил приор и, не дожидаясь ответа, стал помахивать обнаженным мечом, указывая направление. Попутно он отсчитал двадцать четыре рыцаря и опустил оружие, преграждая следующим проход.       — А вы — в запас!       В первые две дюжины попал и юный де Кенуа. Видимо, приор не узнал его в кольчужном капюшоне, прикрывавшем нижнюю часть лица — скорее всего, он не пропустил бы молоденького новичка в первую волну. Рыцари прибавили ходу и потрусили в неизвестном для юноши направлении. Наконец они достигли каменной арки и остановились возле нее.       Мордериго огляделся.       Полуразрушенную крепость окружали деревянные трибуны и остатки развалившихся стен. На них везде сидели зрители, одетые в черные, белые и красные балахоны — некоторые с белыми или алыми крестами. Остальные же, не являвшиеся гостями из ордена госпитальеров или тамплиеров, были, скорее всего, их союзниками.       Впереди виднелись башни с укрытиями — из них несколько напоминали не просто деревянные щиты с окошками, а полноценные маленькие домики на платформах. На самой высокой из башен имелось две платформы: на нижней стояли ящики (очевидно, с боеприпасами), а на верхней на чем-то (то ли тоже на ящиках, то ли на ведрах, а может, что и на стуле, Мордериго не разглядел точнее) сидели люди в непривычных для юноши одеждах. Один очень напоминал церковника, другой походил на знатного барона, еще двое были в его глазах всего лишь пожилыми мужчинами в темных одеждах — во всяких санах и должностях воспитанник тамплиеров, никогда знать близко не видавший, не разбирался. Да и будь там хоть сам папа римский или король — его это не волновало. Он выискивал глазами Робера де Сабле. Но все зрители слились в единую мешанину из балахонов разных цветов, и пока выделить мужчину с золотистыми волосами из общей массы не представлялось возможным.       Внезапно человек в белой мантии с золотыми нашивками поднялся со своего места.       — Я рад приветствовать вас всех сегодня на нашем захвате форта! Сражаться ныне будут госпитальеры и тамплиеры, — начал он свою речь, и толпа взорвалась криками.       Мордериго на миг отвлекся от созерцания собравшихся и перестал искать сеньора. Он обратил свой взор на одетых в черное братьев ордена святого Иоанна. Госпитальеры расположились на противоположной стороне — через дырявые стены заброшенной крепости можно было увидеть, что они тоже стоят возле арки, похожей на ту, возле которой ожидали тамплиеры. Мордериго напряг зрение и увидел за госпитальерами загон, огороженный выставленными острием наружу деревянными кольями. Лошади, очевидно, были привязаны, иначе давно бы уже разбрелись, куда вздумается. Он обернулся и увидел за спинами своих братьев точно такой же загон.       Рассматривая все, что окружало его, он почти не слушал речь «главного церковника», как мысленно окрестил странного человека. Она тем временем подходила к концу.       — Итак, наши доблестные воины сейчас покажут свое мастерство боя! Перед нами предстанут те, кто пойдут в крестовый поход, воевать за святую землю!       Рыцари взорвались криками. Они и до этих слов уже начали притопывать, стучать об землю копьями или щитами, выражая нетерпение, но не осмеливались шуметь так, чтобы прервать торжественное обращение. Теперь же они этим нехитрым способом старались дать понять сопернику, что так просто не сдадутся и будут биться до конца. Мордериго поглядел сначала на братьев, потом на орущих в ответ госпитальеров, и тоже завопил. Леон де Бурж, который шел в первой команде, выдвинулся вперед и махнул мечом, давая рыцарям знак, что пора замолчать.       — Я напоминаю вам правила, — прокричал Главный церковник. — Убивать друг друга — запрещено! Оружие — только тренировочное! Можно только оглушить или обезоружить! Оглушенный выбывает! Победит тот, кто оттеснит соперника в его лагерь и захватит территорию! — он сделал паузу, а потом выдал фразу, вызвавшую у многих смешки: — Ну, или тот, чью команду, условно говоря, перебьют. Итак, уважаемые братья, жгите шатры, защищайте своих, уничтожайте баррикады!       Рыцари опять закричали радостно и воинственно. Мордериго коротко рявкнул, опять отвлекшись на поиски Робера де Сабле.       — Однако я вижу, как не терпится нашим доблестным воинам скорее вступить в бой, поэтому больше не буду задерживать вас своими разговорами. По сигналу вы можете начать атаку. Три…       Тамплиеры напряглись. Они даже слегка присели, выставив одну ногу вперед.       — Два…       Те из братьев, кто еще не надел шлема (а в их числе и юный воспитанник), быстро и слаженно, почти синхронно проделали это. Остальные же выставили оружие.       — Один!       Раздался громкий, гулкий звук, похожий на удар гонга и на стук лезвия меча о щит одновременно. Мордериго оглянулся, выискивая глазами источник этого страшного гула, но ему толком не дали осмотреться. Храмовники, увидевшие еще и безмолвную команду от приора — взмах мечом в сторону — пошли волной и буквально вынесли своими телами юношу. Леон подал еще один знак — скрестил свободную руку и ту, что держала оружие, и развел их. Тамплиеры, увидев эту команду, стали свободно разбегаться по территории, на которую уже неслись орущие иоанниты. Юный де Кенуа сначала испугался, не зная, что ему предпринять, но стоять на пути у госпитальеров в ожидании ударов он не собирался и поспешил удрать с дороги.       Он никогда еще не бывал в сражении со столькими противниками сразу — да уж, тренировки тамплиеров «три на три» и даже «пять на пять» по сравнению с этим — легкая разминка! Ему не дали даже толком подумать, оценить ситуацию — в кольчуге уже застряла пара стрел, а со стороны на него бежали два госпитальера, похожих на разъяренных гусей. Он заметался, выискивая безопасное место. Но безопасных мест на площадке не было.       Мордериго инстинктивно помчался наверх. Повесив щит с помощью ремня на шею, он быстро вскарабкался по лестнице на стену. Его встретило еще несколько стрел, но он успел присесть и сдвинуть щит со спины вперед, прикрываясь. Он опять заозирался, изнемогая от страха и гадая, куда бы спрятаться, и отступил к краю стены. Бросил мельком взгляд на домик, где прятались лучники, но тут же отмел эту идею — там он запрет себя в ловушке, ибо не сможет свободно махать мечом, если набегут соперники.       Но времени на то, чтобы подумать, у него не было. Снизу по лестнице уже полз госпитальер, и Мордериго наградил его мощным ударом по голове, вытянувшись вперед. Еще двое увидели его на стене и понеслись к нему. Юноша прикрылся от одного удара щитом, который успел снять с шеи, ответил быстрой, короткой атакой, получил пинка, но от удара мечом сверху снова закрылся. Поднявшись, он предпочел побежать прочь. Сражаться одному с несколькими — дудки! Он не дурак, да и пожить еще хочется.       Первые полчаса игры все действо не давало Мордериго никаких ощущений, кроме страха и потерянности. Он не понимал, что происходит, боялся получить удар, который лишит его сознания, или вовсе попасть под копыта лошади. Он потерял в толпе Леона, который взмахами меча дал бы хоть какое-то понимание того, что нужно делать. Вернее, какой-то частью своего сознания Мордериго и так это понимал, но сосредоточиться на этом пока не мог. Орущая толпа пугала его, как пугают скандирующие зрители дикое животное, выведенное им на забаву. Он метался, и сердце у него уходило в пятки, когда видел, что кто-то из госпитальеров заинтересовался им и несется в его сторону.       Самыми опасными были воины, которые уселись на лошадей из загонов и теперь носились, сшибая пиками мимо пробегающих тамплиеров или нанося резкие, свистящие рубящие удары по их шлемам и щитам. Мордериго своими глазами видел, как один такой снес брата-тамплиера на полном скаку, а тот упал, не успев увернуться, и больше не шевелился. Вытащил ли его кто-нибудь с поля боя, он не видел, ибо со страху поспешил удрать куда подальше. Сердце бешено колотилось в его груди. Все существо охватило только одно стремление — защититься, спастись. Он уже и думать забыл о победе, даже о помощи ордену не помышлял, только и мог убегать от противника, лишь изредка награждая кого-то ударами меча или толкая шлемом, да и то только затем, чтобы напавший отвязался, а он получил преимущество.       Но постепенно Мордериго осваивался. Он осмелел, да и убегать ему надоело. Сделав очередной круг, он вдруг обратил внимание на заграждение из досок и мешков, и на ум ему пришли слова человека, похожего на священника. «Жгите шатры, ломайте баррикады»… Так вроде было? Ну, даже если слова и не совсем такие, смысл тот же. Мордериго пришла гениальная и простая мысль. Как помочь ордену, не подставляя при этом голову под меч? Да легко! Он подошел к баррикаде, рявкнул: «Именем Господа!», размахнулся мечом и рубанул по заграждению. Оружие, будучи затупленным, не вонзилось, а срикошетило, и едва не ударило его по лбу. Тогда он просунул клинок в стык между досками и повернул. Доски со скрипом, неохотно поддались. Мордериго отодрал деревяшку, отбросил ее прочь и попытался вытащить мешок с песком — один из немногих, что заполнял собою пространство баррикады внутри. Мешок поддавался плохо, и Мордериго стал помогать себе ногой, то упираясь, а то навешивая заграждению пинков.       — DEUS VULT! — заорал Мордериго, распалившись и продолжая лупить мечом, раздирать оградку на куски и пинать ее. Он отключился от сражения, перестал обращать внимание на других рыцарей и на команды, которые отдавал Леон.       Однако про борьбу с баррикадой пришлось позабыть — на него откуда-то сверху налетел госпитальер и прижал к земле, пытаясь задушить. Мордериго забился, сопротивляясь, и едва совладал с рукой, которая от неожиданности будто перестала его слушаться. Он перехватил меч поудобнее и с силой саданул рыцарю по шлему.       «Дон-н-н-н!» — раздался оглушительный звук, будто колокол зазвонил. Госпитальер затряс головой, оглушенный.       Мордериго воспользовался заминкой и врезал обеими ногами мужчине в пах. Тот взвыл и сполз, и Мордериго неожиданно для себя слаженно сработал, поддавшись рефлексам — нанес два быстрых, четких удара в шею с плеча. Он уже планировал добить мощным колющим, чтобы окончательно отключить противника, но последний удар ему так и не довелось обрушить на врага. Один из госпитальеров отвлекся от сражения с другим храмовником и понесся на подмогу товарищу. Мордериго бросился вправо и тут же был сбит на землю мощным ударом алебарды. Он откатился в сторону и еле успел поднять щит. Лязг оглушил его, а разъяренный рыцарь набросился снова. Мордериго воспользовался щитом, и это позволило ему встать на ноги. Но едва не опрокинулся снова, уворачиваясь от мощного пинка. К счастью, ему удалось подняться, и последующие удары он отражал уже более уверенно. Страх отступал. Во всем происходящем появилось что-то знакомое, привычное, и тело стало работать, как хорошо отлаженный механизм.       Удар! Уворот! Атака! Лязг лезвия клинка о щит! Рубящий! Уворот! Колющий! В ответ блок и контратака!       Мордериго с головой погрузился в эту нехитрую механику, перестал обращать внимание на то, что происходит, а с этим и почти совсем перестал страшиться. Бой шел, что называется, вхолостую — еще никто не пропустил укол. У него заработало привитое храмовниками чутье — он почти предвидел, когда нужно прикрыться щитом, когда сделать блок клинком, когда атаковать. И повинуясь этому чутью, Мордериго увернулся, когда второй иоаннит решил помочь своему брату и врезать ему по шлему топором. Мордериго увернулся, но потерял равновесие и упал на четвереньки, выставив одну ногу.       Мгновения, прошедшие следом, показались ему вечностью. Внезапно он увидел среди зрителей Робера де Сабле, своего Робера де Сабле! А Робер не должен видеть его позора! Не должен, иначе навсегда отвернется от бедного Мордериго!       Так думал он, и решимость дать отпор крепла в нем. Ему хватило этих нескольких секунд созерцания сосредоточенного лица в обрамлении светлых волос, блестевших на солнце, чтобы понять — это то, ради чего он готов превозмогать свой страх и драться. Какие, к черту, госпитальеры? Тут сидит человек, ради которого он будет до самого конца сражаться! Который должен видеть всю его доблесть!       Мордериго поднялся на ноги уже совсем другим человеком. Это был уже не трусливый мальчишка, а уверенный, сильный и взрослый рыцарь.       Это был уже готовый к реальному бою тамплиер.       Тамплиер, который разорвет на клочья всех, неверно посмотревших в сторону всего, что он любит. Рыцарь, готовый защищать все, что ему дорого.       Мордериго очнулся от своих мыслей и кувыркнулся вперед. И в следующий миг оружие вонзилось в то место, где он только что находился. Напавший госпитальер не ожидал от противника такой прыти и по инерции заехал своему же по шлему. Тот ухватился за загудевшую голову, а первый бросился вслед за удиравшим Мордериго. Но это был всего лишь хитрый план — тот не собирался драться с двумя взрослыми рыцарями в одиночку. Он манил их, как манит сука-дворняжка породистого пса со двора.       — Иди сюда, ублюдок! — орали разъяренные госпитальеры.       Но Мордериго их не слушал, убегая туда, где схватка была наиболее оживленной. Место это он знал, ибо изначально поспешил убраться оттуда куда подальше, не желая подставляться под мечи, топоры и булавы. Добежав до лестницы, юноша издевательски подождал преследователей, нарочно, чтобы они успели его догнать. Но засада получилась лучше, чем он ожидал — одного сшиб конный и едва не задавил, второму в кольчугу вонзилось несколько стрел. Затупленные стрелы особого урона не нанесли, но заставили отшатнуться. Мордериго воспользовался заминкой и с силой ткнул противника мечом в живот. Рыцарь скорчился, застонав, а юноша, смеясь, легко перелетел со стены на платформу.       Эта маленькая победа укрепила его веру в свои силы. Он уже не боялся битвы, но и намеренно ее не искал. Даже на команды Леона, раздававшиеся то тут, то там, стал реагировать с каким-то мрачным удовольствием: он срывался с места на зов, вставал в построение, и атаковал следующую часть локации в компании тамплиеров. И это нравилось ему куда больше, чем в одиночку метаться по развалинам замка, выискивая безопасное место или улепетывая от госпитальеров. Да, он лишался удовольствия напасть из засады, как очень любил — куда лучше выпрыгнуть из-за угла и вонзить нож в шею, чтобы ни себя, ни врага не мучить, но тут его прикрывали братья, и Мордериго чувствовал себя частью команды, частью ордена. Это придавало ему значимости в собственных глазах, и он кричал «Именем Господа!», выставив меч, уже без капли страха.       Заняв ту часть замка, где располагалось большинство зрителей, тамплиеры выдвинулись на штурм арки иоаннитов и их игровых шатров. Предназначенные для показательных сожжений шатры были в разы меньше — поместиться туда мог бы только один человек. Но прежде, чем добраться до них, тамплиерам предстояло отбить арку, через которую госпитальеры попадали на поле.       Храмовники трусили ровными рядами, избегая разгоняться или, наоборот, переходить на шаг. Средняя скорость позволяла набрать необходимый для атаки разгон и не выдохнуться.       — Разойтись! — рявкнул Леон, едва заслышав топот копыт.       Бедные рыцари Христа выждали момент, когда на горизонте появится наездник с копьем, но сделали нужные шаги — одна часть вперед, другая — назад, только тогда, когда тот приблизился. Но доставить противнику удовольствие посшибать их, развернувшись в обратную сторону на галопирующей лошади, они не собирались. Рыцари быстро сомкнули ряды и сделали рывок вперед.       Они захлестнули арку госпитальеров волной своих тел, облаченных в синее, и стали наступать. Однако вперед прорвались намного быстрее, чем ожидалось — по идее, за аркой должно было быть куда больше противников, ведь они там охраняли игровой лагерь, защищали его от захвата. Заметив это, Мордериго быстро огляделся по сторонам.       Госпитальеры стали по одному появляться сзади, бесшумно подкрадываясь, как тигры, на чье плато по глупости забрели олени. Хищники медленно вылезали из своих пещер, брели по верхнему уровню плато, мягко ступая и стараясь не попадаться на глаза стаду. Они выбирали момент, когда можно будет спрыгнуть вниз, на спины несчастным жертвам, вспарывая их глотки своими клыками.       — Засада! — заорал Мордериго, и иоанниты, поняв, что их коварный план раскрылся, повылезали из своих укрытий, уже не таясь, и хлынули потоком на тамплиеров. Они спрыгивали со стен, с платформ, с башенок, выбегали из-за углов и набрасывались, словно голодные гиены.       Казалось, что их не две дюжины или чуть меньше, а тысяча.       Они были всюду.       Всюду.