Избранный

По мелким, едва заметным признакам Е Цзунь почти сразу понял, что Шэнь Вэй увлёкся смертным, но старался сохранить всё в тайне от брата. Поначалу Е Цзунь был уверен, что вскоре либо Шэнь Вэй образумится, либо тот человек умрет, и брат будет снова всецело принадлежать ему. Однако время шло, но ничего не менялось: брат всё так же время от времени надолго исчезал и, возвратившись, не рассказывал, где и с кем был. И чем внимательнее был к нему Шэнь Вэй после долгих отлучек, тем больше Е Цзунь убеждался в том, что его подозрения не беспочвенны, и брат старается загладить свою вину, не дать понять ни словом, ни жестом, что кто-то другой стал ему дороже. Но запах человека за то время, что они были вместе, настолько прочно въедался в кожу Шэнь Вэя, что Е Цзунь не мог этого не почуять, как и того, что брат стал на краткий миг замирать перед тем, как ответить на его ласки, словно делал над собой усилие. Чтобы узнать побольше, Е Цзуню пришлось держать при себе свои догадки. Это жутко бесило, но придавало ещё большей остроты их отношениям, потому что теперь Шэнь Вэй, опасаясь, как бы не раскрылась его тайна и Е Цзунь не растерзал его пассию, позволял брату намного больше, чем раньше, и уже не пытался разыгрывать драму перед тем, как завалиться с ним в постель. Соглядатаи, которым Е Цзунь приказал следить за старшим братом, принесли только неутешительные вести. Оказалось, что тот парень — Охотник, так что прикончить его простому вампиру не так-то просто (проверено на нескольких обычных вампирах, посланных его убить). А через несколько лет Е Цзунь узнал, что Шэнь Вэй и Кунь Лунь (так звали Охотника) вместе ходили к ведьме, что колдовала над превращением вампира в человека. Так, значит, брат хочет променять вечность с ним на жалкое существование с каким-то человечишкой? А как же он? Неужели он останется навсегда один? Этого Е Цзунь стерпеть не мог. Он решил, что пришла пора ему лично вмешаться и прикончить и ведьму, и этого смертного, будь тот хоть трижды Охотником. И тогда брат снова будет с ним. Два сильнейших Первородных. Вместе в вечности. А тот человечишка неизбежно вскоре сотрётся из памяти. Дождавшись, когда брат поехал на собрание глав вампирских кланов, Е Цзунь отправился в забытую богами деревушку, где жил Охотник, намереваясь уничтожить его, но начал с ведьмы. Убить её оказалось как-то слишком просто. Даже неинтересно, что всё случилось так быстро. Поэтому с Кунь Лунем он решил сначала поиграть, чтобы получить удовольствие не только от факта самой мести, но и от процесса. Притворившись братом, он постучал в дверь хижины, где обитал Охотник. — Шэнь Вэй! Не ожидал, что ты вернёшься так скоро! — обрадовался хозяин — молодой худощавый мужчина, чьё лицо украшали короткие усы и бородка, подчёркивавшие большие чувственные губы. — Я соскучился по тебе, — сказал Е Цзунь, приникая к этим губам. — Я — тоже, — прошептал Кунь Лунь, целуя его с такой страстью, что Е Цзунь чуть не забыл, зачем сюда пришёл. В отличие от серьёзного Шэнь Вэя, не любившего смешивать удовольствие с делом, Е Цзунь был не прочь совместить их, поэтому, надавив на плечи Кунь Луня, спросил: — Покажешь, как сильно ты по мне скучал? Охотник лукаво взглянул на него снизу вверх и, откинув полы его ханьфу, принялся за дело. Его губы оказались весьма умелыми, а он сам — довольно искушенным в деле «игры на флейте», так что Е Цзунь остался доволен, что не стал сразу его убивать. Возможно, за такие таланты стоило сохранить ему жизнь. Не будь Кунь Лунь Охотником, Е Цзунь обратил бы его и даже принял в семью, чтобы внести приятное разнообразие в их устоявшуюся и довольно скучную из-за дурацких правил брата жизнь. Он представил, как его брат трахает Кунь Луня, который в это же время отсасывает ему, и снова почувствовал прилив возбуждения. Как приятно будет вонзить ему в спину ногти, вынуждая двигаться в нужном темпе, и наблюдать, как в глазах брата разгорается то же тёмное пламя, что сжигало изнутри его самого… Захотелось немедленно впиться клыками в синюю венку, пульсирующую у основания шеи Кунь Луня и отыметь его так, чтобы просил то пощады, то не останавливаться. Е Цзунь поднял Охотника, притягивая его к себе. — Твои глаза, они стали красными, — заметил Кунь Лунь и вдруг напрягся, заподозрив неладное. Затем попытался высвободиться из его объятий. — Шэнь Вэй, что-то случилось? — Пока — ничего, кроме тебя, — услышав имя брата, ухмыльнулся Е Цзунь, удерживая его. — Ты не Шэнь Вэй, — догадался Охотник и, выхватив из волос скреплявшую узел на темени резную деревянную шпильку, всадил её в грудь вампира. Шпилька была сделана из древнего дерева, которое люди называли деревом добродетели, и, придись удар на цунь [1] ниже, это надолго обездвижило бы Е Цзуня, но простая рана только разозлила его. Он отшвырнул Кунь Луня от себя с такой силой, что при падении тот проломил спиной деревянный столик, и вытащил из груди шпильку. Отбросив её в сторону, прокомментировал: — Неплохая реакция, однако, чтобы одолеть меня, этого недостаточно. Человек вскочил на ноги и бросился к стене, чтобы пустить в ход висевшее на ней оружие, но Е Цзунь оказался быстрее и перехватил его. Не имея возможности воспользоваться привычным оружием, Охотник отбивался от него руками и ногами. Е Цзунь тоже не спешил пускать в ход клыки, поскольку давненько не встречал столь сильного противника, и хотел насладиться борьбой. В процессе драки они переломали почти всю мебель и порвали друг на друге одежды. — Сколько страсти! — выразил своё восхищение Е Цзунь. — Если бы ты проявлял её в постели, пожалуй, я не только сохранил бы тебе жизнь, но и даровал тебе вечную молодость и силы, о которых ты можешь лишь мечтать. Что-то дрогнуло в непреклонном до этого лице Охотника, и Е Цзунь, поняв, что его слова попали в цель, продолжил: — Как жаль, что мой брат не ценит упругости твоей кожи, которая вскоре увянет, а через несколько десятков лет и вовсе превратится в прах. Будь я на его месте, то давно уже обратил бы тебя… На лице Охотника отразилось смятение. Несмотря на это, он возразил: — Ты заговариваешь мне зубы, чтобы отвлечь от борьбы и выпить мою кровь. А Шэнь Вэй желает мне добра, поэтому не хочет, чтобы я стал вампиром и навеки погубил свою душу. — Бла-бла-бла-бла… Можно подумать, он не пил твою кровь. Узнаю ханжеские высказывания моего брата. Двойные стандарты в действии. Хочет выглядеть благороднее, чем на самом деле, и говорит одно, но делает другое. Я же говорю правду и готов дать тебе своей крови в обмен на твою. На кой чёрт тебе эта мифическая душа, если вместо этого ты получишь вечную жизнь? — Твои речи звучат весьма заманчиво, но откуда мне знать, что ты не обманешь? — Охотник уже начал торговаться, а это значило, что на самом деле он жаждет, чтобы его обратили, просто хочет гарантий, ну, и, сохранить лицо, конечно же. Е Цзунь прекрасно понимал, что Кунь Лунь был готов капитулировать, но в силу воспитания и статуса Охотника не мог сказать этого вслух, однако его тело, которое, скорее, уже не боролось, а обнимало вампира, кричало о том, что он готов отдаться недавнему врагу в обмен на вожделенное бессмертие. — На самом деле мы с братом очень похожи не только внешне, и зачастую нам нравятся те же самые вещи и люди, — вкрадчиво проворковал Е Цзунь. — Ты мог бы любить нас обоих и получать в ответ вдвое больше любви, — продолжил он и поцеловал основание шеи Охотника. Если того хотел, Е Цзунь умел доставлять удовольствие. Другое дело, что обычно он предпочитал, чтобы удовольствие доставляли ему. — Вы действительно очень похожи, — зажмурившись, признал Кунь Лунь. — В знак своих добрых намерений я дам тебе отведать своей крови, чего до этого не удостаивался ни один смертный, — с этими словами Е Цзунь прокусил своё запястье и поднёс его к губам Охотника. Тот с жадностью присосался к ранке, не позволяя пролиться ни одной капле. С выражением торжества на лице Е Цзунь смотрел на то, как Кунь Лунь пьёт его кровь. Пожалуй, такая месть брату была гораздо лучше его первоначального замысла. — Благодарю, — сказал Охотник, когда рана вампира затянулась. — Не стоит благодарности, — ухмыльнулся Е Цзунь. — Просто будь хорошим мальчиком и позволь мне убить тебя, чтобы завершить обращение. Будет немного больно, но тебе понравится, — пообещал он, хватая Кунь Луня и бросая его на постель. — Тебе ведь к такому не привыкать. Остатки разума и инстинкт самосохранения пробудились в Охотнике, и он попытался отбиваться, но это лишь раззадорило Е Цзуня, который с остервенением принялся рвать остатки одежды на Кунь Луне, придавливая его к ложу и оставляя ссадины и засосы на его бледной коже. — Тебе обязательно насиловать меня? Это нельзя сделать по-другому? — Что, передумал? Поздно. Раньше нужно было отказываться, а теперь изволь выполнять свою часть уговора, — захохотал Е Цзунь, раздвигая его ноги и проталкиваясь внутрь без всякой подготовки. До этого он дрался вполсилы, но теперь держал запястья Охотника железной хваткой, прижимая его к ложу и не позволяя вырваться. На глазах Кунь Луня выступили слёзы, но вскоре он расслабился и стал приподнимать бедра навстречу мощным толчкам Е Цзуня. — Хороший мальчик, — похвалил его Е Цзунь и, кончая, впился клыками в яремную вену. Наслаждение сразу стало намного острее. Почувствовав, что жизнь утекает из его тела, Охотник дернулся, пытаясь вырваться, но Е Цзунь не собирался отпускать свою добычу и, наслаждаясь его агонией, продолжил вбиваться в слабеющее тело. Через несколько минут Охотник испустил дух, и Е Цзунь откинулся на подушки, чтобы передохнуть. Давно он не испытывал такого кайфа. Однако этот кайф ему вскоре поломали, сначала — ведьмин кот, а потом — родной брат, явившийся учинить разборки. И если кота удалось быстро вышвырнуть вон, то совладать с разъярённым Шэнь Вэем оказалось намного сложнее. Недовольный тем, что его вывели из стояния послеоргазменной неги, Е Цзунь стал намеренно злить брата. Он нарывался так уже не в первый раз, надеясь, что Шэнь Вэй накажет его самым приятным способом, жёстко отымев тут же у остывающего трупа Охотника, а потом Е Цзунь расскажет правду об обращении и брат простит его, когда Кунь Лунь оживёт. А потом они заживут ещё лучше, чем прежде. Кто ж знал, что Шэнь Вэй будет так зол, что пустит в ход шпильку Кунь Луня, только, в отличие от Охотника, не промахнётся… Не ожидал Е Цзунь ещё и того, что брат окажется настолько жесток, что запечатает его в подземном склепе. Если бы не выпитая им перед этим кровь Охотника, наверняка, вскоре Е Цзунь лишился бы последних сил и впал в вечный сон, подобный смерти. Но эта кровь позволила воззвать к тому, кого он недавно обратил, и приказать освободить своего создателя. Новорожденный вампир ничего не знал о связи упыря и его создателя, поэтому был сбит с толку, когда, едва пробудившись и утолив голод первым встречным, зачем-то направился искать какую-то пещеру в горах. Однако, чем ближе подходил к своей цели Кунь Лунь, тем больше завладевал его разумом Е Цзунь. Поэтому заставить Кунь Луня снять печати с саркофага и вытащить шпильку из своего сердца оказалось намного легче, чем дозваться его. Именно тогда Е Цзунь поклялся, что непременно отплатит брату той же монетой. Е Цзуню нужна была свежая кровь. Он заставил бывшего Охотника поймать и привести в пещеру полного сил человека, потом — ещё нескольких. Только тогда, когда Е Цзунь полностью восстановил силы, они с Кунь Лунем смогли выбраться из пещеры и отправиться на поиски Шэнь Вэя, однако тот бесследно исчез. *** Кунь Лунь действительно оказался полезным, однако Е Цзуню пришлось потратить немало сил и времени, чтобы вправить ему мозги прежде, чем тот превратился в идеального соратника. Кто знает, как Е Цзунь пережил бы столь долгую разлуку с братом, если бы не его компания? Казалось бы, им и без Вэя было неплохо, но обида на брата не утихала, подогревая желание рано или поздно отомстить ему за всё. Сменялись эпохи, города, страны — всё это проносилось мимо, не оставляя в его душе следа. Мир менялся, и Е Цзунь менялся вместе с ним, приспосабливаясь к научным и техническим новинкам. Лишь одно оставалось неизменным — желание разыскать Шэнь Вэй. Он продолжал колесить по свету, пока в голову не пришла неожиданная мысль: что, если не искать брата, а вместо этого подождать, пока тот сам его найдёт?