Post Mortem (Original)

Январь 1794 года, Париж. Огонь в камине уже почти погас, и небольшая гостиная погрузилась в красноватую темноту. Запах сгоревшей древесины смешивался с терпким запахом моего пота, лекарств и сладковатым ароматом Смерти. Прошло уже три дня с того момента, когда моя мать графиня Маргарита д’Альбер сделала свой последний вдох. Бледная, моложавая, нежная, словно роза, любящая кружевные веера, сухие духи с вербеной и посиделки у камина с чашечкой чая, она не выдержала ужасов революции. Болезнь, сгубившая её, имела непонятную природу. В тот день, когда, как она выражалась, «дорвавшаяся до власти чернь» конфисковала наше родовое имение, вынудив переселиться в единственный оставшийся дом в Париже, матушка слегла с жаром. Она отказывалась от еды, тяжело дышала и кашляла. Сгорела прекрасная графиня всего за пару месяцев, большую часть из которых она провела в забытье, перестав узнавать родные лица. В этом мне виделось своеобразное милосердие Господа. Потому что матушка так и не узнала о том, что её горячо любимого супруга и моего отца графа Арни д’Альбер, преданного подданного короны Его Величества Людовика XVI, казнили спустя две недели после переезда. Ещё не прошло и месяца со дня его смерти, как наши верные слуги разбежались, прихватив с собой то немногое добро, что смогли отыскать, оставив меня с умирающей матерью на руках. Этой зимой я встретил свой двенадцатый день рождения практически в одиночестве. Это был переломный возраст, когда я должен стать мужчиной, как любила говорить моя матушка в той, другой жизни. И вот теперь после её смерти, оставшись совершенно один в разорённом доме, снаружи которого не прекращал бушевать народный гнев, я абсолютно не представлял, что это могло бы значить — быть мужчиной. В своих фантазиях я видел себя героем, побеждавшего злые силы ради подвига во имя красавицы, как в любимых мифах о Древней Греции. Эти мечты успокаивали меня и давали надежду не сойти с ума от горя посреди нового враждебного мира, не имевшего ничего общего с моей прошлой жизнью, наполненной улыбками родных и слуг, плавным течением времени и размытыми полутонами бытия. Уронив голову на колени, я дремал, пользуясь теми немногими минутами волшебного забытья, что подарила мне сегодня судьба. Переполненный сказочными видениями из любимых книг, я не ощущал своего тела. Сейчас мне было как никогда тепло и хорошо. Хотя я прекрасно знал, что еды и дров в доме больше не осталось и это, скорее всего, последний раз, когда я смогу согреться… Внезапно нечто насторожило меня. Как будто повеяло холодом. Я подбежал к узкому окну, выходившему на улицу, приоткрыл одну створку дубовых ставен, выглянул наружу и вскрикнул от испуга: вооружённые мушкетами и дубинками люди в полной тишине окружали дом. Мои зубы клацнули и застучали. Я ринулся вниз по лестнице в надежде вылезти через небольшое окошко кухни, ведущее на задний двор, но было поздно. Огромные кулаки уже грохотали по входной двери, а через мгновение, пахнущие кислым потом и винными парами солдаты нового времени, ворвались в холл. Я плохо помню, что было дальше. Всё происходило, как во сне: побои, их уничижительные взгляды, оскалившиеся пасти, крики и какие-то замызганные бумаги, которые они совали мне в лицо. Из них следовало, что всё имущество изменника и предателя революции графа д’Альбер подлежит немедленной конфискации, а оставшиеся в живых члены семьи аресту. Моё сознание как будто утонуло в мутноватой жиже. Тело стало существовать автономно. Я хорошо понимал, что арест был равносилен казни через отсечение головы, которую палач демонстрировал жаждущей зрелищ толпе, чтобы осуждённый даже после смерти слышал и видел потешающуюся над ним публику. В последнее время я видел это много раз… Море крови, крики и мольбы «преступников революции», плач родителей, на глазах которых разбивали головы их детей, а уж потом волокли на эшафот… И вот теперь пришла моя очередь… Внезапно я почувствовал, что ногу как будто обожгло кипятком. Я даже не понял сразу, что произошло, пока один из солдат с нахальным и пропитым лицом не загоготал, тыкая пальцем мне в пах: — Глядите! А щенок то со страху штаны уделал! Обоссавшийся Милорд! Ну, умора! Смех солдат ударил меня сильнее, чем их тычки и тумаки, которыми они меня щедро наградили, когда ворвались в мой дом. Красивая картинка храброго и самоотверженного героя из моего воображения разлетелась на куски, столкнувшись с жестокой реальностью. Для этих людей я был пустым местом и значил для них не больше чем насекомое, которое даже раздавить было противно из боязни испачкаться. Они глумились и потешались надо мной. Обоссавшийся Милорд, часы которого сочтены. Вот кем я был в действительности! От унижения и страха мои ноги задрожали. Я сел прямо на пол, закрыл лицо руками и отчаянно разрыдался, оплакивая кончину родителей и свою незавидную судьбу. В этот миг я узрел ад, принимая деградацию, как часть собственной Смерти. — Я заберу этого мальчика, — послышался спокойный бархатный мужской голос, от звука которого хохот тут же прекратился. Я убрал руки от лица и поднял глаза. Комната туманилась от слёз, но это не помешало мне разглядеть высокого мужчину, склонившегося надо мной. Он был хорошо одет в отличие от прочей солдатни, и смотрел на меня с вежливой, доброжелательной улыбкой, придававшей его тонкому аристократичному лицу мягкость черт. Это был определённо человек светский, и от него веяло такой уверенностью и покоем, что я невольно перестал дрожать. Один из солдат нахмурился: — Минуточку! А вы кто такой, месье?! Назовите своё имя! Незнакомец обернулся, и, отвесив почтительный поклон, как будто он собрался давать представление, ответил: — Я забыл своё имя, господа. А моё новое ничего вам не скажет. Так что не вижу ни одной причины, по которой мне необходимо было бы его называть сейчас. Лица солдат вытянулись. Я думал, что вот-вот разразится самая настоящая буря, и мужчина тут же упадёт на пол под градом молниеносных ударов. Но к моему удивлению ничего такого не произошло. Более того глаза военных стали подозрительно стеклянными, а губы искривились в пьяных улыбках. Один из них, старший по званию, сказал незнакомцу: — В таком случае, месье, забирайте этого мальчишку и уходите. Это больше не его дом. — Конечно же. Благодарю вас. Незнакомец вновь поклонился, затем развернулся и протянул мне свою изящную, белую руку. — Пойдёмте со мной, молодой человек. Думаю, нам не стоит испытывать терпение этих благородных господ, — усмехнулся он, иронично выделяя слово «благородных», и я вновь испугался за него, покосившись в сторону солдат. Но те как будто и вовсе не замечали нас, продолжая стоять с блаженными улыбками и стеклянными глазами. — Пойти с вами? — недоверчиво пробормотал я. — Но… куда? — В мой дворец, — рассмеялся мужчина. — Позвольте спасти вас, раз уж мне сегодня подвернулись именно вы. Он выпрямился и, резко развернувшись, направился на выход. А мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Оставаться на милость солдат мне уже точно не хотелось. Тем более я не чувствовал никакой опасности. Незнакомец был гладко выбрит, его темно-бордовый камзол из-под которого выглядывали кружевные манжеты белоснежный сорочки, был сшит из бархата и украшен золотым шитьём. На пальце я разглядел ярко-красный рубин, таинственно поблёскивавший в свете луны. «Несомненно, он дворянин, — пронеслось у меня в голове. — А раз так, то я смогу служить ему пажом… или… да кем угодно! Я могу помогать хоть на кухне или чистить его одежду… Что угодно, лишь бы не быть одному!» — Никогда не соглашайтесь на что угодно, молодой человек, не пройдя испытания до конца, — внезапно нарушил он тишину. Я вздрогнул и уставился на него, открыв рот. — Вы… вы… умеете читать мысли? — удивлённо спросил я, глядя в его непроницаемые глаза цвета жёлтого топаза. — Для этого не надо обладать даром, — усмехнулся он. — У вас на лице всё написано. Я хотел задать ему ещё несколько вопросов, но так и не решился, продолжая следовать за ним в южную часть города, где располагались пропахшие потом, подгоревшей пищей и запахом разлагавшихся помоев беднейшие кварталы Парижа. Я думал, что он специально вёл меня окольными путями, чтобы не привлекать внимание. Но когда мы вошли в полуразвалившийся заброшенный дом, внутри которого возле очага было разложено несколько грязных одеял, служивших, судя по всему, постелью благородному господину, у меня упало сердце. — А вот и мой дворец. Прошу вас, молодой человек, — усмехнулся незнакомец, зажигая свечу. Заметив выражение моего лица, он расхохотался и похлопал меня по плечу. — Да будет вам расстраиваться. Вы лучше садитесь. Мы сейчас будем пить горячее бургундское вино, приправленное корицей и запечённое седло барашка. Надеюсь, вы голодны? Я хотел было возразить и вежливо откланяться, но когда мужчина достал из покосившегося буфета огромное блюдо с мясом, спаржей и запечённым картофелем, мой рот непроизвольно наполнился слюной, а в животе призывно заурчало. Он вручил мне тарелку с едой и вилку, а сам присел возле очага и принялся подкладывать в него дрова. Через мгновение убогое жилище озарилось приятным желтоватым светом огня. Глядя на его ловкие и умелые движения, меня начала бить мелкая дрожь. «Может, я сплю и всё, что я вижу сейчас просто дурацкий сон?» — мелькнула у меня голове тоскливая мысль. — Тогда я советую вам побыстрее поесть и согреться, пока вы не проснулись, — усмехнулся незнакомец, как будто вновь прочитав мои мысли. Пожав плечами и решив больше ничему не удивляться, я уселся на одеяла поближе к очагу и принялся жадно поглощать пищу. «Если это сон, то умирать от холода и голода я точно не хочу», — подумал я. Тем временем мужчина отошёл куда-то за угол, а вышел, держа в руках две чашки, от которых поднимался пар. — Держите, — подмигнул незнакомец, протягивая мне горячее вино, приправленное корицей. Все ещё не веря в реальность происходящего, я отпил немного восхитительного горячего вина, которое тут же разлилось по телу приятными тёплыми волнами, оставляя на языке пряное послевкусие. — Как вас зовут, молодой человек? — спросил незнакомец, присаживаясь рядом на одеяла. — Эммануэль… д’Альбер… сын графа д’Альбера, — пробормотал я, отпивая ещё вина. — А вас? — А меня Алессандро, — с лёгким поклоном ответил мужчина. — Алессандро? И это всё? — удивился я. — Это очень странное имя… — Уж, какое есть, — мягко улыбнулся он. — Вы иностранец? — Можно и так сказать… Я много путешествую по миру. — И давно? — В сравнении с вечностью недолго… Всего-то каких-то несколько столетий… — Несколько столетий?! — выкрикнул я, подскакивая на ноги, забыв про вино и еду. — Да что вы такое несёте?! — Вам это кажется удивительным, молодой человек? — усмехнулся Алессандро. — А тем не менее у вас тоже есть задатки к такому роду путешествий. И если хотите, я могу вас научить. Научить не бояться собственной Смерти, сохранить молодость и обрести Силу… — Большое спасибо! Но я, пожалуй, пойду! — решительно заявил я, но к своему удивлению не смог сделать ни шага. Ноги будто вросли в пол. — И куда это вы, Эммануэль, простите за любопытство, собрались? Уж не на свидание с госпожой Гильотиной? — хохотнул Алессандро. — Не дурите. Доешьте свой ужин и послушайте меня внимательно. А после можете катиться на все четыре стороны, если хотите. Но помните, что вы умрёте, даже не выбравшись из этого квартала. Этот город питается такими неженками, как вы. Эммануэля д’Альбер больше не существует. Есть только маленький испуганный мальчик, потерявший всё и, самое главное, себя… Я посмотрел на Алессандро и покорно опустился на одеяло, ощущая, что этот странный мужчина во многом был прав. И действительно. Куда мне идти? У меня нет больше дома, нет родных, нет чести и достоинства, положенных по рождению… — Конечно, вас мог удивить тот факт, зачем я вмешался в вашу судьбу и не позволил солдатне забрать вас, — продолжил говорить он как ни в чём не бывало. — Дело в том, что я увидел в вас… некую способность, благодаря которой когда-то давно состоялась и моя встреча с Учителем… — Так вы… фокусник из бродячего цирка? Алессандро покачал головой. — Нет, я не из цирка. Но некоторые умения, которые люди зовут волшебством, я могу продемонстрировать. — Например? — Например, превратить воду в вино или несъедобные объедки в изысканное блюдо. — П-ф-ф! — фыркнул я. — Такое никому не под силу! Алессандро вновь усмехнулся. Он посмотрел сначала на меня, а потом на тарелку, которую я держал в руках. Проследив за его взглядом, я с удивлением обнаружил, что на великолепном фарфоре теперь находились почерневшие картофельные очистки, несколько заплесневелых костей и какое-то отвратительное месиво, в котором копошились личинки мух. Я закричал и с ужасом отбросил от себя тарелку, опрокидывая кружку, из которой вылилась мутноватая вода с болотистым запахом. — Ч-ч-что это?! К-а-ак?! — заорал я. — Да не нервничайте вы так! — рассмеялся мужчина, глядя на моё перекошенное ужасом лицо. — Сейчас я все верну на место. Если вы не хотите седло барашка, то может, предпочтёте перепёлок? Алессандро взмахнул рукой, и отвратительное видение объедков исчезло, а вместо них появились аппетитные тушки перепёлок, зажаренные до хрустящей корочки. — Они всё равно не настоящие! — покачал головой я, рассматривая блюдо, с опаской трогая перепёлок. — А вам не всё ли равно? — удивился Алессандро. — Кто в этом мире может отличить Истину и реальность от сна? Большинство людей так и живут всю жизнь. Верят в придуманных божков, следуют глупым принципам и кодексам… упиваются банальными мыслями. И так из века в век. Кто-то говорит о Цивилизации и Культуре… Но поверьте, Эммануэль, человек становится Искрой Божьей только на смертном одре. Когда уже слишком поздно что-то изменить… Вот сейчас рушится ваша привычная жизнь и вам кажется, что пришёл Апокалипсис. Но на самом деле подобное поведение толпы вполне типично. Сегодня они карают за неприемлемые с их точки зрения взгляды, а завтра их же самих поволокут на эшафот за собственное мировоззрение. Этот мир просто переполнен ненужными людьми, чтобы сильнейшие смогли выжить… В топку в основном идёт биомасса для поддержания равновесия. — Вы хотите научить меня… волшебству? — с надеждой спросил я, покосившись в сторону перепёлок. — Дело не в том, чего хочу я. А в том, кем вы должны быть, Эммануэль. Алессандро приподнялся и медленно, почти по-кошачьи, подполз ко мне, приблизив своё лицо к моему. От такой неожиданности я непроизвольно вздрогнул. — Боишься? — тихо спросил он, буравя меня немигающими глазами, которые тут же заполнила чернота, скрывая белки. — Нет. Не боюсь, — ответил я, вздёрнув подбородок. — А должен бы…

***

Был уже полдень, когда Хана проснулась. — Ах ты, чёрт! Я проспала колледж! — простонала девушка, взглянув на экран своего телефона. Она захотела подняться, но тут же рухнула без сил, словно её тело внезапно налилось свинцом. Какое-то время Хана лежала, будто приходя в себя, а потом вновь попыталась сесть на кровати. На этот раз у неё получилось. Комната кружилась перед глазами. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, девушка осторожно встала на ноги, и, медленно переступая негнущимися ногами, добралась до двери. «Что со мной такое? — с удивлением подумала она, следуя по коридору, опираясь рукой о стену. — Я как будто заново учусь ходить». Без малейшего шума Хана спустилась по лестнице, держась за перила, и вздрогнула, когда услышала голос Гая. Молодой человек с кем-то разговаривал. Оказавшись внизу, Хана пересекла холл и увидела, как двое человек в черных костюмах выносили красивый лакированный гроб с мёртвой женщиной в синем платье, телом которой они с Гаем вчера занимались… Именно её тень она видела вчера на этом самом месте. Сам же молодой человек беседовал с каким-то маленьким сухоньким старичком, лицо которого — то ли от страданий, то ли от болезни — имело сероватый оттенок, а под глазами тёмные круги. Судя по виду ему было далеко за семьдесят. — Я предпочитаю наличные, господин Минь. У меня нет кредитных карт или счёта в банке, — вежливо ответил Гай, склонившись в глубоком поклоне. Молодой человек был одет в привычный строгий траурный костюм и, Хана не могла не признать, что, несмотря на эту старомодность, он нравился ей и таким. — Да-да, я помню, господин Андо, — ответил старик, доставая из своего кожаного портфеля огромную пачку денег, при виде которой у Ханы округлились глаза. — Спасибо вам за ваше искусство. Нана, моя внучка… она словно живая… я так боялся увидеть её тело… другим… изменившимся… Старик смахнул набежавшие слёзы. — Крепитесь, господин Минь, — тихо сказал Гай, скорбно опустив голову. — Только это мне теперь и остаётся, господин Андо… Только это… И ещё раз спасибо вам… — старик вздохнул и расправив сутулые плечи, направился вслед за гробом на выход. Когда за ним захлопнулась дверь, Хана покашляла, решив возвестить о своём присутствии. — Ты уже встала? — удивился молодой человек, заметив девушку. — Тебе надо лежать… Хана ответила ему своей самой очаровательной улыбкой. — Вообще-то я проспала колледж… Но раз ты не пришёл меня разбудить, я решила прийти к тебе сама. Знаешь, мне следовало бы рассердиться на тебя за это… или за то, что вчера произошло… но… я не сержусь… Пунцовая от смущения она не знала, куда себя деть. — Вот именно… — покачал головой Гай. — После вчерашнего тебе следует отдохнуть. Тени… выкачали у тебя слишком много жизненной энергии. Поэтому ты, должно быть, чувствуешь себя разбитой… — Да всё нормально! — отмахнулась Хана. Девушка неловко покачнулась и чуть не упала. Гай еле успел её подхватить. — Это всего лишь головокружение… — пробормотала она, задыхаясь. Близость Гая заставила её задрожать. — Пожалуй, тебе лучше поесть, раз уж ты встала, — вздохнул он. Медленно и осторожно они направились на кухню. Гай вёл Хану очень бережно, не замечая, что шаги девушки становились все более твёрдыми и уверенными. Она всё так же тяжело опиралась на его руку, но лишь для того чтобы ощущать запах вербены, исходивший от его кожи и волос. На кухне Хану ждал сюрприз — обычно пустой деревянный стол сегодня был застлан льняной скатертью, а на нём располагались плетёные корзиночки с круассанами, булочками и поджаренными тостами, баночки с джемом, большой кофейник и настоящие живые пионы в невысокой фарфоровой вазочке. — Сегодня мне захотелось приготовить завтрак а-ля Франсе, — пояснил Гай, помогая девушке сесть на стул. — Моя семья… имеет французские корни, поэтому я иногда предаюсь воспоминаниям… — А где твои родные сейчас? — поинтересовалась девушка, впиваясь зубами в круассан. Хана посмотрела в лицо молодого человека, заметив, как конвульсивно сжалась рука Гая. Но когда он ответил, в его голосе не было гнева, а только бесконечная грусть: — Они… умерли. Давно. Хана скорбно опустила голову. — Извини… — Ничего, — печально улыбнулся Гай, глядя в пространство перед собой. — Это… дела давно минувших дней… — молодой человек потянулся за булочкой и, поднеся к лицу, с удовольствием вдохнул её запах. — В этом мире есть обстоятельства гораздо страшнее Смерти… Например, Жизнь, наполненная одиночеством… и невозможность ощутить всю её полноту, довольствуясь жалкими суррогатами. — Он с наслаждением откусил от булочки кусочек, медленно прожевал, будто растягивая удовольствие, и проглотил. С закрытыми глазами Гай разделил пачку денег на две равные части и одну положил рядом с изумлённой девушкой. — Это твоя доля за вчерашнюю работу. Здесь примерно пятьсот пятьдесят тысяч йен*. — Так много… — пробормотала она, осторожно беря деньги в руки. Через несколько мгновений молодой человек открыл глаза и улыбнулся. — Считай это авансом в честь нашего дальнейшего сотрудничества. Хана потрясённо выдохнула. Сумма, которую он ей только что вручил, была в её представлении просто астрономической. Теперь она могла не только расплатиться с долгами, накупить обновок, снять отличную квартиру, но и заплатить за учёбу. Однако, несмотря на эту фантастическую щедрость, девушка почувствовала смутную тревогу. В его словах было что-то не так… как будто от них веяло могильным холодом. — Спасибо, Гай. Но я не могу принять эти деньги, — сказала она твердо. — Почему же? — удивился он. — Это ведь не подарок, а твоя зарплата. Как ты видишь, мои услуги оплачиваются довольно высоко. — Именно поэтому. Это твоё мастерство. Я не заслужила эти деньги… Движимый порывом, которого Хана от него совсем не ожидала, молодой человек заключил её руки в свои и горячо поцеловал тонкие пальчики. — Напротив. Я тебе очень многим обязан. Даже БОЛЬШИМ, чем ты бы могла вообразить… Кровь забилась, словно колокол в висках Ханы. Ей стало трудно дышать. Его прямой взгляд из-под косой платиновой чёлки гипнотизировал её. Они оба замолчали, и даже весёлое щебетание птиц за окном не могло нарушить ощущение того, что она и Гай остались одни в этом мире. Молодой человек придвинулся, чтобы быть ближе к ней. Хана слегка шевельнулась, и её губы почти коснулись его губ. Внезапно ей стало так легко. Инстинктивно девушка почувствовала, что с Гаем она сможет испытать нечто такое, о чём читала только в любовных романах. «Давай же! Поцелуй меня!» — мысленно воскликнула Хана, парализованная ощущением внезапной эйфории, охватившей все её тело. Она прикрыла глаза. Наверное, ожидание длилось целую вечность. Но когда Хана вновь их открыла, во взгляде Гая читалось отчуждение, решимость и что-то ещё, чему девушка так и не смогла дать определение. Он выпустил её дрожащие пальчики из своих, забирая тепло с собой, отстранился и встал. — Тебе, наверное, уже пора на занятия, — негромко сказал Гай, избегая её взгляда. — Я проспала лекции, так что мне сегодня никуда не нужно, — прошептала Хана. Всплеск адреналина, вызванный его близостью, пошёл на убыль, оставляя после себя выжженную пустыню. — Что ж… тогда ты можешь отдохнуть. На сегодня работы не предвидится… С этими словами Гай вышел из кухни, оставив девушку одну. В ярких солнечных лучах, проникавших сквозь окно, Хана рухнула на стул и обхватила голову руками. Слёзы навернулись на глаза. Она почувствовала себя жалкой и никчёмной. Никогда ей ещё не приходилось сталкиваться с таким категоричным отказом. «Ну, и дура же я! — сокрушалась она. — Теперь Гай подумает, что я вешаюсь на него!» Хана сделала глубокий вздох. Она с тоской посмотрела на круассаны и вишнёвый джем. Аппетит совершенно пропал. И как же теперь следует поступить? Сделать вид, что ничего не было? Её блуждающий взгляд скользнул по начищенной до блеска металлической поверхности кофейника. Синие глаза девушки резко распахнулись. Скованный ужасом крик застыл в горле, заставляя кожу покрыться ледяными мурашками. В отражении кофейника Хана увидела лицо мёртвой женщины с длинными каштановыми волосами, гроб с телом которой вынесли из дома Гая Андо полчаса назад. «Помоги», — беззвучно прошептали мёртвые карминовые губы.