Белый тамплиер

      В подвалах замка ордена Бедных рыцарей Христа было необычайно холодно. Темноту — постоянного спутника этого холода — рассеивали лишь теплые пятна, что давали факелы. Темнота и холод для любого рыцаря дополнительные оковы, вынуждающие признать вину и встать на путь раскаяния.       Марк-Антуан не помнил, сколько сидит в чулане. Он видел только пламя свечи, озаряющее икону, но божественный образ на него уже не действовал, не побуждал к покаянию. Он настолько устал от заточения, что если бы его сейчас вывели на казнь, ему было бы все равно.       Внезапно темноту прорезала полоса света. Марк-Антуан вскинул уставшие глаза.       — Опять будет допрос из-за этой мелочи? — недовольно проворчал он, увидев Робера де Сабле.       — Во-первых, добрый вечер, — спокойно сказал Робер, глядя на наказанного брата несколько исподлобья. Он соединил кончики пальцев — если бы Мордериго был с ним, он бы сразу понял, что это нехороший знак. Прекрасно знавший язык тела обожаемого сеньора, Мордериго по его жестам мог понять, в каком тот настроении, и чего стоит ждать. Спорить с ним сейчас точно не стоило.       — Добрый, — криво усмехнулся Марк-Антуан.       — Я пришел поговорить, потому что не хочу выносить эту тему на суд, — он внимательно посмотрел на него.       — Какую тему? — Марк-Антуан нарочито расслабленно сел на полу, чтобы казалось, что он тут хозяин, а не пленник.       — Зачем ты встречался с братом Риганом де Мотье.       — Вас это не касается, сеньор.       — Касается. И в ваших же интересах рассказать мне, — он нахмурился, — ибо любое ваше слово может быть расценено как предательство ордена Бедных рыцарей Христа. А за предательство либо исключение с позором, либо смерть. Так что?       — Вы уверены, что это я с ним встречался? — Марк-Антуан неприятно улыбнулся.       — Железно. Ну так? — Робер поднял брови.       — А если не скажу, бить будете?       Робер нахмурился: Марк-Антуан, похоже, недооценивал полномочия, которые ему вверили.       — Нет, но будет не до смеха.       Марк-Антуан вздохнул:       — Да, я общаюсь с Риганом. Уставом вроде не запрещено.       — Уставом запрещено любое общение без ведома магистра или приора.       — Ах-ха… А ты сам-то с этой мелюзгой вне Устава не общаешься?       — Разговор о тебе.       — Ладно, ладно, уходишь от ответа — уходи. Меня же особливо ничего с Риганом не связывает — я договорился ему помочь взамен на информацию. И все.       — Какого рода информацию?       — О том, какова его конечная цель. Я знаю, что это он подстроил убийство Леона. И вряд ли он обрадуется, если конверт с этой информацией получит Великий Магистр госпитальеров или тамплиеров.       Они на какое-то время замолчали, а потом Марк-Антуан вдруг сказал:       — Я знаю и еще кое-что. Подойдите.       Робер подошел ближе и наклонился. Марк-Антуан зашептал что-то ему на ухо. Робер вздрогнул, а потом отстранился и строго сказал:       — А вот об этом не смейте кому-то говорить! Держите рот на замке, пока с языком не расстались!       И он поспешно ушел, напоследок встряхнув золотистыми волосами.       Полумрак окутал стены зала. Собравшиеся тамплиеры сидели в почтительном молчании, слегка вздернув подбородки. Они щурились, пытаясь привыкнуть к слабому источнику света, но со стороны казалось, что они исполнились презрения.       Мордериго де Кенуа с интересом и страхом вглядывался в их лица, ерзая на скамье. Он почему-то вспомнил, что девять лет назад она была ему высока, и он мог болтать ногами. Ныне же подошвы его шосс упирались в каменный пол. Кушак больше не возил пыль, вместо него это делал черный плащ — несмотря на теплую погоду, из открытого окна ощутимо дуло.       Робер стоял за высоким постаментом, на который в обычные дни клали богословскую книгу. Он возложил руки на края постамента и говорил:       — Этот человек, Марк-Антуан де Кан, виновен перед нами, братья, в нападении на юного нашего брата Мордериго де Кенуа. Скажи, Марк-Антуан, за что ты осмелился совершить греховное, противоуставное деяние по отношению к юноше? За что нарушил пункт о том, что ни в коем разе нельзя подымать руки на будущего рыцаря?       — Мордериго де Кенуа отказался слушаться меня, брат мой. Его дерзость вывела меня из себя. Я поддался греховной ярости, — спокойно говорил Марк-Антуан. В отличие от остальных рыцарей он стоял, а не сидел, и руки его были связаны за спиной.       — Отчего ты осмелился поднять руку на юношу, а не доложил мне или другим братьям, что несут за него ответственность?       Мордериго поежился. Никогда еще голос Робера не был таким серьезным и суровым. Он отвлекся от мечтаний о том, как прижмется к теплой, сильной руке щекой и замрет, желая остаться в таком положении как можно дольше. Заморгал, слегка удивленный. Это точно Робер? Как не похоже!       — Я считаю Мордериго невоспитанным юнцом, — начал Марк-Антуан. — И если он отказался выдать…       Робер хлопнул рукой по столу, призывая его замолчать и заговорил вместо него:       — Воспитан он или нет, решать Умберто и мне. Во всяком случае, Устав Ордена не обязывает его безоговорочно рассказывать что-либо всем братьям, а не только магистру или приору.       — Эти братья, очевидно, не научили его, что скрывать что-то от Ордена — плохо.       — Тебя видно, этому тоже не научили.       — Ну так, может, Мордериго любезно расскажет нам, что вообще делал за пределами замка Ордена, где ему нельзя находиться?       — Следил за тобой, — коротко тявкнул Мордериго до того, как Робер успел у него что-либо спросить. — А вот что ты делал рядом с госпитальером Риганом де Мотье…       Сидевшие в зале тамплиеры охнули.       — А вот ты и скажи, что я там делал, — он выглядел нарочито спокойным и уверенным в себе, но по его глазам Мордериго видел — боится. Он боится его еще невысказанных слов.       — Говори, Мордре, — поторопил Жослен. До этого он молчал, всего пару раз вмешавшись с незначительными замечаниями.       А что, если он должен сказать? Должен справиться со страхом перед Марком-Антуаном и выдать то, что до этого выдал лишь Роберу? Если это его испытание как воина?       — Если я скажу, возьмешь меня с собой в крестовый поход? — неожиданно твердо и жестко спросил Мордериго. Естественно, остальные тамплиеры не выдержали и загоготали. Робер и Жослен промолчали. Вспышка гогота затихла так же быстро, как и началась — рыцарям не дозволено особо веселиться. Даже над таким паршивым, непосредственным мальчишкой.       — Храмовнику не должно делать что-либо в целях корысти, — заметил Жослен.       — Крестовый поход — не корысть, а благо во имя Христа, — спокойно и строго возразил Мордериго. — Ты меня ругаешь, но за что? За то, что я прошу сделать меня тем, кем вы и хотели — воином?       — «Просящий лучшего непременно получит худшее», — процитировал Устав Жослен.       — Но я не сбрую прошу, не упряжь, не меч. Возьмите воевать меня.       — Воин должен быть порядку и послушанию обучен, — презрительно фыркнул Марк-Антуан де Кан. — А тебе сии понятия даже не снились.       — Это нам решать, — прервал его Робер и нервно пригладил волосы. Потом снова повернулся к юноше: — Расскажи вслух то, что ты видел. Другие братья должны знать.       Мордериго помолчал какое-то время, а потом вдруг выдал:       — Только если после этого вы не убьете Марка-Антуана.       Жослен и Робер переглянулись. Брат де Кан вздрогнул.       — Мы примем то решение, которое сочтем нужным, — строго сказал Жослен.       Робер серьезно посмотрел на него и добавил:       — В любом случае мы не имеем права решать, лишать кого-то жизни или нет, без магистра или приора. Несмотря на то, что я уполномоченный правами Умберто де Менье, все же настолько строгие наказания без него я принимать не могу.       — Раз ты уполномоченный, значит…       — Мы не сможем вернуть жизнь, если отнимем ее, — жестко обрубил Робер. В его глазах загорелось что-то другое, ледяное, дикое, жестокое, отчего Мордериго поежился. Вдруг ему пришла в голову одна мысль: является ли этот взгляд проявлением того, чего все хотят от него самого? Глаза, полные холодной решимости — глаза человека, у которого есть воля тамплиера.       А раз она есть и у Робера, он должен проявить свою. Мордериго встал:       — Риган разговаривал с Марком-Антуаном.       — О чем они говорили?       Мордериго видел, как напрягся Марк-Антуан, и ему стало страшно. Его слова могли повлиять на судьбу рыцаря, а это значит, он должен выбирать выражения. Марк-Антуан его раздражал, но убивать его за это было бы слишком жестоко. К тому же без него жизнь в замке явно станет скучнее. Он облизал губы и перевел взгляд на Робера. Тот весь подался вперед, взялся за подбородок. Юноша с тревогой отметил, как его голубые глаза потемнели.       — О том, что Марк-Антуан перестанет оказывать помощь, если Риган что-то не скажет, — решился наконец он.       Брат де Кан дернулся и одарил Мордериго очень странным взглядом. До этого юноша и предположить не мог, что кто-то может смотреть с ненавистью и благодарностью одновременно.       — И это все?       Мордериго молчал, раздумывая, что бы еще ответить.       — Я не помню точно фразы, это было давно, — сказал он. — Но в принципе все. Ничего особенного.       — А как доказать, что он не лжет? — подал голос кто-то из тамплиеров в зале.       — Я своими глазами видел, как они говорили, — холодно обрубил Мордериго.       — Это правда? — Жослен повернулся к брату де Кану. — Что ты там делал? Почему пришел к Ригану?       — Задать ему пару вопросов, — осклабился рыцарь. — Сдается мне, что Риган кое-что знает о смерти Леона и других странных событиях.       — О чем именно вы говорили? — Жослен приподнялся. — Что за помощь?       — Это не имеет отношения к делу.       — Это не тебе решать. Что за помощь?       — Я знаю хороших лекарей, — речь Марка-Антуана сейчас больше походила на шипение. — И они по дружбе согласились помочь мне и заняться Риганом. Взамен я хочу от Ригана правды, которую он мне пока не сказал. И все.       — Но мы собрались не по этому вопросу, а по тому, за что Марк-Антуан избил Мордериго, — напомнил Робер.       — Он вел себя не как должно брату.       — Что бы он ни делал, ты не имел права подымать на него руку, — сурово сказал Робер. — Ты совершил противоуставное деяние.       — А Мордериго разве никогда не нарушал Устав?       — С ним мы позже разберемся. Мордре, тебе прекрасно известно, что тебе не дозволено покидать резиденцию ордена, — зеленые глаза Жослена сузились.       — Я же говорил, он абсолютно невоспитанный, несдержанный и своенравный, — Марк-Антуан с удовольствием сел на любимого конька.       — Молчать! — обрубил Робер. — С поведением ученика разберутся его наставники. Да, в силу возраста он не всегда проявляет должное храмовнику смирение. Но в его действиях не было злого умысла. И подозревать его во лжи я бы не стал. Мордериго может схитрить, но в таком серьезном деле лгать не будет. А по поводу его несдержанности… Не забывай, Марк-Антуан, что это ты напал на него! Уж в чем нельзя обвинить Мордериго, так это в том, что он поднимал руку на братьев.       — Неужели? — вдруг услышал он знакомый голос и похолодел.       Арно де Ретель встал с задних рядов и гордо посмотрел на Робера и Мордериго.       — Позвольте возразить, — он кивнул вроде бы в знак почтения, но Мордериго увидел в этом насмешку. — А мне подобные случаи, увы, известны. Дело в том, что я сам пару раз становился жертвой агрессии со стороны этого мальчика.       Его стальные глаза вперились прямо в Мордериго. Тот задрожал.       — Это не имеет отношения к делу, — прошипел он.       — О, нет, имеет. Пусть достопочтимый сеньор знает, что его воспитанник — не такая уж милая овечка, которой притворяется.       — Неужели? — ощерился Мордериго. Ярость, доселе прятавшаяся очень глубоко в нем, начала подкатывать к горлу и грозила выплеснуться. — А может, мы сначала расскажем достопочтимому сеньору, что и овечка может лягнуть и укусить, если ее хорошенько разозлить, а? Давай расскажем, что ты делал, после чего получал от меня в хлебальник, а?!       — Мордре, что за слова в суде? — строго сказал Робер, но юношу было не остановить. Его понесло.       — А, ты же еще не рассказал сеньору, что сначала нарочно заваливал его подарками, чтобы примазаться и получить повышение или поблажку, а потом и вовсе повадился сравнивать меня с грязью и топить в фонтане?       Он аж привстал, но Робер жестом усадил его на место.       — Мордериго, сядь! Арно! — Сеньор строго посмотрел на второго юношу. — Если Мордериго причинял тебе вред, почему ты молчал об этом? Ну-ка, что он тебе сделал?       — Я дал ему в глаз! — ощетинился Мордериго. — Но не думай, мой сеньор, что забавы ради, чтобы кулаки почесать.       — Дал в глаз и угрожал убить, если я еще раз…       — Если ты еще раз вздумаешь подмазаться, — глаза Мордериго горели от бешеной злобы. Он весь взъерошился, как дворовый кот при виде собаки. Остальные тамплиеры, присутствовавшие в зале, переводили взгляд с него на Арно, словно наблюдали за игрой в мяч. — Что, скажешь, не за дело бил?       — Так почему же, сеньор, ваш ученик себе позволяет…       — Арно, достаточно, — прервал Робер. Он как-то поднял плечи, и юноше показалось, что он тоже сейчас кинется на негодного оруженосца. — Мордериго, хоть и совершил недозволительное, но он ударил человека, равного ему по статусу и возрасту. Марк-Антуан же поднял руку на оруженосца, будучи еще и вдвое старше него, а это прямое нарушение Устава Ордена. Кроме того, у мальчика от удара треснули ребра. Это куда более серьезная травма, чем подбитый глаз. Но, безусловно, ты и Мордериго… Вы оба будете наказаны за свои действия по отношению к друг другу. Как доверенный приором и временно уполномоченный им, я назначаю вам двоим отработку наказания — вы будете стричь ядовитый плющ возле монастыря без перчаток.       Тамплиеры шумно выдохнули.       — Я хочу, чтобы ваши кулаки чесались от плюща, а не от желания подраться.       Мордериго и Арно переглянулись. На краткий миг их глаза расширились от ужаса, но уже через секунду они смотрели друг на друга с гневом. Мордериго скривился, обещая Арно «веселую» отработку наказания.       — Марк-Антуан будет временно отлучен от всеобщей трапезы и тренировок, а кроме того, братья будут вправе отдавать ему свои хлопоты по ордену. Я вышлю свое решение Умберто, и если он одобрит его и не внесет никаких своих пожеланий, то с того момента, как ответное письмо вернется, оно вступит в силу. Наказание для Мордериго и Арно вступает в силу сегодня же, после суда.       Взгляд Мордериго стал еще злее.       «Ты за все ответишь», — думал он, когда услужающие братья уводили его и Арно из зала. Нужно было снарядить мальчишек и отправить в помощь к монахам.       «Ну я тебе покажу»… — уже сидя в тележке, Мордериго разрабатывал план мести. Старший из услужающих братьев верно расценивал взгляды оруженосцев, а потому им не доверял — сел между ними. Арно пытался вытягивать шею и коситься на врага, но Мордериго гордо проигнорировал его, занятый планами мести.       От идеи засыпать поганцу за шиворот листья он отказался сразу: Арно будет знать, кто это сделал, и сразу его выдаст. И то может даже прервать пакость… Не-е-ет, нужно что-то похитрее…       «В брэ бы тебе эти листья, Иуда чертов», — думал Мордериго, и холодная, мстительная ярость в нем кипела.       Колеса телеги, подскакивавшие на кочках и неровностях дороги, заставляли его шататься и подпрыгивать на месте, пытаясь удержаться за края. Арно каждый раз нарочито фыркал, явно насмехаясь над ним. Это все больше и больше убеждало Мордериго, что надо непременно придумать способ засунуть Арно в брэ ядовитый плющ. Но все упиралось в то, что территорию монастыря он знал довольно плохо, и Мордериго решил действовать по обстоятельствам.       Телега со скрипом затормозила. Услужающий брат выпустил сначала Арно, потом вышел сам, держа Мордериго за плечо — боялся, что тот либо убежит, либо начнет бросаться на соперника. Юноша быстро смекнул, что к чему, и постарался расслабиться и изобразить самого безобидного парня на свете.       Сработало. Хватка брата в черном сюрко стала слабее. Он уже только слегка придерживал Мордериго, а потом и вовсе выпустил, когда монах показался у ворот.       — О! Доброе утро, брат. Тамплиеры прислали юное поколение?       — Да, — тот кивнул и потер бороду. — Уполномоченный приором распорядился, чтобы эти двое работали без перчаток — они отбывают повинность.       — А за что?       Воцарилась тишина.       — Я спрашиваю, чтобы знать, чего ждать от этих двоих, — монах соединил кончики пальцев.       — За драки, — услужающий брат пихнул Мордериго, а Арно отвесил подзатыльник. — Так что смотри, а то поцапаются.       Мордериго еле сдержал коварную улыбку. Нет, нет, нужно быть маленьким белым ангелочком как можно дольше.       — Ладно, хорошо, присмотрю за шалопаями. Спасибо.       — Я их заберу в девять, — сообщил услужающий брат и полез в телегу.       Арно и Мордериго остались наедине с монахом.       — Меня зовут отец Аврелий. А вас?       Начал вроде дружелюбно. Ну, можно и не огрызаться… Мордериго дождался, когда Арно представится, и после этого назвал свое имя.       — Хорошо, юноши. Вы здесь, чтобы своими страданиями и помощью Господнему храму искупить свои грехи перед Господом нашим, — сообщил Аврелий, когда все трое вошли во двор. Мордериго проигнорировал монаха — его взгляд был прикован к гусятне. В голове было еще свежо воспоминание, как скверные птицы загнали его на забор.       «Интересно, а Арно гусей боится?» — подумал он, стараясь не обращать внимания на то, что покрылся мурашками от страха. Одно это грозное «га-га-га» за забором внушало ему страх. Но вместе с тем навело на одну мысль.       — Итак, мои юные братья, будет очень почтительно и приятно Господу, если вы во время своей работы воздадите ему мольбы, ибо так грехи ваши… — Аврелий вел юношей к месту их работы — заросшей ядовитым плющом стене.       Мордериго не слушал богоугодные лекции монаха — он смотрел и пытался определить расстояние от гусятни до стены. Гусятня располагалась в углу, так что в любом случае они бы дошли до нее. Но Аврелий вел их за строение, похожее на сарай — видимо, решил начать с другой стороны. Юноша тут же заинтересовался этой пристройкой — открытая дверь манила его. Но расспрашивать не стал, побоялся. И пока сосредоточился на работе, стараясь не ожечь руки о гадкое растение.       Он довольно быстро наловчился аккуратно подлезать рукой под листья и отстригать стебель ножницами. После этого наматывал на ладонь край сюрко и выдирал все, что оставалось — всю плеть, обвившую как стену, так и другие стебли. Арно поступал проще — просовывал руки в мешок, который им дали срезанного плюща, и отрывал вьющиеся лозы, дергая у самых корней, а потом с силой оттаскивая от остального плетения растений. Заметив это, Мордериго придумал первую свою гадость.       Он просунул ножницы под тот самый стебель, который тащил Арно, и отрезал его вместе со своим. Дернув плеть ядовитого плюща еще раз, и явно не ожидая, что она внезапно отделится от стебля и корней, Арно упал. И через секунду взвыл, ибо при падении лоза задела его. Он встал, зло отшвырнул от себя плеть плюща и потер ожог на щеке.       — Зараза!       Мордериго отвернулся, чтобы враг не видел, как он хихикает. Выругавшись, Арно продолжил работу. Мордериго исподтишка наблюдал за ним — подозревает он его в пакости или нет? Но даже если и подозревал, Арно ничем не выдал этого — молча продолжал свое дело, лишь искоса поглядывая на соперника. Юный де Кенуа с застывшей гримасой унылого спокойствия подстригал стебли, делая вид, что он тут по делу, не пакостит и не занимается глупостями. Сработало: через какое-то время брат де Ретель перестал на него коситься и уже работал, не озираясь. Мордериго только того и надо было.       Правда, подходящий момент для мести еще не наступил — они не подошли к гусятне настолько близко, насколько это было нужно. План уже созрел, и Мордериго еле сдерживался, чтобы не выдать себя смешком или не привести затею в исполнение раньше времени.       — Эй, вы, двое!       К ним направлялся послушник с какой-то огромной миской.       — Да? — Арно недовольно поднял голову, отвлекаясь от плюща, а Мордериго принюхался — из миски несло рыбой.       — Вас на весь день прислали, али как?       — Нам ничего не говорили, но, думаю, как управимся, — деловито ответил Арно. Мордериго злобно прищурился — вот ведь погань, вечно строит из себя самого умного! Ну ничего…       — Ну, значит, тогда я и на вас порцию обеда приготовлю. Бог милостив будет за то.       Мордериго обрадовался не столько скорому приему пищи, сколько той самой миске с рыбой.       — Если что, вода вот, в сарае, возьмете, как захотите пить, — сообщил послушник и отнес миску в сарай.       Мордериго выждал время, пока они не приблизятся к гусятне, и нарочито спокойно сказал:       — Я пить.       — И мне принеси. Но учти — плюнешь туда… — взгляд Арно разом посуровел, но в доказательство, что если Мордериго все-таки плюнет, то его не ждет ничего хорошего, провел рукой по горлу.       — Да будет уж тебе, — Мордериго махнул рукой и удалился.       Он попил, зачерпнув кубком из чаши. После чего заглянул в миску с рыбой и чуть не завизжал от восторга: помимо обычных рыбок в миске барахтались еще живые миноги*, шиповки и даже два рака. В голове возник новый план. Мордериго схватил миску, табуретку и осторожно выглянул на улицу. Арно, в ожидании, пока Мордериго напьется и принесет ему воды, то крутился по сторонам, а то нагибался и возвращался к работе. Юный де Кенуа на мгновение поставил миску на грубо сколоченную табуретку и проверил, в какую сторону открывается дверь. Вовнутрь. Повезло.       Он залез на табуретку, приоткрыл дверь, поставил миску с рыбой на край двери, убрал мебель на место, и вылез из небольшого окошка на улицу, прихватив кубок с водой. Арно попил и велел Мордериго отнести посуду обратно.       — Нет уж, — сказал тот, — потом отнесем. А то будем ходить десять раз.       — Вот же ленивый негодяй ты, а! Ладно я сам отнесу.       — А я пока пойду гусям отнесу то, что мы собрали, — быстро сориентировался Мордериго. Он просто не мог допустить, чтобы Арно получил от миног, раков и шиповок, но при этом отделался от атаки гусей.       Взяв мешок с обрывками плюща, Мордериго пошел к гусятне, стараясь не бежать, чтобы Арно ничего не заподозрил, снова чуть-чуть выждал, а потом выдернул задвижку и сразу залез на крышу гусятни. Гуси увидели новую жертву на своей территории и, гогоча и шипя, бросились за Арно.       Услышав гогот и хлопанье крыльев, Арно резко развернулся. Он увидел стаю гусей, неприлично выругался и заметался по двору.       — В сарае спрячься! — посоветовал Мордериго с крыши. Он не знал, услышал его соперник или нет, но Арно сделал пару кругов, уворачиваясь от клювов, и все-таки побежал в сарай. Едва он толкнул дверь, миска с рыбой рухнула на него.       Мордериго расхохотался. Он старался смеяться, уткнувшись в плечо, чтобы Арно не слышал его. Но это мешало ему смотреть, как соперник с жуткими ругательствами пытается оторвать от себя жадно присосавшуюся миногу. Бедный Арно метался, обезумев от боли и пытаясь одновременно отогнать гусей, вытряхнуть из-за шиворота шиповку, отцепить рака и избавиться от гадины, жадно впившейся в шею. Его руки блуждали по телу туда-сюда, пальцы судорожно пытались убрать хоть один источник боли. На какую-то секунду Мордериго стало даже его жалко — одна минога — то еще удовольствие, а тут она вкупе с гусями и прочей щипучей, колючей и кусающейся живностью.       Мордериго понял, что даже если Арно догадается, чьих рук это дело, и его посадят в чулан, он ни капли не раскается в содеянном.