***
Я чувствовала чьи-то губы, нежно касавшиеся моего лица, ощущала крепкие руки, прижимавшие меня к сильному телу и тонула в невероятно приятной усталости, наполнявшей всё моё естество и окружавшей меня тёплыми волнами. В голове царила уютная пустота и я бездумно упивалась столь притягательным и родным ароматом, который сейчас, подобно кокону, окутал меня, внося в мои туманные, а оттого спокойные, грёзы толику волшебства и ещё одного трепетного чувства, которого моё сердце доселе не знало. По телу — от кончиков пальцев рук до самых пят — прошлась зыбкая приятная волна, словно кто-то провел мягким пером по каждой клеточке моей кожи, и всё это казалось мне таким правильным и естественным, что я улыбалась сквозь сон. Проснувшись, я долго и бездумно глядела на потолок с красочной лепниной, силясь вспомнить, как я оказалась в своей постели… Сознание подбрасывало мне яркие картинки: благоухающий дым костра, терпкое вино, мягкий ворс ковра и крепкие руки на моём теле. Неужели?.. В попытке спрятаться от своего же недалёкого прошлого, я попыталась натянуть одеяло на свою бесстыжую голову, и чуть не потеряла сознание. Это было сродни картинке с запахом, но наоборот. Я чуть не взвизгнула, когда почувствовала тот самый запах, что преследовал меня в самых сладких тайных мечтах и в самых чувственных фантазиях кошмаров. Перед глазами отчётливо встали события, в которых ведущую роль играл король. Я тоненько заскулила, пытаясь заглушить воспоминания. О, Эру! Что же мы вчера натворили? Как я допустила это? Как он позволил мне так забыться?.. Я выпуталась из объятий одеяла, и сконфуженно поняла, что совсем не одета. Как же я здесь оказалась?.. Моя одежда, аккуратно сложенная, лежала рядом на тумбе. Я спустила ноги на пол, продолжая кутаться в одеяло, и только в этот момент заметила на кровати огромную мантию цвета тёмной стали, подбитую изнутри белым шёлком, сдерживаемую спереди причудливой застёжкой из мифрила — любимого металла эльфов, со вставкой из чистейших топазов. Стало так стыдно, что к телу прилил жар, и я, сбросив одеяло обратно на постель, осторожно, не дыша подняла за край тяжёлую ткань. Внезапный порыв толкнулся где-то в груди, заставив прижать ткань к лицу и вдохнуть всей грудью столь притягательный аромат. Резко захотелось плакать, но я понимала, что это глупо — очевидно, Владыка не испытывает ко мне всепоглощающую любовь, чтобы сказать мне утром что-то типа «я тебя люблю, но мы не можем быть вместе». Я яростно потёрла глаза, быстро складывая тяжёлую ткань, и сразу же пошла в гардероб, чтобы найти какую-нибудь лёгкую сорочку и спрятать в своей сумке из того мира мантию Владыки: как говорится — око за око. Я усмехнулась от своих невесёлых мыслей, а следом поморщилась, когда поднималась с пола — казалось, меня заставили выполнять комплекс упражнений для растяжки всех связок и мышц, и это ещё не говоря о том, что низ живота неприятно ныл при каждом движении и вдохе. Неприятные ощущения чуть отступили, когда я вышла из тёплой купели, в которой разбавила целебные масла лаванды и дикой ромашки — теперь я ощущала небольшую усталость из-за тумана в голове, оставшегося после выпивки. В спальне, стоя перед зеркалом, я долго осматривала своё обнажённое тело с прилипающими к коже тёмными змеями волосами и думала, думала… Для меня эта сторона отношений между мужчиной и женщиной всегда оставалась за завесой тайны. Перед своей неудавшейся свадьбой я наотрез отказалась слушать наставления моих гувернанток о том, каким образом я должна сохранить свои отношения с будущем мужем, чем заслужила строгий выговор от maman, но всё это было лишним — в руках Трандуила я чувствовала, как моё тело поёт, хотя я и не знала, что и как нужно делать. А теперь я была одна… Одна в своих покоях. Одинока в своих мыслях. Я даже не могла поведать о своих терзаниях Мириэль. Как она может понять глупую человеческую девушку, что появилась во дворце считанные месяцы назад и сразу же пропустила такую оплошность? Надеюсь, Ар-Трандуил не определит меня в список своих наложниц… хотя вряд ли у эльфийского Владыки он есть. Да и если бы я ему хоть сколько-нибудь понравилась, я бы не проснулась в одиночестве. Я бы зависла в своих думах окончательно, но услышала стук в дверь и кинулась к кровати, чтобы подхватить мягкую хлопковую сорочку и нырнуть в неё. Я криво-косо вылезала из горловины, сетуя на влажную кожу, и, попав под луч солнца, обомлела: там, где падал свет, на руке возникли непонятные рисунки и узоры, светящиеся чуть заметным серебристыми светом. Я с недоверием разглядывала свои руки и даже ноги, задрав длинную рубашку, и недоумевала — не Трандуил ведь расписал моё тело так красиво и изысканно. Да и непонятные узоры возникали лишь на солнце, а в тени исчезали. Дверь распахнулась, и я от неожиданности подпрыгнула на месте, отходя в тень, когда в моей комнате возникла Мириэль. — Во имя Валар, Адель! Ты тут! — И тебе доброго дня! — я отвернулась, чтобы девушка не видела моих покрасневших щёк, вытаскивая из горловины длинные волосы, неприятно холодящие кожу на и без того прохладном воздухе. — А где я должна была быть? — Я заходила к тебе через час после того, как ты решила подняться к себе… Вот влипла! Шестерёнки заскрипели, подкидывая мне самые стоящие объяснения произошедшим событиям. — Я решила прогуляться по саду… На улице было слишком чудесно и тихо… Мириэль прищурилась, видимо, не совсем поверив в моё оправдание, но всё же кивнула. — Пойдём, я принесла тебе обед. — Обед? Я что, так долго спала? — я чуть не сшибла пуфик, завидев тяжело нагруженный поднос, и сразу же набросилась на рагу из кролика с красной фасолью. Мириэль усмехнулась, наливая мне воды. — Ты всё пропустила! Таур выехал на обход границ, взяв с собой своего второго советника, и теперь все сидят в своих покоях, не желая иметь дела с Талимоном… Я чуть не поперхнулась, когда услышала про Владыку, а Мириэль всё продолжала щебетать, носясь по комнате как маленький ураган и раскладывая по местам раскиданные вещи. Я иногда отвечала на её реплики, но всё ещё пребывала в своих мыслях… что-то не давало мне покоя, и я никак не могла разобраться в себе. Наверно, подруга списала моё странное поведение на усталость, а потому не стала задавать вопросов и, разжёгши камин, убежала, пообещав зайти вечером. Я долго сидела перед тёплым огнём, предаваясь своим мыслям, и какие-то непонятные мысли постоянно заставляли меня нервно вздрагивать. Я не понимала, списать ли это состояние на избыток алкоголя в моей крови либо на усталость, но я ощущала непонятную тревогу и моё сердце периодически заходилось в нервном галопе. Всё прояснилось, когда я услышала деликатно-тихое постукивание в дверь. Мои покои уже утопали в голубых сумерках, а огонь в камине уже превратился в золу, указывая на то, как долго я сидела почти неподвижно. Я кое-как проковыляла к двери, морщась при каждом движении, и приоткрыла тяжелый створки, выглядывая в коридор. Передо мной стоял первый советник Владыки Талимон. И сведённые к переносице брови говорили о суровой решительности эллона. И это не говоря уже о шести стражниках, стоявших за его спиной и ещё одной непонятной фигуре, чьё лицо было спрятано в глубоком капюшоне длинного чёрного плаща. Я уже хотела спросить, что заставило эту разномастную толпу прийти к моим дверям в мои покои, но благородный синда опередил меня. — Леди Аделаида. Согласно многочисленным донесениям жителей дворца, вы обвиняетесь в подрыве авторитета Владыки Трандуила и должны подвергнуться аресту в целях недопущения повторения подобного. — Я даже не успела окончательно вникнуть в слова Талимона, как он рывком открыл дверь, больно оттолкнув меня назад. — Стража, займитесь! Неизвестные мне воины в тот же миг схватили мои запястья и ловко надели на них оковы. Талимон, бросив на меня надменный взгляд, развернулся, взмахнув полами длинной мантии, а неизвестный в капюшоне последовал за эльфом. — Девчонку на первый уровень. Кормить с завтрашнего дня раз в сутки и никого не пускать. Первый советник быстро удалился, а молчаливый конвой подтолкнул меня в спину, пока я пыталась, наконец, сообразить, что же я сделала не так. Ведь… ведь не может такого быть, что кто-то видел нас вчера? Да и как согласился бы Трандуил на такой ужасный и унизительный метод? То есть, если бы Владыка хотел избавиться от меня, он мог бы сделать это каким-либо другим способом, не так ли? Зачем вмешивать в это Талимона?.. По дороге до нижнего уровня нам никто не встретился. Я молила Эру, чтобы кто-нибудь из моих знакомых попался на нашем пути, но замок словно опустел, и даже ни единого голоса не звучало под каменными сводами арок и переходов. С каждым моим шагом я замерзала всё больше и больше в своём легком одеянии и молчаливые слёзы стекали по шее вниз, иногда разбиваясь о цепи, в которые были закованы мои руки. Наверно, было бы не так обидно, если бы я знала, где провинилась, но слова советника о подрыве авторитета были настолько туманны, что, скорее, порождали больше вопросов, чем ответов… Я тихо лила слёзы, послушно шагая вперёд, пока мы не дошли до самого нижнего уровня. Здесь было шумно. Лесная прокладывала себе путь в горной породе, с грохотом разбиваясь о каменные берега, и я позволила себе разреветься, прижавшись к холодным железным прутьям, когда молчаливые воины захлопнули за мной металлическую дверь моей ловушки, и лишь когда слёз больше не осталось в моём замёрзшем теле, я оглянулась, пытаясь привыкнуть ко тьме, что клубилась по углам. Камера была средних размеров и представляла собой пещеру, выдолбленную в скале. Меньше минимума удобств — старое пыльное одеяло на полу и выдолбленная в полу дыра, видимо, использующаяся для нужд. Со стены прямо в отверстие стекала вода, из-за чего в камере было сыро и холодно. Мёрзли босые ноги, уже стёртые о камни ступеней. Я уселась на старое одеяло, обняв колени, а потом и вовсе легла, свернувшись калачом, чтобы стало хоть немного теплее. Было настолько холодно, что меня трясло, и вскоре я провалилась в тревожный сон.***
Меня разбудил звук открывающейся металлической двери. Голова раскалывалась от беспокойного сна, и я всю ночь думала о том, что неумение спать в любой позе и в любом месте — абсолютный минус воспитании тех, кто растёт в зажиточных семьях. Не хотелось открывать глаз, но чья-то рука мягко прошлась по моим волосам, а потом на моё дрожащее тело опустилось что-то тёплое и не пахнущее сыростью. Я поднялась, силой открывая опухшие от слёз глаза, и первое, что я увидела — обеспокоенное лицо незнакомого мне эльфа и поднос с тарелкой супа и металлической чашей с каким-то отваром. — Простите, госпожа, нам не разрешено говорить с вами, но Куталион просил передать, что постарается вызволить вас… — воин замялся. — Советник Владыки каждый день меняет стражников… думает, что вы способны подчинить их себе своими чарами, поэтому, пожалуйста, не забывайте есть и думайте о хорошем. Мы постараемся помочь. Синда ободряюще улыбнулся мне и быстро удалился, а на мои глаза снова навернулись слёзы. Я понимала — никто не сможет помочь мне кроме Владыки… если он захочет, конечно, вызволить меня отсюда, а обход границ, учитывая обширность владений короля, может занять недели… Я укуталась в тёплое одеяло, согревая озябшие ноги, и принялась за еду. Есть не хотелось от слова совсем, но я не намерена была так просто сдаваться. У меня было, что защищать, и если последние свои силы мне придётся бросить на то, чтобы помочь Великой Пуще очиститься от скверны — так тому и быть. Главное сейчас не растратить остатки тех самых сил, которые сейчас стремительно покидали моё тело. Это было так странно — чувствовать, как магия циркулирует вместе с моей кровью, не позволяя сдаться, заставляя дышать, хотя сейчас мне хотелось лишь ощутить на своей коже прикосновения солнечных лучей. Мне казалось, что сейчас это было единственным решением проблемы и Талимон знал, что делал, запирая меня в этой тёмной сырой клетке. Я ощущала ужасную сонливость, и, после небольшой разминки, снова свернулась калачиком на старом одеяле, накрываясь другим, и забылась тревожным сном.***
Я потеряла счёт времени. Я с трудом заставляла себя принимать сидячее положение и запихивала в рот скудный паёк, которым меня потчевали с подачи Первого Советника. Конечно, при хорошем подходе прожить на таком пропитании было бы возможно, но я не могла заставить себя съесть даже половину того, что мне приносили. Когда сонливость уходила, я прислонялась любом к прутьям решётки и подолгу всматривалась вверх — туда, где пространство было пронизано солнечными лучами и изредка раздавались голоса. Мне казалось, что эти моменты даруют мне силу, и я снова чувствовала тепло на кончиках пальцев. Мне ужасно не нравилось то, как моё обычно неприхотливое тело отзывалось на заточение. По примерным и довольно туманным подсчётам прошло всего лишь около девяти дней, а я уже чувствовала себя приведением. Мои скулы, обтянутые тонкой кожей, казалось, резко выделялись, а рёбра торчали как клавиши старого рояля. Однажды, проснувшись, я не смогла встать. Колени дрожали, и я еле поднялась в полный рост, хватаясь за голый скользкий камень. Я чувствовала, как дрожат мои мышцы, словно я провела здесь не чуть больше недели, а многие месяцы, и внезапно я почувствовала, как мягко пульсирует камень под моим ладонями. Я застыла, боясь спугнуть это приятное ощущение, а потом так же медленно опустилась обратно. Хоть я и не видела Леса, но он прекрасно чувствовал меня и ощущал моё присутствие, и я не могла не реагировать на это. Я никогда не думала о том, что можно так ярко ощущать своё тело и наполнявшую его душу, что сейчас медленно чахла в своей холодной измученной оболочке. Жизненная энергия утекала из меня так, словно я была сосудом, давшим течь, и сколько бы не цеплялась за краешек своего сознания, с каждым разом мне было всё труднее и труднее проснуться. Теперь стражники, принося мне еду раз в сутки, непременно трепали меня за плечо, в надежде разбудить, и каждый раз в глазах их я видела столько жалости, что мне тоже становилось жалко себя. Я уже не надеялась выйти отсюда. Зачем Владыке помогать мне и оспаривать слова своего ближайшего помощника? И даже если он вернётся, не будет ли уже слишком поздно? Однажды, после того, как меня разбудили и я поняла, что больше не смогу взять в рот ни кусочка, я подумала о том, как стояла бы на допросе перед Его Величеством, испытывая чувство стыда за ту ночь, последнюю в моей жизни, что я так случайно вырвала у судьбы. Тогда я усмехнулась и сразу же застыла от того, как странно и не реалистично прозвучал мой собственный голос на фоне грохота Лесной. Я лежала, вглядываясь в очертания воды, что стекала по стенам моей тюрьмы, когда услышала скрежет металла. Некто открыл металлическую дверь, и, распахнув её настежь, встал прямо под дверным проёмом. Я не могла чётко видеть, улавливала лишь силуэт, но их было двое — застывшая в дверях фигура и кто-то, стоявший позади. Я прищурилась, приподнимаясь на дрожащих локтях и не понимая, кто это может быть. Посетителей ко мне не пускали, а стражники приходили лишь утром. Я села, поджав под себя ноги. — Надеюсь, теперь ты довольна тем положением, в котором оказалась? Нравится медленно гнить в камере для орков? Женский голос неприятно резанул слух истеричными нотками и я сразу же узнала в посетителе Анкалимэ. Только вот что забыла эллет благородных сословий здесь, на нижнем уровне? Только если… — Зачем тебе это? — мой простуженный голос звучал так, словно я была заядлой курильщицей, и я сама испугалась его звучания, сразу же закрыв рот. — Зачем? — девушка тенью метнулась вперёд и схватила меня за горло, прижимая к стене и ногтями впиваясь в тонкую кожу. — Ты прибрала к рукам принца, а теперь, когда его нет, собираешься окрутить его отца? — я пыталась найти точку опоры, чтобы не задохнуться от хватки девушки, но ноги скользили на склизких камнях. Я даже представить не могла, что в этой нежной на вид эллет столько сил. — Ты всего лишь мелкая человеческая потаскушка, а половина дворца уже чуть ли не благословляют твоим именем — думаешь, тебе это легко сойдёт с рук? — Анкалимэ швырнула меня на пол когда, казалось, связь с реальностью уже была потеряна, и я закашлялась, стараясь восстановить дыхание. — Я делаю себе место при дворе уже без малого два тысячелетия и не позволю тебе отнять у меня всё, чего я добивалась, дрянь, — прошипела эллет, склонившись ко мне. Мне было настолько странным слышать всё это сейчас, когда я казалось бы, уже доживала свои последние часы, что мне уже было плевать — умру я сейчас или чуть позже. — Два тысячелетия? — я подняла голову, что взглянуть прямо в глаза девушке, — Какая жалость, и ты ни на шаг не приблизилась к цели… Резкий свист рассёк тишину и я почувствовала обжигающую боль на плечах и на груди, снова упав на пол. Анкалимэ остервенело кричала что-то осыпая мою спину ударами плети и я чувствовала, как лопается туго натянутая на костях кожа. Три удара… четыре… Видимо, в какой-то момент сопровождающий девушку эльф не выдержал и буквально выволок ту из моей камеры, с одной стороны избавляя меня от мучений, с другой — оттягивая уже столь желанную смерть. Я не чувствовала боли, лишь ощущала как капли крови медленно стекают по бокам, а по щекам медленно ползут дорожки слёз. Я знала, что Анкалимэ права, и я на самом деле так и останусь медленно доживать последние сутки своей короткой жизни здесь из-за недоброй прихоти всего лишь одной обиженной эльфийки. Никто не был виноват в этом. Возможно, кто-то и правда видел во мне угрозу, но ведь я не хотела никому мешать, и, если Анкалимэ думала, что я пытаюсь обворожить Владыку, то она ошиблась — я понимала, что та ночь была ошибкой, и не собиралась повторно лезть в ту же реку. К тому же как могла я, простая смертная, претендовать на что-то большее? Я кое-как, почти ползком, переместила своё тело на лежанку, морщась от боли при каждом движении, и притянула к груди второе одеяло, зарываясь в него лицом и позволяя рыданиям вырваться наружу. Всплеск эмоций приносил моральное облегчение, и спустя какое-то время я уже готова была бороться за свою жизнь дальше, и сознание мне уступило, позволяя забыться сном. Мне снилось яркое солнце и берег лесного озера, которых я не видела никогда в жизни. Над прозрачной, искрящейся солнечным светом, водой склонялись ветки цветущих вишен. Я очень хотела растянуть этот момент подольше, потому что прерывистый сон не позволял мне до конца окунуться в грёзы, но далёкие голоса, так редко доносящиеся на нижние уровни, меня разбудили. Телесные раны дали о себе знать сразу после пробуждения: я проснулась с лёгким ознобом, который потом сменился жаром. Обманчивое тепло заставляя моё тело трястись в агонии, и вскоре усталые мышцы начало сводить судорогой. Я прижалась к каменному полу щекой, рукой случайно задев поднос с провиантом — значит, стражник уже заходил ко мне, но так и не смогу разбудить. Вряд ли он увидел мою исполосованную спину, а может воинам велено было даже не заикаться о выходках дочери Первого Советника. Под моей щекой мягко пульсировал камень, сердце твердыни Ар-Трандуила, и я позволила магии, что обжигала меня изнутри, ища выход, плавно перетечь по моим рукам вниз, туда, где пульсировало каменное сердце, и в бреду мне снова слышались голоса. Мягкий женский голос то приближался, то отдалялся от меня, и была в нём смешана ярость и безграничная нежность, и я словно тянулась к нему в полудрёме… А потом на самом краю сознания я увидела ослепительный Свет, так похожий на солнечный. А сама упала во тьму.***
Мне было жарко. Я пыталась скинуть с себя тёплое одеяло, но при каждом движении чьи-то руки останавливали меня, и я словно на минуту снова впадала в забытье. Я слышала голоса совсем рядом, но не понимала о чём они говорят, но еще больше не понимала, почему меня не слышат. Я кричала о том, что горю, но успокаивающий шёпот снова усыплял меня, и я будто дрейфовала среди звёзд, пока снова не начинала слышать голоса. Я не чувствовала течения времени, но это пытка продолжалась долго, пока я не начала понимать, что проснулась, и единственное, что чувствую — тяжесть во всём теле и сильное головокружение, словно меня раскрутили на детской качеле и оставили лежать. На глазах и на лбу лежала влажная ткань, и я почувствовала, что лежу на чём-то мягком и тёплом… такого в моей камере точно не было. Единственным, что меня расстраивало, было то, что я ни то, что пошевелиться — даже звука издать не могла, а потому лежала, постепенно вникая в суть разговора. —… деревья просыпаются. Разве ты не почувствовал? — мягкий женский голос обволакивал, и я тонула в нём, как в мягкой уютной перине. — Она явилась — та надежда, которой ждали все эльфы Средиземья. Я чувствую это, мой друг. И ты это чувствуешь, но боишься признать. — И что я должен сделать, Галадриэль? Саурон скоро узнает об этом… его Око и так почти беспрерывно смотрит сюда. Я чувствую его, этот могильный холод и плавящий кожу жар… Что я смогу противопоставить, если он атакует? — Нет, Владыка! Он знает твою силу и боится её с тех пор, как твоя армия разбила орков под Эребором, а ещё больше он боится союза между тобой и посланницей Валар, а потому не сунется сюда. Мы возвращаем свою мощь… Послушай… — непонятное мне щебетание на эльфийском продолжалось несколько минут и я чуть не уснула, убаюканная мелодичной речью. — Она ещё совсем ребёнок и не умеет контролировать те силы, которыми её наделили. Ты ведь чувствуешь это… Эрин-Гален отзывается на её магию… — Я видел это, Галадриэль, — мужской голос был мне знаком, но почему-то сознание упорно отталкивало меня от сути происходящего, а у меня не было сил, чтобы напрягать память. — Но я не знаю, как ей помочь… Эру, я даже не узнал бы, что она медленно умирает в этой темнице, если бы не Куталион… — Ответ на самой поверхности, мой друг. — В женском голосе звучали лукавые нотки, словно она намекала собеседнику на вполне, казалось бы, очевидные вещи. — Чтобы защитить что-то, ты должен держать это как можно ближе к себе… — Что ты имеешь в виду?.. — Заключи союз. Возьми в жёны человеческое дитя и защити свой народ. Из Серых Гаваней приходят неожиданные вести — эльдар Бессмертных Земель ждут окончания похода хоббитов, чтобы вернуться в Средиземье… — девушка снова перешла на синдарин, а меня опять начало клонить в сон. — Защити её. Не зря ведь Эру отправил её на твой порог, Трандуил Ороферион… Осознание происходящего кольнуло острой иглой, но я уже тонула в водовороте сна, и сколько ни хотела, не смогла из него вынырнуть.