Когда долг убивает любовь

С каждым днем Старомест наполнялся прибывающими людьми, сквайрами и камердинерами, что обустраивали снятые для своих лордов дома и квартиры, а над городом не прекращая, летали вороны, телеги с провизией колонной въезжали в незакрывающиеся ворота города, а в порт зашли корабли Пентоса и Браавоса, присоединившись к флагманским кораблям Железнорожденых и Редвинов. Накалялось ожидание, которое стало почти осязаемым, когда через ворота города выехал картеж охраны в черно-красных доспехах, везущий в сторону Звездной септы трон, закрытый черно-красным полотнищем. И теперь люди, что посещали Звездную септу, не могли не бросить взгляд на отгороженный постамент, под охранной рыцарей, гадая, строя предположения и пересказывая слухи, что слышали от знакомых. Тирион довольно улыбался, когда до него долетали легенды и истории, половину из которых пустил в народ он сам, но вот нахождение в комнатах, стараясь не показываться на улицах, чтобы не привлекать внимание, начинало тяготить. Когда как король практически не появлялся в их небольшой снятой комнатке, наслаждаясь последними днями свободной жизни и пользуясь тем, что его еще никто в лицо не знает, днями гулял по улице, закутавшись в плащ. Через несколько дней после короля в город в сопровождении нескольких лордов Штормовых земель прибыл лорд Баратеон. Джендри проводил почти все время с королем, было видно, что простота и искренность парня, которую Эйгон замечал и ранее, импонировала королю. Лорды Штормовых земель были этому рады. А в один день они все вместе пришли в Звездную септу. Где в специальном алькове, чтоб не привлекать излишнее внимание, в присутствии свидетелей - лордов Штормовых земель, Верховный септон провел обряд именаречения. - Кто представляет этого человека Семерым? – как в тумане слышал стоя на коленях Джендри. - Его представляет Эйгон Таргариен. Его сюзерен, - Эйгон избегал называть себя королем при Верховном септоне, тот все еще неизменно называл его принцем, указывая, что тот станет королем, только после коронации. - Кто он? - Сын Роберта Баратеона, Джендри Баратеон, Верховный лорд Штормовых земель, Лорд Штормового Предела. - Да будет так, - проговорил Верховный септон, опуская ладонь на голову лорда, в другой руке держа сияющий семигранный кристалл. То, что началось на пиру в Винтерфелле было завершено, Верховный септон поставил точку в вопросе законности сына Роберта Баратеона, последней надежды их рода. Очередная прогулка короля сопровождалась, довольным открывшимися возможностями лордом Баратеоном и не слишком довольным их беспечностью сира Ричарда. Редко, так как был узнаваем в своем родном городе, сира Ричарда заменял сир Хамфри Хайтауэр, но и этих редких случаев хватило, чтобы показать королю самые веселые и достопримечательные места Староместа. Эйгон словно только что увидел жизнь во всей ее красе, хотя и предполагал, что улыбки, смех и легкость, что поселились среди горожан, были навеяны ожиданием приближающегося торжества и предвкушением турнира, к которому уже заканчивали строительство трибун и шатров. Джендри не мог прекратить улыбаться, пока они обсуждали, на ту ли улицу они свернули, и нисколько не расстраиваясь, в очередной раз заблудившись. Лорд поймал себя на мысли, что виды жизни горожан теперь вызывают умиление, а не сожаление, что отсутствие бьющихся под коркой вопросов «Что сегодня я буду есть?», «Где спать?» и «Как выжить?» смягчает взгляды и позволяет вздохнуть полной грудью, по крайней мере, пока основной груз забот только маячит в перспективе. О том, что привыкнуть к лордству так легко Джендри даже не задумывался, позволяя себе немного веселья, когда уворачивался от бросившегося под ноги визжащего поросенка и когда утягивал с пути, бегущего со всех ног за поросенком мясника, зазевавшегося и смеющегося короля. Эйгон отвлекался на каждый шум, на каждую картину мирного быта, словно заставлял себя впитывать, вспоминать забытую сторону жизни. Не темные стены Драконьего камня, где он по большей части сидел, уткнувшись в книги, не почти опустевшее и мрачное поселение на острове, не суетливый, деловой Браавос, где мысли были только о необходимости завершения дел, а именно Старомест с его текущей жизнью, заставил Эйгона вспомнить ту жизнь, что он видел и ощущал в Винтерфелле и Зимнем городке, до Дозора, до Иных, до войны. Женщины, что стирали белье в реке, а потом вывешивали его на верхних этажах домов, перекидывая веревки через улицу, как гирлянды, мальчишки, что тут же ловили рыбу, с улюлюканьем разбегаясь, когда их разгоняли гвардейцы, шумные споры в очереди к цирюльнику, торговля, набирающая все больше обороты, развертывание многочисленных театральных площадок, барды распевающие песни. Эйгон с самозабвением окунулся в этот шум, потому что только окружающая его жизнь могла вытеснить из воспоминаний смрад смерти и ужаса, что много лет были его вечными спутниками. Мужчина чувствовал, что с каждым смехом, кошмар прожитого становиться все дальше, позволяя с надеждой смотреть в будущее. В отличие от короля и лорда Бартаеона их сегодняшней охране было не до веселья и смеха, когда они нырнули на улицу забитую толпой. Сир Ричард Лонмаут несмотря на окружающие их веселье и шум хмурил брови, крепче сжимая спрятанный под плащом меч, следя как король и лорд Баратеон протискивались сквозь гудящую толпу на улице района Цитадели и смеялись, когда до них долетали излишне чувственные и эмоциональные декламации стихов, что перекрикивали, из открытых напротив друг друга окон, два школяра-поэта, устроив импровизированное состязание. Район Цитадели был самым невероятным и противоречивым местом, которое когда-либо видел Эйгон. Именно сир Хамфри и его брат Гюнтор, как только скрылись от бдительных очей лорда-командующего Королевской гвардии, показали, что Цитадель это не только молчаливые в серьезности коридоры и стопки книг. Гюнтор по его же словам, провел среди этих улиц лучшие годы своей жизни, с радостью сменив шикарные апартаменты в замке на комнату в общежитии, куда заселялись более обеспеченные школяры и кандидаты, кому не хватало места в комнатах в самой Цитадели, и кто желал оказаться по дальше от ее жесткого режима и строгих мейстеров. Эйгон и Джендри выбрались на шумную площадь, на которой были выстроены две трибуны, что возвышались над зрителями, среди которых в основном были школяры и кандидаты, небольшая группа мейстеров стояли чуть в стороне. - Мы успели, - довольно кивнул Эйгон, к радости Лонмаута, направляясь ближе к месту, где расположились мейстеры, там было более спокойно и меньше давки. Через пару минут они увидели, как через площадь к ним направляется Гюнтор Хайтауэр, по пути отдавая человеку мешочек с деньгами и перебрасываясь с ним парой насмешливых фраз, пока тот делал пометку на дощечке, что держал подмышкой. - Ваша милость, милорд, - тихим шепотом проговорил Гюнтор, помня о просьбе не разрушать инкогнито, но также и наставление отца, что просил быть не слишком фривольным, несмотря на просьбу короля. И встал рядом. После недавнего общения с братьями Хайтауэрами именно это состязание заинтересовало короля, именно его он так хотел увидеть, что никакие доводы и разумная осторожность Лонмаута не смогла его остановить. «Состязание похожее на самую кровавую и беспощадную битву» именно так охарактеризовал его Гюнтор. И вот на возвышение появился глашатай на шее которого висело два звена мейстерской цепи, и дождавшись тишины звучно заговорил: - Жители Староместа и случайно забредшие путники, кандидаты и мейстеры, Вестеросцы! Вы не прогадали придя сегодня сюда! Сегодня лучшие из лучших! Победитель трехлунного турнира против лучшего рифмоплета Цитадели, чьи строчки, признайтесь, ни раз декламировали, чтоб подколоть друга иль соперника! Острые умы и красноречивые языки. Встречайте самых блистательных и бесстрашных. Сегодня мы узнаем кто же лучший из лучших! Площадь ответила ему громкими радостными криками, которые только усилились, когда на стоящие напротив друг друга трибуны взошли кандидаты. - Тема сегодняшнего диспута, - глашатай сделал небольшую выжидательную паузу. –Истинно ли добродетелен человек, когда стремиться быть им вопреки своим порывам, или это ложь длиною в жизнь. И кивнув участникам, спустился в толпу. После чего началась битва. Самая настоящая, с ударами и контрударами, ложными выпадами и театральной игрой. Сражение речи, битва ума, турнир ораторства. Эйгон не заметил, как вместе с толпой начал хлопками поддерживать особенно удачный оборот и отдавать свою поддержку участнику со взглядами, что больше находили отклик в нем самом, прокручивая в голове свои собственные аргументы и радуясь, когда участник диспута через некоторое время озвучивал тот же самый довод. Участники, разгоряченные спором, жестикулировали, поднимали, опускали голос, подались, вперед облокачиваясь на ограждение трибуны, словно не замечали зрителей и готовы были рвануть к своему оппоненту, площадь хлопала, топала, кричала слова поддержки. Это будоражило как турнир и опьяняло не хуже вина. Эйгон подумал, что постарается привести сюда величайших спорщиков и умнейших людей в своей жизни Сансу и Тириона. После завершения турнира король и его сопровождение, все еще обсуждая аргументы и контраргументы, озвученные на диспуте, зашли в таверну, что накануне показал Гюнтер. Когда все четверо сели за стол и им принесли кружки эля, Лонмаут, под требовательным взглядом короля немного расслабился и даже вступил в эту импровизированную дискуссию. Таверна была одна из самых оживленных и веселых у Цитадели, здесь собирались кандидаты, школяры и даже заходили мейстеры. За столом напротив сидел молодой мужчина с растрепанными в разные стороны волосами, склонившись над листами пергамента, торопливо записывая строчки, иногда в муках мысли запуская пальцы в волосы, даже забывая убрать перо, оставляя чернильные пятна на лице, пару дней назад, когда Эйгон первый раз посетил эту таверну этот парень сидел, также склонившись над своей работой. Чуть дальше веселые школяры бросали кости, бурно встречая как проигрыш, так и победу, по тому сколько глиняных кружек стояло на их столах они уже были в дурмане выпивки. Следом зашла шумная группа, также идущая с турнира. Через некоторое время закрутилась драка за одним из столов, и по крикам что разносились, когда кулаки сверкали в воздухе, причиной драки был спор о возможности применения каннабиса в целительстве, а не только в текстиле для изготовления канатов и ткани. Мужчина, что писал работу, успел поднять свои записи и бутыль с чернилами над головой, до того как на его стол упали два спорщика, и равнодушно вернулся к работе, после того как хозяин таверны размахивая тряпкой выгнал расшумевшихся познавать истину на улицу. Гюнтер на это только пожал плечами и усмехнулся. - Ученые, что с них возьмешь. С ними весело, но иногда они утомляют. А иногда они хуже разбойников. - Почему? – удивился Эйгон. - Вы заметили, какой населенный район Цитадели? Все за столом кивнули. - Раньше кандидаты и школяры практически заполонили город, ведь Цитадель принимает всех, так, что ночью нельзя было спокойно выйти, они шумели, веселились, мешали спать, да не все, но тех, кто сидел за книгами и мира не замечал, было ровно столько же как тех, кто устраивал творческие вечера, оживленные дискуссии и проказы, все это всегда превращалось в попойку и гульбу, считалось, что перед тем как давать клятвы мейстера нужно хорошо познать жизнь и повеселиться. Конечно, некоторых исключали, но это никого не останавливало, риск будоражил ученые умы. Еще лет двести назад были случаи, когда кандидаты и школяры настолько расходились, что устраивали в городе погромы, против них приходилось выдвигать гвардию, были жертвы как из числа слушателей Цитадели, так и среди горожан. В результате еще мой прапрадедушка издал указ, что кандидатам предоставляется район города, где они могут творить все что хотят, жить как они хотят, но, если они нарушают хоть раз покой в городе неминуемая смерть. Тогда, чтобы вбить это правило пришлось казнить десятки кандидатов. Время шло изначальное правило забылась и теперь же мейстеры Цитадели переиначили его под себя и вообще запрещают школярам и кандидатам покидать район Цитадели, все кого можно увидеть в городе это мейстеры давшие обеты, а остальные безвылазно обитают в этом районе. Вот и развлекают себя кто как может. Так как процесс получения звания мейстера может затянуться на десятилетия, то район Цитадели переполнен людьми, что вечно находятся в состоянии – лови от жизни все. Никто не хочет быть пойманным на побеге, за это строгое, даже жестокое наказание, после которого запирают в главном корпусе, без права выхода, до получения звания и принесения обетов. Поэтому я и смог проучиться пару лет и как только я понадобился в делах семьи, так мое обучение закончилось. Может часть кандидатов были бы не против уехать из Цитадели, только вот не знают, где могли бы понадобиться их умения и знания, ведь в замки берутся только мейстеры, кандидаты никому не нужны, а бесцельно шататься они не хотят, вот и сидят в Цитадели всю жизнь. Вот вечные кандидаты всю жизнь живут в районе Цитадели, учатся, немного зарабатывают случайными заработками, всегда под защитой Цитадели, а у многих даже есть дети, ведь обеты они еще не приносили им можно. Главное пережить первое время в Цитадели, когда тебя не выпускают и загружают бесполезной и скучнейшей работой, а потом учиться довольно весело и интересно. Когда они вышли из таверны Эйгон все еще обдумывал то, что сказал Гюнтер о Цитадели, поэтому не сразу понял, что Хайтауэра окликают, тот быстро пробормотав проклятие, протараторил Лонмауту: - Идите по улице на восток, потом налево и выйдете на центральную Звездную улицу. И главное не спускайтесь по большой лестнице. Осторожно, почти не заметно, почтительно кивнул королю, проговорил: - Ваша милость, они из Цидатели и позже могут вас узнать. После этого Гюнтер развернулся, раскинув руки и со словами «Вот так встреча», пошел вперед к знакомым, пока Лонмаут ускорился, чтобы увести короля в соседний проулок, избежав не нужной встречи. - Гюнтер! Откуда ты здесь?! Мы думали, что ты и твои братья прибудут только с королем. - Хотя Хамфри я вроде видел, - добавил второй. – Он что и правда одел белое?! - А кто это твои знакомые? Познакомишь? Услышал восклицания Эйгон пока они уходили дальше по улице. - Ребята! Как много вопросов? Давайте я лучше угощу вас элем, и вы расскажите мне, что произошло интересного в Цитадели, какие сплетни и слухи, за эти луны, - засмеялся Гюнтер. - А ты как всегда увильнешь от ответов, - засмеялся собеседник. – Эх, давай! Что с тебя взять? Если не новости, то хоть хороший эль. Это были все слова, что услышаны Эйгоном, либо они уже отдалились или Гюнтер увел своих знакомых. Король, Джендри и Лонмаут оказались на не самой оживленной улице, она была с двух сторон застроена трех этажными домами и довольно узкой, что рядом могли идти свободно только два человека, а так как были встречные,приходилось идти друг за другом, Лонмаут был напряжен как струна, вглядываясь в каждого прохожего, но вот они вышли на небольшую площадку, от которой вниз вела широкая лестница.Внизу виднелась площадь,на которой были расположены грубо сколоченные торговые палатки, с разорванными накидками, люди ходили между рядами и рассматривали товар, но в отличие от шумных, веселых и живых районов Цитадели, Звездной септы и Звездной улицы этот район был тихим, от него веяло мрачностью, даже несмотря на заливающие все солнце, не было смеха, гама, казалось, что люди даже говорят тише. - Нам сюда, - сказал сир Ричард, показывая, на широкую улицу, ведущую влево от лестницы. Джендри смотрел на Эйгона, который в свою очередь не отводил взгляда от столь разительно разницы районов в одном городе. Лорд Баратеон бросил взгляд на площадь внизу лестницы и тяжело вздохнул, как был знаком ему этот пейзаж. - В любом большом городе есть такие районы, в Королевской гавани это Блошиное дно, а в Староместе, насколько знаю этот район называется Нижний город, - проговорил, подойдя к королю Джендри. - Знаешь Зимний городок это не самое богатое место, да ты и сам видел, там примерно все жили в одинаковых домах, одинаковые улицы, что в распутицу превращались в грязное месиво. Старки знали самые бедные семьи, вдов с сиротами и им помогали, но никто не стремился к красоте города, главное в жилище практичность. Здесьже во всем этом великолепии забываешь о том, что есть бедняки и им тоже нужно где-то жить и эта разница колоссальна. - А Белая гавань? Она прекрасна, - проговорил Джендри, вспоминая белый, словно изо льда сверкающий город, когда он выплыл из-за горизонта. - Белую гавань я видел только проездом, да и когда посещал ее вместе с лордом Старком и Роббом еще в детстве. Мандерли тоже не жаждут показывать бедные районы города. Хотя думаю, они там есть. - Они везде есть это не искоренить. Эйгон резко повернул голову в сторону Джендри. - Разве это не долг короля, разве он не в силах изменить жизнь этих несчастных? Джендри пожал плечами, он прожил жизнь в Блошином дне и не все люди оказывались там по воле случая, для кого-то это был выбор, и они полностью были довольны, грабя богатеев, а потом скрываясь в трущобах, тратя награбленное на дешевую выпивку и карты. Под взглядом человека выросшего в Блошином дне, вспоминая Давоса, Эйгон почувствовал на мгновение себя все еще наивным мальчишкой, который хочет всех осчастливить, чтобы не было ни бедных, ни убийц, а весь мир был как веселый праздник. Эйгон усмехнулся своим мыслям. Потом снова посмотрел на Нижний город, возможно, это битва, в которой он проиграет, но кто сказал, что он не попытается. Теперь он король и ему вести народ, все свое детство он хотел проявить себя, достичь положения, уважения, но чем больше он узнавал мир, тем это желание становилось ничтожным и глупым и вот когда он уже перестал стремиться быть лидером и вести за собой, поставив перед собой иную цель, поняв, что в жизни есть более важные вещи нежели власть и влияние, как только он это осознал, один титул за другим начали настигать его, пока шаги не привели его к самой вершине власти. Король ступил на лестницу желая спуститься, когда к нему подскочил Лонмаут. - Ваша милость, - сквозь зубы тихим рычанием проговори капитан. – Не надо, там опасно. - Я должен увидеть, должен понять. - Прошу, - проговорил Ричард и даже Джендри нахмурился, поддерживая мнение капитана Королевской гвардии. Эйгон посмотрел прямо в глаза Лонмаута и тихо произнес, то, что он знал, сработает безотказно. - А он бы остановился? Он бы пошел туда, чтоб увидеть, как живет его народ? Лонмаут отпрянул от этого вопроса. - Если вы сейчас скажите, что мой отец никогда не ходил в Блошиное дно, я развернусь и не пойду туда. Рыцарь отвел глаза, готовясь соврать. - Но я думаю, что вы не сможете, потому что это будет ложью. Разве были только веселые прогулки по Королевской гавани? - спокойно продолжил Эйгон. – Он хотел узнать свой народ, весь свой народ. И я тоже. Лонмаут молчал, но это молчание и было ответом. Эйгон же улыбнулся, смягчая свое упрямство. - Думаю, Рейгару благодаря сиреневым глазам и белым волосам было труднее скрыть свое имя, чем мне. Они не заходили далеко вглубь Нижнего города, только спустились с лестницы на торговую площадь, да прошли немного по улице прямо. Но этого было достаточно. Казалось, что даже солнце здесь было тусклее, серый необтесанный камень стен домов, что жались друг к другу, узкие улочки, что бросали тень, делая их темными, даже днем. На каменной брусчатке валялся мусор и гниль, Эйгон мог представить, как по ночам эти улочки перебегают крысы вечные спутники больших городов. По ступеням лестницы, приходилось ступать осторожно, чтобы не соскользнуть, так как их края были со сколами. А у основания лестницы, как и на углах улицы, стояли женщины в откровенных, с полу- развязанными корсетами, нарядах, которые когда-то были пестрыми, но сейчас покрылись ровным серым слоем грязи, пятен и пожухлости. А в темноте подвала, одной из улиц белели глаза детей, которые тут же скрылись в глубине, именно после этого Лонмаут, будучи, полностью на пределе своих нерв, не выдержал и сказал «Уходим», Эйгон, даже не думал возражать. Джендри смотрел на это более спокойно, словно заглянул в зеркало своей прошлой жизни, пока отвечал на вопрос короля о детях. - Таких детей сейчас после войны будет много, сироты. Они прячутся днем, выходят по ночам, как маленькие звереныши, которым не успели передать основы жизни. Некоторых вылавливают, пристраивают, но они убегают, улица теперь их дом. Эйгон не знал, что на это ответить, и они уже подходили к лестнице, когда взгляд короля упал на человека, сидящего на брусчатке, в темном углу, прижимаясь к стене, его глаза не видящее, смотрели прямо, но Эйгон был пойман этим пустым взглядом, что дополнялся вспаханным ожогами лицом и дрожащими, тонкими руками, с такими же ожогами. Можно было сказать, что этот человек выжил в очередном городском пожаре, которых так много по всему Вестеросу, но Эйгон знал, на подсознании знал, это ожоги от драконьего пламени, эти глаза видели тот ужас, возможно, видят его до сих пор. Он не предполагал, как этот человек добрался до Староместа, но это и не было важно, все жители Королевской гавани расселились по Вестеросу неся слово, о том, что творил дракон и его наездница. Не Эйгон кричал в тот день «Дракарис», не Эйгон, уничтожив замок, принялся за город, считая это необходимым, считая, что спасти невинных это слабость, но именно Эйгон нес груз вины, того чего не совершал. Он понимал, что полностью не изменит жизнь людей, не сможет исправит совершившего, не в его силах повернуть время вспять, но у него есть власть. Власть строить новый мир, где мнение каждого важно, мир, с возможностями и достижениями, он не будет ломать колесо, он будет изменять и строить. Он хотел этого, это желание было нестерпимым пожаром внутри, которое перерастало в желание наконец-то получить власть действовать, в желание стать королем. То желание, которое было подавлено желанием быть героем, ради которого он отказался от титула короля Севера, героем он уже был, а теперь он хотел власти, власти менять мир, власти менять жизни людей, власти помогать и защищать. Желание взять ответственность, поднять и нести этот груз. Он впервые хотел получить корону. Он знал ответ на вопрос, который задавал себе столько раз, теперь он был готов. Неумолимо Солнце тянулось к горизонту, окрашивая водную гладь залива Шопотов в красный цвет и вычерчивая контуры побережья, камней, деревьев придавая всему миру цвета Таргариенов. Легкий бриз и удаленность от шума города привносили покой и умиротворение, которые разбавлял звук урчания, разламывания костей и разрывания мяса, издававшиеся с подножья холма, где довольный Рейгаль доедал жаренного барана. Но в следующее мгновение дракон неожиданно встрепенулся, вскинул шею, взмахнул крыльями и, опираясь на хвост и максимально вытянув задние лапы, выбросил все свое тело вверх, громко щелкнув пастью, что заглушило испуганный птичий крик. - Опять, Рейгаль, - простонал голос с вершины холма. Дракон вернулся на крылья-лапы и вытянул голову к человеку, что расположился на холме, расстелив плащ. - Ну, что с тобой поделаешь, - проговорил Джон, протягивая руку и вытаскивая из пасти дракона, ворох торчащих бело-серых перьев, толи альбатроса, толи пеликана, Джон не успел разглядеть, кто стал невольной жертвой Рейгаля. - Потом будешь опять болеть, - обреченно проговорил мужчина. – Неужели тебе недостаточно того, что я привожу. Джон не сдержал вздоха и осторожно погладил пасть дракона, прекрасно понимая, что дело не в нехватке пищи, а в нехватке азарта от ее добычи. Джон понимал Рейгаля, но помочь в этом не мог. Дракон завернул шею за спину мужчины и подставил голову под руку своего наездника, который начал лениво поглаживать твердую чешую. Пора было уходить, вдали, скрытые от Рейгаля, ожидали его гвардейцы Ричард и прибывший только что из Хайгардена Арман Ларджент, но Джон не торопился. Дни, что он провел в Староместе были заполнены встречами с лордом Хайтауэром, Верховным септоном, прогулками по городу. Короля ни на минуту не оставляли одного, чего очень не хватало Джону, хотя постоянное отвлечение имело и свои положительные моменты, не давая появиться в голове беспокойным мыслям, которые заполняли разум в эти несколько часов с драконом, что больше всего походило на состояние одиночества. Луч солнца сверкнул на границе облаков и скрылся, ознаменовав конец этого дня и неумолимо приближая завтрашний день. Первый день короля Эйгона Таргариена. Завтра он официально станет королем, признанный лордами, рыцарями, народом и Богами. Но эта мысль проскользнула в голове как отмеченный факт, не вызывая никакого волнения, только толику нетерпения, ожидания и жажду к действию и испарилась, оставив место тому, что начинало поднимать внутри не просто беспокойство, а страх, почти панику. Корона уже не пугала Джона, он знал, как это быть королем, жизнь научила его принимать ответственность, быть лидером, вести за собой, но вот как быть мужем он не знал. Перед его взором стоял идеальный пример Нэда Старка, и в детстве он иногда представлял, как будет таким же, как и его отец, лордом, мужем с женой леди, отцом, будет их защищать, любить и они будут любить его, но с осознанием того, что это будущее ему как бастарду не светит, что он не обречет девушку и своих детей на порицание семьи бастарда, пришла боль, мечты были разрушены и Джон сам начал гнать их, убеждая себя, что ему не нужна жена, не нужна семья и чтоб его любили тоже, переживет и без этого. И вот сейчас он боялся, боялся не оправдать надежды Сансы, быть недостойным ее, увидеть обвинительный взгляд синих глаз, тот же взгляд, которым его награждала леди Кейтлин, но больше всего он боялся не оправдать надежды того мальчика, что рыдал, скрывая свои слезы от всех, в темном углу коморки, в тот день, когда пришло осознание, что у него не будет своей семьи. И этот мальчик смотрел на свое взрослое отражение укоризненным взглядом из прошлого, словно ожидая, что вот этот взрослый Джон их подведет, не справиться быть мужем достойным жены - истинной леди и это будущее, которое казалось невозможным, а сейчас на расстоянии руки, только протяни и возьми, как только дотронешься окажется всего лишь миражом и ускользнет меж пальцев. Что он подведет Сансу, разочарует ее, ведь он далеко не тот о ком она когда-то мечтала, не прекрасный рыцарь, но больше всего он боялся причинить ей боль, не только физическую, но и ту, что скрывается в глубине глаз, ту что переносят молча, ту что убивает изнутри, ту что он уже причинял ей, ту что он уже видел в ее глазах, почти год назад, когда привез королеву драконов в их дом. Страх холодом пробежал по спине, что мужчина еле сдержал крик, который готов был вырваться. Джон опустил голову зарываясь пальцами в волосы, желая выдавить из головы эти непрошенные мысли, убедить себя, что любое волнение напрасно, что Сансе сейчас в преддверии завтрашнего дня намного труднее. Санса. Джон поднял голову, посмотрев вперед через холмы, редкие леса и поля, именно там впереди в дельте Медовой, недалеко от стен города был разбит временный лагерь, где в самом центре располагался просторный шатер королевы Севера. Оседлать Ворона, что уже ждет его и не пройдет и часа, как он уже будет перед Сансой, развевая все свои сомнения. Но это было глупо. Джон с обреченным стоном муки опрокинулся на шею Рейгаля, стараясь избежать острых шипов, и поднял взор на появляющиеся на небе звезды. Джон усмехнулся – в день его свадьбы небо не предвещало снега. В палатке было жарко и шумно, что очень раздражало Сансу, но отсылать всех или выходить на улицу, было страшно, остаться одной означало возвращение мыслей, которые только и ждали, чтобы атаковать ее, сея сомнение и панику. Поэтому в палатке королевы Севера, где собралось почти два десятка леди со всех королевств, звучал звонкий и громкий голос Мери Лейки, которая не переставая болтала, ахая при услышанной новой сплетне, что вокруг нее всегда вились роем, когда как Бет Кассель монотонно зачитывала главы из «Семиконечной звезды», музыканты, играющие в углу усугубляли какофонию и мелодия во всем шуме звучала как набор звуков, возле Сансы стоял лорд Ройс, что докладывал о подготовке завтрашнего дня и его распорядке. Королева старалась во время кивать, так как все слова пролетали мимо, не давая осознать, что говориться о дне ее свадьбы. Третьей. Когда доклад был закончен и получив очередной утвердительный кивок королевы Первый советник поспешил удалиться, как ранее сделали лорд Хорнвуд и лорд Карстарк, которые до последнего старались быть рядом с женой и невестой, но и их терпение закончилось. Арья сбежала еще раньше четко проговорив, чтобы до утра ее не тревожили, кажется она нервничала не меньше своей сестры. Шум, разговоры усиливались, пока не достигли пика, и потом резко наступила тишина, когда королева заявила о желании отойти ко сну, только чтобы прекратить этот балаган, что грозил перерасти в головную боль, но у этого был минус, наступила тишина, вместе с которой начали подкрадываться мысли. О том, что третий брак не обязательно должен стать удачным, что когда-нибудь она увидит в глазах Джона, что он жалеет о своем решении, увидит огонь любви к мертвой королеве драконов, что она разочарует Джона, как уже делала ни раз и возможно тогда на ее тихое «Прости меня», Джон только отвернется и уйдет, не оглядываясь. Эта картина так явно встала у нее перед глазами, что она захотела завыть, желая снова вернуть всех в палатку, и чтобы шум не смолкал до утра. Но тут к ней подошла Вилла и начала медленно, осторожно расчесывать волосы, превращая их в струящийся щелк. В зеркале на Сансу смотрела непроницаемая маска ее лица, а мысли медленно сконцентрировались на настоящем. Санса считала движения расчески по ее волосам, отметила как ветер отогнул угол покрывала у входа, как равномерно щелкали дрова в очаге, как на улице фыркали лошади, сосредоточилась на ощущении жесткого меха Призрака, что, положив морду ей на колени терпеливо сносил ее поглаживания, тормошение и перебирание шерсти. Сейчас для Сансы было только настоящее, незатейливое, простое, состоящее из отдельных элементов, что не складывались в единую картину. Но стоило Вилле перестать расчесывать волосы, чтобы взять мазь для волос, как холод ужаса пробрался к ногам. Санса уже хотела послать за Арьей, чтобы та фыркнула, сказала какая ее сестра глупая и все бы прошло, но тут перед королевой на столик рядом с зеркалом была поставлена кружка. Королева подняла глаза и увидела рядом стоящую, потупив взор свою горничную Миланию. - Что это? – с интересом спросила Санса. - Травяной напиток, Ваша милость, он поможет, - Милания замялась. – На улице сегодня так шумно. Санса удивительно посмотрела на накидку двери, на улице было так тихо, как может быть тихо в походном лагере, к которому она уже полностью привыкла за этот год. И только спустя несколько мгновений королева удивленно подняла брови и издала короткое «О». - Это чтобы легче заснуть? – напрямую спросила Санса, ободряюще улыбнулась. Милания ей нравилась милая, тихая, молчаливая, она явно еще чувствовала себя очень неуверенно рядом с королевой. Санса не собиралась становиться ей подругой, но все же желала, что бы ее люди свободно высказывали свои предложения, тем более, что иногда они были как никак кстати. Санса надеялась, что она хорошо скрывала свое волнение, но видно она ошибалась, потому что получив ободрение, Милания добавила: - И чтобы убрать волнение. Санса бы не призналась, но это ей как никогда было нужно. - Спасибо, Милания, - проговорила Санса, и взяла в руки кружку, откидывая ее крышку и вдыхая травянистый запах дымящегося напитка. - Может не стоит, - осторожно проговорила Вилла, бросив подозрительный взгляд на Миланию. – Мы же не знаем, что это за травы. Санса заколебалась, но Милания уже более уверено улыбнулась. - Все знакомые травы, Ваша милость. Ромашка, мелисса, пустырник, душица, они есть на каждой кухне. Вила все еще поглядывала настороженно, но возразить было нечего, тем более, что королева напомнила о вечерах, которые так часто последнее время проводили королева, Вилла и Алис. - Вилла, помнишь, какие замечательные травяные напитки мы пили накануне, это Милания готовит. Санса улыбнулась Милании, которая скромно приняла похвалу: - Благодарю, Ваша милость. Моя мама меня всему научила, она была травницей. Вилла кивнула, соглашаясь с аргументом: - Вы искусная продолжательница дела вашей матери. - Я на это очень надеюсь, миледи, - ответила девушка, опуская голову и пряча небольшую улыбку. Через некоторое время Санса погружалась в спокойный сон, перебирая мех Призрака. И уже засыпая, она подумала, что не важно, каким будет завтрашний день и что завтра произойдет, главное она завтра увидит Джона, а она за эти дни так по нему соскучилась. По улицам со стороны замка Хайтауэров проехала открытая карета в сопровождении парадно одетых гвардейцев, одно только появление этой кареты и того, кто в ней ехал, стало удивительным событием. Лорд Хайтауэр спустился с маяка, чего не делал вот уже 15 лет. Несмотря на то, что основные зрители были у Звездной улицы, что вела к Звездной септе, передвижение кареты все равно сопровождал удивленный шепоток, что гадали что заставило старца из башни спуститься на бренную землю, толи его так радовало возвращение на трон Таргариенов, чьими сторонниками во время восстания Баратеона они оставались до конца, толи сыграла роль возвращение приданого, которого он отдал за свою дочь Алерии Тирелл. Об этом в городе давно ходили слухи, кто как о справедливом решении, кто как о неприкрытом подкупе. Какой бы не была причина, лорд Хайтауэр несмотря на свой возраст, который подбирался к восьмому десятку, сидел прямо, а взгляд его был ясным, и когда он вместе с людьми Простора поднимался, опираясь на трость и своего старшего сына по лестнице к Звездной септе, только более размеренный темп подъема, напоминал о его годах. В самой звездной септе вдоль стен были поставлены трибуны со скамейками, для лордов и леди в почетном возрасте, которые поднимались над стоящими лордами, что образовывали живой коридор под знаменами домов от входа в септу до коронационного камня, гвардейцев в черно красном облачении, что держали королевские регалии и постамента, где возвышалась, сверкая синими и красными бликами, громада трона. Лорды сдерживали восклицания, которые не позволяло их положение, но все же вытягивали голову разглядывая невероятное, массивное творение, словно сотканное из огня и льда, иногда перебрасываясь репликами, обсуждая песни и слухи, что описывали, то что большинство не видели своими глазами: - Это то самое оружие. - Говорят в нем магия. - Конечно в нем магия, ведь там кинжал, которым убили Короля ночи. - Нет, тот кинжал рассыпался на куски льда вмести с Королем ночи. - Вроде тот кинжал все еще у Арьи Старк, - осторожно раздался тихий голос, но под возмущенными взглядами добавил. – Да вы правы, такого не может быть. Что за чушь я сказал. Наверняка он в троне. Лорды же Штормовых земель выпячивали грудь, одаривая гордыми улыбками своего Великого лорда, что стоял впереди своих людей. Зал Септы наполнился лордами всех земель исключая Север, для которых было оставлено место в самом начале зала у трона и коронационного камня. Семеро же с молчанием богов наблюдали за действием, что разворачивалось у их ног. Легкий шепот и обсуждение замолкли, когда в септу во главе всех своих людей ступила королева Севера, она четким шагом пошла вдоль живого коридора, замечая как лорды в приветствии склоняют головы, а леди присаживаются в поклоне, приветствуя ту, что уже была королевой. Санса выглядела как королева зимы в нежно сером платье, цвета весеннего снега, согретого лучами солнца, в ткань были вплетены серебряные нитки и кристаллы, что блестели в свете свечей как хрусталики снега, а поверх ткани было пущено легкое кружево зимнего узора на окне. Платье струилось и летело, словно сама пурга вилась за ней, а на плечах покоился белый свадебный плащ Старков. Она была воплощением силы и изящества. Арья же, что шла на полшага позади, не смотря на одинаковый тон одежды, была полной противоположностью своей сестры неизменные брюки и сапоги, дополнял удлиненный сзади белый камзол и нагрудник, на поясе неизменно находилась Игла, всем своим видом было показано, что она воин и только отросшие волосы волнами падали на плечи, создавая невообразимое сочетание красоты и опасности. Возможно, кто-либо и посмотрел бы на такой наряд девушки с осуждением, но осознание имени и ее деяний убивало на корню любые пересуды. Следом за сестрами Старк в септу влетел огромный ворон, что разместился шесте знамени, осматривая всех вокруг белесыми глазами. После того как королева и северные лорды заняли свои места в открытые двери Звездной септы долетело эхо восторженных криков, что постепенно нарастало, как накатывающаяся на берег волна. Санса легонько сжала кулачки, стараясь незаметно унять дрожь, этот звук говорил об одном в город въехал король. Люди столпились вдоль Звездной улицы с рассвета, как только открылись тяжелые ворота, в ожидании начала торжества. С криками, свистами, хлопками разбрасыванием лент и лепестков встречая лордов, что одни за другими въезжали в город. Речные земли, Долина, Железные острова, Западные земли, Дорн, Штормовые земли, ехали друг за другом в растянувшемся, невиданном доселе шествии, когда как Королевские земли и Простор въехали вместе. А вот въезд Северян сильно отличался от въезда остальных земель, люди уже знали, кто перед ними - их будущая королева. Восхищение пропитало воздух, люди с замиранием смотрели как величественное создание словно сотканное из льда с огненными волосами, что украшала воинственная корона из мечей, проезжает мимо в сопровождении устрашающего зверя лютоволка. Вначале по толпе прошелся возглас, вздох удивления и после этого толпа взорвалась овациями, не зная, как еще выразить свой восторг, не переходя на фривольные крики и свист. Шум усиливался, стоило королеве Севера повернуть голову и одарить людей невероятно теплой для королевы зимы улыбкой. Люди слышали слухи о ней, пересуды и домыслы, но все это было перечеркнуто блеском ее глаз, улыбкой и изяществом движений руки, когда она приветствовала свой народ. Всем своим видом королева вселяла надежду в прекрасное будущее, а ледяная красота сочеталась с огнем что был внутри нее. Все время дороги Санса купалась в волнах любви и обожания. Она понимала, что это атмосфера праздника, но не могла себя заставить отбросить это, пообещав, что так останется и в будущем, она приложит все усилия, чтобы стать хорошей королевой не только для Северян, но и для любого жителя Вестероса. Милосердной, справедливой, сострадающей, но в тоже время неотвратимой, как сама судьба. Короля же встретили с неописуемым криком восторга и предвкушения. Эйгон на мгновение забеспокоился, что Вулкан занервничает от шума. Но его конь был невероятно спокоен, словно это был его личный момент триумфа, голова гордо поднята, шаг выверенный, Эйгону даже показалось, что его конь выглядит более величественно, чем король на нем. На эту мысль улыбка легко коснулась глаз, но лицо оставалось спокойным, уверенным. Его сопровождение состояло из трех королевских гвардейцев Лонмаута, Хайтауэра и Ларджента, что белизной своих одеяний контрастировали с королем, чей наряд был строго черный, без плаща, каких-либо украшений, только верный Длинный коготь неизменно висел на поясе. Сир Арман Ларджент нес знамя Таргариенов, Лонмаут и Хайтауэр сконцентрировались на охране, внимательно вглядываясь в толпу и на крыши домов, где в охране были задействованы гвардейцы Староместа. Эйгон спокойным взором смотрел на свой народ, не задерживая взгляд на ком-то конкретном, он не улыбался и не махал в приветствии, но достаточно было и взгляда, чтобы люди усиливали крики и начинали бросать цветы. Когда они проехали уже половину пути Эйгон задержал взгляд на доме, что был ему знаком, старик с трубкой все также стоял у стены, хозяин гостевого дома, довольный и розовощекий был в дверях, крича и маша руками, радуясь, что король решил ехать по дороге, а не на драконе, из окон его дома и правда глазели постояльцы. Эйгон был уже здесь - на этой улице и возле этого дома, а значит… Малая процессия короля выехала на площадь и Эйгон повернул голову смотря поверх голов людей, снова встречаясь взглядом с Джейехерисом I, но теперь взгляд статуи не казался тяжелым, теперь он не спрашивал со своего потомка «Готов ли он?», потому что у Эйгона был уже ответ «Готов». Теперь встретились два равных взгляда королей Джейехериса I и ЭйгонаVII, а в это время над городом раздался рык и шум крыльев. Хлопки и приветственные крики на мгновение смолкли, чтоб потом взорваться с большей силой, пока огромная тень от дракона проплывала над городом. Пока Эйгон проезжал по улице Рейгаль несколько раз пролетал над городом и только когда король выехал на площадь перед Звездной септой, дракон приземлился на огороженную для него площадку. В этот раз большая лестница септы была пуста за спиной у Эйгона оставались приветственные крики толпы, а впереди ожидал торжественный прием, поклоны и реверансы от лордов, леди, рыцарей, размеренный шаг к коронационному камню. Не было никаких сомнений, никаких глубоких мыслей и внутренних рассуждений, пропитывающих значимостью события. Все что мучило его с того момента как он узнал свое имя и наследие, все что мучило его, как только он ступил на путь к трону, будучи еще пленником, все исчезло. Все волнения прошли все сомнения, вопросы заданы и ответы получены. Просто это был путь, от двери к ожидающему его Верховному септону, короне и трону. Это был путь его жизни, который давал ему уроки лидерства и подчинения, безоговорочной преданности и предательства, убийства и милосердия, любви и долга. Он не слышал в голове своих мыслей, так как внутри и снаружи его окружали другие голоса. Эти слова из его прошлого, нитью вплелись в тихое пение гимнов и молитв, что дуновением взлетало под купол звездного неба. «Ты не моего имени, но моей крови» «Здесь человек получает то что заслуживает» «Ты хочешь когда-нибудь командовать?» «Найдите в себе силы делать то, что необходимо» «Тогда борись, ошибайся снова» «Если тебя не будут боятся, то не последуют за тобой» «Здесь меня не любят, только боятся. Пусть будет страх» «Мы можем защитить тех, кто не может постоять за себя» «Ты будешь сражаться за них вечно» «В вашей монете я уверен, вы будете править мудро и справедливо» «Люди решают, у кого будет власть» «Я в тебя верю» «Какова твоя история бастард?» Вот его история, она еще не закончилась, но достигла своей кульминации. Он чувствовал на своей спине взгляд Сансы и Арьи, он чувствовал, как Призрак сделал пару шагов к нему и замер между ними, а сам в это время преклонял колени, складывая руки в молитве на камень, перед которым стоял Верховный септон в праздничном одеянии. За Верховным септоном разместились семеро служителей, которые в руках держали чаши с зажженными священными благовониями. Сам же Верховный септон возвел руки и затмевая своим звучным голосом тихое фоновое пение, торжественно проговорил, позволяя стенам септы разнести его слова, донести до всех присутствующих, призвал Семерых обратить взор на людей и даровать свое благословение. - О, Великие Семеро, благословите правление короля. Пусть Семеро даруют смелость, силу нести бремя свое, справедливость, процветание, пусть защитят и осветят светом мудрости, да не прервется династия его. После чего, взял с постамента в руки божественный семигранный кристалл, что, поймав свет от свечей, засиял всеми цветами, озаряя сумрак внутри септы и вознес его над головой Эйгона. - Да будет так, как повелели Боги. После чего Эйгон поднялся с колен, чтобы больше никогда их не приклонять и подошел к полукругу септонов, которые расступились перед ним в почтении, открывая проход к трону, состоящий из почетного караула гвардейцев в черно красной форме, некоторые из которых держали в руках королевские регалии. Шаг, Лорд-командующий королевской гвардии прикрепил к его поясу рог. Шаг, на его плечи была опущена цепь. Шаг, на палец одет перстень. Шаг, за плечами заструилась тяжелая мантия. Шаг ладонь почувствовала гладкое древко большой королевской печати. Шаг на изгиб локтя лег скипетр. Шаг, два гвардейца синхронно преклонили перед троном колено, помещая в его основание две книги – столпа государства. Шаг. Эйгон встал перед троном, что острыми шпилями смотрел вверх. Он был спокоен и уверен, но было бы ложью сказать, что сейчас в шаге от трона Вестероса внутри не прошла дрожь восторга и предвкушения, ожидая, когда Королевские гвардейцы Хайтауэр и Ларджент поправляли мантию. Хор гимнов набирал громкость пока Эйгон Таргариен первый раз садился на трон Вестероса, чувствуя его каменную, гладкую, холодную текстуру, которую все еще помнили руки, что держали столь необычное оружие, и все же волнение в полной мере настигло Эйгона, когда Верховный септон, встал перед ним и вознес над головой короля корону. - Да будут Семеро свидетелями! Звучно проговорил Верховный септон, опустив холод короны на голову короля и в поклоне отступил, возвестив: - Под светом Семерых, я провозглашаю Эйгона из дома Таргариенов Седьмого своего имени, короля Андалов, Ройнаров и Первых людей, от крови древней Валирии и Первых людей, повелитель Соединенного королевства Вестероса и Севера, защитника людей, хранителя государства. Да будет благословенно правление его! - Слава королю! Да будет благословенно правление его! Разнеся громоподобное приветствие короля, которое вылетело из открытых дверей на улицу, и его подхватил крик воодушевленной толпы, приветствующей совершенную коронацию. Жар и холод одновременно пробрались в кровь Эйгона, на мгновение выбив их него дух и гул зазвучал в ушах, заглушая приветственные крики. Осознание происходящего вернулось со словами, звучащими от коленопреклоненного перед ним Эдмара Талли: - Я, Эдмар Талли, Верховный лорд Трезубца, лорд Риверрана, приношу присягу королю Эйгону Таргариену седьмому своего имени, я клянусь ему и династии в верности и буду защищать его от всех врагов добросовестно и без обмана. Клянусь в этом Богами Старыми и Новыми. Эйгон постарался незаметно вздохнуть, возвращая себе спокойствие и невозмутимость. - Я, Квентин Мартелл, Принц Дорна, лорд Солнечного копья, приношу присягу королю Эйгону Таргариену седьмому своего имени, я клянусь ему и династии в верности и буду защищать его от всех врагов добросовестно и без обмана. Клянусь в этом Богами Старыми и Новыми, - ясно и воодушевленно с восторгом проговорил принц. - Я, Яра Грейджои, Леди Железных островов, Леди-Жнец Пайка, приношу присягу королюЭйгонуТаргариену седьмому своего имени, я клянусь ему и династии в верности и буду защищать его от всех врагов добросовестно и без обмана. Клянусь в этом Утонувшим богом, Богами Старыми и Новыми, - слова единственной леди, что приносила присягу за свой народ звучали гордо, мощно с оттенком вызова окружающим ее лордам, когда как слова лорда Аррена были ровными, спокойными, даже отрешенными: - Я, Робин Аррен, Хранитель Востока, Защитник Долины, Лорд Орлиного Гнезда, приношу присягу королю Эйгону Таргариену седьмому своего имени, я клянусь ему и династии в верности и буду защищать его от всех врагов добросовестно и без обмана. Клянусь в этом Богами Старыми и Новыми. - Я, Тирион Ланнистер, Хранитель Запада, Лорд Утёса Кастерли, Щит Ланниспорта, приношу присягу королю Эйгону Таргариену седьмому своего имени, я клянусь ему и династии в верности и буду защищать его от всех врагов добросовестно и без обмана. Клянусь в этом Богами Старыми и Новыми, - его десница позволил себе в конце легкую улыбку, что вместе с гордостью сияла в глазах, после стольких неудач и ошибок, он нашел своего короля, которому может служить. А к трону все еще не избавившись от легкой неуверенности подходил сын Роберта Баратеона, но голос его, несмотря на волнение был сильным и торжественным, он говорил стандартные слова, но произнося их из сердца и прочувствовав их всей душой, он давал свою первую клятву и мысленно делал ее клятвой всей своей жизни. - Я, Джендри Баратеон, Верховный лорд Штормовых земель, Лорд Штормового Предела, приношу присягу королю Эйгону Таргариену седьмому своего имени, я клянусь ему и династии в верности и буду защищать его от всех врагов добросовестно и без обмана. Клянусь в этом Богами Старыми и Новыми. После чего с клятвами пришли лорды Простора Хайтауэры, Редвины, Рованы, Фоссови, Вирвелы, Тарли и лорды Королевских земель Сельтигары, Санглассы, Риккеры и самый юный десятилетний лорд Веларион, чей звонкий голос бодро и с волнительной дрожью отражался от стен септы. Когда короткие присяги были произнесены Септон возвестил: - Пусть правление будет долгим, мудрым и справедливым. И под гром радостных аплодисментов Эйгон встал с трона сир Хамфри Хайтауэр взял скипетр, сир Арман Ларджент печать, а сир Ричард Лонмаут мантию. Когда же к королю подошел сир Давос и прикрепил к плечам черно-красный свадебный плащ хлопки замолкли. Санса всю коронацию не могла отвести глаз от излучающего величие Джона и с замиранием и упоением впитывала, запоминала каждое мгновение события, что позабыла, о второй части торжества. Но в наступившей тишине, когда поймала первый обращенный за этот день взгляд короля, она с ужасающей ясностью поняла, что сейчас будет. Свадьба сразу после коронации обговаривалась, обсуждалась и казалось, что она готова, но теперь, когда он уже подходит к ней, девушка поняла, что ноги отяжелели, глаза, не выдержав взгляда будущего мужа опустились в пол, а легкий утренний трепет превратился в страх. Перед опущенным взором она увидела протянутую ладонь и с усилием подняла свою руку. Она корила себя за этот иррациональный страх, корила, что Джон услышит стук ее сердца, что оглушал сейчас ее, почувствует дрожь в руке, но это было не что по сравнению с тем как она вся вздрогнула, когда ее ледяная ладонь утонула в его горячей, и как в ответ вздрогнул он, словно разряд молнии, пробежал от их рук. Он нежно сжал ее пальцы окутывая их телесным теплом и легко потянул. Первый шаг был как в воде, одолевая сопротивление, еще шаг, еще. Санса слышала, как Арья двинулась следом чуть отставая, почувствовала, что они остановились. Санса не могла опустить голову, королеве это было не положено и был риск уронить тяжелую корону, но взор не могла заставить себя посмотреть прямо, видя только парадные одежды Верховного септона. Джон, как только они встали перед септоном, попробовал отпустить руку Сансы, надеясь, что отсутствие телесного контакта уменьшит волнение, но девушка, испугавшись, вцепилась в свою единственную опору, сосредоточившись на столь знакомом, родном тепле. В ответ на это мужчина ободряюще, коротко сжал ее пальцы и ощутил согревающую радость, что Санса ища спокойствие, цепляется за него, после чего постарался вслушаться в молитву Верховного септона, что он возносил Богам. Санса же сосредоточилась на ровном глубоком дыхании жениха, стараясь дышать в такт с ним, но понимая, что и его дыхание далеко от спокойного и оно тоже сбивается в волнении, осознание, что это волнение они разделяют на двоих, принесло легкое умиротворение. Как раз к тому моменту как Верховный септон закончил молитву и взял их и так уже соединённые руки, обматывая лентой. - Перед лицом Семерых я сочетаю браком этих двоих, да будут они едины отныне и навеки. Взгляните друг на друга и произнесите обеты. Санса сжала руки Джона и подняла глаза встречаясь с его серыми глазами, что отражали отблеск свечей, слова звучали сами, Санса слышала их как со стороны, сосредоточившись на столь дорогих для нее глазах: - Отец, Кузнец, Воин, Мать, Дева, Старица, Неведомый... - Я ее, и она моя...С этого дня и до конца моих дней. - Я его, и он мой...С этого дня и до конца моих дней. Слились их голоса в унисон нежный и грубый, тихий и мощный, но в каждом слышалась внутренняя сила и уверенность. Джон и Санса так и стояли, смотря друг на друга впитывая каждую черту лица друг друга, словно видя впервые в свете свадебных свеч, под звуки семикратного благословения и свадебного гимна. Их дыхание выровнялось, дрожь прошла или это Санса остудила руки Джона вбирая, столь необходимое ей, тепло в свои ледяные ладони, делая их одинаково теплыми. Страх и волнение ушли, оставив только трепет, что Санса не заметила, как коротко улыбнулась, получив в ответ столь же мимолетную, но ободряющую улыбку. Уйдя в свои мысли и утонув в серых глазах Санса чуть вздрогнула, от неожиданности, когда Верховный септон, чуть повысив голос, спрашивал у присутствующих причины, делающие этот брак невозможным или молчать вечно, ответом была тишина. Верховный септон свернул ленту с рук, пока Арья и Давос снимали с плеч короля и королевы плащи. Санса же взяла свой плащ из рук Арьи, с радостью замечая, что руки больше не дрожат и уже уверенно положила свой белый плащ на плечи Джона, после чего была ее очередь чувствовать его руки на плечах, что накрывали ее черным плащом Таргариенов. И вот они стояли перед богами он одетый в черное с белым плащом, на котором краснели листья чардерева и серебрились лютоволки и она королева зимы с черным плащом украшенным красными драконами и синими розами. И следующие слова клятвы Санса произнесла как присягу с придыханием и предвкушением: - Этим поцелуем я клянусь тебе в любви и признаю тебя моим королем и мужем. - Этим поцелуем я клянусь тебе в любви и признаю тебя моей королевой и женой, - как эхо повторил Джон, сокращая расстояние и накрывая своими губами ее. У них было не так много поцелуев, чтобы сравнивать их, он не был неуверенным, но в нем не было и страсти, это был осторожный, легкое прикосновение губами, как обещание большего в будущем. Это был священный поцелуй. Первый поцелуй мужа и жены. Санса и Джон видели, как вокруг них разлился свет семигранного кристалла и как Верховный септон проговорил: - Пред ликами богов и людей торжественно объявляю Эйгона из дома Таргариенов и Сансу из дома Старк мужем и женой. Одна плоть, одно сердце, одна душа отныне и навеки, и да будет проклят тот, кто станет между ними. После чего Эйгон и Санса, все еще не размыкая рук, повернулись к своему народу, впитывая их овации и крик в едином порыве: - Слава королю и королеве! Что замолкли только когда Эйгон и Санса двинулись к выходу, чтобы уже всем и лордам Весероса и лордам Севера преклонить колено перед своими королем и королевой. На улице толпа встречала их неистовыми криками, размахиванием разноцветных лент на палках, создавая разноцветное море. Эйгон и Санса в приветствии подняли, не соединенные, руки усилив и без того громкие крики. Король осторожно покосился на Рейгаля, что все еще находился на площади, но тот не проявлял никакого волнения, оставаясь в стороне от бушующей в радости толпы. Но все же прикрыл глаза, чтобы никто не заметил белых глаз, на мгновение проникая в податливый и мягкий, ворчащий и немного раздраженный разум дракона, давая ему команду лететь в сторону Маяка. Что заставило людей на мгновение замереть и окунув площадь в тишину, чтобы после снова в приветствии закричать. Эйгон проследил, чтобы королеве помогли сесть на лошадь, а подоспевшая леди Вилла расправила платье, после чего оседлал Вулкана и они медленно в сопровождении Призрака, что бежал впереди, гвардейцев Севера и немногочисленной Королевской гвардии направились в сторону Маяка, провожаемые восторженными взглядами и добрыми пожеланиями, что выкрикивали на протяжении всего пути. Они проезжали мимо узорчатой ограды сада, за которой клубилось буйство листвы, когда, бросив мимолетный взгляд на толпу Эйгон увидел своих недавних знакомых, они разместились, на одном из самых выгодных мест, забравшись на телегу. Маришка и Томас самозабвенно кричали, сложив руки рупором. Сесилия стоя на мешках крутилась вокруг оси постукивая бубном разметав многослойные юбки. Арне же посмеивался, хлопая в ладоши, смотря на счастливых, веселящихся друзей. Сесилия прекратила кружиться и тряся бубном посмотрела на процессию, сразу наткнувшись на пристальный взгляд серых глаз, и замерла. Процессия ехала достаточно медленно и близко, чтобы можно было разглядеть красивые, благородные черты короля, то как его глаза с легким весельем сузились, а губы тронула улыбка узнавания. Женщина отмерла от удивления, пару раз стукнув по плечу Арне, привлекая его внимание. Реакция мужчины была идентична Сесилии, пройдя несколько стадий – непонимания, неверия, узнавания, шока и беспокойства. Но в отличие от своих друзей у женщины была еще одна эмоция – радость, в руках она держала три карты недавнего расклада, незнакомцу, оказавшемуся королем и смеялась от надежды, поселившейся в душе.