***
POV Аделаида До праздника Мерет-Эн-Гилит оставалось около трех дней. Каждый день, засыпая, я чувствовала удовлетворение от того, что день подходил к концу, и лишь нежелание показаться самой себе глупым ребенком отделяло меня от того, чтобы нарисовать для себя календарь и вычеркивать оставшиеся до праздника дни. Ещё ни один праздник в моей прошлой жизни не заставлял меня чувствовать такое возбуждение… возможно даже, я начала ненавидеть светские рауты уже в свои четыре года, после того, как мой британский кузен Гарольд Кросби в порыве нежности укусил меня за щеку во время моего первого в жизни танца. Тогда мою щеку раздуло словно колесо трехколесного велосипеда, на котором я любила кататься, а на следующий день мне запретили пойти на фестиваль сладкой ваты. Причиной моего столь ярого ожидания, наверно, выступало желание увидеть, как эльфы будут вальсировать в своей обычной грациозной манере, а еще, возможно, за месяц жизни среди этих вечно юных создания я начала ценить отведенное мне время. Бальное платье, благодаря стараниям Идриль, было подготовлено точно в срок, и моя новая подруга велела доставить его в мою комнату, как только оно будет отглажено. В первый раз увидев готовый наряд уже без портновских булавок, когда до праздника оставалось лишь две ночи и половина суток, я, как ни странно, задумалась над тем, во что будет одета местная красавица — Анкалимэ. За месяц увлекательных прогулок по замку и его окрестностям, я так ни разу не встретила её (поговаривали, что она и несколько других придворных леди и лордов около недели назад отправились на охоту), и не обратила бы на это ни малейшего внимания, но вот загвоздка — лишь эта эллет проявила открытое недовольство в нашу первую встречу, и хотя многие из придворных юных леди жаждали общество принца, они остыли, как только принц во время одной из прогулок начал гонять меня камышовым тростником, облепленным лягушачьей икрой. Кроме неё. Она продолжала смотреть на меня так, словно я нанесла ей личное оскорбление, и её взгляды уже ни для кого не оставались секретом. Спрятав платье глубоко в гардеробе, я надела свой повседневный наряд, состоявший из белой рубашки с темным корсетом и пышной зелёной юбки, и отправилась к Идриль, дабы поблагодарить ее за работу и помочь, если требуются дополнительные руки. Лишь преодолев половину пролетов я вспомнила, что и Мириэль, и Идриль еще вчерашним утром должны были отправиться вместе с патрульными в Западную деревню, проведать родных, но надежда на их возвращение заставила меня дойти до обители мастериц. Встретившая меня Куэ, сразу же поняв цель моего визита, сказала, что Идриль ушла к целителям, чтобы отнести травы, собранные в пути, и я решила подождать ее в мастерской. Эта комната представляла из себя мечту любого портного и головную боль каждой горничной. Ленты, кружева и шнурки лежали на каждой горизонтальной поверхности, а некоторые портновские манекены, обвешанные кусками материй, были потеряны для дневного света навсегда. Но сегодня здесь появился еще один манекен, и, обернувшись в его сторону, я даже подпрыгнула на месте. Высокий и широкий в области плеч, он был изготовлен явно не для женских сорочек, а сейчас на нем красовалась длинная серебристая мантия, подбитая снизу алым шелком. Я подошла ближе, крадучись. Еле уловимый аромат сандала и кедра витал вокруг мантии, принадлежность которой даже не нужно было устанавливать, и у меня даже возникло ощущение, словно предмет августейшего гардероба наблюдает за мной и покарает за то, что не пожелала доброго дня. Шаг ближе. За прошедшие несколько недель я даже забыла, насколько высок был Владыка, а теперь ясно понимала, что моя макушка даже близко не достает до его плеча. Очевидно, виной этому не мои пять футов и три дюйма, а, скорее, эльфийская сущность Таура вкупе с его королевским происхождением. Мои руки сами тянулись прикоснуться к серому переливчатому материалу, и, воровато оглянувшись по сторонам, я осторожно взяла в руки холодную ткань рукава. Вышивка, украшавшая грубую ткань парчи, была выполнена серебряной нитью, и приятно холодила пальцы, а при соприкосновении моих пальцев с шёлковой подкладкой я почувствовала лёгкое головокружение. Представить только, этот невыносимо прекрасный, статный и холодный король надевает эту мантию! Я снова оглянулась, чувствуя себя извращенкой, а после принесла ткань к лицу, стараясь навсегда запомнить эти грубоватые прикосновения ткани… Запах сандала кружил голову, и в этот момент в голову пришла лишь мысль о том, что этот пряный аромат как нельзя кстати подходил недосягаемому и вечному правителю, и лишь внезапно разрезавший пространство звук смеха за дверью выдернул меня из мира моих фантазий… О, Боги! Что я делаю? О ком мои грёзы? О Владыке Транудиле? Я, верно, совсем схожу с ума! Резко отпрянув от манекена, я выскочила в швейную комнату. Куэ и несколько девушек застыли в изумлении. Наверно, мои раскрасневшиеся щеки ввели их в шоковое состояние. — Я заскочу к Идриль чуть позже, мне… нужно идти, я опаздываю, — выдавала я сквозь силы, прежде чем броситься вон из помещений. Я бежала, не разбирая дороги, но ноги сами привели меня к порогу моих комнат. Я взялась за ручку двери, но мне так не хотелось сейчас оставаться наедине с собой и пытаться проанализировать свои глупые и бессмысленные порывы, что я отправилась прямо по коридору и наверх — там располагались королевские покои, но в этот момент я двигалась лишь чтобы занять свои мысли механическими командами… Шаг левой ногой… Шаг правой… Несколько раз я спотыкалась о свои собственные ноги, но упорно шла вперед, стараясь не обращать внимания ни на то, что прошла мимо Анкалимэ, которая даже не удостоила меня взгляда, ни на то, что минула удивлённо проводившую меня взглядом стражу, охранявшую покои Владыки. Когда я, наконец, подняла голову, то обнаружила себя в пустом коридоре. Даже не пустом — пустынном. Он был абсолютно заброшен, и обернувшись назад, я обнаружила вдали освещенную часть королевского коридора. Здесь же на полу лежали пожухшие листья, и гобелены на стенах были подернуты тканями, а не яркий свет поступал только через еле заметные редкие бойницы над потолком. Я осторожно пошла дальше, всем своим нутром чуя, что веду себя хуже глупых блондинок в не менее глупых голливудских триллерах, и мой проступок аукнется мне совсем скоро. Под ногами изредка хрустели стебли иссохших вьюнов, и этот звук заставлял болезненные холодные мурашки бежать по моим рукам и спине. Пройдя еще немного вперед, я остановилась перед занавешанным золотой тканью куском мраморной стены, но вот странность — эта ткань поддерживалась кольцами, нанизанными на тяжёлый карниз. Сердце почему-то забилось где-то в горле, когда я ухватилась за край ткани и потянула ее влево, раскрывая перед собой большой, во всю стену портрет. Я шагнула назад. Королевская семья. Художник мог по праву называться мастером своего дела, ибо он настолько искусно изобразил Трандуила, что даже мои человеческие слабые глаза узнали его в этом полумраке. На руках он держал младенца. Светлые волосы выдавали Леголаса, но эти двое героев заняли мое внимание лишь на доли секунд, понадобившихся, чтобы установить их личности. Та девушка, что стояла рядом с Владыкой — вот, кто целиком и полностью перетянул мое внимание к себе. Покойная Владычица Эрин-Гален. Она была прекрасна. Ее красота была словно свет холодной и яркой звезды, и я почувствовала лёгкий укол стыда, за тот момент… крошечное мгновение, когда на секунду представила себя рядом с королём. Лишь эта прекрасная как рассвет в морозный день эллет могла быть достойна чести стоять рядом с Владыкой, ее менее холодным и величественным, владеть его вниманием и… произвести на свет дитя, которое унаследует его упрямый нрав и чувство справедливости, но, тем не менее, будет обладать таким добрым и тёплым сердцем. Интересно, мать Леголаса тоже была столь светлой и доброй, или ощущение холодности на ее лице не так обманчивы? Нечто холодное ворочалось внутри меня, когда я вглядывалась в прекрасное лицо некогда жившей в этих покоях эллет. Я не могу лукавить и обманывать себя — я всегда знала, что красива, и красота моя била ключом с тех пор, как мне исполнилось тринадцать или около того, но я была и остаюсь в какой-то степени ребёнком. Я была красива настолько, насколько мне позволял мне мой возраст, и никогда у меня не получалось выглядеть подобно расцветшей розе до дня моей не состоявшейся свадьбы. В этот день я поняла, что повзрослела душой, потому что в какой-то момент я приняла трудное для себя решение и осуществила его, но даже после всего этого я не могла быть уверенной, что события, приведшие меня к этому дню, сделали меня более взрослой и хладнокровной. Я — это я, красивая, но слишком молодая, с не до конца превратившимися в скулы щеками и с глазами, еще не плакавшими от боли неразделённой любви, но со всеми своими плюсами я чувствовала себя ничтожной под взглядом женщины, холодно улыбавшейся с картины. — Какая же она прекрасная… — это вышло помимо моей воли, и мой голос повис в воздухе, словно капельки росы на тонких паучьих тенетах. — Она была прекрасной. Я подпрыгнула и с визгом обернулась, путаясь в пышных юбках и еле удержав равновесие, когда глубокий голос раздался прямо над моей головой. Лишь случайность не позволила мне свалить навзничь. Заложив руки за спину, над моей душой стоял Владыка и смотрел на меня все тем же строгим взглядом. В горле резко пересохло. Опомнившись, я присела в глубоком реверансе, стараясь сдержать бившую меня дрожь и при этом выдержать идеально ровную осанку. — Ваше Величество. Простите, я-я-я не должна была забредать та-так далеко… Я заикалась как дурная, но не могла заставить себя правильно проговаривать слова, а уж тем более поднять опущенную голову на Владыку. — Встань. Я повиновалась коротком приказу, чувствуя себя как нашкодивший котёнок, который стоит перед пантерой и ожидает наказания. — Коридор не закрыт для посещения, так что нет смысла извиняться. Я часто заморгала, все еще не смея оторвать взгляд от подола своего платья. Как же так? Разве Его Величество не скорбит по погибшей супруге? — Она погибла немного позже рождения нашего сына, так что королевство уже давно скинуло траурные одежды. Появились даже те, кто метит на ее место, — в конце фразы я услышала неразличимое нечто, немного напомнившее мне усмешку, когда человек шутит над чем-то абсолютно не смешным и из ряда вон выходящим. Это намек? Он все еще видит во мне угрозу принцу или какого-то Мерлина говорит о придворных леди, что метят в его постель? Или же… он читает мои мысли и знает все о моей недавней вспышке сумасшествия? От этой дикой мысли я настолько забылась, что взглянула прямо в красивое и безэмоциональное лицо Владыки, но в его взгляде, которым он спокойно изучал мое лицо, было лишь что-то ищущее. Словно он не мог найти ответ на какой-то вопрос, который, в принципе, не особо сильно его волновал… — Я не думаю, что имею право вмешиваться в личную жизнь правителя и его семьи, Ваше Величество, — я снова поклонилась. — Я постараюсь впредь контролировать свое любопытство. Позволите мне откланяться? Лёгкий кивок означал, что я могу покинуть королевское крыло и отправиться к себе, и я, отвесив очередной поклон, по-быстрому сделала ноги из опасной территории, попав в зону турбулентности, когда окунулась в облако сандалового шлейфа Таура. Еле выровняв свой курс, я поспешила поскорее оказаться с освещённой части коридора и попасть в свою комнату, лишь бы уйти… спрятаться от словно осуждающего взгляда почившей Владычицы, который буквально отпечатался в моем подсознании. С облегчением я заметила, что в жилой зоне воздух чистый и не такой застоявшийся, как в мертвом крыле, и я, прикрывая рукой слезящиеся глаза, влетела в свою комнату и оттуда сразу же побежала в ванну: хотелось смыть с себя этот день. Я распустила тяжёлую причёску и ахнула… Сандал! Мои волосы пахли злосчастным сандалом! Интересно, как близко и как долго стоял Владыка за моей спиной, что его запах так сильно въелся в мои волосы? Я со стоном опустилась в воду и опрокинула в горячую пену сразу несколько сосудов с ароматными маслами. Вот же ж влипла!***
Совсем скоро, лежа в своей постели, я поняла, что покои Анкалимэ находятся уровнем ниже королевских, где я ее встретила, и вспомнила, что Владыка в течении недели отсутствовал точно так же, как и она. Заснула я с тяжёлым сердцем.