Белый тамплиер

      Во время ужина в трапезной было непривычно темно. Свет давали лишь факелы и свечи — за окнами царил сумрак, будто уже наступила зима и ночь завладела днем. Из звуков, за исключением пения, слышалось лишь, как тамплиеры стучат ложками о миски и позванивают кубками. Мордериго де Кенуа, обычно более оживленный во время трапезы, сидел настолько понурый и унылый, что его пожалели бы даже те рыцари, которые имели обыкновение насмехаться над ним. В этот раз юноша даже не искал себе пару — к нему подсел кто-то посторонний, и то, наверное, только потому, что больше мест не было.       — Ешь, — тихо сказал рыцарь, встряхнув головой, чтобы светлые волосы не падали на лицо. Юный де Кенуа с легкой тоской посмотрел на него, отметив, что рыцарь симпатичный — он до этого если и видел его, то где-то мельком. Слишком уж много тамплиеров в одном замке, невозможно всех запомнить. Но этот показался ему очень уж привлекательным — аккуратное, точеное лицо, которому даже щетина придавала какой-то шарм. Чисто из уважения к нему Мордериго зачерпнул ложкой фасоль и стал меланхолично жевать, не чувствуя, как его спину буравят взглядом.       Этьен, которого Шарль уцепил сесть с собой в пару, постоянно отвлекался от пищи и жадно смотрел на Мордериго. Он видел, что тот как-то опустил плечи, весь поник, и ему даже хотелось подойти и спросить, что случилось, но правила рыцарской трапезы не дозволяли этого.       Юный де Кенуа должен был радоваться. Он больше не «пленник лазарета», как он любил это называть, и теперь волен делать то, что ему угодно, но, разумеется, в рамках устава Бедных рыцарей Христа.       Однако радоваться тут было нечему. Кто-то украл «Беовульфа», а кроме того, Робер де Сабле не явился на трапезу.       И даже не известно, что хуже.       Мордериго проснулся и, не найдя книги на тумбочке, начал рыться и нервничать. Книги не было. Он забегал по лазарету, спрашивая у каждого, не брал ли кто-то его вещь. Рыцари — все как один — мотали головой, а кто-то даже огрызался и рычал: «Не подобает христовому воину мало того, что всякое непотребство читать, так еще и разбрасывать! Пошел вон, шалопай!»       Шалопай, конечно, пошел, но местонахождение книги это так и не прояснило. Он ведь даже на улицу с ней не выходил! Куда же пропала?! В отчаянной попытке найти книгу Мордериго опустился на колени и начал шарить под койкой. Но пальцы его нашли лишь ту самую полоску бумаги со странными символами, которой он пользовался, как закладкой.       Расстроенный, юноша повертел эту полоску в руках да и куда-то спрятал, не зная, как признаться Роберу в том, что потерял книгу. А рассказать надо было — тот ведь попросит ее обратно. Встретиться им предстояло на трапезе, потому как за пару часов перед ней Жан-Жак напоследок проверил Мордериго, убедился, что тот уже не болеет, и выпустил из лазарета насовсем.       Первым делом он бросился к таинственной двери — проверить, нет ли там стражи. Стражи не было. Сердце Мордериго отчаянно заколотилось. Он вцепился в ручку и дернул. Заперто. А на что он рассчитывал?! Черт!       Мордериго быстро закопался в сумке в поисках набора отмычек. Отмычки располагались в маленьких кармашках и удобно сворачивались в рулон, как набор инструментов любого ремесленника. Он выхватил рулон, бросил на пол возле двери, раскрыл, вынул пару отмычек и принялся пробовать.       Вот так, осторожно поддеть… Почти получилось…       А, нет. Эти не подходят. Надо попробовать другие.       Он ковырялся минут пятнадцать, пока не услышал шаги и голоса. Двое рыцарей явно поднимались по лестнице.       — Надоело уже караулить эту дверь. Зачем мы это делаем?       — Это угодно Богу, чтобы мальчик не узнал то, что ему знать не следует.       Сердце Мордериго в ужасе сжалось. Он быстро выдернул отмычку, собрал с пола все инструменты, стараясь делать это как можно тише, но, убегая, уронил одну из отмычек. Та упала с таким громким звоном, что он аж застыл на месте.       — Что это было? — спросил один из тамплиеров после недолгой паузы. Они тоже остановились, но потом прибавили темп. Мордериго схватил отмычку и побежал вниз по лестнице. Кажется, он все-таки громко топал, но в тот момент ему было наплевать.       — Небось этот поганец пытался войти, — они подергали дверь. — Нет, не получилось, ишь ты…       Мордериго остановился после нескольких ступенек в попытке отдышаться — воздуха не хватало не потому, что он бежал, а потому, что испугался. Шаги стали приближаться к нему, и он снова бросился бежать. Остановился только тогда, когда оказался в одном из коридоров.       Эта неудача тоже изрядно подпортила ему настроение. Оставшееся время до ужина он нервничал и подбирал слова, гадая, как же признаться Роберу, что книга пропала. Однако сеньор не пришел трапезничать, и это только сильнее огорчило юношу. Спросить, где он, во время ужина было невозможно, и Мордериго нервничал и озирался, ведя себя явно не так, как подобает тамплиеру. За это получил от своего симпатичного напарника тычок ногой под колено.       — Ой! — он поморщился. — Что ж ты лягаешься, как кобыла…       — Ну-ка т-с-с… — янтарные глаза строго посмотрели на него. Мордериго фыркнул, но спорить не стал и приступил к трапезе. Занятый своими мыслями, он даже не протестовал против специй. У него в голове смешалось все: и что рыцарь-сотрапезник симпатичный, и что дверь открыть не удалось, и что по Роберу тоскливо, и что стыдно перед ним же за потерянную книгу…       В этих смешанных чувствах он вышел из трапезной после молитвы и побежал в прецепторскую — там была самая большая вероятность найти Робера. Хотя, конечно, тот мог быть где угодно… Но почему же все-таки он не пришел на трапезу?       На полпути к прецепторской юноша увидел Жослена. Сначала он попытался увильнуть от него, вписавшись в толпу рыцарей, которая, тихо переговариваясь, шла по своим делам, но его черный балахон зиял, словно прореха, среди белых сюрко, так что маскировка была так себе.       — Эй, Мордериго! Ну-ка, иди сюда!       Упрямый паршивец почуял неладное и вместо того, чтобы послушаться, только припустил сильнее и попытался пробиться через толпу к выходу.       — Ты что, не слышишь, негодный?       Кто-то из братьев вцепился в плечо Мордериго и резко развернул его:       — Ну-ка, слушай, что брат велит!       — Иуда! — прошипел юноша.       — Пошли, поговорить надо.       Юный де Кенуа молча надулся, но подчинился (все равно уж его сцапали) и только через какое-то время решился буркнуть:       — Про учебу небось опять?       — А хоть бы и про учебу!       — Такое ощущение, что ты все то время, пока я болел, только и думал, как бы затащить меня за эти поганые свитки.       — Не огрызайся, — Жослен строго посмотрел на него. — Тебе нужно заниматься, ты и так достаточно в лазарете бездельничал. Робер просил тебя не трогать, хотя я бы напротив посадил писаньем заниматься — небось вообще разучился за эти дни…       Мордериго еще раз недовольно зашипел и дернулся, но пальцы брата де Вьенна только сильнее впились в его плечо.       — Пусти! Что ж ты меня мучаешь?       Жослен не отреагировал. Он завел Мордериго в одно из помещений, где они обычно занимались по учебе и усадил напротив. Сам он сел спиной к двери, чтобы успеть поймать несносного мальчишку, если тот попытается удрать.       — Я хочу знать, из-за чего ты подрался с Марком-Антуаном, — без всяких предисловий начал Жослен. — Ты должен понимать, насколько серьезно все то, что произошло тогда. Парню грозит отлучение от ордена, ты это понимаешь?       Мордериго вздрогнул от того, что брат де Вьенн так резко набросился на него и поморщился:       — Почему ты сразу не спросил у меня об этом? Зачем нужно было ждать?       — Тебя не велели беспокоить, пока ты в лазарете. Все это время Марк-Антуан был в темнице. Не заставляй всех думать, что он просидел там зря.       — Он напал на меня!       — Мне важно знать, почему. За само нападение он уже давно отбыл наказание.       — Если мне Робер разрешит, я расскажу тебе, за что Марк-Антуан напал на меня. Кстати, как он? Я не видел его в лазарете.       — Жан-Жак приходил и накладывал ему повязки прямо там, в камере. Нельзя, чтобы он умер до суда.       — Какого суда? — Мордериго похолодел. У него было плохое предчувствие.       — Он напал на брата ордена Бедных рыцарей Христа, — нахмурился Жослен. — Он должен быть осужден по нашему уставу. Я буду одним из судей, я должен знать правду.       — Что такое суд?       — Это когда выбирают одного человека, который будет судить виноватого, он слушает всех, а потом выносит вердикт, как наказать виновного. Иногда судей бывает несколько. В нашем случае я и Робер, который еще ведет переписку с Умберто. Он сегодня настолько был занят составлением грамотного письма для приора, что даже не пришел ужинать.       — Только поэтому не пришел? — слегка обиделся Мордериго.       — По крайней мере, мне он это так объяснил, — Жослен пожал плечами.       — Разве Робер не рассказал тебе, почему Марк-Антуан на меня напал?       — Я хочу услышать твою версию.       — А Робер разрешил?       — Ты хочешь, чтобы я оторвал его от важных дел и приволок сюда, чтобы он дал разрешение? — Жослен строго посмотрел на него.       — Было бы неплохо, — поганец изобразил дьявольскую улыбку.       — Ладно, хорошо. Но пока я хожу за ним, ты повторишь кораблестроение. А то совсем от рук отбился.       — Как же я повторю, у меня ведь нет ни карты, ни книг…       — Вспоминай! Что-то же должно было отложиться в твою бедовую голову. И только попробуй удрать — пожалеешь об этом.       Он ушел, а Мордериго послушно остался сидеть, вертясь и болтая ногами.       — Вспоминай, вспоминай… — ворчал он. — Как я могу вспомнить того, что отродясь не знал?       В его голове случайно всплывали понятия, которые он до сих пор путал или которые просто ничего ему не говорили, но как ни пытался, ничего путного из повторения вынести не удалось. Впрочем, он быстро бросил это занятие.       — Дались им эти корабли… Я тамплиер, или матрос, в конце-то концов? Вот змей Жослен — знает, как у меня все с этим плохо, и мучает… Спроси он по тексту Евангелия или еще какого слова Божьего — я б разве не сказал ему?       Сидеть и ворчать ему быстро надоело. Он сполз со стула и стал бродить по комнате, пытаясь себя хоть чем-то занять. Сбежать он не смел — Жослен обещал привести сеньора, а его очень уж хотелось увидеть, а посему Мордериго не придумал ничего лучше, как забраться на подоконник и начать рассматривать происходящее внизу сквозь решетчатое окно.       Рыцари внизу бродили туда-сюда, снуя по своим делам, и Мордериго опять испытал жгучее желание попрыгать по плацу, лупя манекены. «Вот это богоугодное дело, неверных убивать учусь, а не корабли эти проклятые. Что они мне, корабли? Я сам, что ли, буду за штурвалом стоять? Корабли-и-и…», — уныло думал юноша, наблюдая за остальными тамплиерами. Внезапно он увидел, как в кустах что-то зашевелилось. Он до рези в глазах всмотрелся в это что-то, и ему показалось, что фигура знакомая.       «Опять этот Арно, — подумал он, нахмурившись. — Чего только он прячется? Надо выяснить…»       Он соскочил с подоконника и уже направился к выходу, как звук шагов заставил его немедленно шарахнуться от двери.       — Та-а-а-ак… — многозначительно протянул Жослен, увидев, что непутевый ученик не сидит на месте, смиренный, а стоит на полусогнутых, как кот-ворюга. — Это что такое?       — Ничего, — Мордериго выпрямился. — Так, просто.       — Видишь, он какой! — Жослен повернулся к Роберу.       — Мордре, что это значит? — сеньор сдвинул брови. Сердце юноши бешено забилось — конечно, он был безумно рад видеть молодого адмирала, но ему сейчас нужно было срочно бежать вниз, моля бога, чтобы Арно не успел далеко уйти, если никудышное зрение его не обмануло и это действительно был он.       — Вас долго не было, и я хотел пойти вас искать, — оправдался Мордериго и бочком попытался пройти к двери, делая медленно шажок за шажком. Подкрадывался.       — Пытаешься сбежать, — констатировал Жослен.       — Нет, как можно, брат мой, — он обворожительно улыбнулся, скрывая то, как нервничает.       — Иди сюда, Мордериго, — спокойно велел Робер.       — Но я…       — Иди, иди.       Выхода нет. Придется признаться, что он видел сейчас Арно в кустах. Он взял Робера за кисти:       — Слушай, я тут видел во дворе кое-что подозрительное, можно сбегать посмотреть?       — Не отмазывайся, — возмутился брат де Вьенн. — Ты гляди, какой лис, учиться не хочет, помогать не хочет…       — В том и дело, что я хочу помочь, просто там, на улице, там… — он потянул сеньора к выходу.       — Расскажи конкретно, что случилось, и я решу, пускать тебя или нет, — спокойно сказал Робер.       Мордериго мысленно попытался сформулировать.       «Там Арно в кустах прячется».       «Видел кого-то в кустах. Это странно».       «Рыцарь какой-то не идет прямо, а шарит по кустам».       Нет, все не то!       — Мне показалось, что Арно прячется в кустах, хотя ему не от кого таиться, — выдал он. — Мы здесь все свои, все братья, чего прятаться? Я хотел посмотреть.       Звучало глупо на его взгляд, но все же куда лучше, чем все остальное. Робер бережно, но цепко взял Мордериго за локоть, чтобы он не удрал, а Жослен подошел к окну:       — Там никого нет. Это твоя очередная уловка, а?       Мордериго дернулся:       — Нет, правда!       Робер строго посмотрел на него. Юноша почувствовал, как у него по телу пробежали мурашки — то ли от обиды, что ему не верят и страха быть за это наказанным, то ли просто от того, что он чувствовал тепло тела Робера даже через ткань.       — Хорошо, Мордериго. Мы позже спросим об этом у самого Арно, а пока давай-ка займемся делом.       — А если он гадость задумал? Он же правду не скажет!       — Скажет, Мордре, — Робер улыбнулся. — Надо просто уметь разговаривать с людьми.       Юноша скептически хмыкнул.       Молодой адмирал усадил его за стол и занял стул напротив. Он сел, как шалопай, спинкой вперед и возложил на нее руки, давая понять, что внимательно слушает юношу. Жослен же нервно мерил шагами комнату. Он явно подбирал слова, чтобы толкнуть какую-нибудь воспитательную речь, но Мордериго, понаблюдав за ним, почувствовал, как его затягивают липкие нити обиды и гнева.       — Не верите мне, да? Вы оба…       Он посмотрел то на Робера, то на Жослена, но ни у одного, ни у другого не нашел в глазах сочувствия.       — Я для вас так, выдумщик. Дурак. Просто… маленький уродец, который только развлекается и пытается всех увлечь в свою дурь?!       — Мордериго? — Робер поднял брови. Взгляд его стал предупреждающим.       Юноша вскочил.       — Ну да, конечно! Кто я такой, чтобы спорить с седыми мудрецами, подумаешь! Какой-то глупец, который…       — Если ты не хочешь, чтобы тебя воспринимали, как глупца, не веди себя так, — спокойно сказал Робер. Мордериго замолк, только тяжело задышал. — Умный человек не кричит, не бесится. Тем более, что ты — не мирянин, которому дозволено много эмоций, а уж опускаться до греха — гнева…       Юноша медленно вдохнул и выдохнул, потом спокойно сел на стул и тихо сказал:       — Меня очень обижает, когда меня не слушают. Или слушают, но не верят мне. И даже не знаешь, что хуже.       Робер взял его за руку и помял кисть кончиками пальцев.       — Ну вот видишь же. Можешь ведь говорить так, как дозволяется тамплиеру.       — Я боялся, что Арно уйдет.       — Мы это уже обсудили. Потом я разговорю его, — пообещал Робер. Мордериго улыбнулся — не потому, что его устраивал такой исход событий, а потому, что сеньор продолжал его гладить.       — К делу, сеньор, — попросил Жослен, и к сожалению юноши, тот отпустил его руку.       — Почему Марк-Антуан напал на тебя?       — Потому что я отказался рассказывать ему, что видел, когда застукал его беседу с Риганом, — грустно и устало сказал Мордериго.       Жослен и Робер переглянулись.       — Почему ты отказался рассказывать, как много ты видел? — быстро спросил Жослен.       — А ты бы рассказал на моем месте? — юноша поднял брови.       — Я хочу знать твой ответ.       — Потому что я почувствовал, что если сделаю это — предам орден, — неожиданно для себя признался он.       — Ответ, достойный рыцаря, — спокойно сказал сеньор, и Мордериго просиял. Ему льстило, что Робер не только не ругает его, но даже похвалил. Окрыленный, он развернулся так, чтобы можно было любоваться молодым адмиралом.       «Какие же волосы, о, Дева Мария! — подумал он, наблюдая, как золотистая волна сбегает по плечам Робера. Он уже не слушал, что говорит Жослен. Его вниманием завладело нежное, точеное лицо Робера. — У него, наверное, очень мягкие губы», — безрассудно подумал юноша, еле сдерживая желание взять сеньора за руку, чтобы хоть как-то излить противоречивые чувства.       — Мордериго, ты слушаешь? — вдруг спросил Жослен. Юноша дернулся. — Понятно, ты не слушал ровно ничего. Почему ты вечно отвлекаешься?!       Мордериго опустил глаза. «Да плевать мне на то, что там бормочешь, — отчаянно подумал он. — Тут мой сеньор, и я должен быть поближе к нему!»       — Оставь, Жослен, — сказал Робер, словно почуяв его настроение. — Видно, он слишком юн и не понимает, насколько все серьезно. Мы с ним потом еще это обсудим.       Брат де Вьенн вздохнул и подошел к ним.       — Мордериго, ты, наверное, злишься на меня. Не отрицай, я вижу, что злишься. И это меня расстраивает, понимаешь? — Жослен аккуратно взял его за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. — Ты же помнишь, как мы дружили с тобой?       — Угу.       Жослен отпустил Мордериго и продолжил говорить:       — Я чувствую, что наши отношения портятся и хотел бы это исправить.       Юноша помолчал, а потом ответил слегка неохотно:       — Я бы тоже, но… Это все из-за учебы!       Жослен фыркнул:       — Просто не балбесничай, и учеба не будет казаться тебе таким уж адом.       Мордериго растянул губы в напряженной улыбке. Жослен пожелал ему удачи, еще раз выразил надежду, что их отношения станут получше, после чего ушел, оставив юношу наедине с сеньором.       Поняв, что теперь ничто не отвлечет его от Робера, а Робера от него, Мордериго счастливо завертелся на стуле и преданно заглянул в глаза человеку, без которого не мог жить.       — Ты не злишься на меня? — тихо спросил он.       — Нет. Твоей вины нет в том, что Марк-Антуан поступил с тобой несправедливо и жестоко.       Юноша не выдержал — протянул руку и коснулся сомкнутых пальцев сеньора.       — Раз я поступил правильно, я могу знать про ту дверь? Мне кажется, я подрос с того момента, как спрашивал об этом последний раз.       — Всему свое время, кутенька. Я понимаю твое любопытство, но еще рано.       Несмотря на отказ, Мордериго все равно был доволен. Робер отреагировал не так резко, как тогда, а это можно было считать за успех.       — Ты обещал погулять со мной, — осторожно начал он. Его руки буквально ныли от желания завести сеньору прядь за ухо.       — Я сдержу свое слово. Я помню, что близится праздник. Но сейчас есть дела поважнее.       — Я надеюсь, что эти дела не станут для тебя важнее меня, — юноша слегка обиделся.       — Конечно, нет, кутенок.       Мордериго затрепетал, когда нежная ладонь коснулась его головы.       — Сколько еще до праздника?       — Двое суток.       — Долго же я провалялся в лазарете, — поморщился юный де Кенуа.       — Ничего, сейчас быстро вольешься в жизнь ордена, — улыбнулся Робер.       — Но ты же мне поможешь в этом? — взгляд юноши стал коварным.       — Ладно, пойдем, приготовим обед, — ухмыльнулся Робер, и они вышли.       — А когда мне можно будет знать про дверь? — спросил Мордериго, косо поглядывая в сторону лестницы.       — Я сам решу, когда, — сеньор де Сабле недовольно поджал губы, как и всякий раз, когда Мордериго задавал много вопросов, ответы на которые ему знать не полагалось. В этот раз, однако, юноша, даже после того, как увидел этот предупреждающий знак, не отстал:       — Ну ты можешь хотя бы намекнуть, что там? Мне же интересно…       Робер так строго посмотрел на него, что он покорно смолк и опустил голову.       Они спустились на кухню и Робер, сняв плащ, засучил рукава и принялся, совсем как слуга, готовить ужин вместе с Мордериго.       — Почему ты не гнушаешься работать вместе со мной? — спросил юноша.       — Потому как не вижу ничего постыдного в помощи ордену, — пожал плечами Робер. — Тем более, что мужчина всегда должен уметь о себе позаботиться. Да и не только мужчина, в общем-то.       — А почему другие братья не помогают по кухне?       — Другие братья заняты другой помощью ордену. Тебе доверили самое простое. С этим ты можешь справиться и один.       Мордериго понимающе кивнул и попросил передать ему кроликов. Робер снял с крючка несколько тушек и протянул юноше. Тот взял одного и начал осторожно снимать шкуру.       — Свежие, — отметил он.       — Да. Их Этьен сегодня утром принес.       — Кстати, что ты о нем думаешь? — неожиданно для себя спросил Мордериго, отрубая кроличью голову и бросая ее в корзину — это потом пойдет собакам.       — Себе на уме мужчина он. Видно, горе у него было в прошлом. Очень привязан к тебе. Ты его не отталкивай, ладно? Видно, что ему плохо, одиноко. Не доводи до греха.       Юноша послушно кивнул и вдруг сказал:       — Мне без тебя так же плохо, как и ему без меня.       — Ну полноте, кутенька, я же тут, — Робер улыбнулся. Мордериго показалось, что как-то смущенно. — И, между прочим, завтра я буду весь твой. Ведь кое-кому исполняется пятнадцать.       Мордериго зарделся. Дожить бы до завтрашнего дня… Он уже размечтался, как обнимет Робера, коснется губами его лица, где придется, и никогда, никогда не отпустит… Они будут гулять на улице, и он сможет заходить во все помещения, куда захочет, да… И это будет идеальный день.       — Сегодня предстоит кое-что неприятное. Надо будет разобраться с Марком-Антуаном, — молодой адмирал отвлек его от приятных фантазий. — И ты должен будешь присутствовать на суде. Я, конечно, попрошу, чтобы тебя вызвали только тогда, когда будут нужны твои показания, но, возможно, потребуется, чтобы ты сидел на совете все время.       Мордериго нахмурился:       — Что вы хотите с ним сделать?       — Это решит орден. Последнее слово за приором и магистром.       Юноша помолчал немного, а потом сказал:       — Надеюсь, с ним не сделают ничего плохого?       — Он же избил тебя, Мордре…       Мордериго не ответил.       — Ты очень добрый человек, кутенька.       Робер подошел к нему.       — Я добрый, пока тебя никто не трогает, — ровно сказал юный де Кенуа.       — Неужели? — Мокрая рука Робера взлохматила белые волосы. Юноша слабо улыбнулся. Всегда бы так!       Они продолжили готовку — Мордериго быстро расправился с кроликами, порезав их на порционные куски. Молодой сеньор еще нарезал овощи, когда юноша покончил с работой. Уперев руки в пояс, он внимательно наблюдал за Робером.       — А ты как считаешь, что Марку-Антуану будет? — спросил он.       — Не берусь предполагать. С одной стороны, мне хочется верить, что найдется довольно веская причина, по которой он на тебя напал, и это не кончится казнью этого парня, — Робер неожиданно строго посмотрел на Мордериго.       — Что?!       — Мордре, я прекрасно знаю, что ты даже самого спокойного человека, из тех, кто недостаточно хорошо тебя знает, можешь вывести из себя и спровоцировать на что угодно. Но с другой, его поведение я не одобряю. Я просто хочу, чтобы он получил по заслугам. Ни больше, ни меньше.       — Но я…       — Я надеюсь, что ты говоришь правду, — перебил Робер. — Я привык к тому, что ты практически никогда не лжешь. И хотелось бы не обмануться тобою в этот раз.       — Ты не обманешься, обещаю, — Мордериго взял его за руку и преданно посмотрел в глаза. — Если я и лгу, то кому угодно, но только не тебе.       Робер мягко улыбнулся. Он закончил нарезать овощи, и тогда они оба отправились готовиться к суду.       — Пойдем, надо тебя помыть.       Мордериго скептически посмотрел на него. Небось сбагрит услужающему брату, отдаст в жестокие, немилосердные руки, которые будут драть его щеткой и не обращать внимания на визги, от того, что в глаза ему попала мыльная пена.       — Я сам выкупаюсь, но с тобой рядом, — юный де Кенуа вызывающе посмотрел в глаза своего сеньора.       — Нет, кутенька, я уже купался сегодня утром. Тебе брат Жюстин в ведрах воды нальет, сполоснешься, а мы поможем голову помыть.       Мордериго вздохнул. Идея повторить заплыв наедине с Робером грела ему душу — он беспрестанно представлял, как будет любоваться сеньором, может даже, прижмется к нему… Они ведь останутся вдвоем, будто других людей вообще не существует, и может быть, он даже получит ласку…       — Мордре, что ты притих?       — Да так. Устал.       Не говорить же… А, впрочем, кажется, вообще ничего не стоило говорить. Он позволил себя увести в купальню, позволил раздеть, и позволил Роберу смотреть, как ему полощут голову в тазу, поливая из кувшина чистой водой. Терпел, когда мыло попадало в глаза — в этот раз он как никогда понимал, насколько будут бесполезны его протесты. Услужающий брат принес ему чистое белье, и он в компании Робера отправился готовиться к заседанию.       — Суд назначен на шесть вечера, — сказал Робер.       — Здорово, давай погуляем. У нас же еще два часа есть, — оживился юноша.       — Да-а-а, с тобой после мытья только гулять — на заседание придешь чернее неверного, — засмеялся Робер.       — Змей!       — Ой-ой. — Он пощекотал Мордериго, и тот, восторженно визжа, закрутился подле него. Молодой адмирал слегка ущипнул его, и юноша, уловив, что игра принята, постучал по нему ладонью, как котенок, приглашая погнаться.       — Нет, нет, никакой беготни! Вспотеешь!       Но Мордериго уже приплясывал в конце коридора на одном месте, ожидая, что Робер погонится за ним. Этой глупости его в свое время научил Захид. Они носились наперегонки по крышам под вечер, и еле сдерживали восторженные вопли. Мордериго слегка поник, видя, что Робер продолжает медленно идти в его сторону.       — Я понимаю, что ты хочешь играть, — спокойно сказал он. — Но сейчас тебе лучше воздержаться от всего активного, тем более что ты только что вышел из лазарета.       — Хорошо, а что мы будем сейчас делать? — Мордериго вцепился в руку Робера, подбежав к нему.       — Уж точно не носиться по замку.       — Давай погуляем…       Робер вздохнул:       — Нет, милый. Пойдем картами заниматься.       — Дашь раскрашивать?! — Мордериго оживился и завертелся вокруг Робера вьюном с утроенной силой.       — Не только раскрашивать, но и подписывать реки и феоды, — молодой сеньор строго посмотрел на юношу. Вопреки обыкновению, тот не выразил протест нытьем, а продолжил кружиться, то и дело потираясь о грудь адмирала головой.       — Перестань, змеенок, — тот потрепал его по белой, будто припорошенной снегом макушке. — Сейчас сшибешь кого-нибудь…       Мордериго из принципа покрутился еще, и только потом перестал — нечего думать, что он так легко сдастся! Он стал идти ровнее и только изредка поглядывал на сеньора. Разве можно раз и навсегда запомнить смыкание губ, чуть-чуть великоватый кончик носа, жесткую щетину, светлые ресницы, блики в глазах цвета накидки Девы Марии? Они стираются из памяти, становятся размытыми. Мордериго всегда хотел сохранить их так четко и так долго, как только мог, но когда Робера не было рядом уже долгое время, забывал эти мелочи. Забывал, что у сеньора есть вкрапления темных волосков, забывал, что у него шрамик на шее, совсем незаметный. Он хотел помнить это всегда, помнить прикосновение к щетинистой коже щек, помнить дивную примесь к запаху миндаля — тот самый аромат, который дает конкретное тело человека.       — А ты не уедешь после суда? — неожиданно для себя спросил Мордериго.       — А почему я должен уехать?       — Ну… не знаю, ты всегда уезжаешь, когда я сильно-сильно привыкаю к тому, что ты рядом, — он опустил глаза. — И тем больнее потом, когда тебе пора покидать наш замок.       — Я останусь, пока не заживет рука, — Робер поморщился. — Будем надеяться, что и после этого задержусь еще хоть ненадолго. Но ты должен понимать, что я не могу вечно пользоваться гостеприимством ордена, а кроме того, дела сеньории Сабле требуют моего вмешательства.       Мордериго промолчал. Они вошли в залу для занятий, и Мордериго покорно сел за стол. Робер достал из шкафа нужные карты и краски, разложил перед ним и стал спрашивать.       — Это что за владение?       — Анжу?       — Нет, Анжу здесь, — сеньор указал пальцем в место на карте. — А это?       — Это Труа?       — Да, это Труа. Вот крась Труа в фиолетовый.       Мордериго взял краску, обильно смешал ее с водой, чтобы не перекрывать нанесенные чернилами линии, и медленно провел линию.       — Ну, смелее, — подбодрил Робер. Мордериго сначала обвел край тонкой кистью, потом взял кисть побольше и стал медленно закрашивать область.       Робер тем временем, глядя на карту, показал на еще одно владение:       — А это что?       — Не знаю… Бурж?       — Нет, он в другой стороне. Мордериго, как у тебя с географией? Вы что, с Жосленом вообще не изучали владения?       — Изучали, — тон юноши стал мрачнее.       — А почему ты так плохо ориентируешься в родной стране?       — Потому что я за пределами замка почти не бываю! — отчаянно воскликнул Мордериго. — Как мне запомнить, где какие владения, если все феоды, которые я вижу, это конюшня, кладовая, уборная и плац?       Отчасти он покривил душой — может быть, он бы запомнил феоды чуточку лучше, если бы не отвлекался на мысли о том же Робере и рисунки. Подозревая это, молодой адмирал строго посмотрел на него.       — Роб, я серьезно. Я не вижу разницы между Буржем и Жеводаном. Извини, — Мордериго пристыженно поглядел на сеньора снизу вверх. — А разве ты можешь все запомнить? Вот это, например, что за владение?       Он наугад ткнул пальцем в карту. Робер проследил за направлением, а потом медленно сказал, глядя юноше прямо в глаза:       — Это твое владение, Мордре. Твое. Это Кенвуайр.