кровоточащий

— Завтрак готов, солнце, — Енгук, присев на край кровати, коснулся лодыжки Тэхена. Тот не отреагировал. — Встаешь? — Угу. — Ладно. Жду тебя на кухне. Енгук понимал, что супругу нужно время оправиться от потери, и старался окружить его любовью и вниманием. В университете, узнав о случившемся, Тэхену дали неделю отпуска за свой счет. Но омега уже желал вернуться к работе: сидеть в четырех стенах, пусть с красками и холстами, было невыносимо. Он сжирал себя заживо мыслями, что из раза в раз лезли в голову: думал о Чонгуке, и о ребенке, которого потерял. И если боль утраты постепенно притуплялась, ведь он постоянно получал поддержку от супруга, родных и Юнги, то справиться с первым не выходило. Тэхен оказался одинок в своих страданиях, и это убивало. Он лежал и смотрел в окно: на небе сгущались тучи, пряча бледное солнце. Нужно вставать. Вставать и идти. Тэхен силен. И он встал, принял душ, надел любимый бежевый свитер и белые брюки. На запястье повесил золотые часы, в уши вдел подаренные на годовщину сережки. В понедельник жизнь должна была начинаться сначала, и Тэхен старался себя в этом убедить. Но, глядя в отражение, видел лишь опухшие от слез глаза. Коснувшись собственной щеки, он подумал: «Брось. Хватит плакать. Слезами горю не поможешь». Енгук поднял голову от тарелки и улыбнулся, когда супруг вошел на кухню и оставил легкий поцелуй на его губах. — Прекрасно выглядишь. Только глазки грустные. — Это, наверное, из-за погоды. Было бы солнышко — и улыбаться хотелось бы больше, — выдавил улыбку Тэхен. В тарелке его ждали остывшие тосты с шоколадной пастой, клубникой и порезанным бананом. Но в горло ничего не лезло. Поэтому он пригубил кофе. — Да, ты прав. Сеул — дождливый город. С каких-то пор. Хочешь, поедем куда-нибудь отдохнуть? На Сейшелы или Бали. Куда твоему сердцу угодно. — Нет. Не хочется. Да и работы много. — Ты уверен, что возвращаться на работу — хорошая идея? — Иначе я с ума сойду, — кивнул Тэхен, с ужасом думая, что сегодня может встретить там Чонгука. Его до дрожи пугала эта мысль. — В конце концов, я много готовился. Обидно теперь вот так все пропускать. — Я понимаю. Но, Тэхен, если тебе станет тяжело, ты всегда можешь положиться на меня. Работать вовсе не обязательно. — Брось, иначе я совсем скачусь в быт и умру среди ложек и кастрюль, — мрачно улыбнулся омега. — Мы уже это обсуждали. Я хочу работать. Точка. — Ты… — Енгук слегка склонил голову, — словно другим стал. Я понимаю, у тебя сейчас очень сложный период. Но я твой муж, солнце. Я тебя пойму и поддержу, что бы ни случилось. Ведь это наше общее горе, — мужчина коснулся его пальцев и слегка сжал. — Он был и моим ребенком тоже. Не отстраняйся от меня, пожалуйста. — Ты прав, — пристыженно согласился Тэхен. — Не понимаю, что на меня нашло. Я будто сам не свой после всего произошедшего. Прости меня, любимый. — Все хорошо, Тэхен, все хорошо. Я хочу, чтобы ты был счастлив, слышишь? Мне горько видеть тебя таким убитым. Скажи, что хочешь, и я сделаю все. Тэхен улыбнулся уголками губ. Встал, подвинул стул к мужу и обнял его за шею. Енгук обхватил в ответ обеими руками и поцеловал в кончик ушной раковины, прошептав: — Я всегда есть у тебя. Если тебя что-то тревожит, мы справимся с этим. Вместе. — Да. Да, Енгук. Я знаю. — Я люблю тебя. — И я тебя… люблю… Разъедающая кислотой ложь. Тэхен чувствовал, как пенились внутренности от этого яда, и все равно сказал. «Да что же со мной такое? Енгук мой муж. Он так много сделал для меня. Конечно, я люблю его». Но почему же тогда чувство отвратительной лжи сажей осело на губах? Почему сердце предательски замирало? Почему руки холодели? Неужели одна встреча с предназначенным могла перевернуть все? Все, что у Тэхена было накоплено за жизнь, все его чувства к другому человеку? Тэхен повернулся и лицом уткнулся мужу в шею. Он пах дорогими духами. А толстовка Чонгука пахла сигаретами и алкоголем. Тэхен никогда бы не подумал, что станет скучать по этому запаху. Скучать! Что за отвратительная мысль? Тэхен не скучал. И не мог скучать. Он даже не знал этого юношу. И разве он уже не решил для себя? Ничего не было и быть не могло. «Я снова бегу по этому кругу. Торгуюсь с собственной совестью. Надоело». — Мы с Юнги сегодня после работы встретимся. Ты не против? — Ну как я могу быть против? — слегка улыбнулся Енгук и погладил его по щеке. — Встречайтесь столько, сколько нужно. Деньги есть? — Да. Не переживай. — А я все равно хочу угостить вас. Ни в чем себе не отказывайте, — мужчина взял супруга за подбородок и поцеловал. Тэхен ответил. Заставил себя приоткрыть губы и встретиться с его губами. У Тэхена сегодня по расписанию четыре пары, одна из которых, последняя, была у группы Чонгука. Он просто молился, чтобы юноши там не оказалось. Омега был готов поставить ему оценку автоматом и отпустить со всех пар, только бы не видеть, но, конечно, не мог так поступить. Тэхен был взрослым и осознанным человеком и не имел права идти на поводу у трусливых мыслей, но как же дрожали ноги, когда он раскрыл зонт, по которому забарабанил дождь, и пошел вдоль университетской дорожки внутрь. Коллеги встретили его сочувствующими взглядами, кто-то подошел, справился о здоровье, кто-то похлопал по плечу, кто-то предложил чай. Тэхен лишь вежливо улыбался — ему не хотелось строить имя на горе. — О, это так печально — потерять своего ребенка, — сказала преподавательница, подойдя к Тэхену. — А говорят, виной всему — ваш предназначенный. Будто это кто-то из студентов. — Что? — ошеломленно спросил Тэхен. — Ну, знаете… Одно видео бродит по сети… Это ужасно, конечно. Бесспорно ужасно! Но какую репутацию это делает нашему университету, Тэхен, вы понимаете… — Вы хотите меня в чем-то уличить или обвинить? — холодным тоном уточнил омега. — Ну что вы! Ни в коем случае! Просто это так необычно… — Ясно. Благодарю вас за поддержку и сочувствие. Если позволите, я вернусь к работе. — Ох, конечно. Женщина отступила. Он не знал даже ее имени, а они распространяли такую грязь. И о каком видео она говорила? Кто-то заснял произошедшее? Ужас и смятение одолевали мысли. Он не мог представить, что случилось бы, попади это видео к Енгуку. Да что уж там… это видели даже коллеги. Тэхен не успевал оправиться от одного потрясения, как его следом одолевало другое. Не оставалось ничего иного, кроме как держать лицо. Нельзя показывать, насколько эта ситуация задевала его или причиняла боль, но он понял, каким же жестоким был окружающий мир. Тэхен старался игнорировать косые взгляды коллег и заниматься своей работой. Перешептывания студентов и тычки в спину только придавали сил полыхающему кострищу из чувств. Он злился и был испуган — настолько, что заперся в кабинке туалета, стараясь успокоить зарождающуюся в груди панику. Тело потряхивало, спирало горло, ноги дрожали, на уши давило, словно он оказался под толщей воды. — Когда же это уже закончится? — прошептал самому себе омега. Время пролетело незаметно. Тэхен постарался успокоиться и абстрагироваться от остальных, сосредоточившись лишь на работе. Он отчитывал лекции, как и было положено, и пытался игнорировать взгляды и шепотки. Люди — существа достаточно эгоистичные и жадные до зрелищ, конечно, они стали бы обсуждать произошедшее, пока не появится тема поинтереснее. На обеденном перерыве, перед последней парой, позвонил Юнги. — Привет. Ты как? — Если честно, хочу в ужасе сбежать, — ответил Тэхен, ковыряясь вилкой в салате. — Все всё видели. На видео сняли. Я будто обнаженный стою среди толпы. — Вот ведь сукины дети! — выругался Юнги. — Хочешь, отцу скажу? Он быстро разберется. Виновных найдет. Ты не один со своей проблемой. — Ох, Юнги… — тяжело вздохнул омега. — Я благодарен тебе, конечно. Но, может, оно само как-то… Не знаю, так не хочется, чтобы это куда-то дальше шло… Мне бы просто спокойно работать. — Мы же встретимся сегодня? — Конечно. Совсем не спросил: как ты? — Я? — усмехнулся Юнги, глядя через зеркало на синяк, который еще предстояло замазать плотной тоналкой. — Ты же знаешь, у меня всегда и все схвачено. Все отлично. Не переживай. — Ладно. Спасибо, Юнги, — Тэхен взглянул на наручные часы. — Мне пора, скоро начнется пара. — Увидимся позже. Юнги отложил телефон в сторону, выдавил на спонж тональный крем и принялся замазывать фиолетово-желтое пятно под глазом. В этот раз отец перестарался. В дверь постучались: — Господин, отец вас ожидает. — Скажи, что я скоро спущусь. — Но он… — Я сказал, скоро спущусь! — рявкнул омега. Прислуга молча сжал губы и удалился. «Пусть спасибо скажет, что я все еще здесь», зло подумал Юнги, по милости отца вынужденный просидеть несколько дней дома, пропустить пары, съемки для журнала и званый ужин. Только сегодня оставленный отцом «подарок» поддался макияжу. Господин Мин не любил, когда что-то выходило из-под его контроля — в особенности сын. Юнги должен был оставаться идеальным, как его папа. Улыбаться на публике и махать ладонью, когда приказывали. Тратить ровно столько, сколько положено. Раздвигать ноги перед тем, перед кем скажет отец. Иных отношений между родителем и ребенком Юнги никогда не знал, а потому даже не рассчитывал, что их с Намджуном когда-нибудь примут. Отец скорее бы убил Намджуна, а Юнги продал бы по выгодной цене одному из богатых партнеров — если бы, конечно, не вскрылось, что Юнги спал с отбросом. Тогда его бы точно сломали и выбросили на помойку. Но и убежать Юнги не мог. Это только в красивых фильмах ради любви можно свернуть горы, в реальной жизни обстоятельства сворачивали руки. Редкий смельчак шел против системы. Юнги лишь притворялся смелым. Отрастил клыки, чтобы рвать, и когти, чтобы царапать, но делал это только ради того, чтобы не испытывать боль самому. Он носил маску, скрывая под ней очень нежного и ранимого юношу, до дрожи в коленях боявшегося продолжать жить так, как прикажет отец, боявшегося пойти против него. Он не мог убежать — ему некуда. Отовсюду бы достали, избили и вернули домой, и все бы лишь усугубилось. Юнги знал, о чем говорил. Пробовал. Поэтому приходилось мириться с тем, что имел, и каждый раз рисковать собственной головой, убегая к Намджуну. Не убегать не выходило. Слишком сильно любил. Юнги обновлял сториз в инсте, дабы не выпадать из публичной жизни и ни в коем случае не подать недругам мысль, будто у него проблемы. И среди сотен просмотров он всегда искал один — с полупустого аккаунта с десятью подписчиками. Вот и в этот раз Юнги листал длинный список, но так и не нашел того самого. Вздохнув, Юнги закончил с макияжем и спустился в столовую. Отец пил кофе и читал газету. Он любил после плотного обеда почитать в тишине, однако сегодня ему зачем-то понадобился Юнги. Юнсон хмуро глянул на сына и властным голосом сказал: — Сядь. Почему так долго? — Извините, господин Мин. Замазывал последствия нашего последнего разговора. — Ты сам в этом виноват. — Несомненно. — Не смей пререкаться. — И не думал, господин Мин. — Славно. Я хотел поговорить о Цветочном бале, Юнги. «Конечно», подумал Юнги, «о чем еще ты хотел бы поговорить. Явно не о том, как мои дела». — Я пригласил туда очень уважаемого человека, владельца крупных отелей в Сеуле. Пак Чонсон мой давний друг. У него сын недавно вернулся из Австралии и теперь готовится принять часть семейного бизнеса. Сердце Юнги обмерло. Только не это. — И? — пересохшими губами спросил Мин-младший. — Что «и»? — взбеленился отец. — Ты прекрасно знаешь, что это значит. — Мы договаривались, что я могу ни с кем не встречаться, пока не закончу универ! — А кто говорит про «встречаться»? Выйдешь замуж и делай что хочешь. — Что?! — воскликнул Юнги. — Отец, но ведь у нас был уговор! Я сдерживал обещание, нет? Я больше не встречался с Намджуном… — Даже имя этого отброса не называй! — процедил сквозь зубы Юнсон. — Слышать ничего не хочу. — Отец, прошу тебя, я не могу… Мне только двадцать, пожалуйста… — А я и не говорил о свадьбе. Этот год гуляй, как хочешь. В следующем выйдешь замуж. — Нет! Пожалуйста, отец! Это жестоко! — Юнги, я не собираюсь с тобой спорить. Я все решил. — Неужели тебе все равно на мои чувства? — А почему мне не должно быть все равно? Юнги замер. Слезы обиды душили горло, но он не позволил себе проронить и слезы. Он молча встал, пошел на выход. — И да, Юнги, ты знаешь, что будет, если я узнаю о твоей связи с этим безродным псом? — Я помню. — Отлично. Ты должен выглядеть отменно, купи себе что-нибудь красивое перед встречей. Юнги очень хотелось убежать. Но бежать было некуда. Тэхен так и выбросил недоеденный обед. В груди сидело яркое чувство волнения, надежды и страха, пока каблуки его туфель стучали по затихшему коридору. Казалось, это стук его сердца, который слышали все — каждый человек в здании. Конечно, Чонгук ждал. Он стоял, прислонившись спиной к стене, и смотрел на него. Черные глаза улыбались, меж губ перекатывалась зубочистка. Тэхен хотел пройти мимо, взялся за дверную ручку, но Чонгук выставил руку, захлопывая дверь обратно. Тэхен тяжело на него посмотрел: — Чон Чонгук, что происходит? — И тебе привет, жемчужинка. Поговорим? — Нет. Я должен вести лекцию. — Ниче страшного, они ребята взрослые, подождут. Тебя не было. Меня это парило. — Что? — нахмурился Тэхен. — Ну волновало. Как ты себя чувствуешь? — Ты хочешь поговорить о моем здоровье? — Конечно. Ты меня волнуешь. — Почему? — Не знаю. Волнуешь и все. Че ты бегаешь от меня? Я ж не блохастый. — Ты еще ребенок, который мало смыслит в жизни. — И че? Породистых же щенками берут. Да и мне нравятся постарше. Чонгук оглядел Тэхена с ног до головы. Бля, какой же красивый: каждая деталь его образа, каждая частичка его лица. Тэхен стоял, одной рукой держа папку с конспектами, вторую — спрятав в кармане велюрового пальто. И рассматривал его в ответ. В черной потертой куртке, в джинсах с драными коленями, массивными ботинками и тяжелой цепью на поясе. И Тэхену нравилось это. Нравилось, что он выбивался из картины привычного мира, словно наполнял его другими красками. Омега отвел взгляд, сжимая руку в кармане. Руку с обручальным кольцом. — Мы не можем быть вместе. Ничего не выйдет, Чонгук. Пожалуйста, давай просто забудем и отпустим это… недоразумение. В моей жизни достаточно энтропии, не добавляй ей еще большего хаоса. — Энтро… че? — ухмыльнулся Чонгук. — Жемчужный, бля, скажи прямо. У тебя кто-то есть? — А если так? — Нихера страшного. Подвинется. — Чонгук, прекрати. — Так есть? Тэхен коснулся большим пальцем обручального кольца. — Нет. Лицо Чонгука озарилось. На губах появилась улыбка. — Так в чем проблема? — У тебя совсем нет совести? — брови омеги сошлись в осуждении. — Чонгук, я отдал слишком много, чтобы сейчас вот так… вступать в какие-то отношения. — Так я и не предлагаю отношений. Давай пообщаемся, погуляем, хуе-мое. — Что? — удивился Тэхен. — Прошу, говори на человеческом языке. Чонгук устало усмехнулся, несколько раздраженный тем, что ему приходилось переводить свою речь, понятную для сучек с района. Но Тэхен — не сучка с района. Он воспитанный и благородный. — Жемчужный, ты ж свободен, я свободен. Я хочу узнать тебя. Восполнить твою потерю я уже не могу, но могу помочь пережить. Дай мне шанс проявить себя. Я не самый хуевый пацан на районе. Бля, в смысле, не самый плохой. В диор не одену, но сделаю все, что в моих силах. Какие цветы любишь? — Никакие. — Ок. Значит подарю несколько, а там уж сам выберешь. — Чонгук, — омега вздохнул тяжело, грустно. — Пожалуйста, не будем давать еще больше поводов для слухов. То ужасное видео и так… стало достоянием общественности… я не хочу повторения. Мне важна моя репутация, — Тэхен попытался пройти мимо, но Чонгук аккуратно подловил его за локоть. — Какое видео? — хмуро спросил он. — Ты знаешь. — Ответь мне. — Наша встреча. И я — весь в крови, — Тэхен сжал розовые губы, глянул на руку Чонгука на своем локте. — В меня тычут пальцами и шепчутся за спиной. Тэхен заметил, как лицо Чонгука помрачнело. Он разжал пальцы, отпустил. — Я понял тебя. Хорошей пары, жемчужинка. — А ты не идешь? — моргнул Тэхен. — Это ведь твоя группа… — Не. Дела есть. Не скучай без меня, ага? — Я… я не… — Тэхен запнулся, не найдя, что ответить. — Да, чуть не забыл, — Чонгук вытащил из внутреннего кармана куртки перламутровый белый шарик. — Это тебе. Чонгук мягко взял своей сухой, огрубелой рукой его белоснежную ладонь и вложил в нее ровную жемчужину. — Не украл. Заработал. Сунув руки в карманы, Чонгук с улыбкой подмигнул ему и побрел вдоль коридора. А Тэхен глупо стоял, чувствуя, как прохладная жемчужина на ладони медленно нагревалась от тепла тела. Чонгук, моя руки, взглянул в зеркало на вошедшего в туалет парня. Тот закрылся в кабинке, отлил и вышел, встав рядом. Поймал его взгляд и хмыкнул: — О. Так вот где. — Тоже искал меня? — невесело усмехнулся Чонгук. — Тоже? Ты мне бабки торчишь за телефон. — Ага. Затем и искал тебя. Но сначала сигареткой не угостишь? — Вы в своем гетто все такие борзые или ты отличился? — проворчал одногруппник, достал сигарету с зажигалкой и протянул Чону. Тот закурил. — Так-то я мог бы и нахуй тебя послать. — Так че я тебе там должен? — Чонгуку сунул руку в карман куртки, словно собираясь достать что-то, и вдруг без предупреждения ударил парня в лицо. Тот вскрикнул от боли в хрустнувшем носе и покачнулся. Чонгук схватил его за грудки, перекатив сигарету во рту, и спросил: — Я не услышал, че должен. Повторишь? — Ты совсем отбитый! — воскликнул одногруппник, прижимая ладони к носу. Через пальцы сочилась кровь. — Сука, я на тебя заявление напишу. Ты доигрался. — Могу помочь добавить пару пунктов. Знаешь, за что? — Да без понятия! Че ты взъелся на меня, ублюдок?! — Видео, — в чужих глазах промелькнуло непонимание. — Не строй мне бараньи глазки, шваль. Я видел, что ты снимал. Парень замахнулся, пытаясь отбиться, чем вынудил Чонгука снова нанести удар. Верхняя губа лопнула и закровоточила. Устав от детских разговоров, Чонгук пнул его под коленом, заставив резко упасть, схватил сзади за волосы и замахнулся, чтобы ударить лицом о раковину. Парень выставил вперед руки и завопил: — Да понял я, блять, понял! Угомонись, ублюдок! — Кто еще видео снимал? Ты? Дружки твои? — грубо спросил Чонгук, резко дернув чужие волосы. — Пара ребят… Но я не распространял, блять, ты же мой телефон разбил… Урод, я ничего не делал… Чонгук вновь ударил его кулаком и процедил: — Мне не нравится бить слабаков. Либо ты отвечаешь мне, либо я говорю с тобой на единственном понятном мне языке — языке насилия, — Чонгук наклонился и угрожающе спокойно спросил: — Кто распространил видео? Под глазом у одногруппника расплылось алое пятно, под носом и на губах сверкали в тусклом свете капли крови. Чонгук глядел на него безо всякого намека на шутку, решив, что, если тот так и продолжит играть в ебаната, он хорошенько приложит его лицом. — Сука, ты сядешь, я тебе клянусь… — Ты меня тюрягой решил пугать? — мрачно улыбнулся Чонгук. — Там, где я вырос, тюряга — курорт. Поэтому даже не думай, будто я сейчас вытру тебе сопли и поцелую в темечко. Дверь в уборную неожиданно открылась. Очкастый студент, заметив драку, в ужасе округлил глаза и молча, не оборачиваясь, отошел назад. Понял: занято. — Черт, кенты мои скинули видос в сеть! Но я этого не делал, понятно?! — прижимая ладонь к разбитому носу, прокричал парень. — Это не моя идея, я вообще не хотел… — Конечно, — осклабился Чонгук. — Конечно, ты не хотел, трусливая псина. Молодец, что поджал хвост. Не хотелось бы тебе его отрывать, — он грубо похлопал одногруппника по щеке: в тишине раздались смачные шлепки. — Слушай сюда. Если это видео не исчезнет к завтрашнему дню, исчезнет тот, кто его снял. Или те. Ты меня не тем пугать вздумал. Я, бля, пуганый. А увижу еще раз в его сторону выпад — я тебе нахуй руки переломаю, которыми ты комментарии в интернете строчишь. Услышал? — Услышал, — сдавленно ответил одногруппник. Чонгук улыбнулся. — Ну вот и славно. Приятно разговаривать с понятливым человеком, — он резко отпустил его волосы и забрал пачку сигарет. — Ты ж не против, я думаю? Хорошего вечера, — Чонгук пошел к двери, но бросил через плечо: — Будешь писать заяву, не сделай ошибку в моем имени. И побои снять не забудь. На улице так сильно лил дождь, словно в небесной канцелярии кто-то перевернул ведро, полное ледяной воды. Чимин топтался под козырьком корпуса, курил и раздраженно поглядывал на экран дисплея — Чонгук, как всегда, в своем репертуаре. Еще и на пару не явился. Друг подошел лишь спустя долгие пятнадцать минут ожидания, даже не пытаясь прикрыть голову от ледяного дождя. — Где тебя нелегкая носила? — Дела были, а телефон сдох. Не строй обиженку, и так настроение не то. — Че такое? — Надо было решить одну проблему. Пошли уже, а то малой, небось, заждался своего принца на белом вагоне метро. — Ха-ха. Нам просто по пути. — Да, бля, не оправдывайся, — ухмыльнулся Чонгук. Парни перебежали улицу и спустились в метро. — Хотя если постараешься, сделаю вид, будто не видел, как ты смотришь на него. — Башку на плечах держи. Ему шестнадцать. — Тогда «держать башку на плечах» — это к тебе. Мне-то че? — ухмыльнулся Чон. — Твой сегодня был какой-то потерянный. Ты с ним разговаривал? — Разговаривал. — И? Бля, Пасть, мне из тебя каждое слово клещами вытаскивать? — А че ты услышать хочешь? Что он замуж за меня согласился выйти? Я ищу, как к нему подступиться. Ты вообще видел его? — Ага, прям принц из сказки. — И меня? — Тоже видел. Сбежавший из притона барыга. — Ну типа того. Сам понимаешь, это накладывает трудности определенные. — А если ничего не получится? — У меня? — мрачно ухмыльнулся Чонгук. Чимин примирительно поднял ладони. — Твоя правда. Ладно, тут один варик подработать появился, если не боишься испачкать руки в мазуте. — Да хоть весь измажусь, если бабки хорошие будут. Джин стоял под зонтиком и глядел на школьные ворота. Трепет и волнение захватили нежную душу, доселе не знавшую ничего подобного. Все это было так странно! Чимин был так… внимателен к нему, и это сбивало с толку. Все ребята, конечно, держались учтиво и дружелюбно, особенно Вэньхуа: они добавили его в друзья, в чат в какаотоке, подписались на инстаграм, но Чимин… Он словно проявлял иную заботу. И смотрел странно. И после школы вот в последнее время провожал. Это оказалось непривычно волнительно для Джина, который раньше получал мало внимания от противоположного пола. — Э, — раздался крик, а после Джина толкнули в спину. Тот оступился в лужу. — Ты че, заика, широкий? Че встал тут, людям пройти не даешь? Джин оглядел пустынный школьный двор. Вздохнул. — Я ск-ск-скоро уйд-ду. — Я-я-я-я, — передразнивая заикание, рассмеялся школьный хулиган. Позади него стояли еще двое дружков. — Я спросил, че встал тут? — он ударил Джина по руке, выбив зонтик. Тот упал в грязь — дождь тут же обступил омегу со всех сторон. — Я н-не хочу с т-т-тобой д-драться, — сказал Джин. Он постарался поднять зонт, но его снова толкнули. — Б-боже, я просто уйд-ду. Оставь меня в п-п-п… — П-п-покое? — осклабился он. — Ну как мне оставить тебя в п-п-покое, когда ты такой миленький? — задира схватил его за руку, резко притянул к себе. Его дружки окружили двоих. — Ну прямо ягненочек! Даже слова против сказать не можешь! — Иди н-н-нахуй! — оттолкнул его от себя Джин. А хулиган только того и ждал. Он мрачно ухмыльнулся и толкнул Джина на спину, завалил и начал бить наотмашь по лицу. Джин зажмурился и выставил перед собой ладони. Однако очередной удар не достиг цели — мерзавца грубо сдернули и прошлись кулаком по лицу. Чимина перекосило от злости. Он встряхнул подростка, дружков которого уже и след простыл. — Да ты, сука, как кот, девятью жизнями не обделен? — Ты ваще кто та- Договорить Чимин не дал, вновь ударив по лицу. Подросток заскулил, прижав к больному месту руку. Чимин отшвырнул его на землю, покрытую мелкой галькой. Хмурый Чонгук поднял Джина и зонтик, бегло оглядев на наличие ранений. — Я в п-порядке, — выдохнул подросток, весь испачканный в грязи. — Ч-чимин! Оставь его! — Еще раз я узнаю, — Пак нагнулся, схватив напуганного подростка за грудки, — что ты, твои кенты или кто-то еще тронул его — руки, нахер, поотрываю и заставлю сожрать, — перед лицом паренька появился кулак с кастетом. — Я не шучу с тобой. Кивни, если понял. Подросток кивнул — Чимин позволил ему встать и убежать. Чонгук ухмыльнулся. — Слабенько ты его. Надо было еще кастетом пару раз, чтобы точно усек. — Ты видел этого задрота? Один удар кастетом, и я на пожизненном, — Чимин повернулся к Джину и прикоснулся к его плечу. — Ты как? — Н-н-нормально… — Эти уебки трогали тебя? — Угу. — Ясно. Больше не тронут. А если тронут, придется отмазываться от тюряги. — Ну в этом у нас опыта хоть отбавляй, — хмыкнул Чонгук. Он по-дружески закинул руку на плечи Джина. — Малой, ты че, драться не умеешь? — Н-нет. Папа учил с-с-словами разбираться. — А научиться хочешь? Я тебе парочку приемов покажу. Убить не убьешь, но вырубишь точно. — Ладно, — скромно улыбнулся юноша. — Лишним не б-будет. — Чужие дети растут так быстро, — усмехнулся Чимин. — С-спасибо вам… За то, что помогли. Вы не обязаны были… — Малой, голову не делай, — потрепал его по волосам Чонгук. — Сказал же, ты теперь в стае. Мы теперь свои. «Может, даже чуть больше, чем просто свои», подумал Чимин. Но посмотревшему на него подростку лишь улыбнулся. Юнги раздраженно отбросил очередной костюм и вышел из примерочной. С каждой минутой настроение становилось все хуже и хуже. Тэхен, сидевший на диванчике, вздохнул: — Ну вот предыдущий был вроде бы и ничего… — Херня собачья. Ненавижу все это. — Может, посмотрим что-нибудь еще? — услужливо предложила консультантка. Юнги перемерил уже полмагазина — ничего не подошло. У юноши не было ни малейшего желания копаться в тряпках. Он хотел к Намджуну. — Да пошла ты со своими костюмами, — подхватив пакеты, Юнги рванул на выход. Тэхен поднялся, извинился перед опешившей девушкой и пошел за другом. — Она не виновата, Юнги. Она тоже просто делает свою работу. — Тэ, ради всего святого! Замолчи, мне и так тошно. Тэхен вздохнул. Если Юнги плохо, значит, настроение должно быть испорчено у всех. Они немного прошлись по торговому центру и присели в первой же попавшейся пекарне. Юнги заказал кучу сладостей, Тэхен взял только чай без сахара. — Уверен, что больше ничего не хочешь? — Аппетита нет. — Ты очень похудел в последнее время. — Увы… Я не специально. Расскажи, что тебя беспокоит. — Отец хочет меня выгодно продать. Впрочем, ничего нового, — зло ухмыльнулся Юнги. Жадно откусил пирожное. — Уже и покупателя нашел. — Что? — Ну вот так. Сказал гулять этот год, а в следующем замуж выйду. — И… ты выйдешь? — А что, у меня есть выход, Тэхен? Ты знаешь моего отца. Тэхен взглянул на замазанный синяк и опустил взгляд. Да, он знал. — Я понятия не имею, что мне делать. Мне словно завязли руки и ноги и бросили в бушующее море. Пока время есть. Но дальше… — Ты не думал съехать? — И жить впроголодь? Нет уж. Я ничего не умею. Только тратить деньги отца. Он покупает мою жизнь. — Ты и сам знаешь, как это звучит. — Да. Мерзко. Но это правда — какой бы она ни была. — Намджун мог бы тебе помочь. — Намджун даже себе помочь не в силах! Почему-то Юнги стало стыдно от собственных слов, хотя любимый его и не слышал. Тэхен опустил взгляд на чай, а Юнги вгрызся в пирожное. Затем вздохнул: — Тэ, прости. Тебе и без того тяжело, а тут еще и я со своими проблемами. — Нет. Все хорошо. Это, наоборот, помогает. Я просто думаю, чем способен тебе помочь… — Убить моего отца можешь? Нет. Тогда ничем не поможешь, — разбито улыбнулся юноша. — Вы ведь с Енгуком будете на этом вечере? Ты не передумал? — Конечно. Енгук такое не пропустит, ну а я… Мне просто хочется чем-нибудь занять голову. Картины совсем мрачные получаются. — С тем, что ты пережил, это неудивительно. — Наверное, теперь я понимаю Фриду Кало. — Чем? — Ее картина «Больница Генри Форда», — Тэхен поднял голову к другу. — Она изобразила на ней свою потерю. Фрида очень хотела стать матерью, но у нее появился мертвый ребенок. — Оу… — Прости, — покачал головой Тэхен. — Сменим тему. Что у вас с Намджуном? — Ничего. Как и обычно. Его маме снова плохо, я помог чем смог… — Отец за это тебя? — За это. Хотя ему и повод особо не нужен, — усмехнулся Юнги. — Ну а твой?.. — С Енгуком все нормально. — Я не про Енгука. — Он не мой, Юнги. И все-таки… — Тэхен тяжело вздохнул, сунул руку в карман пальто и вытащил перламутровую жемчужину. — Подарил мне сегодня. — Ух ты! — улыбнулся Юнги и принялся разглядывать вещицу. — Настоящая. Интересно, где достал. А почему именно жемчужинка? — Он меня так называет. — Романтика по-трущобски. Это на них похоже. — Похоже?.. — Как человек, встречающийся с бедняком, я многое могу тебе рассказать об их любви. Во всем этом лоске, — Юнги обвел чайной ложкой помещение пекарни, — нет любви, только холод и расчет. Крутые богатые парни любят за лицо, шмотки и статус. А такие, как они, любят просто… за тебя. Такие ужасные розы, как от Намджуна, я не получал ни от кого. Даже в сториз стыдно кинуть. А они все равно стояли у моей постели, пока последний лепесток не упал. Они в свои подарки вкладывают души и седьмой пот. Я просто знаю, как им достается вот это, — Юнги кивнул на жемчужину. Тэхен покрутил ее между большим и указательным пальцем. Вопреки здравому смыслу в груди разлилось тепло. — Поэтому я точно знаю, что меня любят: он наизнанку всегда выворачивается ради меня. — Ох… Юнги… Я солгал ему. Сказал, что свободен. Мне кажется, я наломал дров, — Тэхен неловко потеребил кольцо на пальце. — Я не понимаю, зачем. Ведь я люблю Енгука, у нас все хорошо. Но эта ложь сама собой слетела. Что мне делать? — А чего ты хочешь? — Я не знаю. Мне кажется, я путаюсь все сильнее с каждым днем. Это глупое предназначение ничего не решает, особенно в нашем мире. Какая разница, кто и кому предназначен… Юнги покачал головой. Прижал ладонь к груди. — Если бы это было так, я бы не был с ним. Черт. Этого не объяснить. Ваши души как будто связаны, знаешь? Тэхен закусил губу. Самое страшное — он понимал, о чем говорил друг. — Мне хорошо с Енгуком. А Чонгук, он… Он ведь ребенок! И что с того, что подарил жемчужину? И ромашки… Это ведь ничего не значит. Юнги смотрел на него и понимающе улыбался. — Я не нуждаюсь в его любви, — неуверенно сказал Тэхен, сжимая кулак. Грея жемчужину. — Когда говоришь такие вещи, — подался вперед Юнги, накрыв холодную ладонь своей. — следи, чтобы голос не дрожал. Чонгук сел на корточки и открыл телефон. Дождь лил как из ведра, капая на дисплей. Раздраженно смахнув влагу, Чонгук обхватил пальцами сигарету и прикурил. Открыл инстаграм в очередной попытке найти профиль Тэхена. Он пересмотрел все знакомые ему аккаунты, прошерстил даже страницу университета. Решив попытать удачу, зашел на профиль Юнги и принялся листать подписки. Ведь богачи чаще всего знакомы между собой, так? Вновь смахнув капли, Чонгук сжал губами оранжевый фильтр и прикрыл свободной рукой телефон. Зарядка упала почти до нуля. На испещренном трещинами экране появились знакомые инициалы. Сердце Чонгука забилось сильнее. Нашелся. Чонгук с жадностью бродячего пса кинулся на кость — его профиль. Он оказался весь заполнен фотографиями картин, выставок, дорогих отелей, лесов, курортов, селфи. Чонгук открыл и начал листать актуальные: где-то Тэхен стоял один, где-то — с друзьями, где-то выставлял цветы и бокалы с вином, но превалировали картины. Много, очень много картин. Последний пост, сделанный вчерашним днем, был с картиной Кало. Чонгук понятия не имел, кто это такая. Он вновь стряхнул раздражающие капли и откинул дотлевший бычок в сторону — тот зашипел, упав в лужу. Телефон несколько раз мигнул, собираясь выключиться. — Блять, блять, да постой ты, — заторопился Чонгук, пытаясь подписаться на аккаунт Тэхена, но мокрый дисплей не отреагировал, а затем и вовсе погас. — Сука, ну! Зато теперь он точно знал, куда пригласить Тэхена на свидание. Проблема осталась та же: где взять чертовы деньги. Тихо звякнула подвеска над дверью дешевенького маркета. За прилавком сидел один продавец с сальными волосами и полностью отсутствующим взглядом, у входа висел муляж видеокамеры. Хозяева установили ее, наивно полагая, будто это поможет от воровства, но местные слишком хорошо знали подобные места. Хосок и Вэньхуа пришли не за этим. Мужчина придержал дверь, пропуская омегу вперед, и они спрятались от дождя внутри теплого магазина. — Так, нам нужна кола, — взглянул на список в телефоне Вэнь, — и малой попросил фанту. Еще нужны чипсы и попкорн. Сколько у нас денег? — Не беспокойся об этом, — ненавязчиво положив ладонь на талию юноши, сказал Хосок. — Я за все заплачу. — Хосок, у меня тоже есть деньги, — нахмурился Вэнь. — Я уже не могу смотреть на твои ужасные синяки под глазами и бледную кожу. Позволь, я заплачу. У меня все равно скоро стипендия. — Давай мы не будем спорить, — устало бросил мужчина. После работы у него болела спина и тянули мышцы. Ему выпала неделя в качестве разнорабочего, а деньги нужны были как никогда: скоро платить коммуналку, да и Чонгуку нужно откладывать на новый семестр. У них с братом был единственный уговор: Хосок платит за обучение, Чонгук — за свои сессии. Но и это не облегчало участь старшего. Хосок взял с полки дешевый энергетик, открыл и отпил. Кисло. По правде говоря — просто тошнотворно. Но Хосоку нечего было терять. — Хочешь? — мужчина взял с полки дорогую шоколадку. — Нет… — А это? — указал он на творожный сыр. Вэнь с ужасом поглядел на цену. — Боги, Хосок, мне совсем ничего не нужно. Только чтобы ты высыпался, а не хлестал всякую дрянь. — Ну ты невозможное просишь, — кисло улыбнулся мужчина. — Ладно, пойду за сигаретами. Оставив Вэня выбирать продукты, Хосок пошел к кассе. Потянулся, взял пачку любимых сигарет себе и брату и повернулся, сталкиваясь нос к носу с Иори. Паренек поднял на него уставший взгляд, в котором вдруг заплясали огоньки. — Ох. Не ожидал тебя тут встретить, — сказал Иори. — В самом дешевом маркете на районе? Действительно, очень неожиданная встреча, — холодно ответил Хосок. — Обычно я в центральных универмагах закупаюсь. — Ты такой смешной, — язвительно парировал Иори, сунув чупа-чупс в рот. — Преследуешь меня? — Умнее ничего не придумал? — Нет. Я же под наркотой постоянно, как и твой братишка. — Ты, сука… — Хосок? — позвал Вэнь, держа корзинку с продуктами. Он переводил взгляд с мужчины на незнакомца. — А это кто? — Да, Хосок. Может, познакомишь нас? — сладко пропел юноша, вдруг прижавшись к его груди. Хосок опешил. — Я — его предназначенный. А ты кто? Его паренек? Любимый, почему ты ничего мне не сказал о нем? — Мы просто друзья… — сдавленно выдавил Вэнь. — Приятно познакомиться… — Иори, — улыбнулся парень. — Взаимно. А ты?.. Прости, мне о тебе тоже не говорили. Видимо, ты не настолько близкий друг? — Я… Я Вэньхуа… — Что ты несешь? — прорычал Хосок, сжав его запястье. — Рот закрой. — А может, ты мне его закроешь? Как делаешь это обычно, — провел языком по губам Иори. Конечно же, все это было ложью, но Вэньхуа не знал. Его сердце стучало оглушительно громко для маленькой грудной клетки. — Да тебе совсем жизнь не дорога. — Конечно. Зачем мне жизнь, в которой нет тебя. Иори привстал на носочки и поцеловал Хосока. В губы. Хосока словно оглушили чем-то тяжелым, а у Вэня чуть не выпала корзинка из рук. Он почувствовал, словно вот-вот упадет и разобьется. Но Иори отстранился, забрал пачку сигарет и сказал: — Мои любимые. Ты так хорошо меня знаешь. Ну заплатишь, ага? — подмигнув Хосоку, Иори повернулся к Вэню. — Приятно было познакомиться. Только моему предназначенному в трусы не лезь, а то я ревнивый, — он подмигнул омеге и пошел на выход. — За сигареты заплатишь, — равнодушно сказал продавец, ткнув в Хосока пальцем. «Блять, я убью его. Я его убью, долбанный наркоман», судорожно думал Хосок, все еще чувствуя вкус чужих губ. Он посмотрел на Вэня, который тут же отвернулся и пошел к кассе. Продавец пробил продукты, Хосок расплатился, и они вышли. Вэнь шел быстро, едва сдерживая слезы. Хосок нагнал его и попытался взять за руку, но омега увернулся. — Вэнь, погоди. Он просто ебучий торчок. Нас с ним ничего не связывает. — Он правду сказал? Он твой предназначенный? — Блять, разве это что-то вообще значит? — Значит! Для меня значит! — А для меня — нет. Он мне никто. — Значит, это правда… — из глаз юноши брызнули слезы. Хосок подошел к нему, взял за щеки. — Он — твоя судьба. — Какая, нахуй, судьба? Он сторчится в подворотне. Мне не нужен он. — А кто тебе нужен? — Ты. Ты мне нужен, понятно? Вэнь покачал головой, убрал руки Хосока и посмотрел на него с болью. — Я знаю, что значит предназначенный. У меня он тоже был, — Вэнь задрал рукава, показывая запястья, испещренные глубокими, уродливыми шрамами. — Поэтому не нужно делать вид, словно ты не знаешь, что это такое! Вэнь плакал, сам не зная почему. Было больно — он любил Хосока. Он никогда не позволял себе прикасаться к его губам, а кто-то… Кто-то просто взял и сделал это у него на глазах. — Вэнь… Мне плевать на него, я ведь с тобой. Хочу быть с тобой. — Тогда почему ты не предложил мне быть вместе? Вопрос ударил Хосока по лицу. И вправду — почему не предлагал? Потому что боялся, что не сможет дать и сотой доли того, чего омега заслуживал? Потому что не хотел причинять боль? Потому что не был уверен в своих чувствах? В голове зрела сотня этих «потому что». Он смотрел на Вэня, все еще держа тонкие ладони. Омега сжал губы, покачал головой и выдернул руки из некрепкой хватки. — Я, пожалуй, пойду домой. Скажешь ребятам, что мне нехорошо, — он отдал пакеты Хосоку и пошел в кромешную тьму под проливным дождем. А Хосок так и стоял с пакетами в руках, желая то ли убить Иори, то ли провалиться сквозь землю самому.