Аделаида

***

      События наваливались одно на другое с такой периодичностью, что мне казалось, словно за последние полгода произошло многим больше, чем за половину моей жизни. Из-за войны, которая обивала порог каждого живого существа, многие решения принимались быстро, и я был благодарен Владычице Лотлориэна за весомые советы, благодаря которым у всех нас появилась надежда на возрождение нашего рода. Периодичность, с которой в моём дворце происходили немыслимые и совершенно неожиданные события, пугала всех и каждого, и я лишь во время зачистки леса, предшествующей визиту правителя Дейла, имея в запасе огромное количество свободного времени, задумался о том, как это воспринимала их главная героиня. По правде говоря, я каждый раз боялся, что её и без того слабая психика будет поражена, но каждый раз Адель демонстрировала удивительную способность возрождаться из пепла, при этом по какой-то непонятной мне причине умудряясь стесняться своих эмоций. Я не понимал, из-за чего она так старательно подавляет свои слёзы и чувства и не имел достаточно смелости, чтобы сказать ей, что это не самая лучшая идея. В конце концов, это я знал по себе. С одной стороны я не хотел смущать её. Чтобы понять её, я проводил весь спектр её эмоций через себя, и всё никак не мог понять, почему она не может привыкнуть к моему обществу. Стесняется? Я понимал, что стеснительность её вряд ли когда-нибудь отступит, но привыкнуть, свыкнуться она должна была. Помимо того, что она уже находилась в статусе моей невесты, нас с ней связывало нечто большее, чем лишь формальности и церемонии. Я заявил свои права на неё, взял ответственность за неё, сам того не ведая, ещё задолго до этого. И я имел все основания подозревать, что она теряется именно из-за этого. Если читать между срок, даже Галадриэль намекала на то, что из-за произошедшего Адель считает себя не достойной всех тех почестей, что на неё свалились. Я же, в свою очередь, старался думать об этом как можно меньше, тем более в преддверии её переезда в мои покои. Я не хотел пугать её и делать что-то против её воли, а мысли о той ночи будоражили не самые светлые уголки моего сознания.       Ситуацию затрудняло ещё и то, что из-за её эмоциональных всплесков я не мог видеть её мыслей. Снова отдельные мысли, образы и картинки, но всё, что касалось меня, было донельзя размытым тем самым колоссальным чувством смущения и милого испуга, который она испытывала каждый раз.       Самым верным моим решением было не потакать её страхам. Я протянул ей руку, собираясь проводить до обеденной во время завтрака, и долго не мог простить себе ту панику, которая плескалась в её глазах и каждом нервном шаге. Зато я держал её маленькую ладошку и мог с уверенностью сказать, что в следующий раз она почти не испугается.       Я замечал её необыкновенное умение очаровывать с первого взгляда. Наивность юности, женственность и робкие взгляд располагали к себе каждого, а потом она делала абсолютно очаровательный и умный ход — ненавязчиво демонстрировала свои познания и внимательность вкупе с умением слушать и слышать собеседника. Мой второй советник, кажется, отныне и навеки был порабощен, безвозвратно попав под чары её наивности, а потом и его супруга, что была главной фрейлиной матери Леголаса, лично поздравила меня с помолвкой и выразила надежду на скорую свадьбу. Что ж, я и сам не мог знать, уместно ли это будет в столь напряжённое время, но одно я мог сказать с уверенностью — покуда мой сын и наследник не вернулся из своего продолжительного похода, я не мог этого сделать. Более того, я собирался взять в супруги посланницу великих Валар, дитя другого мира, которой надлежало в будущем стать Владычицей, и это событие не могло пройти в тихом семейном кругу. Не тогда, когда мы ждали победы и мира, а отношения с соседями, наконец, стали теплее, чем были раньше.       С каждой новой секундой я убеждался в правильности своего выбора всё больше и больше, и я не мог удержать свое внимание на чём-то, если Адель была рядом. Она была полна противоречий, и я никак не мог обуздать то непонятное чувство превосходства над всеми живыми существами, которое возникало, когда я говорил себе, что это юное прекрасное создание теперь моё. Без всяких разглагольствований по поводу права каждого на выбор, она была моей и признавала это, и я увидел это яснее всего тогда, когда, несмотря на все привилегии, которым я её наградил, она задержалась на шаг позади, без колебаний выбрала место по левую руку от меня и заняла свое место лишь после того, как сел я. Язык придворного этикета эльфов говорил сам за себя, но это не значило то, что я мог бы сделать что-то против её воли. Сквозь шум эмоций я чувствовал её интерес к моей персоне, благоговение и отголоски юношеской влюбленности, а может, и самую настоящую любовь. С одной стороны, сложись ситуация иначе, я бы отрёкся от её чувств и объяснил бы ей, что она еще слишком молода для того, чтобы губить свое сердце. Более того ради меня. Но положение было таким, каким было, и я мог лишь строить догадки относительно её настоящих чувств. Тут тоже все было не так легко, как казалось на первый взгляд, потому что одна часть меня говорила, что я не вправе буду решать за неё, если ей когда-нибудь наскучит моя компания, а другая часть меня была настроена оптимистичнее, и говорила в ней в основном моя уверенность в собственном превосходстве, которая исключала возможность того, что её чувства были лишь детской влюблённостью. Как бы там ни было, но решение уже было принято, хотя пока говорить об этом Адель, чтобы не волновать её раньше времени, я не стал. Ночью, сразу после зачистки, я собрал совет, где в присутствии всех своих советников официально провозгласил, что именно она станет полноправной правительницей в случае моей смерти. Это решение мне посоветовал в одной из своих писем Леголас, и, хорошо все обдумав, я решился на этот шаг, при этом запретив упоминать об этом при ком бы то ни было. Я был уверен, что мера эта была лишней, но я не мог оставить свой народ без подобающей защиты и поддержки ни в одном из сценариев развития событий.       В какой-то момент я настолько бесконтрольно потерял суть разговора с Талимоном, что решил перенести беседу в свой кабинет, и оставить Аделаиду на попечение её подруг. Уходя, я невзначай уловил её грусть и разочарование, что стало для меня большой неожиданностью. Теперь важным было не спугнуть её. Каждая секунда ожидания длилась как год и я бросал на песочные часы взгляд так же часто, как и Леголас во время своих занятий, когда он ещё носил деревянный меч и не отличался терпением. Воин с донесением прибыл за секунду до того, как я собирался прекратить все это и найти эту девчонку, чтобы спросить, почему я чувствую её эмоции сейчас так же ярко, как свои собственные. Я хотел знать, что она делает в моей голове и моих мыслях. Как только я оказался в пути до трапезной, где оставил Адель, мою раздражительность как рукой сняло. И снова было то же самое — она подскочила, лишь услышав мой голос, и испытала весь спектр доступных живому существу эмоций за те пару минут, что мы разговаривали наедине. Она успела побледнеть, раскраснеться, пульс её подскочил, а потом снова вернулся в норму. Мы вышли навстречу гостям за мост, и я ощутил лёгкую тревогу из-за предстоящих событий. Не такую, которая появляется в голове подобно знаку об опасности, а еле заметное неудобство, словно кто-то кончиком пера обводил болезненную рану. Аделаида же, кажется, ничего такого не ощущала, и я чувствовал только её лёгкую нервозность. Мне нравилось ловить её эмоции. Казалось, она ежесекундно испытывает такое разнообразие чувств, что простой человек уже давно слёг бы с заболеванием сердца. Наверно, именно эта сердобольность и чувствительность присуща таким, как она. Идущим на жертву не ради славы и почести, а из-за любви к окружающему миру.       Всё, что произошло дальше, случилось так неожиданно, что я впервые за многие тысячелетия растерялся. Сначала в её мыслях появились какие-то отголоски отчаяния, которые в долю секунды переросли то ли в мольбу, то ли в лёгкое раздражение, а потом я отчётливо услышал её мысли. Ей было холодно и она просила весну поторапливаться…       Она любила весну.       Уместно ли будет говорить, что это прозвучало как косвенный ответ на мой недавний вопрос об искренности её чувств? Я не успел взять себя в руки, когда обернулся на неё, а она посмотрела на меня такими непонимающими огромными глазами, словно пытаясь предугадать мою реакцию. Только в эту секунду я обратил внимание на то, как легко и не по погоде она одета. Видимо, всё это время Адель упрямо пыталась противостоять морозу, которая заставил её щеки снова покрыться лёгким румянцем, а по рукам то и дело бегали волны мурашек. Глупая, глупая девочка.       Дальнейшие мои действия тоже с трудом поддавались объяснению, но я понял, что единственный способ её согреть сейчас не вяжется с ситуацией, в которой мы находились, ибо времени отправлять кого-либо за одеждой не было. Я распахнул полу мантии, надеясь, что она поймёт, что от неё требуется, и она поняла, хоть и не сразу. Сначала на лице её отразился испуг, неверие и доля непонимания. Я услышал её вновь ускорившееся сердцебиение, но даже не успел определить тот момент, когда она приняла решение и, сократив оставшееся между нами расстояние, прижалась ко мне.       Это ощущалось так, будто я оказался внезапно в цветущем саду или на залитой солнцем поляне среди леса, хоть она и была холодной и дрожала как осенний лист на ветру. Она пахла так же, как и в ту ночь — фрезией и фиалкой, а ещё солнцем, хоть этот аромат нельзя было идентифицировать. Мне показалось, что так пахнут только чистые души, и я в очередной раз с удовлетворением подумал о том, как необыкновенно мне повезло с тем, что она была предназначена мне, а не кому-то ещё. Через пару минут она уже расслабилась и тихо сопела мне куда-то в рёбра, а я всё так же продолжал ритмично гладить её по худой узкой спине, думая о том, как сильно хотел бы встретить её многим раньше. В те времена, пока моя душа не успела погрязть в омуте сомнительных сиюминутных удовольствий. Возможно, я бы смог полюбить её по-настоящему и не допустил бы стольких ошибок. Возможно, у нас родились бы дети — маленькие полуэльфята с магией в крови, с крошечными остренькими носиками как у неё и с моими глазами.       Но ей достался, наверно, самый сложный эльф из всех возможных, и я прекрасно понимал положение, в которое она попала. Для неё я был слишком умудренным жизнью, слишком жёстким и холодным, и, что греха таить, после того, как Леголас научился уверенно держать мечь, я разучился выражать свои чувства так, как это нужно. Потому что не было никого, для кого я хотел бы их показывать. Я лишь надеялся на то, что она никогда не узнает о некоторых не самых светлых страницах моей жизни. Я не хотел породить в ней недоверие ко всем мужчинам лишь из-за своей нескромной персоны и не хотел бы, чтобы она чувствовала себя обязанной мне чем-то.       Самый волшебный цветок в моих чертогах сейчас был в моих руках и она с нетерпением ждала первых гостей, которых ей необходимо встретить, будучи в статусе невесты великого и ужасного Владыки Леса.       Вскоре гости уже были на нашем пороге. Как и всегда, люди впадали в состояние немого шока при виде представителей Дивного Народа, а Адель вызывала в них двоякие чувства. Некоторые с удивлением убеждались в том, что моей невестой на самом деле оказалась человеческая девушкой, женщины искали в ней лишь им видимые изъяны, некоторые завистливо отводили взгляд, словно бы не замечая её, но мужчины испытывали намного более разнобразную гамму чувств. Я бы никогда не взялся осуждать чужой выбор, но некоторые люди в этом плане были не очень сдержанными. Мужчины во всю строили предположения, каким образом совсем ещё юная человеческая девушка могла заинтересовать короля великого эльфийского государства. Теперь я понимал, в чем крылся корень того страха и смущения из-за той ночи, о котором говорила Галадриэль. Люди были не очень осмотрительны в своих предположениях, но имело ли это значение после того, как она стала моей невестой? Как бы там ни было, король Бранд, один из самых деликатных из присутствующих мужчин, был напрочь очарован Адель. Она смело ответила на приветствие гостя, и я впервые за долгое время ощутил настолько сильную гордость. Она справлялась со своей ролью и я решил дать ей ещё одно занятие, чтобы отвлечь от переживаний: она должна была организовать приветственный обед в моё отсутствие. Хоть и необходимости в срочной беседе с королём людей, по правде говоря, не было, но я хотел, чтобы все поняли, насколько значимой персоной является моя молодая невеста. Я хотел, чтобы, несмотря на её происхождение, её научились воспринимать всерьёз, потому что она и правда была очень способной.       Разговор с владыкой Брандом шёл очень долго. Были пересмотрены многие соглашения и совместно мы составили план доставки вина в следующем месяце и разработали наброски несколько новых крупных проектов. В обеденный час в дверь постучали: Аделаида распорядилась принести ужин.       День прошёл продуктивно и быстро, и по его итогу король Бранд вышел из моего кабинета довольными проделанной работой, а я всё прокручивал в голове ближайшие перспективы. Если исход войны будет благоприятным для нас, спроектированные соглашения выведут казну в большой плюс. Через какое-то время азарт превратился в усталость и небольшую раздражительность, видимо, сказывались бессонные ночи, проведённые в зачистке. Всё же даже эльфам иногда был необходим сон. Мне необходимо было позвать Талимона для того, чтобы передать ему готовые заметки, и, подходя к двери, я услышал то, что не ожидал услышать у дверей своих рабочих комнат — прямо напротив моей двери разговаривали две эллет. Один голос — звонкий, высокий и чистый — принадлежал, несомненно, Анкалимэ. Второй, нежный и томный, огранённый медленным говором и придыханиями, я узнавал тоже, но я всем сердцем надеялся, что это не та, о ком я думаю. Стоять за дверью и подслушивать я не намеревался, и толкнул дверь в тот момент, когда ладонь эллет, пальцы которой были унизаны перстнями с сияющими в темноте камнями, что стоили не одно состояние, как раз потянулась её открыть. А вместо этого упёрлась мне в грудь. Анкалимэ сразу же согнулась в поклоне, параллельно демонстрируя шикарный вырез черно-бордового бархатного платья, а её собеседница застыла, глядя на меня огромными зеленовато-янтарными глазами. Талиэль. Я знал этот взгляд. Знал эти руки. Точеные пальцы на фоне крупных камней казались нежными и хрупкими. Знал даже эти кольца. В конце концов, большую их часть некогда подарил ей я. Сердце, кажется, то ли застыло, то ли ускорило свой темп настолько, что количество ударов было уже не сосчитать.       — Талиэль…       — Милорд Трандуил… Рада вас приветствовать, — эллет присела в идеальном поклоне, на секунду прижав ладонь к глубокому и сочному декольте. На шее блеснуло обсидиановое ожерелье со вставками из розового золота. — Я так надеялась увидеть вас во время обеда, чтобы поприветствовать лично…       — Что ты здесь делаешь?       Стражники, кажется, вздрогнули от моего тона, да я и сам не мог объяснить такой резкости своей реакции.       — Вы не рады меня видеть? — на идеальном лице появилось напускное недоумение, и эллет захлопала глазами, томно захихикав, словно бы позволяя любоваться своим талантом мастерски изображать эмоции.       — Анкалимэ, я думаю, тебе пора к себе. Стража, можете быть свободны. Пусть смена заступит в полночь.       Мне стоило попытаться убрать эту нелицеприятную сцену хотя бы от их глаз, тем более, что Анкалимэ язык за зубами держать умела так же хорошо, как гномы — вальсировать.       Молча наблюдавшая до этого эллет вмиг насупилась, но тут же попыталась взять себя в руки; поклонилась, качнув идеальной грудью, и я подумал, что не переживу эту ночь. Я обернулся к виновнице переполоха лишь тогда, когда шаги стихли вдалеке.       — Что ты здесь делаешь? — ответа на этот вопрос я ожидал больше, чем чего-либо ещё. Церемониться и вести беседу с этой женщиной было опасно, и, что самое страшное, опасность эта грозила не мне.       — Владыка Бранд решил, что, раз уж нас связывает старая… дружба, я должна присутствовать в его свите. Как я смела отказать? Моё место при дворе его Величества не позволит мне отсидеться в стороне, — она снова захлопала глазами, сиявшими в неровном свете факелов, традиционно украшавших эту часть замка, и её ладонь снова легла на мою грудь. Коготки мягко скользнули по ткани.       — Всё конечно, Талиэль. Я уже говорил тебе это, а теперь вынужден повторяться, — я наклонился вперёд, перехватывая её руку и заглядывая в её глаза. — Если ты хоть словом или действием дашь Аделаиде повод для подозрений, можешь забыть о том, что я могу быть милосердным. Ты меня поняла?       — Ах, неужели она ничего не знает? — эллет сверкнула зубами, притягивая мою руку ближе к себе. — Бедная девочка! Ещё не знает, насколько её повелитель страстен? По правде говоря, Трандуил, я не могла себе представить, что тебя привлекают такие невинные милые овечки…       Выдернув руку из цепкой хватки, я, резким движением, одной рукой перехватил её запястья, впервые увидев настоящую эмоцию на её красивом личике, когда сжал её руки слишком сильно.       — Ты услышала всё, что я тебе сказал, Талиэль? — я сжал её запястье ещё сильнее, услышав, как она зашипела. — Ты забываешься. Посмотри ещё раз, с кем ты говоришь и послушай внимательно: если хоть одно твоё слово дойдёт до моей невесты, можешь бежать так далеко, как сможешь, но даже это тебя не спасёт. Ты сама знала, в какую игру ввязываешься, поэтому не строй из себя брошенную. Я тебе сразу сказал, какую роль ты играешь и на какой срок, поэтому сейчас устраивать мне сцены не смей, поняла?       На лице девушки появилась ещё одна эмоция. Она сжала губы в тонкую полоску, и глаза её бегали по моему лицу, видимо, в надежде, что я всё равно выберу её. Какой бред… Я резко отпустил её, и она покачнулась, сразу же отступив на несколько шагов. Буквально мгновение, и она снова любезно улыбнулась, склонив голову.       — Я вас поняла. Доброй ночи, Господин.       Я наблюдал, как она, виляя бёдрами идеальной формы, удалялась по коридору.       Красивая. И коварная.       Я познакомился с ней, когда Дейл ещё не успел восстановиться из руин и существовал под видом нищего городка на озере — Эсгарота. Мне не нравился этот город. Сырой и серый, пропахший рыбой, он нуждался в поддержке и пока оставался важной торговой точкой, из-за чего мне часто приходилось наносить визиты туда. Талиэль была приближенной бургомистра, что правил в те давние дни, тщеславного и жадного, как и многие предшествовавшие ему, и я сразу же заприметил яркую и дерзкую полуэльфийку среди серых и унылых лиц. Она была прекрасна, но лишь лицом и телом. Всегда знала, чего я хочу, и со временем визиты к ней стали частью моей жизни на несколько десятилетий вперёд. Не могу сказать, что довольствовался лишь ею одной, но ей единственной я преподносил щедрые дары. Видимо, это стало поводом того, что Талиэль понадеялась занять место подле меня.       Я возвращался в свои покои, думая о том, что будь всё по-старому, сегодняшняя ночь завершилась бы другим образом. А с учётом того, что обе эллет собирались войти в мой кабинет и как вульгарно они были разодеты, вариантов получалось даже несколько. Но всё было иначе. И, несомненно, я был рад тому, что проведу ночь в своих покоях.       Я почувствовал её присутствие ещё до того, как зажёг новые свечи взамен потухшим. Она лежала на второй половине огромной кровати, что пустовала долгие тысячелетия, и прижимала к себе уголок объёмного одеяла. Я подошёл к ней лишь после того, как подкинул в догорающий камин поленьев: Полдон упоминал, что из-за обильной кровопотери она будет мёрзнуть по ночам, а я и так боялся, что после сегодняшних событий она заработает себе простуду или что серьёзней. На полу с её стороны грудой лежал кружевной пеньюар и я с замиранием сердца подумал о том, во что её вырядили придворные эллет. Хотелось коснуться её щеки, снова ощутить нежность волос, но я понимал, что не могу её так обидеть. Возможно, ей придётся прожить со мной бок о бок бесконечно долгие годы, и я не хотел, чтобы она считала меня тираном.       Перед сном я посетил купель, а потом уснул, разглядывая нежные черты лица своей невесты. Она спала беспокойно. Я знал, что Полдон велел поить её успокоительными травами перед сном, но они не лишали сновидений, лишь делали их поверхностными, а сон — глубоким. Адель иногда что-то бормотала, обеспокоенно хмурилась, а иногда её дыхание сбивалось. Я надеялся, что со временем неприятные впечатления и страх сгладятся, и сон её станет спокойным, но это было процессом сложным, учитывая то, что Алдарон пророчил ей вечную жизнь, о чём я никак не мог ей сообщить. Я боялся, что эта мысль напугает её, да и на самом деле — какая из моих затей обозначала для неё спокойное времяпровождение? Но, как бы там ни было, теперь она была рядом.       Я протянул руку, осторожно убрав длинную прядь, падающую на её лицо.       Теперь она и правда моя… И я намерен был охранять её спокойствие как самое дорогое, что у меня было.