кровоточащий

Стук бильярдного шара вызвал взрыв смеха. Чонгук раздраженно выдохнул, неосознанно дернул щекой и покрепче сжал в руках кий. Добрые смешки раздались за спиной, как щебет взбесившихся птиц. Они не насмехались над ним, но парень все равно захотел дать игральным инструментом кому-нибудь по голове. Теплая и широкая ладонь Намджуна сжала его плечо, безмолвно говоря: «Херня, забей». — Сегодня просто не твой день, — подытожил друг. — Выиграешь в другой раз. — Ага, — ухмыльнулся Чон-младший. — У тебя-то? Точно выиграю. В другой жизни. — Ну, твой оптимизм мне льстит, — довольно пожал плечами Джун. — Хей, Вэнь, ты идешь? — подняв голову к сидящему на спинке дивана молчаливому парню, спросил он. Тот резво кивнул и сунул телефон в карман. — Твоя очередь. — Пардон, — пробормотал Вэньхуа, наступив грязной кроссовкой между голубчиками, вцепившимися друг в друга страстным поцелуем. — Премного извиняюсь, — пнув какого-то валяющегося на полу бедолагу, вновь прошипел он. — Сильвупле, джентельмен, не стоит блевать мне под ноги! — скривившись, юноша отпрыгнул от незнакомца, которому внезапно стало плохо. — А вот его я вижу тут впервые, — ткнув костлявым пальцем в позеленевшего парнишку, обратился он к Чонгуку и Намджуну. — Да я половину из этих людей никогда не встречал, — пожал плечами старший, подал омеге кий и сложил руки на груди. — Знакомые знакомых наших знакомых. — На халявную выпивку какой сброд только не стянется, — Чонгук отхлебнул из своей бутылки крепкого нефильтрованного пива и запрыгнул на шатающуюся тумбочку, которая жалобно скрипнула под весом. — Вы бы видели, каким взглядом их Элой встречала. Могу сказать, что я — ее любимый посетитель, — ребята рассмеялись, прекрасно понимая, как барменша относится к Чону-младшему. — Что такого ты сделал, что она тебя органически не переносит? — Вэнь встал в позу и прицелился, готовясь нанести удар по шару. — Она словно впитала ненависть к тебе с молоком матери. — Чего у нас с ней только не было, — Чонгук чуть откинулся, облокотившись спиной о стену, и посмотрел на ту, о которой шел разговор. Элой обслуживала уж слишком дотошного посетителя, и в одном ее взгляде читались ненависть и усталость за сегодняшний день. Ухмыльнувшись, Чон отпил пива. — Даю руку на отсечение, она в меня тайно влюблена, но ее бесит, что я по парням. Не умеет признавать поражение. — Ага, — звонко рассмеялся Вэнь. — Тебя послушать, каждый второй от тебя без ума. — А разве не так? — искренне удивился Чонгук. — Они учились в одном классе, — сказал Намджун, раскрыв пачку сигарет и сунув одну меж губ. Предложил друзьям — те с радостью согласились. Закурили. — Я думаю, возненавидели друг друга на почве их схожести. Ты только посмотри на Элой: она же женская версия Чонгука. Только чуть более злобная. И красивая. — Э-э-э, — Чонгук бросил в друга смятую банку кока-колы. На самом деле, настроение было просто отвратительным. У него кончились наличные и безналичные деньги, коих и так насчитывалось не слишком много — лишь чудом нашлись пару тысяч вон на алкоголь. Раздражение чесалось где-то под ребрами. Чонгук отсутствующим взглядом наблюдал за пьянчугами, потягивал свой напиток из жестяной банки и думал, какого хрена вообще происходит? Хосок не давал ему зарабатывать быстро и легко, потому что был херовым моралистом. Для него деньги должны хрустеть и сладко пахнуть только что разлитой краской, а Чонгуку плевать, пахли ли бумажки кровью, наркотой или испражнениями. Деньги — это деньги, и их должно быть много. Срывать спину на стройках как-то уже поднадоело. Он думал, что с Иори получится классно законнектиться, но и тут брат наступил ему на глотку. Иори не рассказал, что конкретно произошло, но Чонгук не был тупым. Он знал, к кому вели все ниточки неудавшейся подработки. И злился. У него не осталось и копейки в кармане, алкоголь кончался, а с завтрашнего дня предстояло высиживать пары в универе, в который он даже не рвался. Поступить удалось с легкой руки старшего брата — подвести Хосока Чонгук не мог. Однако теперь постоянно мучили мысли, где заработать. Чонгук по природе своей был достаточно ленивым и не хотел совмещать учебу с работой: его мозг настраивался на одну задачу. Но если он начнет пропускать, то быстро вылетит из универа, а скандалов с братом без того хватало по самые гланды. Чонгук вновь хлебнул, облизав губы. Бесило. Как же все это бесило. Он понимал, почему Хосок лез в его жизнь — старший чувствовал себя скорее родителем, чем братом, но Чонгуку уже девятнадцать. Он не сопливый пацан и может о себе позаботиться. Они бы разом разбогатели на всяких незаконных махинациях при условии, что Чонгука бы не пришили. Но пока же он оставался жив? В чем заключалась чертова проблема? — Ну? — позвал Намджун, опираясь на кий. — Че? — Говори уже. На лбу красной строчкой все и так написано. — Ну так прочитай, раз написано, — огрызнулся парень, допил пиво и бросил банку в мусорку, впрочем, промазав. И это тоже бесило. — Слушай, ты сам понимаешь, что барыжить — дело патовое. Я понимаю, деньги большие и легкие, но тебя и так еле от условки отмазали. Еще хочешь? — Пока бабочка умеет летать, совершенно не важно, насколько изношены ее крылья, — хмыкнул Чонгук. — А куда мне податься? Я умом явно не блещу, как вы. С трудом закончил школу, с еще большим трудом поступил в универ, который мне ни в одно место не уперся. Че, полы пойти мыть предлагаешь? Все, что я умею в этой жизни — это бить рожи. На этом мои таланты заканчиваются. — Чонгук, ты не прав, — нахмурился подошедший Вэньхуа. — Хосок может устроить тебя к себе… — Да? — оскалился младший. — Тогда другой вопрос: а я что-то вообще умею без помощи Хосока? Кто я без него? Чонгук впился злым взглядом в друзей. Те молчали. Конечно, им оказалось нечего возразить, потому что они были самостоятельными единицами, а Чонгук, извечно младший в их компании, всегда оставался тенью Хосока. «Не лезь, Хосок разберется», «Не говори, Хосок сам скажет», «Не парься, Хосок тебя везде устроит». А что до Чонгука? Что давали решать ему? Как ни крути, друзья вечно стебались над тем, что от него одни проблемы. Это начало конкретно заебывать. Даже в вопросах заработка Хосок считался главным. Нет, конечно же, Чонгуку было очень важно его мнение и все такое, но ему уже не пятнадцать, чтобы трястись перед братом и благоговейно заглядывать тому в рот. Не вина Чонгука, что старший вырос таким великим моралистом и оставил его без единого гроша. — Ясно, — мрачно ухмыльнулся Чонгук и спрыгнул с тумбы. — Малой, перестань гнать, — устало вздохнул Намджун. — Давай ко мне в мастерскую. Все лучше, чем по подворотням раскидывать наркоту. — И что я там буду иметь? Тридцать процентов от заработка? Семьдесят тысяч вон? Это смешно. Я могу поднять втрое больше за один день и обеспечить нам с братом нормальную жизнь. Мне, думаешь, кайф смотреть, как он ишачит, словно проклятый? — В жизни есть нечто важнее, чем легкие деньги, Чонгук. — Что же? — Принципы. У тебя они тоже есть. Они есть и у Хосока. Прими это, пойми его и найди другой способ заработать. — Ты меня еще поучи, — прорычал сквозь зубы Чонгук, отвернулся и пошел к барной стойке. Намджун вздохнул и потер пальцами переносицу. — Он ведь успокоится? — тихо спросил Вэньхуа. — Куда он денется? Он еще пока ребенок, который не умеет сдерживать свою злость. Не переживай. — Надеюсь, сегодня обойдется без драк… Элой отбивалась от потока клиентов, только и успевая разливать алкоголь по рюмкам, бокалами и стаканам. У нее от этих пьяниц уже рябило перед глазами, но девушка ловко управлялась с работой. Она заприметила Чонгука, да с таким лицом, будто тот сейчас же набьет морду первому встречному. О, ей было очень знакомо это выражение. Элой подняла ладонь и махнула ему: — Эй, иди сюда. Угощу. — В честь чего такая щедрость? — хмыкнул Чон-младший, но послушно пошел за мановением алкоголя. Девушка ухмыльнулась, отчего колечко в ее губе блеснуло. — Просто не могу видеть твою грустную мордашку. Я знаю, чем это чревато моим посетителям, — Элой закинула в блендер водку, ром, кусочек манго и немного лимонного сока. Тщательно взбила и перелила в стакан, украсила листочком мяты и протянула Чону. — Пей. — Была бы ты такой щедрой всегда, — мрачно улыбнулся Чонгук и хлебнул напиток. — Неплохо. Но мне надо чего покрепче. — Ты разве завтра не идешь в универ к восьми? — Похуй. — Хосок оторвет тебе башку. — Если еще хоть один человек скажет мне про Хосока, клянусь, я ему врежу в рожу, — раздраженно сказал Чонгук. Элой примирительно подняла ладони. — Запишешь в долг? — Чонгук, ну ты же знаешь, не могу. — Пожалуйста, — с нажимом сказал парень. — Бля, я ненавижу просить о чем-то. Но мне реально надо, в трезвом состоянии меня все это вымораживает еще больше. Девушка тяжело посмотрела на него. Вздохнув, поставила перед Чонгуком стопку и налила водки. Чонгук тут же ее осушил, будто не пил секундой ранее водочно-ромовый коктейль. — Повтори. Девушка повторила. — Я могу поспрашивать у своих. Может, охранник где требуется? — Буду премного благодарен. Но сейчас я хочу накидаться. Когда Чимин и Хосок, изрядно уставшие после тяжелого рабочего дня, присоединились к ребятам, Чонгук уже с трудом соображал. Он сидел за барной стойкой, облокотившись локтями, и курил, цепким взглядом выискивая свою жертву среди танцующих лиц. Хосок хмуро поглядел на брата, но трогать не стал — тот все равно не успокоится, а только сильнее взбесится. Взяв по пиву, парни уселись на старенький диван. Вэнь тут же оказался у него под боком, теплый и улыбающийся. — Я скучал. — И я, ласточка, — Хосок устало потрепал его по черным волосам. — Че с ним? — он кивнул на Чонгука. — Да как обычно, — вздохнул Вэньхуа. — Кажется, мы с Джуном его изрядно выбесили своими разговорами. — Да для этого даже стараться не надо, — ухмыльнулся Чимин, отпив пива. — У малого башня с трудом на плечах держится. Не удивлюсь, если скоро и Пасть наружу вырвется. Вэньхуа было хорошо известно и то, кто такой Пасть, и то, что с этим человеком лучше не встречаться, если хотелось уйти домой с полным рядом зубов, целым носом и не опухшим глазом. У Чонгука всегда были проблемы с агрессией, а, стоило капле алкоголя попасть в кровь, он и вовсе терял голову. Не видел перед собой никого. Его прозвали Пастью, когда заметили, что он не пытается бить по телу, а бьет четко и исключительно в лицо. Однажды Вэнь увидел перепалку, которая отпечаталась на подкорке сознания: какой-то парень сказал что-то нелестное в адрес Хосока при Чонгуке. Тот, недолго думая, молча снял с ремня железную цепь, обмотал вокруг кулака и принялся бить оскорбившего брата бедолагу. Они не были знакомы. Между ними не было ни неприязни, ни контров, но Чонгук избил его настолько сильно, что лицо парня пришлось зашивать. Вэньхуа видел выбитые зубы, неестественно вывернутый в сторону нос, заплывшие ужасающими синяками кровавые глаза. Тогда Чонгук казался не похожим на себя. Это был не тот человек, так хорошо известный Вэню, это был зверь. Зверь, однако, защищавший свою стаю. Вэньхуа любил Чонгука, но что касалось Пасти — его побаивался. Стоило тому выйти наружу, и Чон уже не видел, кто перед ним. Однажды и самому Вэню чуть не попало, когда он пытался оттащить друга из очередной драки. Конечно, Чонгук после сильно извинялся, но внутренний страх никуда не делся. Потому Вэньхуа с подозрением косился на парня, который пил уже невесть какую стопку водки. — Нам не нужно вмешаться? — тихо спросил омега. — Мне кажется, он скоро дойдет до кондиции. — У меня нет ни малейшего желания разнимать его с кем-то, — пожал плечами Чимин, оторвал дольку апельсина и закинул в рот. — Я слишком устал сегодня, чтобы еще и по морде получать. А где Джун? — огляделся он. Намджун, стоя за углом бара, прижимал телефон к уху и тихо вздыхал на брань, лившуюся из динамика. Сигарета медленно тлела между пальцев, ожидая, когда хозяин приложится к фильтру. Юнги говорил и говорил, не давая вставить и слова. Кажется, у малыша снова было плохое настроение — Намджун уже привык. Юнги вообще редко сдерживал себя в выражениях, особенно в его адрес, особенно, когда день не задался и хотелось сорваться. Ему было прекрасно известно, как парень любит его, а потому выдержит любое оскорбление, любую истерику. У Юнги выдался плохой день. Он поссорился с родителями, а Намджун не вовремя ответил — и понеслась. — Малыш, я правда не игнорировал тебя, — устало сказал мужчина. — С кем ты? — рычал в трубку Юнги. — Я спрашиваю тебя, с кем ты?! Почему ты не ответил мне? У тебя есть кто-то важнее, чем я? — Нет, — ответил Намджун. — Ты же знаешь, что нет. — Тогда где ты был?! — Я с друзьями в баре. Малыш, если случилось что-то срочное, просто скажи. Зачем устраивать драму? — Драму? — едко переспросил Юнги. — Вот так ты называешь мои чувства — драма? Ах, ну да, я же для тебя просто тупая истеричка. Может, снова ускачешь к своему… как же его там? Мину? — Малыш, пожалуйста, перестань… — Не надо меня так называть! — закричал юноша. — Понравилось трахаться с ним, а? Ну так вали к нему! И сбросил трубку. Намджун посмотрел на темный дисплей и тяжело вздохнул, прижавшись спиной к стене клуба, из которого доносились громкая музыка, крики и смех. Намджун изменил лишь однажды, за что ужасно раскаивался. Конечно, Юнги не забыл. И никогда не забудет. Парень и без того ненавидел себя за эту ошибку, а постоянные напоминания только добавляли масла в огонь. Он не хотел ложиться в постель с другим. Так просто… получилось. В ту ночь Юнги вновь вывел его из себя, как обожал делать, заблокировал во всех соцсетях и в телефонной книге. Намджун настолько устал от этого, что напился до состояния бревна, его подцепил какой-то пацан, имя которого даже не сохранилось в памяти, и вот как-то все и случилось. Наутро Намджун не помнил ничего. Просто увидел рядом с собой голое тело. Долго хранить в себе это не мог, признался Юнги, даже не надеясь на прощение или понимание. Просто не получилось обманывать того, кого любил всем сердцем. То, как сильно и громко плакал тогда Юнги, до сих пор стояло в ушах и перед глазами. Ненависть и презрение к самому себе душили Намджуна, но он ничего не мог поделать. Просто смотрел, как рыдал тот, в ком он души не чаял, и молчал. Они тогда расстались на самое большое и мучительное время — на три месяца. Намджун непрерывно пытался извиниться, помириться, поговорить, но понимал: это бесполезно. Юнги написал ему сам. Юноша ненавидел себя за слабость и безволие, но когда дело касалось Намджуна, он становился тряпкой, которой можно вытирать полы. Мин Юнги бегал за каким-то оборванцем из трущоб — такое, даже если постараться, не придумаешь! Но вот он, в дорогущем костюме, вызывающий такси за тройную цену из своего дома, едет поздней ночью к Намджуну. Их история началась где-то пять лет назад, когда Юнги был четырнадцатилетним соплежуем. Иначе назвать себя не получалось. Намджуну тогда исполнилось уже двадцать один, он был взрослым, красивым, таким недосягаемым для юного Юнги. Они столкнулись совершенно случайно. Юнги ехал в автобусе в музыкальную школу, тогда родители настаивали, чтобы он занимался скрипкой. Обычный будний день в забитом, жарком салоне внезапно стал еще хуже, когда на очередной остановке внутрь зашел Намджун… С того момента он помнил все отрывками. Вот на белоснежную рубашку градом течет кровь, тетки рядом визжат, а затем взгляд Намджуна — испуганный, ошарашенный, не верящий. Перед тем, как отключиться, он запомнил лишь как тот пробирался к нему, спеша подхватить, и попутно кричал, чтобы вызвали скорую. Очнулся Юнги в палате, под капельницами. Папа сидел рядом, зареванный и красный, но Юнги было плевать. Он хотел еще раз увидеть его — своего соулмейта! Тогда они не знали имен друг друга. Папа, услышав об этом, шарахнулся в сторону. Затем схватил и принялся трясти, крича в лицо, чтобы сын забыл этот бред и что-то о том, как его еле спасли. Юнги испугался, но в ретроспективе думал, что родитель сильно преувеличивал и драматизировал. Наверное, для того, чтобы не подпускать к Намджуну. Поздно ночью врач-таки уговорил родителей уехать, заверив, что за их ребенком тщательно будут следить. Юнги с трудом дождался полуночи. Ему выворачивало суставы от желания встать и пойти к тому незнакомцу, будто какая-то нить обхватила запястье и насильно тянула вперед. Обрывками фраз Юнги слышал, что он потерял много крови и что ему нужно будет провести несколько дней в больнице, до тех пор, пока состояние не стабилизируется полностью, но волновало совершенно другое. И вот, когда больница погрузилась в сон, Юнги выдернул из вены капельницу, отшвырнул в сторону и отправился искать своего соулмейта. Он знал, что тот рядом. Он чувствовал… Несколько минут побродив по коридору, отыскал палату Намджуна. Комната оказалась самой маленькой в этом крыле. Почему-то даже через закрытую дверь Юнги чувствовал — он там. Ладони вспотели от волнения, сердце гулко забилось в груди от предвкушения. По ту сторону двери Намджун чувствовал то же самое, но сидел на постели, не двигаясь. Он не знал, как реагировать. Одна встреча перевернула вверх дном всю жизнь, и с кем! С каким-то сопляком! А теперь этот самый сопляк — худой, словно палка, и бледный, словно смерть, стоял в больничном халате на пороге его палаты. Все нутро свернулось в тугой комок, дыхание перехватило. Мальчишка вздернул острый, прямой носик, и сказал таким тоном, будто был хозяином положения: — Значит, это ты мой соулмейт. Намджун прыснул от абсурдности ситуации, а Юнги недовольно заломил брови. — Что? Что смешного? — Ничего. Просто ты младше, чем я думал. Юнги хмыкнул, прошел без приглашения внутрь и закрыл за собой дверь. Босые ноги шлепали по холодному кафелю, пока не достигли кровати Намджуна. Он сел, — койка едва заметно прогнулась под весом, — и свесил тонкие ноги вниз. Намджун чувствовал себя отвратно, мерзко, неуклюже и счастливо одновременно. Может, если бы за несколько часов до этого родители Юнги не угрожали ему расправой и своими связями, он бы захотел узнать юношу поближе. Он хотел. Но что-то отталкивало. Юнги наверняка не знал ничего об угрозах, потому что повернулся к нему и принялся рассматривать с искренним и детским интересом. Тогда Намджун четко осознал: его соулмейт еще совсем малыш. Сердце предательски дрогнуло. — Меня зовут Юнги, — представился он, поднял худую руку и коснулся пальцами лица Намджуна. Их первое прикосновение. Обоих словно ударило током. Разряд прошел через все тело, обогнул дугой и вернулся к сердцу. — А я Намджун. — Намджун, — повторил с улыбкой Юнги. Когда он улыбался, то выглядел еще младше. — Значит, с этой минуты ты — мой. В ту ночь, как бы Намджун ни прогонял его, Юнги отказывался уходить. Вместе они просидели до утра, беседуя обо всем и ни о чем, но тщательно избегая темы будущего. Намджун оказался прекрасным человеком. Работящим, умным, решительным, поддерживающим, самоотверженным, понимающим. Он был мужчиной мечты. Но кое-что перечеркивало все имеющиеся достоинства… Он был беден. Узнав о том, кто предназначен Юнги судьбой, родители пришли в бешенство и запретили сыну даже думать о подобном. Сколько бы Юнги ни истерил, ни злился, ни рыдал, ни умолял, ни стоял на коленях, ему не позволяли даже общаться со своим соулмейтом. Телефон ежедневно проверялся на наличие звонков и сообщений, а в школу обязательно кто-нибудь сопровождал. Юнги только-только обрел своего человека, и его тут же заточили в золотую клетку. Юноше разрешали делать абсолютно все, что вздумается, но только не общаться со своей судьбой. А это было то, чего он жаждал всей душой. Разумеется, в конце концов им все равно удалось найти способы — тайком, бумажными записками, бывало даже, в магазине. Юнги в них никогда не ходил, но ради Намджуна узнал, что значат длинные очереди. Это было пыткой, и в таких мучениях прошли долгие четыре года. Обрести своего соулмейта и тут же потерять его — то же самое, что дать человеку сильный наркотик и оставить валяться в муках, умоляя об очередной дозе. Юнги никогда и ни перед кем не унижался так, как делал это ради Намджуна. Но со временем внимание родителей притупилось, Юнги вошел в светский круг, затем повстречал и Тэхена (пожалуй, единственного человека, который знал о запретных отношениях), и появилось больше свободы. Теперь он при любой удобной возможности сбегал к Намджуну — даже если на полчаса, плевать. Только бы увидеть, коснуться, поцеловать, вдохнуть запах родного тела. Вот только их отношения с каждым годом становились все хуже и хуже, превращаясь из светлого чувства любви в болезненную привязанность. Обстановка дома давила еще сильнее: Юнги насильно знакомили с состоятельными людьми, выряжали, как дорогую куклу, не чурались и ударить при попытках неповиновения. Теперь Юнги сидел не в клетке, а на золотой цепи, в которой уже не мог дышать, но и слезть с нее не получалось. А потому и простил измену. Простил, но не забыл. Намджун написал короткое сообщение в инсте, где Юнги еще не успел его заблокировать: «Скажи куда — и я приеду». Мин мгновенно прочитал. Несколько минут молчал, а затем скинул адрес кафе в центре, на которое у Намджуна, конечно, не будет денег. Парень вернулся к друзьям и после приветственного рукопожатия сказал: — Я к Юнги. — Бля, старик, че за нахер? — поднял брови Чимин. — Ты серьезно кидаешь нас ради этой суки? — Чимин, — оборвал Хосок, хмуро глянув на друга. — Пусть идет. Вот найдешь своего человека — поймешь. — Какие вы тут все правильные, я щас прям блевану. — Слушайте, — Джун вздохнул, преодолевая отвращение к самому себе. — Не займете пару соток? Я отдам на неделе. Очень надо. — Что за вопрос, — Хосок сунул руку в карман, достал купюры и протянул другу. Чимин сделал то же самое. Поковырявшись в рюкзаке, Вэнь достал скромные сбережения и улыбнулся: — Угости его чем-нибудь вкусным. Намджун благодарно кивнул, но не успел и шагу сделать в сторону, как с другого конца зала донеслись крики. Чонгук заприметил одного смазливого парнишку, призывно вилявшего бедрами. Он сидел на высоком стуле, потягивая коньяк из стакана, и наблюдал за ним. Такой залетной птички он здесь еще не встречал. И, хотя можно было бы поискать получше, Чонгуку настолько надоело находиться среди этих людей и давящей на голову музыки, что уже казалось безразличным, к кому уехать. Тем более, паренек очень даже активно отвечал на его невербальные сигналы, поглядывал из-под ресниц, двигал упругими бедрами, обтянутыми джинсами скинни. Голова у Чонгука была ватной. Он мало что видел перед собой, мало на что обращал внимание, только протягивал руку со стаканом к Элой, и та тихо вздыхала, подливая очередную порцию и увеличивая счет. Дойдя до нужной кондиции, Чонгук с громким стуком поставил стакан на барную стойку, встал и пошел через танцующих потных людей к пареньку. — Привет, — промурлыкал он, почувствовав руки Чонгука на своих бедрах. Альфа сжал их так грубо, что юноша ойкнул. — Аккуратнее, зверь, — алые губы расплылись в улыбке. — Как тебя зовут? — А это важно? — Чонгук взял его за волосы и оттянул назад, припав к тонкой шее. Кожа тошнотворно сладко пахла духами, настолько резко, что Чон сморщился. Желание поцеловать тут же испарилось. — Ну же, — шепнул юноша, — целуй. Они двигались в унисон. Чонгук прижимался пахом к его заднице, вдавливая в себя, доводя до искушения, до исступления. В наглую лапал, трогал за бедра, за живот, между ног. Парнишка извивался в его руках, постанывал, хрипел. Чонгук вновь коснулся чужого паха и, прижавшись губами к уху, прошептал: — Поехали к тебе. — Хорошо, — тяжело выдохнул паренек. Чонгук обхватил его под локоть и грубо потащил на выход. Тот даже не сопротивлялся, едва успевая переставлять ноги. Когда они уже собирались выйти, какой-то мужик, проходя мимо, задел Чона плечом. — Ты че, бля, широкий? — рявкнул он. — Глаза разуй, щенок. — Ты это мне сказал? — Пасть оскалился, обнажив зубы. Это было именно то, чего он ждал весь вечер. Он, глядя этому пьянчуге в глаза, отцепил от ремня цепь. — Давай уйдем! — заскулил омега, дергая за локоть. Но Чон даже не взглянул на него. Взгляд потемнел, подернутый дымкой. — А че, ты непонятливый? Тебя проучить надо, сосунок? Пасть ударил в лицо обмотанным цепью кулаком. Даже в оглушительной музыке он услышал сладкий хруст носа, его это лишь сильнее раззадорило. Не ожидавший столь стремительного нападения, мужчина завалился на спину, закричали испуганные люди и веселые постояльцы, привыкшие к зрелищам. Чон метнулся к нему и схватил за грудки, не переставая наносить удары по лицу. Брызнула теплая кровь из рассеченной брови, лопнувшей губы, заалела щека. Удары становились сильнее. Цепь до кровавых отпечатков вонзилась в руку, но эта боль служила катализатором, она казалась слаще гуляющего по крови адреналина. — Ну что, сука, проучишь меня? Ну вставай же, ублюдок, и проучи, — оскалился парень, остановившись лишь на мгновение. Он не обращал внимания на попытки разнять их. О, для него драка только началась. Подцепленный им паренек скулил что-то позади и пытался оттянуть от сопротивляющегося мужчины, но Пасть лишь оттолкнул помеху локтем, как назойливого вшивого кота. Он вновь ударил противника кулаком по лицу, залитому кровью. А ему все равно было мало, ему все равно хотелось еще. Чонгук мог остановиться, Пасть — нет. Он всегда бил или до реанимации, или до смерти. От притихшего мужчины брыкающегося Чонгука смог оттащить только Хосок, пробившийся через толпу. Он схватил брата в крепкое кольцо рук, пока Джун и Чимин пытались привести в чувства пострадавшего. — Успокойся, — холодно сказал старший брат. — Эй, Пасть, успокойся. Хватит. Он получил свое. В тюрьму хочешь? — Отпусти, блядь, меня, — Чонгук оттолкнул его, пачкая кофту чужой кровью. Хосок схватил его за затылок и прижал к своему лбу. — Я не твой враг. Я твой брат. Посмотри на меня, посмотри, ну? — у Чонгука подрагивали руки от желания продолжить драку. Нет, он не был доволен. Он даже части своей злобы не выпустил. — Нам этого не нужно, ладно? Чонгук, ты услышал меня? — Отъебись уже, — рыкнул Пасть, оттолкнул брата и взглядом нашел испуганного парнишку, с которым собирался провести остаток ночи. Сука, все настроение испортили. Он даже не взглянул на полубессознательного, избитого мужчину, грубо схватил паренька под локоть и потащил на выход. — Разве мы не поможем ему? — выдохнул омега, обернувшись через плечо. — Закрой свой рот. Юноша притих и позволил Чонгуку — или тому, кто скрывался под маской, увести себя. Хосок раздраженно вздохнул и подошел к друзьям. — Живой? — Да вроде, — ухмыльнулся Чимин, поднеся палец к сломанному носу. Веселье вскоре продолжилось, и про избитого мужчину все забыли. — А я-то думал, Пасть мы сегодня не увидим. — Пасть не пропустит ни одну вечеринку, — мрачно хмыкнул Хосок.

🩸

Джин неуверенно сверил адрес на листовке со зданием, которое увидел перед собой. Ему пришлось прийти рано утром перед школой, чтобы не пропустить занятия. Бледный рассвет только окрасил вечно хмурое небо, обещая светлый, хотя и не солнечный день. За широкими окнами подросток смог разглядеть лишь фиолетовые неоновые светильники и фигурки. «Будет странно, если я постучусь?», подумал подросток. Он никогда не устраивался на работу и тем более не был в тату-салонах. Джин дернул ручку пару раз, но та оказалась закрыта. Расстроенный, он уже собрался уходить, когда замок щелкнул, а из-за двери показалось сонное лицо парня. — Ты на собеседование? — Джин в ответ кивнул. — Ок. Проходи. Чимин отворил дверь и впустил мальчишку внутрь. Он думал, что кандидат будет старше и много выше, но подросток едва доставал макушкой до его подбородка, весь был каким-то щуплым, маленьким, хрупким. Объемная школьная форма, поверх которой надета толстовка не по размеру, придавала безмятежный вид. Чимин моргнул, потер глаза и ухмыльнулся: — Язык проглотил? — Зд-зд-зд… — Джин сжал губы, собираясь с силами, затем повторил: — Здравствуйте. — Привет. Присаживайся, — альфа махнул ладонью на широкий диван, около которого стоял журнальный столик и четвертая убитая плойка. — Кофе? Чай? Есть газировка. — К-кофе. С сах-харом, — явно смущаясь своего речевого дефекта, выговорил мальчишка. Он сел на край дивана и обнял рюкзак, желая уменьшиться. Чимин улыбнулся уголком губ. — Ок. Альфа ушел готовить кофе, а Джин огляделся. Внутри студии было намного уютнее, чем могло показаться на первый взгляд. Она делилась на три секции: зона приема гостей, зона отдыха и зона работы. Вокруг царили чистота и порядок, хотя на столике Джин заметил несколько смятых бумажек из-под бургеров. На каменной стене висел старый плоский телек, рядом на специальной подставке лежали диски с фильмами и играми. У владельца салона имелось много всяких статуэток, картин и фигурок — чаще всего интимного характера. А еще он на крючке заприметил кожаную плеть — подростку вообще не хотелось знать, откуда она там взялась. Джин сжимал влажными ладонями рюкзак и слушал, как тихо жужжит кофемашина. Ему было немного страшно и стыдно, но сбежать всегда легче всего. Он же сам просил у родителей разрешения работать, а теперь позорно сдастся? Нет уж. Владелец был таким красивым. Джин наблюдал за ним краем глаза. Высокий, мускулистый, увитый классными татушками, а глаза у него как блестели… Хитро. Как у лиса на охоте. Но Джин быстро отвернулся, когда Чимин заметил его взгляд. Альфа опустил на столик поднос с двумя чашками кофе, печеньем и конфетами. Завалился напротив на пуфик и по-хозяйски раздвинул ноги. — Расслабься. Я не собираюсь требовать опыт и прочую фигню. Ты уже знаешь из объявления: мне нужен администратор. Задачи простые: отвечать на звонки и сообщения, записывать клиентов и напоминать им о записи. А, еще вести инсту, писать посты и все такое. А то я с трудом закончил школу, до сих пор пишу с ошибками, — Джин хихикнул, прикрыв рот ладонью. — А ничего, что я к тебе на «ты»? — Н-н-ничего, — смущаясь, ответил Джин. Он спрятал щеки за чашкой кофе. — Меня з-зовут Дж-джин. — Ясно. Прикольное имя. А я — Чимин, — парень склонил голову, с улыбкой разглядывая школьника. Тот сидел, плотно прижав друг к другу колени, обняв рюкзак и вцепившись в кружку. — Почему ищешь работу? — Хочу с-самостоятельности. П-п-покупать книги и н-не просить деньг-ги у родителей, — Джин аккуратно поглядел на парня. — А эт-то важно? — Ну вообще, мне без разницы, понятное дело. Просто пытаюсь понять, что за человек пришел ко мне устраиваться, — усмехнулся Пак и отпил кофе. — Сколько тебе лет? — Шест-т-тнадцать. — Так ты еще школяр. — Это п-плохо? — нахмурил густые брови юноша. — Не. Это нормально. Просто в таком случае нужно скорректировать твой график. — В-вы принимаете меня н-на работу? — удивился мальчишка. — Уже? — А ты рассчитывал, что я буду три дня думать? Ко мне одни нарики да халявщики до тебя заявлялись. Ты, вижу, парень здравый, башковитый. Книжки вон любишь. Я в последний раз только уголовный кодекс читал, когда другана из тюряги вытащить пытался. Джин хихикнул. — В-вы з-з-забавный… — Оу, не тот комплимент, который хочется услышать, но спасибо, — ухмыльнулся Чимин. — Харизматичный или крутой, на худой конец. — Простите… — Забей. Просто в моем понимании щенки забавные. Ну или цыплята там какие. А я крутой парень, типа. — А-а-а, — неловко улыбнулся Джин. — Д-да. Тогда вы к-к-крутой. — Ладно, это все, конечно, очень мило. Твои родители разрешили тебе работать? — Да. — Крутяк. Тогда мне нужно их письменное согласие, чтобы потом не было проблем и вопросов, почему малой работает у меня. Договор? — К-конечно. Как скажете. — Прекрати ко мне на «вы». Я чувствую себя старпером. Так, — Чимин хлопнул себя по коленям, встал и принес бланк согласия. — Вот это передашь родителям. Когда сможешь начать работать? — З-завтра. Сегодня, если срочно нужно. — Джин, да ты — мечта, а не работник. Тебе в школу надо? — Угу. Биология первым ур-роком, — юноша допил остатки кофе и отставил чашку. — М-мне помыть пос-суду? Чимин посмотрел на него, как на чумного. — С ума, что ли, сошел? Дуй в школу. Я бы тебя подкинул, да сам пеший. — Я н-на метро. С-спасибо. До свидания? — Джин встал, повесил рюкзак на плечо и протянул Чимину ладонь. Пак посмотрел на нее с ухмылкой и некрепко пожал. — До встречи, Джин. А ты забавный, знаешь. — Как щ-щ-щенок? — приподнял брови юноша. — Именно, — подмигнул ему Чимин. — А я очень люблю щенков. Джин почти выбежал из тату-салона с горящими щеками, но более всего — радостный, что теперь у него появятся карманные деньги. Чимин набрал номер друга. Тот долго не отвечал, но на десятый раз, когда почти разряженный телефон заорал любимой песней, Чонгук раздраженно замычал, нашарил его между подушек, натыкаясь на обнаженное тело ночного спутника, и прижал трубку к уху: — Блять, че? — И тебе доброе утро, моя сладость. Как спалось? — Херово. Говори уже, че тебе надо. — Мне — ничего. А вот тебе пора грызть гранит науки. Чонгук едва разлепил глаза, взглянул на экранное время, — семь пятьдесят пять, — и тихо выругался. Паренек рядом с ним зашевелился. — Встретимся у универа. — Давай, любимый. И с кем ты там остался? Мне начать ревновать? Ты меня больше не любишь? — Бля, отъебись уже. Чонгук отключил звонок и бросил телефон в сторону. Глаза и руки дико болели. Он потер лицо и лениво поднялся, оглядывая чужую комнату. Все его тело покрывали укусы, засосы и царапины. Он откинул одеяло и встал. Нашел среди горы вещей белье и джинсы. Затем бесцеремонно прошел на кухню, открыл холодильник и отправил в рот остатки колбасы с сыром, затем запил открытым йогуртом. — Как невоспитанно, — пробурчал проснувшийся омега. — Невоспитанно ноги раздвигать перед первым встречным, — Чонгук взял его, хмурого, за подбородок и чмокнул в губы. — Все остальное очень даже воспитанно. Зубная щетка лишняя есть? — Нет. Ты, может, хоть представишься? — недовольно спросил парень, идя следом за Чоном в ванную. Тот бесстыдно выдавил зубную пасту на палец и принялся втирать ее в зубы. Сполоснув рот, сплюнул в раковину. — Не. Излишне. — Но мы переспали! — Тебе же не пятнадцать. Успокой истерику. — Выметайся! — вскрикнул омега, швырнув в Чонгука его футболку и толстовку. — Какой ты ублюдок! — Бля, носки-то надеть можно? — Проваливай! — снова рявкнул юноша. Чонгук закатил глаза, надел испачканные чужой кровью вещи и покинул квартиру, не забыв стащить с тумбы пачку сигарет. Накрапывал дождь. Чонгук поежился, сунул зажженную сигарету между губ и проверил в онлайн-банке баланс. Хватало всего на одну поездку на метро — и то хорошо. Чонгук быстро докурил, бросил окурок в сторону и сбежал по лестнице в подземку, едва успев заскочить в вагон. Откинувшись спиной на кресло, прикрыл глаза. Голова жутко болела, как и незаживающие костяшки, которые от сухости снова лопнули и закровили. Он вонял сигаретами и перегаром, жутко хотел спать и не имел ни малейшего желания тащиться на занятия в универ, который ему нахер не сдался. — Отличное, блять, начало недели. «Сегодня очень важный день. Я волнуюсь. Как все пройдет? Смогу ли я найти общий язык со студентами? Смогут ли они воспринять меня правильно? Я много размышлял об этом. Но гораздо важнее то, какие знания я смогу им дать. Пока что больше нечего сказать. Вернусь позже и расскажу, как все прошло». Тэхен заправил прядь волос за ухо и вздохнул. В животе сидело яркое чувство волнения, из-за которого подташнивало — и беременность тут была совершенно ни при чем. Он встал задолго до будильника, пока Енгук еще спал. Даже рассвет не занялся на небосводе. Тэхен принял душ, приготовил мужу завтрак и выбрал наряд для первого рабочего дня. Теперь же он застегнул белую шелковую рубашку на манжетах, вдел сережку в ухо и брызнул духами на шею и запястья. — Выглядишь замечательно, — похвалил Енгук, обхватив за талию сзади. Мужчина улыбнулся в зеркало и погладил по животу. — Попусту волнуешься. — Я надеюсь, — неуверенно ответил Тэхен и выдавил улыбку. — Держу выше нос. Как ты и учил. Кстати, мне кажется, я сильно поправился для этих штанов, — он недовольно посмотрел на кремовые брюки, плотно облегающие бедра. — Все претензии принимаю на себя. Мой сын растет не по дням, а по часам. — Угу. Жду на день рождения абонемент в спортзал. — Уже. Скажешь тоже. Я люблю объемные формы. — Важнее то, что люблю я, — Тэхен повернул голову и поцеловал его в уголок губ. — Ты подвезешь меня? Я хочу еще раз прогнать конспект лекций. — Конечно. В чем вопрос. Покончив с завтраком, супруги спустились на парковку, к машине. Тэхен взял с собой прозрачный зонтик на случай дождя, надел берет и светлое пальто. Он весь был для Енгука цветным пятном на фоне черно-белого мира, островом комфорта и любви. Даже в столь мерзкую погоду Тэхен светился, как затерявшийся лучик солнца. — Так смотришь… — улыбнулся омега, пристегнув ремень безопасности. — Как — так? — Влюбленно. Будто впервые меня видишь. — Сколько бы я тебя ни видел, мне всегда будет мало, — Енгук потянулся и оставил поцелуй на нежной щеке. Тэхен в ответ лишь молча улыбнулся. — Хорошего тебе первого дня, солнце. — Я позвоню тебе после работы, — пообещал Тэхен и вылез из машины. В университетском дворе играла музыка, приветствующая первокурсников, студенты развернули палатки с различными мероприятиями, кое-где стояли столики со снэками, которые облюбовали новенькие. Вокруг висели флажки и плакаты с приветственными возгласами, голос ведущего был слышен отовсюду. Тэхен с улыбкой оглядел развернувшийся праздник и пошел в самую гущу событий. — Ну, если сюда и идти, то только ради халявного хавчика, — Чонгук подцепил со стола бутерброд и отправил его в рот. — Это везде так студентов встречают или мы особенные? — А ты думаешь, я много раз был первокурсником? — закатил глаза Чимин. — Я вообще не въехал, зачем тебе это надо. У тебя своя студия, живи себе, кайфуй. — Ученье — свет. Неученье — Пасть. — Вау. Ты охерительно смешной. Друзья недолго побродили среди студентов, ожидая, когда начнутся занятия. Чонгук несколько раз поймал на себе заинтересованно-брезгливые взгляды и, на самом деле, осознавал причину — он напоминал подобранного с помойки блохастого щенка. Парень глянул на свою порванную в нескольких местах мятую толстовку и хмыкнул. Понимание не умаляло раздражения. — Козлы. — Да забей, — Чимин сверился с наручными часами. — Ко мне сегодня приходил на собеседование пацан. — И че, как он? Вставил бы ему? — Мудак, ему шестнадцать. — А, вы у нас теперь высоких нравов. Извините, — ухмыльнулся Чонгук. — Ну так? — Да неплохой вроде. Выглядит надежно. Красавчик. Мелкий только. — Да ладно, не все же мне в тюряге торчать. Пошли в аудиторию, — лениво зевнул Чон-младший. — Я хоть высплюсь. Тэхен весело поздоровался с коллегами и повесил сумку на спинку своего кресла. На кафедре кипела жизнь. Преподаватели переговаривались, обсуждали начало года, листали конспекты лекций или пили чай. Тэхен еще не успел ни с кем сдружиться, поэтому скромно сидел в уголке, перебирая записи. Сегодня у него была пара с первым и третьим курсами, и если с первыми он еще надеялся найти общий язык, то вторые вызывали в нем некоторое сопротивление. Тэхен достал из уголка папки план лекций и вновь пробежался глазами. — А, Тэхен, вы уже здесь, — улыбнулся подошедший декан. — Как настроение перед первым рабочим днем? — Боевое, — улыбнулся он. — Благодарю вас. — Ну и славно. После пар мы с преподавателями собираемся сходить в ресторан. Вы с нами? — Ох, было бы славно… — Тэхен подумал о том, что Енгук заказал для них столик, чтобы отметить новый учебный год. Но муж ведь все поймет? Они могли поужинать в любой день, а сблизиться с коллегами — дело первостепенное. Тэхен заметил на себе несколько взглядов, которые тут же пропали, стоило ему повернуться. — Да, я пойду с вами. — Тогда легких вам пар и послушных студентов, мистер Бан! На вахте сообщили, что ключи от аудитории уже забрали студенты. Омега перешел по крытым переходам в другой корпус и поднялся на третий этаж, где его уже ожидали галдящие ученики. Кто-то развалился на парте и посапывал, кто-то прилежно раскладывал тетради и ручки — совсем как в школе, кто-то сидел в телефоне и лопал жвачку. Никто даже не обратил внимание на появление преподавателя, хотя звонок прозвенел вот уже как пять минут назад. Тэхен подошел к кафедре и разложил свои лекции. Никто так и не обратил внимания, кроме разве что зубрил с первых парт. — Уважаемые студенты, — бархатный властный голос заставил всех притихнуть. Чонгук оборвался на полуслове и посмотрел вперед. Тэхен улыбнулся. — Доброе утро. Мне очень приятно видеть вас всех здесь, поздравляю с началом учебного года. Меня зовут Бан Тэхен, я преподаватель кафедры «Свободных искусств» и буду вести несколько предметов, — он встал перед доской, чтобы его было видно. — Надеюсь, у нас с вами получится хорошо поработать. — Эй, чувак, — шепнул Чимин, похлопав замершего Чонгука по спине. — Ты норм? Выглядишь так, будто наркотой закинулся. — У меня в ушах звенит, — тихо ответил Чон, разглядывая молодого преподавателя. Он был похож на нежный лепесток посреди разбросанного мусора — такой светлый, такой красивый, он буквально светился словно ангел. — Теперь расскажу немного о том, как будет происходить наша работа. У вас на семестр будет два задания… — Тэхена, столкнувшегося взглядом с неотрывно глядящим на него студентом, повело. Он вцепился пальцами в кафедру, ощутив резкую, режущую боль внизу живота. — Два задания… — хрипло повторил омега. Тело окатило холодом. — Проекты, которые вы… — Что за пиздец? — выругался Чимин. У Чонгука под носом потекли две кровавые струи, огибающие разбитые, искусанные губы. У Тэхена по бедрам потекла теплая, липкая кровь. В повисшей тишине было слышно, как с подбородка Чонгука сорвалась и разбилась о парту рубиновая капля.