Белый тамплиер

      Комната вращалась перед глазами. Все предметы, что находились в ней, казалось, сошли с ума. Плавали канделябры со свечами, танцевали стулья и письменный стол. Писчие перья кружились над головой в бешеном, безумном танце. Казалось, каменные кирпичи, которыми было выложено помещение, растягиваются, сжимаются, деформируются, меняя форму каждую минуту. Очертания предметов какие-то мутные, будто поверхность перед глазами смазана мылом или овечьим жиром.       Голову нещадно саднило, словно по ней саданули кувалдой.       — М-м-м, — прокомментировал свое состояние Мордериго де Кенуа.       — О, ты очнулся наконец, — услышал он знакомый голос. — Скажи мне на милость, на кой дьявол ты туда поперся?       — М-м-м, — сказал Мордериго и прищурился. — Роби…       Роби, как и остальное перед его глазами, пока не желал приобретать четкие очертания, но юноше хватило фигуры в синем сюрко и золотистых волос, чтобы понять, кто перед ним.       — Рассказывай давай, зачем ты туда пошел, а? — молодой адмирал говорил не упрекающе, а как-то устало. Мордериго почему-то ощутил укол вины.       — Я Марка-Антуана видел, — слабо сказал он и попытался сесть. Зрение вроде пришло в норму, но комната еще немного вращалась. — У него была кровь. Он нес что-то… уходил прочь. И я пошел за ним.       — Зачем? — еще раз изможденно вздохнул Робер. — Почему не сказал мне или братьям?       — Да вас пока найдешь! — обиделся Мордериго. — Да и я бы так спугнул его…       Робер вздохнул.       — И поэтому ты рискнул и пошел за подозрительным человеком в одиночку, — констатировал он. — Ты понимаешь, насколько это было опасно?       Мордериго тупо посмотрел на свое тело, пытаясь осознать, где и какие у него повреждения. Что-то нещадно щипало и жгло, но поскольку болело все тело, то понять, где рана, было трудно.       — Мордре? — тихо окликнул молодой адмирал, поняв, что тот его не слышит.       — Ты думаешь, я бы позволил рискнуть тебе или кому-то еще из братьев? После Леона? — неожиданно серьезно спросил Мордериго. Он повозился и осторожно уселся так, чтобы видеть своего сеньора. В синих глазах Робера, в этих невозможных, притягивающих взгляд глазах, в которые хотелось смотреть вечно, плескалась боль. Он молчал, а юноша продолжил говорить: — Даже если б у меня было время, я бы все равно ни за кем не пошел. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то снова погиб.       — Я понимаю, — наконец сказал сеньор де Сабле. — Но рыцари всегда рискуют. Ты должен это знать. Мы часто воюем, получаем раны, погибаем, но такова жизнь, малыш. Мы воины, это наша участь.       — Я не хочу тебе такой участи, — сурово сказал Мордериго и внимательно уставился на обожаемого наставника. — Ты мне нужен.       — И поэтому ты подрался, да? — хмыкнул Робер и кивком головы указал на стесанные костяшки пальцев юноши.       — Да. Один ублюдок оскорбил твою честь, и я дал ему понять, что так делать не стоило, — Мордериго ухмыльнулся, но тут же помрачнел и накрыл руку Робера своей.       — Зачем ты так? Разве я стою такой защиты, таких жертв? — Робер поднял брови.       — Если кто и стоит, то только ты. — Юный де Кенуа опять подвинулся к нему.       Он замер, любуясь сеньором. До чего у него, наверное, нежные щеки! Как же хочется погладить тонкую кожу… Мордериго еле сдерживал желание протянуть руку и провести согнутыми пальцами по щеке, погладить короткие, почти незаметные усы и бородку… У Робера, в отличие от остальных рыцарей, была скорее поросль, чем полноценная борода, но ему нравилось.       — Роб, я… — начал он, но тут же смолк и подался вперед, желая еще полюбоваться сеньором. Он хотел провести пальцем по аккуратному носу, но опять удержался.       — Ты балбес, — спокойно сказал сеньор де Сабле и усмехнулся. — Рассказывай давай, чего ты там выследил.       — Если б я еще помнил, — Мордериго глуповато улыбнулся. — А ты только ради этого возле меня сидел, а?       Он потянулся, чтобы щипнуть Роба, но резкая боль в ребрах заставила его остановиться.       — Это тебе так аукается твоя гулянка непослушная, — хихикнул Робер. В его тоне не было ни намека на нотацию.       — Если ты останешься со мной навсегда — я никуда не уйду, — юноша опять расплылся в глуповатой улыбке.       — Ну да, до первой угрозы в мой адрес! Тут-то ты поднимешься, возьмешь оружие, и дашь жару! — рассмеялся Робер и взъерошил волосы ученика.       Мордериго весь затрепетал от его прикосновений, и ему было уже наплевать на то, что ребра у него жгло. Вдобавок к этому он вдруг понял, что щиплет рану где-то на плече и закатал рукав. Плечо у него было забинтовано, и юноша вдруг вспомнил момент, как туда вонзилась стрела, пробив его навылет и пригвоздив к каминной трубе. Он тогда рявкнул, сжал зубы и забился, пытаясь вырваться. Но вытащить стрелу сразу не смог, и отчаянно, как зверь в капкане, стал переть в другую сторону, надеясь, что под его напором стрела сама выскочит из щели.       — Лови ублюдка! — заорал кто-то снизу.       — Белый гаденыш! Остановить его!       Мордериго принялся опять рваться, но в этот раз ему повезло. Стрела поддалась. Он поднапрягся и выдернул ее из мышцы, после чего бросился бежать. Но запах крови дурманил, и даже чувство опасности не смогло в этот раз взбодрить его, помочь избежать страшного — потери сознания. Юный де Кенуа продолжал бежать, чувствуя, как у него темнеет в глазах. В отчаянии он шлепнул себя по щеке, но толку от этого не было никакого. Его затошнило, темнота навалилась на него, овладевая им, и он, уже потерявший сознание, скатился с крыши.       Он не помнил удара о землю, из-за которого, похоже, у него треснули ребра, но, очнувшись, понял, что этот удар был.       — Роб, — позвал Мордериго после долгой паузы.       — М?       — Я хотел, как лучше. Я думал, в кои-то веки буду для тебя… ну… воином… и сделаю что-то полезное, если поймаю негодяя.       — Ну ты сам подумай, — Робер оскалился. — А если бы ты погиб? Разве от этого было бы кому-то лучше?       Мордериго сдержал порыв кинуться обнимать его, и только опустил голову:       — А хуже кому? Арно и Марк-Антуан часто говорят, что я любимчик, хотя ничего из себя не представляю. И за Леона стыдно…       Он вытер нос. Робер обнял его за плечо.       — Не слушай их, мой хороший. Всегда будут люди, которые будут тебе завидовать, ненавидеть ни за что. Придраться можно к чему угодно. Вот смотри — я блондин, — он потеребил свои великолепные волосы. — Кому-то это нравится, но кто-то скажет, что у меня мало огненного гумора, а значит, я нечист на руку. Будь я рыжим, про меня говорили бы, что огня во мне многовато, а значит, я вспыльчивый дурак. Понимаешь, о чем я?       Юноша преданно посмотрел на сеньора, но промолчал.       — Даже самый прекрасный цветок кого-то будет раздражать своим ароматом. Солнце, которое дарует нам дневной свет, будет слепить кого-то и злить этим.       Взгляд Мордериго стал изумленным.       — Птицы, которые прекрасно поют, не нравятся кому-то… Даже ангелов кто-то не любит. Так что не надо пытаться угодить всем, Мордре.       — Но это все равно расстраивает меня, — слабо возразил юный де Кенуа.       — О, это осознание и принятие к тебе, наверное, с возрастом придет, — засмеялся Робер и погладил ученика по голове. — Сначала неохота это понимать, я знаю. Повзрослеешь, оно в голове уложится, и ты не будешь переживать.       — Знаешь, я вырос здесь… Жил всю свою жизнь… И братья были мне семьей… — начал Мордериго, и сеньор де Сабле напрягся. — Но я все равно чувствую себя чужим. — Юноша вздохнул, и плечи его высоко поднялись и плавно опустились.       — Почему?       — Просто я… — сдавленно начал он, — непонятно кто. Не оруженосец, не рыцарь, не…       — Хватит, — Робер усмехнулся и прислонил палец к его губам. — Ты наш ученик, Мордре. А если кому-то этого недостаточно — пусть имеет дело со мной.       Юный де Кенуа улыбнулся, до безумия счастливый от того, что чувствует на своем лице теплые нежные руки.       — Пойдем займемся чем-нибудь в замке, можем починить сюрко или кольчугу, а потом обедать — повар сегодня расстарался на дивный рыбный супчик…       Мордериго заулыбался и крепко обнял сеньора.       — Так хорошо, что ты здесь.       — Я останусь еще очень надолго, — прошептал Робер ему в ухо, обдавая кожу теплым дыханием, и юноша покрылся мурашками.       К счастью для него, Робер сдержал слово и действительно остался в замке на неопределенный, но явно долгий срок. Молодой сеньор нуждался в лечении и покое, а кроме того, в резиденции ордена у него имелись безотлагательные дела. Юный де Кенуа, правда, не знал, что это за дела, но ему было достаточно того, что его обожаемый сеньор будет жить в замке у Бедных рыцарей Христа, а не у себя в Анжу. Иногда юноша думал — с неподдельной радостью и даже каким-то злорадством, — что Робер куда больше любит находиться здесь, чем в Сабле. Молодой адмирал всякий раз недовольно морщился, когда Мордериго пытался выяснить что-то о его доме, и переводил тему.       — Почему ты так не хочешь об этом говорить? — не отставал он.       — А ты почему не хочешь говорить о том, как вчера испортил жаркое? — Робер подымал брови, Мордериго дул губы, и тема менялась.       Желание знать ответ от этого никуда не девалось, но юный де Кенуа тактично оставлял сеньора де Сабле в покое. Такие попытки он предпринимал только один-два раза за приезд сеньора, и в этот он уже свою попытку использовал. Да и, чего греха таить, Мордериго куда больше любил обсуждать с Робером что-нибудь приятное.       — Так ты долго тут пробудешь? — интересовался он спустя неделю после того их разговора, когда юноша очнулся от обморока.       — Не знаю, как рука заживет, но это не меньше месяца. Ты уже десятый раз спрашиваешь, — смеялся Робер.       — И хочу десятый раз услышать, что ты тут надолго, — вероломно улыбался воспитанник тамплиеров.       — Давай я тебе сразу еще сто раз скажу…       — Давай двести, — Мордериго нагло обвил рукой его талию. — Никуда от меня не денешься, никаких советов тебе, ничего… Умберто же уехал…       Брат де Менье покинул резиденцию спустя три дня после шахматной партии с Робером, оставив Жослена и сеньора де Сабле главными. Он направился в Кенвуайр, сказав остальным, что едет туда, чтобы набрать рекрутов в резиденцию.       На самом деле его интересовал лишь один рекрут, который жил с тамплиерами уже четырнадцать лет. И этот рекрут сейчас сидел на крыше с Робером, потягивающим что-то из фляжки, судя по запаху, алкогольное. Они только что закончили тренировку и, оба мокрые от пота, позволили себе слегка расслабиться.       — Денусь, если ты не вспомнишь, что все-таки видел тогда, когда побежал за Марком-Антуаном.       Мордериго поморщился. Он давно уже, постепенно, по крупицам, вспомнил произошедшее, но делиться не хотел. Ему было от этого паршиво и неприятно.       Первая картина, которая воссоздалась в его памяти — Марк-Антуан заходит в свою келью, минуту возится там, и возвращается уже без того предмета, что прятал под полой сюрко. Уже перестав озираться, брат де Кан встряхивает вьющиеся светлые волосы, и гордо идет прочь. Правда, пальцы у него розовые от крови…       — Если денешься от меня — точно не вспомню, — уперся Мордериго. — Хотя бы потому, что вспоминать не для кого будет.       — А вредности в тебе все не убавляется, — отметил Робер и погладил юношу по голове. Тот довольно фыркнул.       — Дай мне попить, — он потянулся за фляжкой.       — Э, нет, я помню, что в тот раз было.       — Жадный ты, — Мордериго слегка ущипнул его за бок. Он почему-то ожидал, что Робер, как Захид, поддержит возню, и они начнут в шутку бороться прямо на крыше. Разумеется, этого не произошло.       — Просто я забочусь о тебе. Успеешь еще напиться, надоест еще. Ты ведь пока юный.       Мордериго все-таки не удержался и погладил сеньора по лицу. Осторожно, лишь кончиками пальцев, и Робер фыркнул от несильной щекотки. Юноша растаял от его улыбки и возобновил прерванные было поглаживания. Делал он это, правда, как-то неловко и то и дело прекращая.       — Знаешь, ты такой… — начал он, но не решился продолжить. Что следует сказать? Приятный? Теплый? Милый? Робер ждал его ответа, вздернув светлую бровь. — Ты просто…       — Ну, чего ты? — прошептал Робер, желая его подтолкнуть, помочь завершить фразу, но боясь надавить и напугать.       — Нет, ничего, — ответил Мордериго. — Так, минутная слабость.       — Тогда пошли дальше тренироваться, слабость минутная у него, — опять усмехнулся молодой адмирал и первым соскользнул с крыши. Мордериго помялся с минуту и последовал за ним.       — Давай, бери лук и приступай.       — Может, лучше арбалет? — Он хотя бы попытался.       Стрелял из лука Мордериго плоховато, его мышцы все не могли долго удерживать тетиву, а лопатки не желали сводиться. В основном он тренировался сражаться холодным оружием. Однако Робер, вплотную занявшийся его обучением, почему-то решил уделить стрельбе внимание.       — Хе-хе, нет, мой мальчик, — сеньор улыбнулся. — Сила рыцаря заключается в его умении действовать любым оружием. Арбалетом стрелять легко, а вот если у тебя будет только лук под рукой? Что делать будешь?       — Брошу все и убегу.       — Тамплиер карается исключением из ордена или смертью за побег с поля боя, — равнодушно бросил сеньор.       Мордериго показал ему язык.       — Ну, не вредничай, — Робер ущипнул юношу, снял лук со стойки и протянул ему. — Давай, как я тебя учил…       — Будь я кошкой, я бы тебя за это укусил, — сообщил юный де Кенуа, но ворчал больше притворно, чем всерьез.       — Давай-давай, кусун!       Мордериго увернулся от очередного игривого тычка и щелкнул зубами, делая вид, что хочет цапнуть Робера за локоть.       — Тебе палец в рот не клади, да? — засмеялся тот.       — Ну почему, положить можешь, но я за себя не отвечаю.       Они оба захихикали, но смех этот быстро прекратился.       — Вставай на позицию, — велел Робер. Мордериго широко расставил ноги. Он взял лук в левую руку, как полагалось, и неуклюже натянул тетиву. Мышцы у него дрожали. Робер зашел ему за спину.       — Нет, Мордре. Нужно раздвигать руки, сводить лопатки, а не применять грубую силу. Юноша попытался, но руки плохо слушались.       — Ты его что, первый раз держишь?       Мордериго проворчал в ответ что-то неопределенное.       Он всячески старался избегать тренировок с луком, ибо орудовать мечом ему было куда сподручнее, но и это нельзя было сравнить с его любимым приемом: нападать из укрытия с кинжалом и одним ударом перерезать горло. Он все ждал, на какое же Рождество выпадет его очередь попрактиковаться на поросенке или даже на взрослой свинье.       Бедные рыцари Христа покупали живую свинью к празднику, приводили ее, и доверяли кому-то из учеников или оруженосцев, которые собираются стать рыцарями, забить ее. В идеале это нужно было сделать быстро, и так, чтобы свинья как можно меньше визжала и носилась по двору. Такая тренировка, маленькая и часто единичная, давала понять, на что способен будущий рыцарь, а, кроме того, готовила к тому, что придется проливать кровь.       Юный де Кенуа не то чтобы жаждал поскорее кого-то убить, но новые ощущения манили его, да и испытать себя было делом принципа. Сможет ли он быстро перерезать горло, или порося будет бегать по внутреннему двору, заливая кровью снег и истошно визжа? Он не понаслышке знал о том, что мясо резать всяко тяжелее, чем соломенное чучело, но резать орущее, сопротивляющееся мясо ему еще не приходилось.       Вариант, что свинью можно издалека расстреливать из лука, он даже не рассматривал, да и это, как ему казалось, оценивается старшими рыцарями хуже, поскольку стрелок не всегда мог убить животное с первого раза, а несколько стрел портили кожу, которая обычно продавалась дубильщику. Вдобавок стрелы могли повредить те внутренности, которые использовались для приготовления некоторых блюд. Оттого и пользы от луков и стрел Мордериго не видел, и не понимал, для чего ему, мечнику, учиться стрелять.       — Не хочу я, — проворчал он, но все-таки подчинился.       Он поерзал на месте, а потом снова попытался натянуть лук. Робер устало вздохнул, подошел к нему сзади и аккуратно взял за руки, как бы обнимая.       — Расслабься.       Как уж тут расслабиться!       Мордериго слегка отклонился вперед, наблюдая за сеньором и спиной чувствуя теплое тело. Робер осторожно взял его пальцы и слегка надавил.       — Голову ровно держи. — Он осторожно его боднул, но юный де Кенуа вместо того, чтобы подчиниться, просто захихикал.       — Нет уж, ты без глупостей. — Молодой адмирал осторожно встряхнул руки ученика.       Тот перестал смеяться, но улыбка не сходила с его губ. Он еле-еле заставил себя сосредоточиться и посмотреть в сторону мишени, хотя она была последним, что его сейчас интересовало.       — Знаешь, я… — начал он.       — Балбес, который постоянно отвлекается, вместо того, чтобы стрелять, — Робер безжалостно оборвал его сердечные метания.       Мордериго довольно оскалился, но все-таки опять обратил внимание на мишень. Длинные изящные пальцы сеньора помогали ему правильно держать руки, осторожно перебирали его пальцы и бережно разводили локти.       — Вот так. Давай, отклонись на меня.       «Да с удовольствием», — усмехнулся юный де Кенуа и отклонился так, что почти лег на Робера.       — Нет, ты не ложись, а просто чуть-чуть подайся на меня.       Мордериго с неохотой отлип.       — Давай, целься.       Мордериго прикрыл левый глаз, прицелился, еще чуть-чуть натянул тетиву и выстрелил. Стрела вонзилась в траву рядом с мишенью.       — Еще раз, только выше и сильнее.       Юноша подчинился. В этот раз стрела пролетела над мишенью выше. Робер ехидно фыркнул. Мордериго подумал о том, что Этьен бы поднял его на смех, но, к счастью, у его обожаемого сеньора чувство такта было развито куда лучше.       — Не переживай, у многих с первого раза не получается.       — Но это не первый раз, — возразил юноша. — Я почти всегда мимо мишени попадаю.       — Ничего, это ведь у нас с тобой только вторая тренировка.       — Но я…       — Продолжай, и рано или поздно получится.       — Легко тебе говорить, — фыркнул юноша.       — Ну да, я-то эти тренировки уже прошел, — саркастично сказал Робер. — Как я смею-то…       Мордериго потерся об него головой, но был тут же возвращен с небес на землю.       — Давай знаешь что попробуем? Ну-ка, посмотри на мишень. Просто посмотри. Запомнил, на каком она месте?       — Угу.       — Молодец. Теперь закрой сначала левый глаз. Мишень осталась на месте?       — Нет, уехала.       — Хорошо. Теперь правый закрывай. Где мишень?       — На месте.       — Отлично. Целься теперь левым глазом.       Мордериго воспользовался советом, и стрелы стали попадать во внешний круг. Он на миг обернулся на сеньора — лицо у него стало задумчивым, будто тот мысленно пытается сложить кусочки головоломки. Юноша замер, ожидая, что он скажет, но Робер только отошел от него и принялся бродить по кругу, думая. Юный де Кенуа продолжил стрелять, но теперь уже как-то вяло и без энтузиазма. То ли его больше не поддерживало, что сеньор обнимает его, то ли просто расстраивало, что молодой адмирал чем-то сильно обеспокоился. В любом случае результат получше он выдать не смог, даже наоборот, спустя где-то полчаса стал стрелять хуже — руки устали. Его мышцы и связки были не больно-то хорошо готовы к стрельбе — заставь прачку подковы ковать, результат будет таким же. Робер понял, что юноша уже устал, и велел ему побросать ножи.       С этим у Мордериго дело пошло легче. Особенно после того, как он стал целиться левым, а не правым глазом. Раззадоренный, юноша скакал перед мишенью туда-сюда, быстрыми, четкими рывками рук бросая метательное оружие. Он отвлекся на Робера только один раз (хотя если тот присутствовал на тренировочной площадке, он обычно не сводил с него глаз) и заметил, что сеньор щурится и покусывает губы, напряженно следя за его движениями. Юноша занервничал и стал двигаться быстрее. Остановился он только тогда, когда у него кончились метательные ножи. Тогда он встал, слегка согнувшись и тяжело дыша, и в ожидании уставился на Робера.       Взгляд сеньора де Сабле был задумчивым. Он заложил руки за спину и сощурился, отчего стал похож на орла, который с горы караулит жертву, собираясь на нее спикировать. Не говоря ни слова, Робер медленно прошел в другой конец двора, туда, где располагалась часть манекенов. Это теперь были не просто мешки с сеном, а более совершенные, благодаря Арно, модели для тренировок. Юноша кое-где прикрутил колеса, шестеренки, и теперь манекены можно было приводить в действие, раскрутив их. Вращаясь, чучела имитировали удары, которые рыцарь должен был отбивать руками или тренировочным мечом. Робер дождался, когда Мордериго встанет в круг, и, быстро обогнув чучела, раскрутил их легкими толчками.       Юноша рявкнул и бросился в атаку. Он ловко уворачивался, наносил удары руками и ногами, иногда пускал в ход кинжал, вонзая его в деревянные лица. Он прыгал легко и ловко, как кошка, и Робер внимательно следил за его движениями. Юный де Кенуа пригибался и подпрыгивал, плавно перетекал из одной позы в другой, резко менял направление атаки, и глухие звуки его ударов раздавались то тут, то там. Ему казалось, что он слышал, как трещат его кости, но остановиться не мог. Глаза ел пот, волосы налипли на лицо, и Мордериго слышал хрипы из своих легких. Остановиться бы… Но без команды он не мог. Не имел права.       — Именем Господа! — заорал Мордериго и врезал одному из чучел по деревянному лицу ногой. Голова отлетела прочь, но он не остановился.       Дышать… Надо дышать… Но воздуха катастрофически не хватает. Мордериго на миг замер у земли, восстанавливая дыхание. Он потряс вспотевшей головой, представляя, что перед ним — проклятые неверные. А если еще и подумать что они, эти гады, обижают его Робера, ух! Мордериго сразу зверел и с бешеным ревом бросался на манекены. Он прыгал и увертывался от вращающихся деревянных рук, бил набитые соломой и опилками торсы.       — Хватит! — скомандовал сеньор де Сабле. Мордериго взвился в воздух и уперся ногами в плечи чучел, после чего замер, медленно дыша.       — Я не зря принес тебя в орден четырнадцать лет назад, — улыбнулся Робер. — Но я вижу несовершенство.       Мордериго опечаленно посмотрел на него.       — Я разочаровал тебя?       — Вовсе нет. Но тебе есть куда стремиться, и я знаю, что с этим делать.       — И куда же? — Юноша быстро спрыгнул с манекенов и медленно побрел к сеньору, придерживаясь за разболевшийся локоть.       — Ответ в тебе, — спокойно ответил Робер. — А точнее, в твоей левой руке.       Мордериго изумленно посмотрел сначала на свою кисть, а потом на сеньора.       — Когда ты бьешь с той руки, с которой полагается, удар у тебя выходит хуже, чем если ты бьешь с левой. Завтра попробуем по-другому.       — А сейчас что?       — Иди сделай что-нибудь, что не потребует от тебя беготни по плацу.       — А ты?       — А я займусь другими делами. У меня их много, — Робер фыркнул.       Мордериго вздохнул и уныло поплелся прочь. Он решил приготовить что-нибудь на кухне, но у него до того устала спина от постоянных поворотов и прыжков, что готовить он мог теперь только сидя, хотя больше всего хотел сейчас лечь, а еще лучше уснуть.       Сеньор де Сабле же отправился в прецепторскую. Ему хотелось изучить часть материалов, которые оставил Умберто. Молодой адмирал, подозрительно щурясь, принялся перекладывать бумаги.       — Ты же что-то чиркал, — бормотал Робер себе под нос. — Что-то чиркал… Но где это все?       Его тонкие пальцы быстро перебирали пергамент и листали страницы учетных книг.       — Мордериго де Кенуа… Убийца своей семьи, который должен искупить убийство отречением от мира… — продолжал бубнить. — Который не является сыном своего отца… Все интересней и интересней…       Он нашел в одной из книг странный рисунок. На нем изображались кружочки с именами и стрелочки. В центре потекшими чернилами Умберто нарисовал дерево.       — Вот как… И что бы это значило?       Знал это, наверное, только сам Умберто де Менье, который сейчас приближался к частично сгоревшему замку Кенвуайр. Ах, Робер! Ты бы, наверное, понял, что означает загадочное дерево и имена возле него, если бы Умберто не забрал второй листок и третий, тот, который видел Мордериго.