Когда долг убивает любовь

      Первое, что попало в поле зрения, когда ночная дымка развеялась, и затрепетавшие веки раскрылись для нового дня, это легкая, воздушная ткань, что раздувалась от утреннего морского бриза, а слуха достиг влетевший в открытые окна крик чаек. Джон удовлетворенно вздохнул, потеревшись щекой о подушку, которую обхватывал руками лежа на животе, чувствуя, как спину холодит утренняя прохлада. Следующее ощущение было, как по спине пробегают легкие потоки воздуха, что создавали тонкие пальчики, вырисовывая замысловатые узоры. Мужчина не сдержал легкой улыбки, догадываясь об источнике этих прикосновений. Несколько мгновений он лежал, замерев, понимая, что как только пошевелится, то Санса упорхнет как испуганная птичка, но все же новый день входил в свои права, и пора было выбираться из приятной неги. Джон развернулся, поворачиваясь на спину, замечая, как Санса вздрогнула от неожиданности, но не отпрянула, так и продолжая сидеть, подобрав под себя ноги на кровати, окутанная волнами ночной рубашки, не успев надеть на лицо выражение беспристрастности. В ответ на ее заинтересованность Джон улыбнулся и протянул руку, размещая ее по другую сторону от девушки, в ненавязчивом полу-объятии.       — С добрым утром, моя леди, — по-утреннему хрипло проговорил мужчина.       — С добрым, — Санса улыбнулась.       При утреннем свете, не имея возможности скрыться в темноте ночи становилось неловко, но Джон все еще был самым предосудительным и понимающим человеком и удерживая эту мысль, Санса постаралась побороть свой инстинкт, убежать, спрятаться в коконе своего смущения.       — Ты как? — Уже более серьезно и со скрываемым страхом спросил Джон. Ночью он видел, что с ней вроде все было хорошо, но мало какие мысли и эмоции могли прийти после.       Санса неловко улыбнулась и сделала короткое движение головой, как кивок, словно подтверждая самой себе.       — Хорошо, — тихо проговорила Санса, и все еще пряча взгляд, пробормотала. — Спасибо, за то, что… за эту ночь.       Джон не удержал шока, что отразился на лице, и чуть не засмеялся. Приподнимаясь на локтях.       — Это я должен благодарить тебя за чудесную ночь и удовольствие, что получил, — с чувством, вкрадчиво проговорил Джон, быстрее, чем смог остановить столь слишком откровенные для ушей леди и неловкие слова.       — Значит, я не сделала, ничего неправильного, я не разочаровала тебя, — сдавленно и осторожно проговорила девушка.       Первой реакцией Джона на эти слова был шок, недоумение, но потом он с ужасом понял, что этот вопрос был задан абсолютно искренне. Ведь так ее учили, она должна нравиться мужу, удовлетворять и радовать. И, конечно же, один разговор, что был не так давно у них по дороге в Хайгарден, не сможет изменить установки, заложенные в нее с детства.       — Ты прекрасна, и я полностью доволен, ты замечательная жена, — проговорил Джон, надеясь, что это успокоит волнение Сансы, после чего задумался и постаравшись предать печаль в голосе с хитринкой, наблюдая за реакцией Сансы добавил. — А вот я не справился с ролью мужа, ты навряд ли довольная нашей брачной ночью.       Джон надеялся, что тема, которую подняла сама Санса, начав этот утренний разговор, поможет ему вывести ее на откровения. Конечно, он понимал, что все не так плохо, как могло быть, и понимал, что Санса вполне довольна, но также был убежден, что она точно не испытала всего спектра эмоций, которые он хотел показать своей жене.       — Что?! — Санса удивленно подняла взгляд, впервые с момента начала разговора, что ж Джон, мог себя похвалить, реакции он добился. — Я?! Я полностью довольна.       Санса тараторила, спеша убедить Джона, что он идеальный муж, что она настолько довольна, насколько вообще возможно. Что даже не мечтала, о столь приятной брачной ночи. Хотя о том, что для нее лучшим положительным моментом было — отсутствие боли, она умолчала, желая поскорей избавиться от своего кошмара. Принимая каждый поцелуй и прикосновение, от которого ее не бросает в холод и не сковывает ужасом, как свою маленькую победу над Рамси. И возможно благодаря Джону она и правда изгонит его не только из своей жизни и истории, но и из своих мыслей. Если все их ночи с Джоном будут как эта, то она полностью счастлива, получила даже больше, чем рассчитывала. Санса замолчала, понимая, что снова краснеет, явно говоря больше чем должна леди и явно о теме, о которой она знает гораздо меньше собеседника. Так как в глазах Джона заплясали огоньки.       — Почему мне кажется, что есть что-то еще, что я не знаю и ты явно специально заставляешь меня говорить эти постыдные вещи, — в Сансе начинала просыпаться злость.       — Думаю, между нами уже не может быть ничего неприличного и постыдного. Я должен был услышать твои мысли, чтобы знать, что еще могу тебе предложить, — в глазах полыхнул хищный огонек, в ответ в синих глазах появилась заинтересованность.       — Что-то как поцелуи? — Санса, стыдливо прикусила губу, вспоминая, что поцелуи Джона были лучшей частью прошедшей ночи, и сейчас она хотела только больше их получать, надеясь, что Джон в своих словах имеет в виду именно их.       Джон хмыкнул, что больше походило на довольное урчание и незнакомо, предвкушающее улыбнулся, смотря на заинтересованность жены.       — Что ж, думаю можно назвать поцелуем.       И тут Санса непроизвольным жестом повела плечами. Сорочка соскользнула с плеча, оголяя остренькое плечо, к которому так и хотелось прижаться поцелуем. Джон сглотнул и уже подумал, что нечего ждать до ночи, что король и королева имеют права провести утро в постели, особенно в первый день после свадьбы, как девушка увидела оголенные белые линии шрамов и поморщившись, не смогла скрыть брезгливость спеша скрыть их, под тканью.       — Не прячься. Ты прекрасна.       Санса благодарно, но скептически улыбнулась.       — Я благодарна, что ты принимаешь меня такой, но шрамы все равно смотрятся ужасно. Это напоминание о моей беспомощности, — Санса отвела взгляд.       — Ты ведь видела мои шрамы, они тоже тебе противны?       — Нет, — Санса прямо посмотрела в глаза Джона, жарко продолжив. — Конечно, нет, твои шрамы, это символы твоей силы.       Джон как-то горько усмехнулся, он мало говорил о том, что было в Королевской гавани в те луны зимы, что он пробыл пленником, но возможно Сансе стоило услышать. Услышать, что некоторые отметины на его теле напоминали ему, о том, как пузырилась и лопалась кожа, как в нос забивался запах горелого мяса, принося понимание, что он исходит от его тела. Таким способом Серый червь хотел показать, что Джон не дракон, что он горит, как простой смертный, что единственный настоящий дракон был убит его рукой. Джон стискивал зубы и терпел адскую боль молча, не доставляя своему тюремщику радости своими криками, чем злил его еще больше. В ход шел раскаленный метал, подожженное масло и смола, открытый огонь, что медленно лизал ступни — идеи безупречного были разнообразны. Тирион советовал пойти на поводу у Серого червя, и прекратить эти мучения. Серый червь требовал, чтобы Джон признал, что он не дракон, что он самозванец. Джон не понимал, почему он упрямится, ведь он был бы счастлив откреститься от наследия Таргариенов, но он упрямо молчал, возможно потому что понимал, что это была бы ложь, а может уже тогда на подсознании он принял свое наследие власти и проклятия и не хотел его отпускать. Но Серый червь добился только одного, с каждой новой пыткой в сознании Джона укоренялась мысль о правильности убийства Дейнерис Таргариен, потому что та боль от ожогов, что он терпел сейчас была только малой долей того, что пережили невинные жители Королевской гавани. Но потом огонь в Королевской гавани стал величайшей ценностью и тратить его на пытки пленника стало расточительством. И тогда на смену боли от огня, пришла боль от холода. И лихорадка от заживления ран, что каким-то чудом не унесла жизнь будущего короля.       — Мои шрамы, это метки предательства моего и меня, незаслуженной боли, которую причинил я и которую причиняли мне, нескончаемых войн и бесконечных пыток. Но ты все равно считаешь их отметинами силы, что ж я соглашусь, но почему тогда твои шрамы другие.       Санса хотела объяснить, что ее шрамы — это следы унижения, это следы испорченности, но не смогла произнести о себе такое, очернить себя в глазах мужа.       — Это тоже знаки твоей силы и символы слабости того, кто их посмел нанести, что был настолько слаб, что только так мог почувствовать себя значимым, но ты выдержала. Ты жива, а твои обидчики нет. Не смей думать, что ты слабая. Ты самая сильная и замечательная женщина. Помни об этом. А если забудешь, я здесь, что бы снова тебе об этом напомнить.       Санса подняла на мужа взгляд полный благодарности и обожания, Джон не мог не потянуться для поцелуя с восторгом понимая, как свободно себя вела Санса, подаваясь вперед, открываясь и тянясь за теми ощущениями, что были скрыты от нее. В ней начинало просыпаться желание, она не знала название своих ощущений, не знала, правильны ли они, но они были внутри нее и готовы были вырваться, она на первородном инстинкте искала неведомое ранее, что мог дать ей муж. Поцелуй начал разгораться, пылать, Джон почувствовал, как жар растекается по телу, но тут Санса отстранилась.       — Сейчас утро, — Джон хотел возразить, но видно, что для Сансы все было в новинку и тяжело принять более вольные отношения, которые хотел построить с женой Джон, менее подверженные четким догмам. Сансу учили тому, где половина правил начинались со слов «нельзя». Джон кивнул, временно соглашаясь с такой установкой и коротко еще поцеловав, встал с кровати, набрасывая халат, и скрылся за ширмой, там Бецаль еще с вечера подготовил запасной комплект рубашки, брюк и сапог. Одеваясь, он слышал, как Санса позвонила в колокольчик, подавая сигнал слугам, что они готовы начинать сборы.       — Что это? — послышался голос Сансы, когда Джон заканчивал натягивать сапоги.       — Что? — Джон вышел из-за ширмы, даже без верхнего камзола уже будучи во всем черном.       Санса замерла возле кровати и смотрела на большой сундук, что стоял у ее основания. Вчера вечером ей было не до разглядывания комнаты, и она точно знала, что у нее нет такого украшенного резьбой сундука с изображенными на нем лютоволком и кругом дракона Таргариенов. Джон явно смутился и только через несколько секунд молчания проговорил:       — Это тебе.       — Подарок? — Санса была удивлена, на Севере не были приняты брачные подарки между супругами, а на юге в основном жене после брачной ночи дарили какой-нибудь надел земли или сумму денег. А что можно было подарить королеве Севера, когда Джон и так отдал ей половину причитающейся ему страны, Санса даже не предполагала. Да и самым лучшим подарком Санса считала возможность оставить свое имя — Старк, чтоб в будущем передать его одному из их сыновей. Джон явно нервничал, делая вид, что очень сосредоточен, на неуспешных попытках завязать тесемки на рукаве рубашки, не дожидаясь своего камердинера.       — Не знаю, можно ли это так назвать, просто подумал тебе понравится. Но если честно сомневаюсь, приличен ли такой подарок. Санса нежно улыбнулась.       — Совсем недавно ты сказал, что теперь между нами нет ничего неприличного.       Джон наконец-то бросил эти неудачные попытки справиться со слишком мудреной южной одеждой и поднял взгляд на жену, что в нетерпении прикусывала губу и чуть не подпрыгивала в нетерпении. Джон не сдержал ответной улыбки.       — Ну же, помоги открыть, — терпение Сансы закончилось.       Джон поспешно преодолел расстояние и откинул тяжелую дубовую крышку сундука. Он не знал для кого именно этот подарок, для Сансы или для него и его глаз. Но судя по возгласу и потому как Санса стремительно опустилась на пол перед сундуком, осторожно запуская руки в струящуюся ткань, он все сделал правильно. В сундуке был ворох из тканей основных цветов Старков белый, серый, зеленый на дне виднелся небольшой всполох красного, но основной цвет преобладал черный, тот цвет, что Санса не заметила, как сделала своим. Девушка запустила руки в сундук перебирая ткани — щелк, атлас, бархат, в глубине руки коснулись мягкости тончайшей шерсти и меха. Девушка вскочила, встряхнув в руках волну воздушной ткани, и метнулась к зеркалу, стоящему в углу прикладывая к себе белое с вышивкой, невероятно красивое платье, крутанувшись с ним вокруг себя, не прекращая смеяться. Джон наслаждался, каждым мгновением, словно вернувшись в беззаботное детство, укутываясь в смех Сансы и в удовольствие того, что эту радость ей подарил он. После чего Санса отложила платье к черному свадебному плащу, что висел рядом и который она планировала по традиции сегодня надеть и снова подбежала к сундуку. Под ворохом летних платьев, были те что предназначались для Севера и даже одно платье с меховым подкладом, а на самом дне были уложены мотки тканей и фурнитуры. Сколько платьев Санса не перебирала, какими бы они легкими не были они все были с длинными рукавами и закрытыми под горло. Она ели сдержала слезы нежности, еще до того, как Джон понял, почему она закрывает тело платьями, он заметил эту ее особенность, отметил и постарался учесть при подарке, который был ему явно не типичен. Санса старалась не представлять, как и когда он выбирал ткани и фасоны для пошива, рискуя засмеяться от того насколько это не подходило образу строгого северянина, наверняка не обошлось без помощи, разговор с портнихой, Джон бы не осилил, но от этого этот подарок ни сколько не терял своей ценности. Санса вскочила с пола и в порыве бросилась к Джону обхватывая его шею руками, задыхаясь от эмоций проговорив:       — Спасибо. Не знаю на сколько это не положено, но мне все равно. Это великолепный подарок.       Санса чуть не добавила, что «ты великолепен», но смутилась и только спрятала лицо в изгиб шеи мужа, пока ощущала его руки обнимающие ее.       - Я рад, — проговорил Джон, не зная, как выразить насколько это было приятно и ему.       Санса отстранилась и хитро усмехнулась, беря Джона за ладонь и потянув в угол комнаты.       — Идем. Признаюсь, мне помог Лонмаут, потому что я в этом не разбираюсь, — волнительно проговорила Санса, подводя Джона к накрытому покрывалом стенду. — Но это тебе.       — Санса, не стоило, — Джон был поражен, удивлен и растерян.       — Не обольщайся, — Санса все еще посмеивалась, от радости полученного подарка. — Это подарок столь же мне, сколько и тебе.       Девушка словно озвучила его ранее крутившиеся в голове мысли о платьях, и это подстегнуло его любопытство. Джон стянул покрывало, чувствуя, как из легких вырывается восхищенный вздох, как губы растягиваются в довольной улыбке, а руки тянутся потрогать. Джон с озорными искринками в глазах посмотрел на жену, понимая ее слова, что этот подарок им двоим, она не могла оградить его от сражений, но обеспечить защиту и хоть немного успокоить свое собственное волнение, это было в ее власти. Перед ним стоял полный комплект совершенных доспехов, функциональный и невероятный в своей красоте. Санса смотрела как Джон с интересом обходил вокруг доспеха сгибая и разгибая детали и отмечая легкость движений, плотная черного окраса в несколько слоев дубленная кожа, что сочеталась с черным металлом в самых уязвимых местах, делали доспех более подвижным, что особенно импонировало мужчине, привыкшему в бою полагаться на скорость и быстроту и не нося ранее для защиты ничего кроме кожаных дуплетов с вшитыми в них металлическими пластинами. Джон заметил, что сочетание доспеха позволяло носку в различных комбинациях в зависимости от вида боя, не теряя при этом степень защиты и изящество стиля. На доспехе нигде не было символов дракона, но красные узоры, что покрывали всю площадь, красный плащ и перепончатые крылья на шлеме, не оставляли сомнений что эти доспехи принадлежат дракону. Джон выглянул из-за доспеха на Сансу, что в нетерпении ожидала реакции, мужчина не сдержал счастливой улыбки и, подойдя к жене, приобняв, запечатлел на губах легкий поцелуй.       — Он прекрасен и продуман до мельчайшей детали. Спасибо.       Санса расцвела от такой оценки, она не ожидала от обычно сдержанного в эмоциях Джона восторженных криков, но уже давно научилась читать в его глазах, малейших изменениях лица, движениях и они ей говорили, что подарок и правда понравился.       — Что ж, такую красоту нельзя скрывать. Придется мне сделать рыцарские турниры ежегодными и участвовать в них, — с преувеличенным вздохом проговорил Джон, украдкой замечая, как улыбка сходит с лица Сансы и глаза расширяются в ужасе от такой перспективы. Джон не выдержал и рассмеялся, когда девушка слегка хлопнула его ладошкой по руке.       — Не смешно, — проворчала Санса, а Джон все также смеясь, приблизился к ней с поцелуем. Их прервал стук в дверь.       — Это наверно Милания и Бецаль, — сказала Санса, скрываясь в гардеробной, куда прошла Милания, а камердинер наконец-то справился с непослушными завязками на рубашке короля, предоставляя на выбор два камзола.       Когда Санса вышла из гардеробной, Милания и Бецаль уже покинули комнату. Джон с удовлетворением заметил, что на ней одно из новых подаренных платьев белого цвета легкое и воздушное, что как и свадебное сочеталось с черным свадебным плащом. Свой белый свадебный плащ Джон как раз набрасывал на плечи, Санса за его спиной завершала свой образ, когда Джон, стараясь придать своему голосу более непринужденный тон, спросил:       — Мне прийти сегодня вечером?       Санса не нашла в себе силы повернуться и посмотреть на Джона, тяжело сглотнула, вспоминая обещание мужа о поцелуях.       — Да, - слишком тихо, произнесла девушка, и прежде чем могла смутиться и замолчать продолжила. — Зачем тебе вообще уходить, мои родители… мы могли бы разделить комнату. Если конечно ты согласен.       Санса знала, что многие супружеские пары живут в разных спальнях и ее родители, что делили одну кровать, скорее были исключением, чем правилом, но вместе с Джоном у нее появился шанс создать, тот идеал семьи, о которой когда-то мечтала, и она постарается не упустить свой шанс. После небольшой тишины, в которой было различимо напряжение и пристальный взгляд Джона на жену, за спиной раздался ровный голос.       — Я скажу, чтобы мои вещи перенесли.       Санса услышала, как открылась защелка небольшого сундука, что был принесен в спальню, и повернулась, смотря, как на мягкой бархатной подушке покоятся их короны. Неожиданно Джон протянулся не к своей короне, а к короне Зимы, и бережно взяв ее, уверенным жестом одел на голову королевы, опуская руки и чуть наклонив голову в бок с улыбкой рассматривая ее в Северном венце. Через мгновение Санса поняла, что Джон ждет. Она бы соврала, пытаясь убедить себя, что ее руки не дрожали, когда она брала корону короля и с трепетом возлагала ему на голову. Некоторое время они смотрели друг на друга, пока Джон ни подал ей руки, и они ни вышли сначала в общую комнату, где вскочив с мягкого ковра к ним присоединился Призрак, а после в приемную, Санса выдохнула, когда поняла, что обычной толпы встречающей молодоженов у входа в спальню нет. Только ожидали леди Вилла и лорд Хостер с распорядком на день и разошлись по разным кабинетам в сопровождении капитанов своих гвардий.       У кабинета, что был выделен в Высокой башне королю, стояли Берен и Стеффон, они при приближении короля согнулись в поклоне.       — Стеффон, пригласи лорда Ланнистера.       — Ваша милость, лорд Ланнистер в кабинете, — проговорил мальчик и Эйгон уже хотел зайти, как увидел отведенный взгляд Берена, который насторожил.       — И давно лорд Ланнистер в кабинете? — осторожно спросил Эйгон, предполагая ответ и дорисовывая картинку, в которой было много пустых бутылок и веселый лорд.       — Со вчерашнего вечера, — недовольно ответил Лонмаут.       Эйгон же усмехнулся, он мог допустить поблажку, если учесть, что Тирион держался много лун, пока не увидел коронацию своего короля. Что ж король предполагал, что новость, которую он собирался сообщить своему деснице, отрезвит его быстро и надолго. Эйгон, забрал у Хостера папку с документами и зашел в кабинет один. Проходя мимо тахты, на которой громко храпел лорд Ланнистер, он быстрым движением сбросил его ноги с импровизированной кровати, организовывая бодрое и моментальное пробуждение.       — Просыпайтесь, милорд, пора начинать править, — раздражающе бодро проговорил король, направляясь к столу, пока Тирион садился на тахте, перебирая бутылки, что стояли тут же на полу. Наполняя остатками вина кубок, он поднял измученный взор на короля и усмехнулся, увидев веселое, довольное лицо, что явно говорило о вполне удачном супружеском утре, без оттенков сожаления. Что ж Тирион был рад, Санса заслужила достойного мужа, чтобы больше не думать, что Тирион был лучшим из ее мужей.       — Дайте минуту, ваша милость, — пробормотал Тирион, осушая бокал и добираясь до кадки с растением, над которой полил себе на голову воды из кувшина, сбивая алкогольный дурман.       — Не слишком стандартное место для сна, — проговорил король.       — Заснуть здесь, значило не опоздать сегодня на ваш вызов. Это лучше, чем, если бы меня по вашему приказанию разыскивали по всем борделям города, — с трезвой самокритикой проговорил десница.       — Специфическое решение проблемы, но вполне адекватное.       Король уже сидел за столом, раскладывая документы и подписывая два свертка, заверяя их сургучной королевской печатью. Протягивая документы своему деснице, что теперь сидел напротив.       — Что ж, эти документы полностью избавят вас от похмелья, — проговорил король, протягивая документ. Тирион попытался сфокусировать взор, но буквы расплывались, хотя суть разъяснила прилагающаяся к документу брошь десницы. Тирион смиренно кивнул и потянулся ко второму документу, который заинтересовал больше, так как Эйгон смотрел с выражением торжественности и сочувствия, молча давая Тириону время. Лорд Ланнистер долго вглядывался в документ, пока не понял, что буквы в тумане не от похмелья, а от слез застилающих глаза. Вот так в мире снова появился Джейме Ланнистер. Только теперь в образе пухлого зеленоглазого, агугающего малыша, у которого уже пробивался пучок золотистых волос и что тянул свои ручки к склонившимся над его колыбелью матери и дяде. Оба с одинаковым недоумением смотрели на эту кроху, не зная как к нему поступиться и боясь навредить и все испортить. Сир Бриенна казалось была в такой же растерянности, как и лорд Ланнистер, любя, желая защитить, но не совсем понимая, как это показать, столь еще хрупкому сознанию. Хорошо, что леди Дженна взяла на себя командование няньками и кормилицами, словно своей собственной женской армией, что даже настороженная вначале сир Бриенна прониклась к ней уважением. Что ж Тирион знал только одно, этот малыш оказался в самой странной и в самой любящей его семье. Тирион проморгал глаза, прежде чем сдавленно проговорил:       — Спасибо.       Эйгон кивнул.       — Как мы и обсуждали. Вас ждут в Звездной септе на обряд именаречения, этот документ у тебя, и по экземпляру сиру Бриенне и в Цитадель. Езжайте лорд Ланнистер и возвращайтесь с племянником и наследником Западных земель. Тирион собрал документы и поклонившись вышел.       — Стеффон, — в открытую дверь позвал король, попросив пригласить лорда Баратеона, принца Мартелла и лорда Тарли. Вопрос, касающийся принца Мартелла был решен быстро - вручение документов, подписанных Верховным Септоном о разводе и подтверждении брака родителей Квентина и документ о признании его самого. Грамоты лорду Баратеону были чистой формальностью, и по большей части нужны были в Цитадели для будущих поколений. Больше разговор с Джендри был посвящен его изобретениям, особенно водонасосной машине и проходил в более непринужденной обстановке. Но когда в кабинет зашел Сэм, Джон напрягся.       — Еще один сложный разговор, Ваша милость? — Попытался пошутить Сэм, но шутка вышла натянутой.       — Мы за закрытыми дверями и возможно нас даже не подслушивают, так что можно и Джон.       Сэм улыбнулся, присаживаясь напротив. Перед королем лежало три документа, два уже подписанных, другой нет.       — Но так как я не уверен точно слышат нас или нет, чтобы не увеличивать количество посвященных в правду, то буду краток, — Джон протянул Сэму не подписанный документ. — Ты уверен? Обратной дороги не будет. Если у тебя еще родятся сыновья, они уже не смогут наследовать тебе.       Сэм ни на мгновение не задумался, уверенно и непреклонно проговорив:       — Они будут с уважением и почтением относиться к старшему брату.       — Хорошо. Честно, другого от тебя не ожидал, — Джон улыбнулся и росчерком пера поставил подпись, назначая малыша рожденного за Стеной, будущим лордом Тарли, протягивая документ его отцу. Два остальных были об освобождении от клятвы Ночному дозору и о признании Джоны Тарли. А дальше следовали бокалы с вином и шутки, о скорой свадьбе.       — Спасибо, Джон, — в очередной раз повторил Сэм, на что Джон также неизменно, ответил, что это меньшее, чего достоин его друг.       — Сейчас вы в Звездную септу?       Сэм кивнул.       — После как вернетесь, надеюсь, ты присоединишься ко мне, я планирую посетить Цитадель, хочу увидеть ее изнутри, — Джон заметил, что Сэм стушевался и замялся. — Думаю, тебе стоит поехать. Предполагается это будет очень занимательная и продуктивная поездка.       Сэм с интересом наблюдал, как на лице его друга появляется столь незнакомая ранее озорная, хитрая с каплей коварства улыбка. Лорд Тарли кивнул, не желая пропускать, то, что задумал Джон.       Далее в кабинет один за другим заходили и выходили лорды. Полным ходом шла раздача должностей, дарование титулов и монет, лорд Хостер только и успевал, что подавать один документ за другим. Самым ошарашенным, сжимая грамоту о назначении на должность Мастера над монетой, из кабинета короля вышел лорд Арлан из дома Локков. Он всю дорогу до комнат, что были выделены его семье, прокручивал разговор с королем, боясь представить, открывшиеся возможности реализации всех его идей, и возможность наконец-то заниматься тем, что было ему по нраву. Арлан не заметил, как засмеялся, представляя реакцию своего отца, что требовал с него договор с Югом. Этот договор с Югом, был весомее любого другого, даже того, что он заключил с лордом Селтигаром. Перед братом, сестрой и отцом он предстал, все еще смеясь, а на вопрос брата, зачем король вызывал его, протянул грамоту. Воцарившуюся тишину в комнате можно было осязать, только трагичный голос сестры прервал ее:       — Все же мне придется изучать твои документы.       — Ну, или выходи замуж, — добавил старший брат, на что получил недовольный взгляд девушки, что ж Арлан мог поспорить, что его сестра, ненавидящая цифры все же сбежит от расчетов замуж, за какого-нибудь лорда из гонных кланов, где лучшей женой была жена с мечом, а не с пером.       В тот день лорд Локк много молчал и много с восхищением смотрел на младшего сына.       За своим отцом для передачи вызова к королю Стеффон бежал со всех ног. Особое отношение короля к сиру Давосу не скрылось от его детей. Они часто наблюдали, как король сам подходил к их отцу, а не вызывал приказами как других лордов, и о чем-то долго разговаривал, иногда к ним присоединялся лорд Ланнистер, видели уважительное отношение Эйгона Таргариена к бывшему контрабандисту и то с каким восхищением отец сам говорил о короле. Братья Сиворт шепотом между собой обсуждали, что это может значить для их семьи и смелые мечты пугали. Мать одергивала трех сыновей, поучая, что они должны быть скромными и понимать, что это заслуги их отца, а не их, ее сыновьям только предстоит проявить себя, что не должны почивать только на заслугах отца. Они преданные слуги и их семья примет любое решение короля. Тем более, что не им роптать, они и так обласканы милостью лорда Баратеона, что передал им земли всего Дождливого леса. Юноши все это понимали, но не могли унять тот трепет, что появился, когда Стеффон явился за их отцом.       Мальчик постарался скрыть свое волнение, когда он и его отец вошли в кабинет короля и тот в приветствии встал, пройдя на встречу своему дорогому другу, пока сир Давос склонялся в почитающем поклоне, а Стеффону пришлось выйти из комнаты.       — Нет, такой награды, которая бы полностью соответствовала моей признательности вам, что отразила бы значимость вашей службы. И перед тем, как вручить грамоты я бы хотел узнать каким вы видите свое будущее? В мирной спокойной жизни, или в продолжении службы? — Эйгон печально улыбнулся, смотря на Давоса. — Признаюсь, для меня предпочтительней второй вариант, но выбор за вами.       Давос все еще помнил, тот дрожащий от могильного холода голос, который спрашивал, почему он вернулся в мир живых, тогда Давос ответил «Не знаю», теперь же он видел ответ на этот вопрос перед собой — этим ответом была корона на голове. Король, который имел все шансы затмить своих предшественников, и бывший контрабандист хотел это увидеть.       — Как и любой человек, я хочу служить достойному королю, и когда такая возможность есть, кто я такой, чтобы от нее отказываться.       Эйгон счастливо улыбнулся.       — Тогда приступайте к должности Мастера над законом моего Малого совета. Давос несколько раз приоткрыл рот, он, старик потерял дар речи от абсолютно не подходящей ему должности, но его следующие слова король выслушал со спокойствием и ожиданием. Эйгон предполагал реакцию Давоса, так как такая же реакция была у Тириона, но именно эта должность была в мыслях короля заполнена сразу после Десницы, и в ней он был уверен.       — Ваша милость, это большая честь. Мастер над законами - очень ответственная должность и ее должен занимать человек особенно грамотный, коим я не являюсь. Все мои познания законов страны состоят из того, что мне говорили более сведущие люди и по своим внутренним представлениям о справедливости.       — Вот именно, — Эйгон кивнул словам Давоса, услышав подтверждение правильности назначения его на должность. — Мне не нужно от Мастера над законами знание буквы закона, мне нужен тот, кто бы понял его суть и его соответствие справедливости. Кто остановил бы произвол лордов, что у каждого в землях свои правила и свои особые законы. Так не должно быть. И вы тот, кто понимает, что такое горькая справедливость.       Давос печально улыбнулся, король мог убедить, и еще он кажется только что услышал девиз его нового, но уже довольно важного дома «Горькая справедливость», подойдет Сивортам, как напоминание о том, чему они обязаны своим возвышением. А король в это время открыл сундук и положил на стол, громоздкую книгу в чугунном переплете — одну из королевских регалий.       — Эта книга ваша обязанность. Возьмите себе в помощники столько мейстеров, учеников Цитадели сколько пожелаете, но составьте тот костяк законов, на которых будет строиться новое королевство. Отсейте, те, что устарели, добавьте те, что покажут дальнейший путь новым поколениям.       Давосу шел пятый десяток, но сейчас смотря на книгу с чистыми листами он дрожал, как нервный юнец, в порыве притронувшись к обложке книги положив на нее руку и посмотрев на короля произнес.       — Я, лорд Давос Сиворт, клянусь в своей службе на посту Мастера над законом Малого совета Эйгона Таргариена седьмого своего имени руководствоваться исключительно пониманием справедливости и чести, какой бы горькой она не была.       — Благодарю за ваше решение, — Эйгон кивком принял клятву. Король сел напротив лорда Сиворта и жестом предложил тоже сесть, на что Давос благодарно опустился на стул напротив, так как начал понимать, что ноги перестали его держать.       — И еще. Вам уже перешли как лорду Дождливого леса владения в Штормовых землях, но скорей можно сказать это ваша заслуженная награда от лорда Баратеона. А я хотел бы, чтобы вы не расставались со своей семьей будучи у меня на службе. Так как столица все же Королевская Гавань, то логично, чтобы у вас был дом в Королевских землях. Думаю, замок Росби, достаточно близко к столице.       Давос уже устал удивляться и чувствовать, что он не достоин таких наград, поэтому просто произнес.       — Не слишком ли много земель для одного лорда?       — Но у вас, трое сыновей, так что нет не много. Я уверен они будут достойными продолжателями вашей семьи.       Давос Сиворт возвращался в земли в которых родился, но уже как лорд. Сейчас оглядываясь назад Давос понял, что его жизнь невероятна и больше похода на легенду. Но он всегда помнил и будет помнить, что привело его к этой вершине — честная, преданная служба. При прощании, когда лорд Сиворт выпрямился после поклона королю, увидел протянутую руку и последовавшее за этим крепкое рукопожатие и проникновенное «Благодарю» от короля, были наверно самыми ценными наградами.       — Стеффон, — позвал король и паж быстро вошел в кабинет, не удержавшись от беглого взгляда на грамоты в руках отца. — Ты можешь пойти с отцом к семье, я вызову, как ты понадобишься.       Эйгон хотел дать им время в кругу родных обсудить и отпраздновать те изменения, что пришли в их семью. Как только отец и сын ушли, и король отпустил своего секретаря, вернулся довольный лорд Ланнистер, кивая на стопку подписанных свитков:       — Смотрю, Ваша милость взялись за государство всерьез и безжалостно.       Эйгон только поднял взгляд от подписания очередного указа.       — Могу узнать, что это?       — То о чем мы неоднократно говорили и обсуждали, — с толикой раздражения проговорил Эйгон, бессмысленный вопрос, если Тирион и так знал на него ответ.       — Мало ли. Вы король, можете делать все что угодно, это ваш выбор и решения.       — Вот и надо вам, в очередной раз напоминать мне об ответственности и ярме короны? — Эйгон бросил на десницу хмурый взгляд.       — Нет, о возможностях и неограниченной воле, — улыбаясь, ответил лорд Тирион, в отличие от короля, у которого уже начали сливаться исписанные ровным почерком лорда Хостера строчки указов, у десницы короля было замечательное и теперь уже полностью бодрое настроение.       — Вижу, наследник вас порадовал, — нежно усмехнулся король.       — Вел себя с достоинством Ланнистера, даже не плакал, — посмеялся Тирион, но Эйгон услышал нотки гордости. — Выходя из септы, столкнулись с четой Тарли. Король на это кивнул, не желая продолжать и так понятный факт, протягивая документ деснице.       — Лонмаут предоставил кандидатов, которые будут учувствовать в отборочном турнире в Королевскую гвардию, но все же стоит заранее проработать всех кандидатов.       Лорд Ланнистер принялся изучать список, кивая на каждое имя пока король вернулся к подписанию указа о передаче всех пустующих земель, с вымершими родами под управление короны с управляющими и под контролем новой должности Мастера над королевскими владениями, на которую был назначен лорд Родрик Харлоу. Тиррион от такого назначения был в ужасе: что может знать лорд замка на Железных островах о работе с землей и огромными землевладениями и не сочтет ли это оскорблением. Но Эйгон был покорен лордом Харлоу и их разговорами, которые были между ними и на все аргументы против этого назначения, отвечал, что «тот знает цену земли, кто ее лишен». Тем более это были слова самого лорда Харлоу, который был образован и дальновиден. Король верил, что именно такие люди как Харлоу и Гудбразер приведут Железные острова к процветанию, а не те, кто цепляется за «Старый закон». Король не мог обойти наградой того, кто яростней всего убеждал леди Грейджой не кидаться за миражем независимости, а получить лучшее от возвращение в состав Вестероса. Единственное, что Эйгон изменил это название должности, которая раньше в его мыслях звучала, как Мастер над землями, чтобы избежать кривотолков от старых приверженцев Железных островов.       Тишину работы прервал возглас Тириона:       — Только не он!       Эйгон на такую эмоциональную реакцию вздрогнул, отвлекаясь от подписания указа.       — Подрик! Ни в коем случае!       — Почему? — искренне удивился король. — Из всего списка именно о нем я думал в первую очередь, хотел назначить даже вне турнира.       — И сделать несчастными всех шлюх Вестероса. Подрик не для целибата, не губите его талант! — в глазах Тириона стоял выразительный ужас, что перерос в смех, когда он понял по лицу короля, что до того дошел смысл о таланте Подрика.       — Оу, — проговорил Эйгон, скрывая улыбку за покашливанием. — Тогда может Городская гвардия Таргариенов с возможностью последующего повышения.       — Думаю, это ему подойдет, — Тирион кивнул, парень молод и ему еще учиться, хоть сир Бриенна и посветила его в рыцари. От размышлений о судьбе своего друга Тириона отвлек спокойно-вкрадчивый голос, короля, который делал пометку напротив имени Подрика Пейна.       — А есть новости по поводу его дальнего родственника Илина?       Тирион вздрогнул, прекрасно понимая, почему был поднят этот вопрос. Конечно, палач просто исполнитель приказа короля, но нынешняя королева навряд ли забыла человека, что обезглавил ее отца, у нее на глазах, да и у короля память хорошая, как и у всего Севера. Когда-то Тирион сам сказал «Северяне никогда не забывают», что ж эти слова были пророческими и сейчас весь Вестерос пожинает плоды.       — Теперь есть подтвержденные сведения, что он в Эссосе.       — Арья будет недовольна, она надеялась, что он прячется где-нибудь в Вестеросе, — слишком буднично проговорил Эйгон, изучая следующий документ-проект, что он планировал сегодня представить в Цитадели.       Утро для Сансы началось намного веселее, чем у короля. Хотя бы тем, как Вилла, красуясь перед лордом Хостером — секретарем короля, что она тоже знает расписание своей королевы, несмотря на отсутствие у нее наполненной бумагами папки, и оно тоже состоит из важных, государственных дел, начала озвучивать распорядок дня. Веселя Сансу обозначая беседу с леди Десмерой Редвин за кружкой полуденного чая, как аудиенцию с уполномоченным представителем Арбора, а прогулку в саду в окружении леди, как проведение неформального совещания. Королева веселилась, понимая, что для южных земель она просто королева без каких либо существенных полномочий, весь груз ответственности она почувствует по прибытии на Север, а пока можно проводить неформальные совещания, поедая десерты. И все равно утро началось со встречи с лордом Ройсом, который предоставил свои взгляды о дальнейшем развитии Севера, подкрепленные согласием основных северных землевладельцев. После была небольшая прогулка в навесных садах и королеве официально были представлены леди, дочери и жены, хотя она и так большую часть уже знала, но правила требовали, как требовали, чтобы она общалась не только с северными леди. Она переговорила с леди из Штормовых земель, после с несколькими леди из Дорна и Королевских земель, с помощью переводчика недолго пообщалась с женами представителей Браавоса и Пентоса и только после этого смогла, не нарушая протокола подозвать к себе Мери Лейки и отвести ее смотреть на залив.       — Как тебе вчерашний бал? — спросила королева и выслушивала восторженные возгласы, пока они шли мимо заинтересованных леди, что явно прислушивались о чем говорит королева и только когда они оказались на площадке, что чуть выдавалась над водой и не позволяла никому подойти незамеченным, спросила, все так же мило улыбаясь.       — Что тебе удалось выяснить? Мери даже не смутилась, все также жестикулируя и посмеиваясь начала говорить, это хорошо позволяло скрыть значимость темы разговора.       — Ваша милость, мне удалось выяснить несколько фактов и они не оставляют никаких сомнений в намерениях небезизвестного нам рыцаря. Первый из них леди Уэйнвуд очень расстроена, так как ее любимый воспитанник перестал ее слушать, и главное отказался жениться на одной из ее внучек, а она очень рассчитывала обеспечить этой юной леди особое положение в Долине, можно сказать самое высокое. Но сделала ставку не на ту птицу и теперь смирилась с тем, что сокол от нее улетел к Ройсам.       — Точно смирилась? — уточнила Санса, вспоминая, как они с Джоном рассматривали вариант брака Робина Аррена и кого-то из родственников Аньи Уэйнвуд.       — Да. Она уже нашла партию для внучки богатую, красивую и не такую проблемную. И тут второй факт. Нам известный рыцарь очень красив и иногда случается, что красота рыцарей имеет последствия в виде детей, что и случилось с рыцарем, о котором мы говорим.       — Да, я это знаю, у него дочь.       — Теперь не только. Теперь еще и сын. И у брата с сестрой разные имена, если девочка Стоун, то мальчик уже с именем отца, — сказала Мери и замолчала, пока Санса не поняла сказанное и медленно повернулась к леди, не в силах скрыть удивление. — Это то, что привело леди Анью в ярость.       — Когда? — Санса не сдержала вопроса, она была уверена, что в планах Хардинга долгое время был план женитьбы на ней и они с Джоном своей свадьбой расстроили их, а тут брак с неизвестной девицей.       — Все было очень поспешно и повезло, что невеста несмотря на свое особенное положение, была всегда скрытно рядом со своим возлюбленным. Думаю в расчете на вот такое удачное стечение обстоятельств. Обряд был проведен по пути в Хайгарден в небольшой септе в Кузнечном городке, где и родился наследник рыцаря, и его имя было записано в септе, где заключался брак родителей.       — Почти у нас под носом, — пробормотала Санса, а в прочем он и не должен был докладывать о жене. — Странно, что я не видела новую жену рыцаря на коронации и бале? Ведь положение ее супруга обязывает.       — Думаю, тут могут сослаться на ее тяжелое состояние после родов. Ведь мальчик родился почти что на следующий день после свадьбы родителей.       — Какой необычный свадебный подарок, — королева вопросительно взглянула на Лейки.       — Очень необычный, особенно если учесть каким крупным он появился на свет, как говорил вчера на балу один подвыпивший лорд настолько крупным, что не сегодня завтра уже встанет на ноги и пойдет.       — Ты хочешь сказать, — Санса задумалась.       — Именно. Ребенок уже давно родился, но это как могут скрывают, чтобы его объявить законным.       — Можно опровергнуть?       — На данный момент нет. Мать и ребенок по последним данным со дня на день будут отправлены кораблем из Черноводного залива в Чаячий город.       — Почему именно Чаячий город?       — Там живет гордый дед чудо-внука и отец его матери. Он торговец специями. Абсолютно не знатен, но очень богат.       — Может, есть и имя новой леди?       — Шафран, — сказала Мери.       Санса отвернулась в сторону моря, рассматривая корабли, что только что заплывали в город. Не видя прекрасного пейзажа, анализируя эти новости. Все вставало на свои места. Хардинг не планировал жениться на любовнице, но она все же, рискуя собой и младенцем, прибыла к Королевской гавани. А когда поняла, что Хардингу не светит брак с семьей Старк начала действовать, нашептывать, и в конце концов они поженились, наверняка на свадьбе живот был фальшивым. И на вопрос "Что дальше?" есть только один ответ. Дальше у них в планах Орлиное гнездо. Ведь даже младенец-наследник есть. Только вот это план не Гаррольда, ему нет смысла жениться на Шафран, он мог выбрать любую другую леди, чтобы укрепить свои позиции, и ему не нужна Шафран, чтобы стать лордом Долины, он ни чего этим браком не выиграл, только пересуды из-за брака с безродной, а вот ей это нужно. Это огромный выигрыш и дальше может быть еще больше. В этой игре ведет не Гаррольд, а его жена. И он говорит то, что скажет она, но откуда дочери купца знать на какие струны нужно надавить?       — Спасибо, леди Мери, это удивительные сведения и очень полезные.       Мери зарделась и счастливо улыбнулась.       — Мне было не сложно, Ваша милость. Там посидела, тут посмеялась, с тем потанцевала, того случайно толкнула. Иногда полезно, когда тебя считают безмозглой дурочкой хохотушкой.       — Я не считаю, — сказала королева и улыбнулась.       — Вы единственная, — даже радостно сказала Мери и улыбнулась в ответ. — И думаю желательно, чтобы вы, Ваша милость, так и оставались в единственном числе. Удобно, при мне никто не скрывается, не подбирает слова, я красивая картинка и люди забывают, что у меня есть уши и глаза.       — Это и правда очень удобно, — хитро усмехнулась королева, но после обеспокоено посмотрела на свою леди. — Но вы под моей защитой, и я бы не хотела, чтобы вы пострадали, ваше имя и ваша честь, выполняя мои задания.       — Не переживайте, Ваша милость, я всегда действую осторожно.       — Но если что…       — Я знаю, что вы сможете меня защитить.       Мери искренне улыбнулась и Санса поняла, почему люди доверяют этой сияющей улыбке и большим глазам, на невинном детском личике, свои тайны, это была прекрасная возможность.       — Леди Мери, на Севере никогда не было должности Мастера над шептунами, но возможно стоит ввести должность Мастерицы полотна тайн, — королева бросила беглый взгляд на собеседницу, да раньше северяне брезговали шпионами, но Санса как истинная северянка не забыла Амберов и старших Карстарков, когда даже лучшие из лучших были готовы на предательство ее семьи. Настало время необходимых перемен. Мери на мгновение перестала улыбаться, но потом снова вернулась к настроению-прикрытию.       — Ваша милость, это великолепное название столь таинственной должности.       — Как я понимаю вы согласны занять ее? И не посчитаете ее оскорблением?       — Почту за честь служить моей королеве и Северу.       — Только пусть эта должность так и останется в тайне, — Санса украдкой игриво приложила пальчик к губам и засмеялась, Мери вторила ей таким же смехом.       — Это очень дальновидно, Ваша милость.       Все, кто прогуливался по саду видел только счастливую королеву, которая со своей леди обсуждают вчерашний коронационо-свадебный бал и слышали веселый смех, что заглушал истинные слова разговора. Санса еще раз посмотрела на два корабля, что приближались к Староместу, догадываясь, кто на них прибыл, а значит пора было возвращаться в Башню и ждать прибывшего с докладом.       Двое мужчин стояли во дворе Черной крепости замка Хайтауэров, над которой возвышалась махина Башни, озираясь и пытаясь понять к кому обратиться, чтобы их провели внутрь к королю, для доклада, о возвращении из Эссоса, но на них по большей части отмахивались, суетясь по своим делам. Единственный вариант было увидеть кого-нибудь знакомого, поэтому они шатались во дворе, выглядывая в толпе знакомые лица, но за последние полчаса это не дало результатов. Пока Ауран не схватил Бронна за локоть, прошептав:       — За нами следят.       Бронн прислушался к своим ощущениям, оглядел пространство и понял, о чем говорит Ауран, недалеко от них тень была более плотной и с более четкими границами, что обозначала не высокую, щуплую фигуру.       — Эй, малец выходи, шпион из тебя никудышный, — раздраженно проговорил Бронн, смотря, как от стены отделился кусок тени, выходя на свет, приобретая тонкие черты необычной девушки, одетой в легкий белый камзол, что было странно, так как она явно не стащила одежду у брата, а костюм был сшит именно по ее фигуре.       — Если бы я и правда шпионила, вы бы меня никогда не заметили, — как факт проговорила девушка, Ауран хотел скептически улыбнуться, но что-то в интонации, в том, как незнакомка держала себя, остановило его, и он с неподдельным интересом присмотрелся к девушке. Руки сложенные за спиной, высоко поднятый подбородок, устойчивая поза в ногах, человека умеющего сражаться, взгляд, что снимал кожу пробираясь в суть. То как она выглядела, а особенно необычный смешной тонкий меч на поясе, при взгляде на который, почему-то не хотело смеяться, было интригующе. Бронн переглянулся с Аураном в той же растерянности. Это была загадка, которую стоило разгадать и ждать пришлось не долго.       — Я, Арья Старк, — имя было произнесено уверенно, звонко, девушка точно знала какой силой обладает ее имя и какие мысли оно вызывает в собеседнике, но не показывая и толики самодовольства этим фактом, словно по-другому и быть не могло. — Моя сестра, королева, желает видеть вас, сир Бронн, я провожу.       Произнеся девушка, четким движением развернулась и пошла в сторону входа в Башню, отказ от мужчин не предполагался. Бронн и Ауран поспешили следом, пытаясь на ходу объяснить, что по правилам они должны предстать перед королем, но девушка даже не оглянулась:       — Король, сейчас вас не сможет принять, он занят, а королева не задержит долго. Вы как раз успеете.       Ауран только пожал плечами и не переставая разглядывал столь необычную леди.       Королева принимала в комнате наполненной светом и цветами, сидя на диване в окружении своих леди, можно было бы подумать, что тут вышивают, поют песни и обсуждают милые сплетни, но Бронну в это мало верилось, не стоило этим обманываться. Бронн поклонился и выразил свое почтение.       — Как ваша поездка сир Черноводный? — лениво, словно ради приличия спросила королева, но Бронн уже давно вертелся среди вышей знати, одна служба Ланнистерам много чему его научила, чтобы все же разглядеть подтекст в столь простом вопросе.       — Благодарю, Ваша милость, большая часть кораблей благополучно добралась до Эссоса.       — Большая часть? — уточнила королева.       — По пути случился небольшой инцидент, на один из кораблей скрытно был пронесен дикий огонь и произошел взрыв. Самой королеве не пришлось разыгрывать наигранный испуг, за нее это сделали окружающие ее леди, резко вздохнули, кроме трех, что сидели ближе всего к Сансе Старк.       — Это ужасная новость. Кто-то пострадал? И Бронн даже мог сказать, что королева и правда переживает, что вместе с Серым червем мог пострадать кто-то еще невинный.       — Всех, кто находился на корабле к сожалению, забрала морская пучина. Королева отвела взор, для обычного не знающего взора, это могло показаться попыткой скрыть печаль из-за трагичной новости и проявлением скорби, но Бронн понимал, королева сейчас оценивает на сколько он справился со своим заданием.       — Спасибо, за правду и честность о трагедии, какой бы ужасной она не была. Мы помолимся Богам за несчастных. Думаю, король будет рад услышать, что многие наши заморские гости благополучно добрались до родных земель, — проговорила Санса, и Бронн облегченно выдохнул, кланяясь, вроде королева осталась довольна. Аудиенция была закончена, теперь отчет ждал король.       Ауран ждал своего вынужденного товарища в коридоре, находясь под колким, как кинжал взглядом леди Арьи. Когда ему надоело это пристальное внимание, практически не мигающих глаз, когда спина затекла от напряжения и он почувствовал, что по ней скатывается водянистая неприятная капелька, когда его терпение кончилось и он, понимая весь риск, уже готов был огрызнуться, словно специально доведя его до края, молчание разорвал вопрос:       — Вы Ауран Уотерс, бастард Веларионов?       — Вас волнует мой статус, — в эту фразу Ауран вложил все свое напряжении и раздражение последних минут.       — Нет. Бастард — для меня никогда не было ругательным.       Ауран поднял белесую бровь на эту спокойную констатацию факта.       — Ваше мнение в Вестеросе в меньшинстве, миледи.       — Я всегда в меньшинстве.       Ауран даже не посчитал это шуткой, скорее горькой правдой, чувствовал он, что таких в Вестеросе вообще больше не было. А Арья продолжила:       — Про вас говорят, что вы прекрасный моряк, стратег, что слышите голос моря, и оно помогает вам, говорят, что вы всегда были преданы Станнису Баратеону, хоть преклонили колено перед Ланнистерами и были любовником Серсеи, что ваш род все еще наделен магией Валирии, что вы выбрались из лап морского чудища и что на Ступенях у вас собственная армия и гарем женщин, что пираты обходят ваши корабли стороной и называют вас демоном глубин. Это правда?       — Про вас ходит много слухов, леди Арья, что из них правда? — улыбнулся Ауран, считая, что это поставит на место слишком наглую девчонку.       — Все, — просто ответила девушка, что убрало улыбку с лица Уотерса.       В это время дверь в солярий королевы открылась и вышел Бронн, Арья провела их к кабинету короля и ушла, сопровождаемая в спину заинтересованным взглядом Аурана Уотерса.       Аудиенция у короля началась со стандартной присяги, так как они пропустили коронацию. Встреча с Эйгоном Таргариеном для Аурана прошла спокойно, он описал ситуацию со взрывом, с доставкой дотракийцев и безупречных и что остальные корабли уже на пути в Браавос. Король принял новости даже удовлетворительно, так как мысленно ожидал больше не входящих в план ситуаций с этой авантюрой возврата людей в Эссос, чем потеря одного корабля. И Ауран ушел, получив обещанные два корабля. Вторая же часть приема лично для Бронна Черноводного была наполнена вручением грамот, на которые Бронн даже не знал, как реагировать, и не из-за безудержного счастья, а из-за непонимания происходящего.       — Вот, объясните мне, Десница короля, то что сейчас было — это награда или наказание, — произнес Бронн, когда зашел следом за Ланнистером в его комнату. — Есть замок, но мой только номинально. Есть должность в Малом совете, но какая-то новая. Что это вообще означает Мастер над порядком?       — И то и другое, — усмехнулся Тирион, но увидев напряжение Черноводного все же смягчился и добавил. –Подумай о том, что у тебя все же есть титул лорда и замок, где можно спокойно жить, а если надоест, то есть дело, которое отправит в приключение. Главное в замке это доход, который он предоставляет, а не то, где ты живешь, ты как член Малого совета, вообще жить будешь там, где король, а значит, через три-пять лет переберешься в Красный замок, если сохранишь должность.       — Кстати о должности?       Тирион вдруг посерьезнел, протягивая Бронну свиток.       — Тут все описано.       Бронн осмотрел свернутый свиток и взмахнул им.       — А если попроще и в двух словах.       — Власть. Твоя должность значит власть, — проговорил Десница, замечая как замер новоиспеченный лорд. — Признаюсь и я, и король сомневались, кого назначить на эту должность и если бы у нас был, хоть еще один вариант, хрен бы ты ее получил. Но лучше кандидатуры нет. Собери отряд из людей, любых, каких посчитаешь нужным и в таком количестве которым посчитаешь нужным и объяви войну.       — Кому? — немного сдавлено проговорил Бронн.       — Разбойникам, преступникам, мошенникам, насильникам. Ты и твои люди будут отправляться, по приказу короля, туда, где лорды ничего не делают для защиты своих людей. Ловить преступников, разбойников и следить, чтобы суд над ними состоялся. Таким образом, тебя будут ненавидеть все лорды Вестероса, потому что ты имеешь право вмешиваться в их дела, но наверняка прослывешь героем среди простого люда. Бронн с уже не скрываемым интересом взглянул на свиток в своей руке, то что он услышал ему нравилось, это было, как сбивать спесь с лордов, что ж вчерашнему наемнику это было по душе.       — Но в этой должности подвох, — Тирион противненько, хищно улыбнулся, а Бронн уже обреченно ожидал следующие слова, во всей его жизни всегда был подвох. — Она полна соблазна, самому вершить правосудие, соблазна наживы, ты головой отвечаешь за поступки своих людей, в прямом смысле. Если дойдут сведения, что ты и твои люди сами стали разбойничать, то…       Брон не дожидаясь слов Ланнистера, провел рукой по шее.       — Да, именно. И учти, король скор на расправу, если вина неоспорима.       — Это я уже и так понял.       За разговором лорд Ланнистер и лорд Черноводный вышли на балкон его комнаты. Смотря на суетящихся лордов, что готовились к выезду королевской четы в Цитадель. Большая башня Хайтауэров сейчас напоминала знатный муравейник, куда не плюнь везде лорд, пестрая толпа всего высшего света Вестероса. Вот и сейчас во двор из подъехавшей кареты вышла явно знатная, но странная семья, с двумя верещащими малышами и во главе с очень выделяющемся среди статных рыцарей пухлого мужчины.       — Кто это? — кивнул Бронн.       — С ними осторожней и без шуточек. Это семейство, лучшего друга короля, лорда Тарли. Его мать, невеста, дети и сестра.       — Говоришь лучший друг короля, — новый лорд Хайгардена задумался. - Тарли богатый, знатный род. Ну, что ж, — улыбнулся Бронн. — Теперь у меня есть титул, замок и должность, для полного счастья мне не хватает только одного.       — Знатной леди под боком, — проговорил Тирион и настороженно посмотрел на то, как Бронн поглядывает на Тарли, и сам перевел взгляд вниз, где семья, вернувшаяся из Звездной септы, заходила в Башню, от них так и вело счастьем. Первой реакцией Тириона было ужаснуться мыслям Бронна и отговорить, но потом усмехнулся, подумав, что король явно будет не против, что леди Хайгардена станет девушка из дома Тарлии произнес:       — Прекрасный выбор. Но учти женишок, если ты обидишь эту леди, то иметь дело придется не только с ее расстроенным братом, но и с разъяренным королем. Бронн сглотнул еще раз посмотрев вниз, а потом криво усмехнулся.       — Риск это весело. И мне не привыкать замок с подвохом, должность с подвохом, что ж пусть и жена будет также. Именно риск позволил мне всего добиться.       Поездка до Цитадели не была долгой, но король и королева смогли заметить, что праздник у народа все еще продолжается и при свете дня. С многих площадей слышались звуки театральных представлений, которые наверняка рассказывали о героизме их нового короля, в тавернах было шумно, а на улицы высыпали из дверей веселые люди. И несмотря на неожиданный выезд в город королевскую чету в сопровождении гвардий Таргариенов и Старков, лордов и рыцарей встречали шумными криками радости. По дороге Эйгон отметил, что у нескольких домов телеги с поклажей и кареты, которые явно планировали выезд. Король на это довольно улыбнулся. Его разговор с лордом Хайтауэром о строительстве Королевской гавани, давал плоды. Каменщики и строители, которым в полностью застроенном Староместе не хватало работы, с энтузиазмом восприняли идею переезда в Королевскую гавань. Где как раз начиналось активное строительство. Многие уезжали вместе с семьями.       Процессия въехала в район Цитадели сейчас улицы были пусты, а все боковые улочки перекрыты гвардейцами Хайтауэров. Король с горечью принял разницу того района Цитадели, который видел он несколько дней назад и того, что предстал перед ним сейчас. Но также искренне понимал, о необходимости безопасности, особенно в присутствии королевы. Мосты, соединяющие остова, привели к Главным воротам Цитадели. Здесь народу было больше, кандидаты и школяры заполнили пространство, но приветствие было более торжественным с поклонами и волной шепота, под бдительными очами всего состава конклава. Двадцать один архимейстер разместились между двумя Сфинксами, поклоном поприветствовали королевскую чету и ее сопровождение. Сеншалем на этот год был назначен по жеребью уже официально вступивший в конклав после кончины архимейстера Валгрейва — архимейстер Гормон, происходящий из дома Тирелл, он выразил признательность за посещение обители знаний. Эйгон же рассматривал состав конклава, сравнивая информацию, что предоставил ему Сэм и Гюнтор, с тем, что видел, определяя имена архимейстеров по цепям, маскам и жезлам больше, чем по лицам. Дальше королевскую чету провели по залам рассказывая о системе обучения и возможностях Цитадели, что-то Санса и Эйгон знали, но несколько фактов были в новинку. Сам же сеншаль всю беседу был напряжен, пытаясь понять намерения короля и его странный интерес к Цитадели. Особенно учитывая, что король не проявлял никаких явных эмоций равнодушно задавая уточняющие вопросы. Нет-нет кое-кто из конклава поглядывал в сторону Сэмвела Тарли, что хоть и шел рядом с королем, больше неловко прятался за его спиной, чем вставлял свои пояснения, что позволял себе лорд Гюнтер.       А дальше шло заседание конклава с участием короля за закрытыми дверями, пока Эйгон попросил показать королеве и лорду Ланнистеру состязание ораторов, которое устраивалось на соседнем острове. Король думал о присутствии Сэма, но увидев явное нежелание друга заходить в зал заседаний, не стал настаивать. В зал вошли только король и лорд-командующий Лонмаут. Берен и Хостер занесли стопки книг и вышли за дверь. Эти книги почти сразу забрали, унося в библиотеку, кроме одной — дневник Верховного септона Мейнарда, был унесен в более защищенное хранилище под ключ, там же уже лежала метрическая книга с соответствующей записью о браке, что вел Верховный септон Мейнард и которую мейстеры изучили сразу как до них дошли слухи о новом короле, туда же были помещены документы о состоявшейся коронации и заверения всех записей и документов новым Верховным септоном, включая подписанное Элией Мартелл согласие на развод.       Разговор между мейстерами и королем был напряженный. У Эйгона к ученым мужам была только одна претензия, но из-за нее почти все сидели, потупив глаза, кроме одного. Архимейстер Марвин высоко держал свою крупную голову, и самодовольный взгляд сверкал из прорезей маски, осматривая своих коллег. Все из-за чего на него смотрели свысока, все, что заставляло выслушивать скепсис, теперь стало реальностью. Король, что восстал из мертвых, дракон, что вчера пролетал над Цитаделью и оружие против белых ходоков, что стало троном. Теперь над ним не смеялись, теперь посматривали с опаской, и Марвину это нравилось: наконец-то его работа, его знания по достоинству оценились коллегами. Которые на каждую дошедшую до них новость о новом короле, восклицали «Этому нет научного подтверждения!», а после смотрели на него, и Марвину только и оставалось снисходительно улыбаться и пытаться разъяснить, то что он годами изучал, и что сейчас зовется так грубо и не правильно — магией. Король был спокоен, но слова которые он произносил были страшнее плетей.       — Я понимаю, что сидя вдали от Стены и не видя тех ужасов своими глазами, можно усомниться в существовании и белых ходоков и Короля ночи. Ведь все мы люди и люди слабы в том, что бояться поверить в самый страшный кошмар, словно отрицание сделает его менее реальным. Словно слепая вера в то, что стены крепки, не даст им рухнуть. Не получилось и единственное, почему Цитадель все еще стоит, а не завалена ходячими мертвецами с голубыми глазами, это то, что один человек, который видел армию мертвых, понимал необходимость не закрывать знания в каменных стенах, а дать этим знаниям свободу. Единственный человек, который нашел смелость пойти не по правилам, а по тому как велит наступившее время.       — Ваша милость, мы осознали свою не дальновидность, — проговорил Архимейстер Гормон. — И продолжим копить знания с большим рвением.       — Ваша ошибка не недальновидность, это самомнение. Вы считаете, что собрали в Цитадели величайшие знания и это так, но вы забыли, что знания безграничны и нет ни одного человека, который бы знал все даже в одной области, что даже ваши знания не абсолютны и есть еще стороны мира, которые не познали. Ваши знания закостенели и не развиваются, не готовы принять новое, что расходится с устоявшимися принципами. Я понимаю опасность некоторых знаний и их применения, понимаю ограничения их получения, но нельзя останавливаться в развитии и поиске. Я не позволю своему государству остановиться на достигнутом. А развитие - это знание и умение его применять. Чтобы в будущем, когда вам сообщат о армии мертвых, что угрожает жизни, вы не прятались за знаниями и громкими словами о рациональности. Игнорируя угрозу, нависшую над миром и даже не желая помочь.       — Ваша милость, насколько мне известно, школяр Сэмвел Тарли сыграл значимую роль, — осторожно пробормотал архимейстер Эброз.       — Лорд Тарли помог нам победить Короля ночи, но не с вашей помощью, а вопреки вам и вашим взглядам на мир. Я не желаю, чтобы эта ситуация повторилась. Пришла пора перемен.       Архимейстеры молчали, они понимали, что полностью под властью короля, у них нет армий лордов, нет власти септонов, которые могут повлиять на государя. Эйгон обвел взглядом сидящих за столом тихих архимейстеров и кротко усмехнулся.       — Поэтому, господа мейстеры, настало ваше время. Если конечно вы сумеете им воспользоваться. Время ваших знаний и ваших идей.       Король дал мгновение на обдумывание его слов, и умнейшим людям государства не доставило труда услышать подтекст, так как они осторожно начали переводить свой взгляд на правителя, осторожно расправлять плечи, когда сеншаль уточняющее спросил.       — Что вы предлагаете, Ваша милость?       — Мне нужно, для развития страны, чтобы окружающие меня люди были образованы, а не только мейстеры. Чтобы знания не концентрировались только в Староместе или замках лордов. Я собираюсь распространить знания. Дать людям возможность менять свою жизнь, и вести государство в будущее. Для начала предлагаю дать возможность кандидатам, которые не желают давать обеты, применить свои знания вне Цитадели направить их в крупные города и поселения. Обычно мейстеры есть только при замках, и к ним доступа у простого народа практически нет. А кандидатам будет позволено зарабатывать на составлении документов чтении писем, того, чем занимается «Палата грамотеев», только в рамках конкретного поселения. Ведь не все люди имеют возможность прибыть в Цитадель, чтобы составить один документ. Вместе с этим они будут проводить уроки для населения.       Мейстеры переглянулись, это было странно, ново и противоречило тому, что считали мейстеры: простолюдины недалеки, темные неучи, что не достойны их внимания, если не пришли в Цитадель за знаниями.       — Люди могут получать образование в Цитадели, мы всех принимаем, никому не отказываем, — произнес архимейстер Теобальд.       Король удовлетворенно заметил, что на это некоторые представители конклава сдержано поморщились, явно уже не раз в своем кругу обсуждалось, что им приходится принимать сброд и нищих.       — Да, но не все имеют возможность добраться до Староместа, не все желают посветить свою жизнь знаниям и постигать истину всю жизнь. И все же даже кузнецу, чтобы совершенствовать свою работу нужны знания. И затруднение в этом то, что не каждый может покинуть свою семью и дом. Вы могли бы ему подсказать, но вы не распространяете свои знания в массы. А образование для того же кузнеца, который возможно и писать, и читать не умеет, может занять годы, пока он обучиться элементарным дисциплинам. А если он прибудет в Старомест, уже имея начальные задатки знаний, выкует звено из тусклой стали и полученные умения не останутся просто знаниями, они будут развиваться на практике в его работе.       — Ваша милость, а кто будет оплачивать содержание кандидатов в городе, — задумчиво спросил архимейстер экономики Райам, уже подсчитывая, сколько сэкономит Цитадель, не кормя «вечных кандидатов», но также понимая, что сами кандидаты не уезжают, как раз из-за не имения возможности самим зарабатывать и не хотят бродяжничать.       — Содержание учителям будет выплачиваться из казны города, а городам я буду предоставлять льготы на подати, пропорционально тому, сколько учеников будет ходить на занятия, особенно детей.       Архимейстер Райам с интересом взглянул на короля и приободрился, такое решение было очень даже экономически тонко, такая система сделает лордов в чьем подчинении находится тот или иной город заинтересованным, чтобы дети посещали занятия, конечно не в ущерб семейной работе. О чем архимейстер сразу высказался, а король, видя заинтересованность, пояснил, что график посещения будет зависеть от работ в семейных делах и поле. Так в Дорне почти все работы прекращаются в полдень, когда дети могут посещать занятия или в других районах наоборот вечером перед закатом. Архимейстер уже был готов предоставить свои предложения и довольно кивал на слова короля.       — Какие дисциплины должен знать кандидат для должности учителя? — вставил свой вопрос архимейстер Перестан.       — История, чтение, письмо, счет. Самые базовые. Что именно и в каких объемах они будут преподавать будет обговорено и одобрено Малым советом и Конклавом. Конклав оживился, да они скептически относились к получению знаний даже таких минимальных простолюдинами, которые наверно даже не смогут их освоить, но идея была вполне осуществима и несла положительные моменты.       — Чем еще Цитадель может помочь вам, Ваша милость? — уже более заинтересованно уточнил сеншаль, с большим уважением смотря на короля, его идеи были весьма амбициозны, но с зерном здравомыслия и явно нацелены на долгосрочную перспективу.       — Также мне необходимы для изучения книги и вся информация, которую можно найти в Цитадели о строительстве Стены. А также, где упоминаются варги. Если о них вообще написано в книгах.       Архимейстер Марвин, услышав это оживился, заинтересованно посмотрев на короля, гадая, какие еще тайны он скрывает и что нового можно узнать. О варгах ахархимейстер слышал, но более полно эту тему не изучал, о чем сейчас несказанно жалел, это позволило бы ему приблизиться к королю и возможно расширить свои познания в тайных науках.       — Ваша Милость, мы, с радостью предоставив вам мейстера, который сможет разъяснить данные вопросы. Например, архимейстер Марвин, — Марвин не ожидал, что сеншаль Гормон, который никогда не был высокого мнения о его работе выдвинет его кандидатуру перед королем и даже вздрогнул от возможной перспективы. — Он достиг невероятных высот в изучении тайных наук.       — Благодарю. Я буду рад обсудить интересующие меня темы с архимейстером Марвином, — проговорил Эйгон с ужасом понимая, что сеншаль имеет ввиду, как раз того архимейстера, от которого у короля с момента приезда в Цитадель пробегали мурашки, так как тот смотрел на короля с восхищением, благоговением, но в тоже время как на новый объект изучения. — Но я предпочитаю сам изучить темы, которые озвучил. Поэтому мне и нужны книги. Разве королю или, — король картинно сделал вид что задумался, после чего продолжил. — Или скажем его поверенному запрещено посещать библиотеку Цитадели? Что такого запретного вы там храните, что король не имеет доступ к необходимым ему знаниям?       — Нет, конечно, Ваша милость. Мы всегда рады, служить, но раньше… — растерянно пробормотал архимейстер Гормон.       — Раньше короли не интересовались знаниями на прямую, полагаясь только на мейстеров? — продолжил выражение сеншаля король. –Мне же необходим доступ в библиотеку для себя и людей, которым я буду предоставлять доступ, для объективного и продуктивного управления страной.       Слова были уважительные и создавали иллюзию, того, что король спрашивает дозволения, но не оставляли никакой возможности отказать и Эйгон это понимал, поэтому следующие слова не стали для него неожиданностью.       — Ваша милость, мы отберем и предоставим необходимые вам книги, — проговорил Сеншаль и его слова подтвердили кивками остальные мейстеры конклава.       — Не переживайте после изучения книги будут возвращены в Цитадель. Библиотека Цитадели величайшая ценность Вестероса и как все в стране находится под моей защитой, — Эйгон добродушно улыбнулся, но мейстеры от этого вздрогнули.       Впервые за многие века король явно показал, что будет живо интересоваться делами Цитадели и мейстеры еще не могли понять это плохо или все же это открывает больше возможностей пользоваться силой короля в решении вопросов, которые раньше застопоривались.       — Осталось только одно уточнение. Ваша милость, кого вы хотели бы видеть своим поверенным в Цитадели.       — Я пришлю вам грамоту за своей печатью, о предоставлении доступа к библиотеке и возможностью присутствовать вольнослушателем на некоторых лекциях, лорду Сэмвелу Тарли.       — Но ведь он всего лишь школяр? — не сдержал возгласа Эброз, но потом стушевался перед взглядом короля. — Хотя с уверенностью могу признать, что очень талантливый.       — Он не школяр, он — лорд. С необходимостью кроме исполнения роли моего поверенного в Цитадели исполнять обязанности главы рода Тарли, а значит беспрепятственного выезда и въезда в Цитадель. Надеюсь это возможно осуществить?       — Да, мой король, — проговорил архимейстер Гормон. — Теперь с нововведениями, которые коснуться кандидатов предлагаю конклаву обсудить и принять и другие изменения, которые неизбежно вытекут из них. Одно из которых возможность разрешения кандидатам, кратковременного выезда из Цитадели с согласия конклава и с фиксированной датой возвращения к учебе.       Эйгон бросил беглый взгляд в окно, от куда доносились голоса, что становились все громче, говоря, что турнир ораторов закончился и люди начали расходиться.       — Этот вопрос — обсуждение внутренних дел Цитадели, прерогатива Конклава, — король встал и следом за ним зазвучали отодвигаемые стулья Архимейстеров. — Проводите меня.       Эйгон быстрым шагом шел по коридорам Двора Сеншаля в сопровождении своих трех гвардейцев и части лордов, что не сопровождали королеву и Десницу на турнир ораторов. Успевая обсудить с сеншалем небольшие вопросы, такие как - возвращение мейстера на Драконий камень, когда в темноте коридора увидел с боку небольшую неприметную дверь откуда только что вышел молодой школяр и низко согнулся в поклоне, но больше всего заинтересовало короля, что через небольшую дверь он увидел огромное помещение, что очень контрастировало с размерами двери.       — Что там? — король спросил у Сеншаля.       — Это хранилище не нужных вещей, — лениво махнул рукой архимейстер.       — Звучит… — король замялся.       — Звучит пыльно, грязно, тускло, ваша милость, — печально улыбнулся архимейстер Гормон. — Нам привозят все не нужное, что лежало многие годы в замках лордов, когда замки начинают перестраиваться. Мы принимаем все, но мало что пригождается в изучении и работе.       Эйгон с интересом глянул на дверь, это ему напомнило о подвалах Драконьего камня и глаза тут же загорелись.       — Это звучит увлекательно, — король улыбнулся, а сеншаль удивленно вздрогнул. — Я хотел бы посмотреть эту комнату.       И не дожидаясь ответа король зашел в маленькую дверь, сказав лордам ждать его снаружи. Вместе с королем в зал зашел Лонмаут и архимейстер Окли, который и заведовал хранилищем. Архимейстер считал это назначение своим наказанием, но теперь видя живой интерес короля, задумался, может в этом зале мусора и правда есть, что-то ценное.       Эйгон же перебирал огромные папки с пергаментами, на которых были записи, чертежи, осматривал сваленные в углу странного вида конструкции, огромные деревянные колеса, трубы и печки.       — Позовите лорда Баратеона, — сказал король и тут же в комнату вошел Джендри, впиваясь глазами в детали различных станков, от обычных ткацких, до тех, что назначение было тайной. Король протянул ему ворох пергаментов.       — Есть здесь, что-нибудь занимательное?       Лорд пролистал некоторые схемы и горящими глазами посмотрел на короля.       — Я не все здесь понимаю, Ваша милость, — Джендри немного ссутулился, вес своей безграмотности все еще давил на него. — Но это стоит изучения, перспективные идеи.       — Архимейстер Окли, — король подозвал спешно приблизившегося архимейстера и указал на сундуки от куда достал пергаменты. — Что за документы в этих сундуках?       — Ваша милость, здесь не перспективные и не прогрессивные идеи наших учеников, которые не прошли утверждение на дальнейшую разработку у Конклава.       — Значит, эти документы вам не нужны, — улыбнулся король. — Прикажите отправить все эти сундуки в Штормовой предел с мейстером у которого самые не перспективные и не прогрессивные идеи, как и эти документы.       — Джендри, осмотрись здесь и все, что покажется тебе интересным, сообщи архимейстеру, чтобы переправили к тебе в замок, — чуть понизив голос, проговорил король и отошел к следующим стеллажам, оставив лорда Баратеона и архимейстера осматривать детали станков.       Король медленно пошел вдоль стеллажей, сундуков, столов. Часть вещей и правда была рухлядью: гнилая мебель, рассыпающаяся ткань одежды, ржавые мечи, доспехи, даже детские игрушки и посуда. Но также были и настоящие сокровища белоснежные статуи и рулоны гобеленов, которыми когда-то восхищались, но теперь они стали не нужны своим владельцам, но и выкинуть жалко. Вот и свозилось все в Цитадель. Эйгон остановился у стола, на котором стопкой были свалены холсты изображающие окошки в мир. На луга, в дома, в море. Эйгон не сдержал печальной улыбки. На Севере не приняты были картины, они были не практичны, в отличие от гобеленов, которые утепляли стены, он ни одной картины по-настоящему и не видел до своего прибытия на юг. Особенно много картин было в Хайгардане, целые галереи, да и стены были изрисованы переплетением цветов, птиц и животных. Но тут среди холстов и ярких красок встречались грубые листы бумаги, на которых были быстрые угольные изображения, которые Эйгону казались более живыми и настоящими. Именно такой рисунок, выхватил из затуманенной воскрешением памяти Джона воспоминание, как Робб иногда приходил на тренировки с испачканными углем пальцами, и как однажды они смеялись над трехлетней Арьей, что дразнила козу во дворе, а потом убегала от нее. Уже через час на уроках мейстера Робб протянул Джону листы бумаги, где вместо чернильных букв, была изображена вся история Арьи и козы. «Арья ругается с козой», «Арья убегает от козы» «Коза убегает от Арьи» «Коза становиться верной лошадкой Арьи». И Джон не выдержав расхохотался прямо на уроках, вспоминая, как Арья забралась на козу и кричала, что это теперь ее лошадка, пока это не прервала леди Старк, с ужасом кидаясь снимать и отчитывать свою непоседу дочь. Естественно мейстер его отругал за недостойное поведение, но он тогда даже не расстроился, так как Робб тоже смеялся вместе с ним. Потом Джон еще пару раз видел рисунки Робба, и все были смешные и милые, изображая их счастливую жизнь. Джон с печалью задумался: «Где сейчас эти окошки в их счастливое прошлое? Сохранилось ли хоть что-то от рисунков Робба? Может они все еще в Винтерфелле, лежат где-то забытые?» Пытаясь отвлечься от грустных мыслей Эйгон перевел взгляд на Лонмаута, который смотрел на своего короля с таким уже знакомым Эйгону взглядом, он уже научился различать этот взгляд у своего лорда-командующего, когда он смотрит, но не видит, точнее видит, но только не Эйгона. Вначале Эйгон от этого был в растерянности, потом смирился и старался не замечать, а со временем даже стал находить приятным и успокаивающим, все же он похож на отца, а значит, тот не был плохим человеком, ведь себя Эйгон явно плохим не считал. Эйгон улыбнулся Лонмауту:       — Ему нравились картины?       — Нравилось, все, что можно исследовать, изучить, все новое. Это картина пентоского художника, Ваша милость, — Лонмаут кивнул на портрет, что лежал перед королем. — У них более яркие цвета и по особенному передается объем. Если у нас Цитадель готовит лучших врачевателей и ученых, то в Пентосе лучшая школа искусства. А это, — король взял небольшой пейзаж зеленого луга. — Наш родной пейзаж.       — Вы разбираетесь в картинах?       — Немного, Ваша милость. Все лучшие картины рисуют в Пентосе. Цитадель не готовит художников, считают это…       — Не перспективным и не практичным, — улыбнулся Эйгон.       В чем-то он был согласен — с рациональностью мейстеров, но та часть крови, в которую были вплетены нити Валирии не могла не восхищаться красотой.       — Он рисовал?       — Нет, Ваша милость, — проговорил Ричард. — Только музыка.       Эйгон хотел еще спросить, но напрягся, Лонмаут уже не смотрел на него, стеклянный взгляд был направлен вниз на угол стола. Лицо лорда-командующего побледнело, а дыхание участилось. Король осторожно обернулся, ожидая нападения, но за спиной никого не было, а Лонмаут все еще не отмер. Эйгон отступил и посмотрел в ту сторону, куда смотрел Ричард, и сам был пригвожден к полу взглядом фиолетовых глаз, что смотрели с края холста свисающего из-под стопки картин. Он видел только глаза и часть головы в обрамлении белых волос, это мог быть любой представитель линии Валирии, или житель Лиса, но Эйгону не нужно было спрашивать. Слеза, что оставила дорожку на щеке Лонмаута была лучшим ответом. Эйгон вздрогнул и отмер, осторожно прикоснувшись к плечу лорда-командующего Королевской гвардии, привлек его внимание к себе.       — Я подниму картины, а ты достанешь.       Лонмаут нашел в себе силы только кивнуть, бережно, боясь повредить холст, вытаскивая его из стопки, расстилая поверх остальных. Ричард не мог отвести взгляд от родного лица.       — Я не знал, что у него был портрет. Коннингтон неплохо рисовал, возможно, — хрипло бормотал Лонмаут.       Эйгон даже понимал, как портрет принца мог оказаться в Цитадели – как осколок ненужного для Баратеонов прошлого, но сейчас для короля это было не так важно. Важно было только то, что Эйгон впервые видел своего отца, пусть застывшего на холсте. Но за все время как он узнал о своем рождении Рейгар Таргариен не мог быть более реальным, чем сейчас с грустной улыбкой и печальным взором смотря на своего сына, словно зная страшное будущее. Именно таким его и запечатлел художник. Нависшие брови, разрез глаз, подбородок и белые кудри, обрамлявшие молодое лицо. Те самые кудри, что столько раз становились причиной подтрунивания над Джоном, и которыми он все же тайно гордился. Эта картина была не окном в прошлое, эта картина была зеркалом. Возможно, Эйгон и перенял черты северян, но они только замаскировали то, что было написано у него на лице. То, что наверняка видел Нэд Старк, и что он боялся сможет увидеть Роберт, когда прибыл в Винтерфелл, стараясь спрятать от взгляда Баратеона своего племянника. Эйгон всегда думал, что похож на Старков: Нэда и позже на свою мать, но даже не предполагал, что так много в нем от отца. Он не отрываясь смотрел на портрет. Теперь Рейгар Таргариен перестал быть просто именем, произнесенным чужими голосами, что окрашивали в его разные оттенки. Эйгон вздохнул, приходя в себя и подойдя к портрету скрутил холст, отдавая его Лонмауту.       — Проследите, чтобы вставили в раму и повесили в мой кабинет.       Лорд-командующий с поклоном бережно взял холст, как величайшую в мире драгоценность.       Во дворе уже ожидали оседланные лошади, а королева в окружении Советника королевы Севера по безопасности лорда Хорнвуда и Командующей гвардии Севера сира Бриенны обсуждала увиденный турнир с лордом Сивортом и лордом Ланнистером, которые тоже были впечатлены и продолжали состязание аргументов уже между собой.       Когда они все рассаживались по лошадям, лорд Баратеон задержался, и приостановил Сеншаля Гормона, протягивая ему свиток со своей печатью.       — Сир… точнее лорд Сиворт посоветовал мне это написать. Думаю, это верное решение, — пояснил Джендри, пока архимесйстер читал явно написанный под диктовку, немного корявым почерком, отречение от каких-либо прав на престол Вестероса за себя и своих потомков. Мейстер коротко улыбнулся.       — Да, вы правы, в связи с вашим нынешнем положением, это верное решение.       Джендри кивнул и поспешил к своим людям, чтобы с ними присоединиться к отъезжающим. Оставляя у себя за спиной величие Цитадели и двадцать одного архимейстера Конклава, которые напряженно переглядывались, понимая, что на ближайшие дни у них уже есть темы для размышлений и обсуждений.       — И как вам король? — спросил архимейстер Ваэллин.       — Любопытно, — с предвкушением протянул архимейстер Марвин.       — Особенно любопытны его идеи, — архимейстер Райам все еще вел подсчеты в голове анализируя те изменения, что грядут.       — Эти идеи рискуют ни к чему не привести, все лучшее это веками проверенное, — проворчал Перестан.       — А я считаю, что дерево идей короля может дать через несколько лет большой урожай если его поливать и ухаживать, — проговорил архимейстер Эброз и архимейстер Гормон согласно кивнул.       На закате Джон и Санса снова встретились за легким ужином в кабинете короля, когда как основной пир проходил в зале, но проводить его оставили на хозяев замка, сегодня там главенствовали Хайтауэры, а Джону и Сансе хотелось тишины, после такого насыщенного дня. Санса живо рассказывала о турнире ораторов, смешно комментируя восторг Тириона и сообщала сведения, которые получила, проведя «неформальные совещания». Новый термин так развеселил Джона, что он и сам захотел попробовать провести «неформальные совещания», они оказываются не менее, а может даже более эффективными, чем простое сидение за столом в окружении бумаг. Джон же пересказал все, чего он сумел добиться на Конклаве архимейстеров, и выслушать предложение Сансы, которая с улыбкой отметила, что лорд Тарли вышел из кабинета короля невероятно счастливым. Джон на это удовлетворенно кивнул. У него получилось порадовать друга он оставался с семьей и мог, пусть и не официально, учиться в Цитадели. Все же королем быть хорошо: это возможность делать людей счастливыми. В завершение ужина в комнату зашел Лонмаут. На страже у дверей стоял сир Арман, поэтому приход Лорда-командующего означало только одно. Эйгон встал и жестом пригласил их войти. Санса с интересом смотрела, как слуги вешают на стену прямоугольный предмет, накрытый черно красным полотном, и как Лонмаут и король обменялись понимающими взглядами, прежде чем Лорд-командующий снова скрылся за дверью. Санса прервала ужин и подошла к мужу, что стоял перед полотнищем, оно висело прямо перед рабочим столом. Когда Санса подошла, она взяла руку Эйгона в свои ладони и прижалась к мужчине выжидающе смотря на него. Эйгон повернул голову и печально улыбнулся.       — Мы нашли его портрет в Цитадели, — сказал король и стянул полотно с гербом Таргариенов.       У Сансы перехватило дыхание, и она крепче вцепилась в руку мужчины, стараясь унять шок. Эйгон понимал, что Санса сейчас видит тоже, что и он, когда впервые посмотрел на портрет — сходство, которое раньше отрицалось, признавая только черты матери-Старк.       — Рейгар, — проговорила Санса с придыханием. — Я видела картины в Королевской гавани, но ни одного портрета Таргариенов. Даже не знала, что они у них были.       — Думаю они все свезены в Цитадель.       — Все твердили, что ты так похож на Старка, и видеть сейчас, что не все так однозначно странно, — проговорила Санса, посмотрев на мужа. — И думаю это правильно.       Джон на мгновение задумался, после чего проговорил:       — Рейгар не был хорошим, не был плохим, он был человеком, со своими слабостями и ошибками. Пусть они и дорого ему и другим стоили. Но как любой человек был способен на любовь. Он любил мою мать, он был способен на это чувство и все таки…       — И все же он был твоим отцом, — проговорила Санса ту мысль, которая все чаще появлялась в мыслях Эйгона, постепенно заполняя Эйгона, становясь его сутью. Не затмевая Нэда Старка, а становясь рядом с ним и теперь этот образ обрел лицо.       — Да, он все-таки мой отец, — проговорил Эйгон, встречая печальную улыбку жены, в ответ целуя пальчики на ее руке и отходя к креденце, открывая продолговатую дверцу, доставая арфу и ставя ее на стол, ожидая, когда Санса подойдет.       — Портрет о многом заставил задуматься, — Эйгон смотрел на арфу своего отца. — Я никогда на ней не смогу играть, скорей порву все струны.       Мужчина горько усмехнулся.       — Но я где-то, не помню уже от кого услышал фразу, что «музыкальный инструмент не должен молчать, что это жестоко».       Санса спрятала улыбку, она знала от кого он ее услышал, от одной зазнавшейся девчонки, которая считала, что говорит только умные слова, но не стала пояснять, так как следующие слова ее удивили.       — Возьми ее. Может когда-нибудь решишь прервать ее молчание, а возможно кто-нибудь в будущем.       Молодая женщина положила свою ладонь на ладонь мужа привлекая его внимание и выдергивая его из не самых радостных мыслей. Она в основном играла на колокольчиках, но все же ее обучали всем инструментам.       — Я почту за честь, — проговорила Санса, осторожно беря инструмент и присаживаясь в кресло, облокотив арфу на плечо и упирая ее о колено. Кивком указывая Эйгону на кресло напротив себя и, когда он присел рядом, не отрывая от нее взгляда, легко опустила пальцы на струны.       Пару глубоких вздохов и пальцы пробежали по струнам. Она и Эйгон вздрогнули от первого звучания. Санса прикрыла глаза, стараясь унять свое сердце, эта арфа значила для нее гораздо меньше, чем для ее мужа, но даже она прониклась звуку струн, что молчали больше двадцати лет. Первая мелодия была с заминками, осторожной, неуверенной. Санса была полностью сосредоточена на правильном звучании, стараясь приноровиться к инструменту, и только после нескольких неудачных попыток мелодия незатейливой песни полилась волной, давая звуку новую жизнь. Санса все время исполнения не смотрела на мужчину, боясь увидеть разочарование столь несовершенным исполнением и только после того как удалось воспроизвести мелодию, без соскользнувших со струн пальцев Санса подняла взгляд на задумчиво улыбающегося мужа. Его взгляд был нежен и восторженный, что Санса не сдержала ответной улыбки.       Джон поднялся, подойдя и нагнулся над креслом Сансы, прошептал: «Ты прекрасна» и в подтверждении накрыл ее губы поцелуем, полным желания и восхищения, не на мгновение не встречая сопротивления. Наоборот жена откликалась на каждую ласку его губ, принимая каждое мгновение его напора. Джон случайно задел струны и звук вклинялся в их чувства, заставляя мужчину отстраниться.       — Пойдем, — Джон отставил арфу и протянул руку жене, в которую она с готовностью вложила свою ладошку.       Это было неловко сидеть в кровати, стараясь не вырисовывать не самые приличные образы в голове, в ожидании, когда муж выйдет из умывальной. Санса думала, что после первой ночи волнение должно улетучиться, но оно даже не уменьшилось, только теперь была приправлена ноткой предвкушения. Джон обещал ей много поцелуев, и она даже думала напомнить ему это обещание, но решив, что уж слишком фривольно, сейчас прикусывала язык, чтобы не сболтнуть лишнего, смотря как Джон ложиться в кровать сразу приближаясь к жене. Он оперся о кровать рукой с другой стороны от тела Сансы, не нависая над ней, но все же ненавязчиво полу обнимая, максимально сокращая расстояние между ними.       — Ты доверяешь мне? — шепотом выдохнул мужчина.       Санса повернула в его сторону голову, они были так близко, что практически касались друг друга кончиками носов.       — Да, — на выдохе проговорила Санса.       — Веришь, что я не причиню тебе вреда?       — Да, — шепнула девушка, тут же почувствовав мягкость губ и привычную уже щекотку бороды на своих щеках.       Время спрашивать дозволения закончилось, Джон хотел свою жену, хотел разжечь ее, соткать яркое полотно новых, неизведанных для нее чувств. Санса все еще полусидела, опираясь о подушки, а вес Джона находился сбоку от нее, и он старался не давить. Но вскоре это перестало быть важным, она растворялась в поцелуе, с готовностью отвечая. Девушка полностью погрузилась в свои чувства, не замечая, как рука, лаская тело через тонкую ткань ночной рубашки, накрывает холм груди, укачивая ее тяжесть в ладони и проводя большим пальцем по затвердевшей горошине. Незатейливые поглаживания вплели новые оттенки в эмоции, которые даровали поцелуи, усиливая жжение в теле и ускоряя дыхание. Санса отзывалась на прикосновения, тянулась к новым, не знакомым и таким сильным чувствам, на мгновение потеряв ощущение себя, что даже не заметила, как завязка на сорочке была ослаблена, а ткань стянута с плеч и груди, смявшись на талии. Пока холодок ветра не коснулся чувствительного соска, заставив девушку в удивлении распахнуть глаза, пытаясь идентифицировать новое ощущение. На одно быстрое мгновение ей показалось, что это боль, но тело говорило о другом, отзываясь дрожью, и желая повторения. А когда Джон наклонил голову, проведя по груди языком, обводя ореол соска, мысли были сметены потоком распространившихся ощущений. Рука непроизвольно взметнулась вверх, зарываясь пальцами в черные кудри, что вызвало шумный выдох у Джона. И он с большей настойчивостью принялся покрывать столь желанное тело поцелуями, оставляя влажные линии на лице, шее груди, спускаясь все ниже, пока не замедлился на животе, подняв взгляд на извивающуюся и тяжело дышащую женщину, что не сводила с него своих огромных ошарашенных глаз. Пытаясь понять свое тело и нравиться ли ей, то что происходит, но мысли не долго задерживались в голове, уничтожались разрядами, что посылало очередное прикосновение мужа. Джон остановил поцелуи и медленно поднялся вверх, не сводя с жены горящего взора, он был в восторге от того как Санса открывалась ему, каким отзывчивым оказалось ее тело, его жена была сокровищем. Теперь главное было все не испортить и не спугнуть. Он посмотрел на ее подернутый пеленой удовольствия взор, когда прижался в нежном и медленном поцелуе, увлекая ее в него, а в это время, откидывая в сторону одеяло и стаскивая полностью ночную рубашку. Санса на мгновение вздрогнула, пока снова не была унесена потоком чувств, от легких поглаживаний руки, что спускалась все ниже. Джон почувствовал, как напряглись мышцы живота девушки и провел поцелуи к уху, где прошептал:       — Не думай, чувствуй. Я не причиню вреда.       Джон ощущал, как Санса постаралась расслабиться. Но все же привстал, чтоб она видела, что это именно он, в тот момент как ладонь накрывала ее центр, мягко проскальзывая пальцами вдоль складочек и ели сдерживая удовлетворенный рык, когда пальцы окунулись в теплую и желанную влагу. Санса попыталась свести ноги, но поняв, что это больше от стыда и неловкости, чем от страха глубоко вздохнула, следуя совету, сосредоточившись на легких нежных поглаживаниях и своем рваном дыхании, когда поняла, что ноги непроизвольно расслабляются, а бедра вздрагивают, пытаясь податься на встречу прикосновениям. Рот приоткрылся, а веки задрожали, когда Джон, не сдержав легкой, довольной улыбки снова накрыл ее губы поцелуем. Все тело было напряженно, это тоже была мука, но девушка поняла, что не хочет ее прекращения, она хотела гореть в этом огне. И этот огонь не дал осознать, что Джон спустил поцелуи ниже, огладил ноги и медленно развел их.       Санса вскинула руку и закрыла ею рот, когда поняла, что из нее вырывается незнакомый ей вскрик и выгнулась, почувствовав вместо пальцев, влажную мягкость языка, что прошелся по ее складочкам, облизывая, втягивая. Ее глаза распахнулись в шоке, когда чуть развеянная пелена удовольствия позволила увидеть свои ноги на плечах мужа, бесстыдно раскрытые перед ним, как он приподнимает ее над кроватью, жадно зарывшись в ее центр, иногда бросая на нее дикий взгляд. Санса могла подумать, что леди не должна допускать такого, что леди нельзя так себя вести, леди не должно это нравиться, распространяя негу по изнывающему телу. Она могла бы так подумать, если бы в ее голове осталась хоть одна связанная мысль. Но были только заглушаемые ладонью стоны и бессмысленные бормотания «прекратить», «нельзя», «еще», нервно цепляющиеся пальцы, что вскоре, вместо простыни, нащупали шелковистые волосы мужа, беспорядочно перебирая, поглаживая, царапая, не понимая желания толи притянуть ближе, толи оттолкнуть. Джон упивался триумфом, чувствуя, как жена нервно напрягает ноги, практически сдавливая его голову, как изгибается навстречу, как даже закушенные костяшки пальцев, не могут заглушить прорывающиеся стоны, когда впервые набухшая, вышедшая из укрытия складок, еще не кем не тронутая горошина посылает первый в ее жизни разряд по телу, под его языком, что чередовал ласковые поглаживания с неистовым тормошением. Как взметнувшиеся вверх руки пальцами цепляются за перекладину кровати, стараясь хоть как-то удержать себя, но все равно теряя чувство реальности и пропуская через тело волну, утихая и обмякая на кровати в руках мужа, тяжело дыша и не осознавая себя. Не до конца еще понимая и не возражая, когда Джон, дав полминуты прийти в себя, сбросил одежду и пару раз снова проведя рукой по еще пульсирующему центру мягко скользнул в ее лоно, не встречая никакого сопротивления, только мягкость, влагу и жар, распаленный им. Санса еще будучи под воздействием испытанных эмоций, вздрогнула поддаваясь бедрами вверх и обхватила руками мужа за плечи. Только через пару толчков, она широко раскрыла глаза осознав, что сильное мужское тело нависает над ней, придерживаемое на руках. Санса не успела понять, что чувствует по данному поводу, возможно страх и колыхнулся на задворках сознания, но ему не дали развиться снова нарастающий внизу живота жар и сильные руки, что, увидев удивление в глазах Сансы, обхватили ее за спину и потянули на себя, подаваясь назад, выпрямляясь вместе с ней и усаживая ее на свои колени. Давая ей возможность чувствовать себя наравне с ним, создавая намек на контроль с ее стороны. Джон придерживал жену за талию и бедра, приподнимая и выбрасывая свои вверх, когда как девушка, обхватила его за плечи каждым своим изгибом прижимаясь к торсу мужа, ловя его губы в рванных поцелуях, смешивались с глубоким дыханием, что сменился прикушенной губой, которая не давала прорваться стону, когда Джон просунул между ними свою руку, снова нащупывая, еще такое набухшее и жаждущее, сосредоточение желания жены, что молодая женщина порывисто изогнулась, подставляя свою грудь под поцелуи мужчины, когда стенки ее лона начали сжиматься вокруг его естества. Санса уронила голову на плечо Джона, слыша его стон, что звучал ее именем и чувствуя тепло разливающееся внутри.       На мгновение Санса впала в забытье, придя в себя только, когда Джон бережно снял ее со своих колен укладывая на подушки. Легкий ветерок холодил обнаженное тело. Но Санса не могла заставить себя подумать о стеснении и приличиях, пытаясь понять ощущения, что испытало ее тело, осознать свои эмоции по этому поводу, но это было сложно. А пока Джон довольным взором осматривал разморенное удовольствием тело жены, с радостью встречая собственнические мысли, что пробирались в его раскрытое негой сознание, что теперь ее тело и ее удовольствие всецело принадлежит только ему. В конце-концов, Санса устала думать, мозг сопротивлялся, и она не стала настаивать, смогла только повернуть голову в сторону Джона и блаженно улыбнуться, получив такую же улыбку в ответ.       — Теперь я поняла, — не своим, хриплым, тихим голосом проговорила Санса, на что Джон не переставал довольно улыбаться, наклонившись к жене и легко касаясь ее губ.       — Да, это так, — проговорил Джон, после чего наклонился за одеялом и бережно накрыл ее наготу, не сумев остановить себя от небольшого контакта с ее кожей, что моментально отозвалось дрожью в теле молодой женщины.       Уже засыпая Санса поймала пролетающую у нее в голове мысль — те чувства, что пробудил в ней Джон ни на что не похожи, о них шептались и хихикали, но ни один разговор не мог передать всего, что она испытала сегодня, возможно, эти ощущения не правильны и недостойны леди, но она хотела их испытать снова. Ни одно мгновение ее чувств не было похожим на то, что она испытывала раньше. Не было и намека на боль, унижение, не было стыда и призрения к совершающемуся в постели действию, не было агонии и страха. Только восторг и блаженство, она чувствовала себя вознесшейся до богини, которой поклонялись и трепетали перед ней. Каждое движение Джона, каждый его взгляд был наполнен восторгом, который не давал возможности даже проблеска воспоминаний о прошлом. Кошмар прошлого, становился таким далеким, словно был из другой жизни, сметенный потоком неизведанного ранее удовольствия, что подарил ей муж.