Когда долг убивает любовь

      Минуты текли лениво и вязко, когда Эйгон перебирал пальцы, закованные в тончайшие пластины доспеха и кольца кольчуги перчатки, разминая их перед первым из пяти сражений, которых он должен за сегодняшний день провести, для подтверждения звания лучшего мечника не только на Севере, но и во всем Вестеросе. И сделать весомый задел по баллам для завтрашнего дня, чтобы на этапе с копьями было легче. Тело плотно было заковано в броню, а на плечи давила уже знакомая тяжесть метала и кожи. Казалось, что прошел почти час как Берен и Стеффон ушли для участия от имени короля в первой из четырех жеребьевок по выбору противника. Тридцать два рыцаря и лорда, тридцать один бой на боевых мечах и столько же с копьями, на два дня все государственные дела были оставлены, на два дня центр жизни Староместа был перемещен на турнирное поле, где с рассвета уже начиналась подготовка к первому этапу турнира.       Но кроме напряжения по поводу турнира, сейчас перед ним стоял еще один вопрос, от решения которого начала идти кругом голова, пытаясь просчитать все последствия данного решения. Перед королем на подставках стояло два щита, один из которых он должен был выбрать. Оба одинаково черные с привычным уже кругом трехглавого дракона, который для Эйгона потерял ассоциацию с жестокостью и смертями, приобретая величественность и восхищение. К нему хотелось протянуть руку, а осознание, что этот символ наполненный веками истории его, заставляло испытывать приятное волнение. До этого момента Эйгон на всех мероприятиях выступал, как представитель своей династии, но сегодня на турнире он впервые выступал за себя и имел право выбрать свой собственный герб. Именно поэтому взгляд непроизвольно возвращался к соседнему щиту, где оплетенный кругом красного дракона скалил оскалом серый лютоволк Старков. Столь ранее недостижимый и желанный. Эйгон понимал, как муж и сын урожденных Старк по всем законам геральдики он мог дополнить свой личный герб лютоволком, но все еще внутри его грызло затаенное сомнение — имел ли он на это право. Устав себя мучить сомнениями и волнением, Эйгон решил переключиться на Лонмаута, что стоял за его спиной.       — Может совет?       — По поводу щитов? — Лонмаут не сумел сдержать легкой улыбки, как бы король не скрывал, свои метания скрыть не получилось.       — По турниру, — последовало слишком резкое уточнение.       — Постарайтесь сегодня никого не убить, было бы несколько неловко, — в завершении Ричард не выдержал серьезный тон и улыбнулся, Эйгон усмехнулся в ответ, наигранно возмутившись:       — Лорд-командующий Королевской гвардии больше переживает за других, а не за короля?       — Потому что лорд-командующий прекрасно понимает, с чем придется столкнуться вашим соперникам, — шутливо парировал Лонмаут и уже более серьезно добавил. — Не забывайте, что это турнир, а не поле боя. Поверьте, это будет самая сложная задача. А еще пусть это только первый этап, но именно на нем, вам нужно набрать как можно больше очков. По ударам как таковых ограничений нет, главное, чтобы были не смертельными. Больше всего баллов получают, если соперника поставить на колено или выбить меч, каждый удар по корпусу как один балл, все увеличивается в два раза, если победа достигается в кратчайшее время. Сразу идите в атаку со всей силой, уменьшайте время боя, и тогда завтра потребуется только удержаться на лошади.       — Всего-то, — пробормотал Эйгон. — Признайся, Хайтауэры специально сделали турнир в два этапа, с объединением баллов, чтобы дать мне возможность победить, даже если с копьями не заладится.       Лонмаут не ответил, но Эйгон и так знал ответ. Он прекрасно обращался с мечом, но копья даже спустя луну все еще были для него чужды. Продолжить разговор не получилось так как в шатер вошли Берен и Стеффон принеся имя первого соперника — сира Доннела Сванна.       — Что скажешь? — король обратился к Лонмауту. Эйгон видел лорда Сванна и его старшего сына Доннела на присягах, знал, что его дом из Штормовых земель, но вот какой он мечник не знал. Лонмаут сжал губы.       — Его младший брат Бейлон был рыцарем Королевской гвардии, хорошим воином и доблестным рыцарем, насколько я узнавал. Погиб с гвардией во время сожжения столицы. Про его старшего брата, ничего подробного не знаю, только слухи о его непостоянстве, он умудрился послужить двум Баратеонам и трем Ланнистерам. Эйгон на это недовольно искривил уголки губ.       — Что было, то было. Если я буду судить всех и считать предателями, лишь за то, что они служили, как на тот момент считали единственным возможным правителям и за то, что меняли в этой неразберихе стороны, мне придется вырезать пол страны, — Лонмаут на эти слова в почтении поклонился, принимая мнение и запоминая взгляды короля, для дальнейшей оценки ситуаций, пока король продолжил более задорным голосом. — Что ж зато сегодня узнаем какой сир Доннел воин.       Вскоре предстоящее сражение перестало быть важным. Над полем прозвучали трубы, возвестив о прибытии королевы, Эйгон не удержался от беглого взгляда на вход шатра, хотя они не договаривались, что Санса зайдет, все же он ждал. И через несколько минут, его надежды были оправданы.       — Королева, — возвестил стоящий на охране гвардеец, откинув полог.       Ричард, Берен и Стеффон после поклона, вошедшей королеве, поспешно вышли из шатра, где в просвете мелькнул белый бок Призрака, так контрастирующий с черным платьем Сансы. И так как уже вчера она и Эйгон сняли свадебные плащи, только медальон из кровавого рубина, легким намеком демонстрировал ее приверженность к драконьей династии или возможно сочетался с глазами Призрака и то, и то мужчине было приятно осознавать. От внимания Эйгона не ускользнул беглый взгляд жены, что скользнул по одному из двух щитов, но как бы он не хотел, не смог прочитать на ее спокойном лице хоть намек на реакцию, а спросить напрямую, Эйгон понимал, что не решится. Сама же Санса еле скрывала свою нервозность, от причины своего появления в палатке короля. Она мысленно убеждала, что просто пожелает ему удачи, но все же тайно несколько вечеров занималась вышивкой, уверяя себя, что это не для Джона. А сейчас результат ее рукоделия жег волосы, не давая забыть, для чего она здесь. Когда полог за королевой опустился, она неуверенно улыбнулась, пытаясь прогнать тревогу:       — Я только сейчас поняла, что еще не видела тебя в доспехах.       — Твой подарок великолепен. А ты довольна? — улыбнулся Эйгон, но его улыбка медленно исчезла, превратившись в легкое волнение, когда Санса, чуть наклонила голову на бок, рассматривая его, и преодолела разделяющее их расстояние. Воздушными прикосновениями очерчивая выбитый на доспехе узор, теплота деталей из плотной кожи, сменялась холодом железа тонкой кольчуги и пластин доспеха, пока ладошка не остановилась на нагруднике.       — Я буду довольна, когда он исполнит свое предназначение и сбережет тебя, — проговорила королева, убирая руку и поднимая к своей голове, где в косу была специально вплетена светло-зеленая лента. Ее ладошки подрагивали, когда она обхватывала лентой руку мужчины, ниже наплечника доспеха, осознание нереальности происходящего накрыло пеленой, а в мыслях молодой королевы звучали строчки песен. Когда-то в юности, будучи в плену, глотая слезы после очередного унижения, в одиночестве, она верила, что все песни не могли врать, что где-то в мире есть настоящие рыцари. И вот он сейчас стоял перед ней. Сотканный словами легенд и строчками песен, окутанный ореолом благородства, идеальный для нее и весь ее:       — Мой рыцарь, мой король, примите символ моей благосклонности, пусть он защитит от ухищрений врага, отведет от вас разящий меч, убережет от ран, — проговорила молодая женщина, завязав крепкий узел на ленте.       И только потом Санса неуверенно подняла взгляд встречаясь со взглядом мужа, что, не отрываясь, смотрел, как тонкие пальчики проходят по краям ленты благосклонности, приглаживая ее. Они оба замерли, выскальзывая из реальности своей жизни, окунаясь в осуществление их детской мечты, с трепетом проживая каждое мгновение.       — Моя леди, благодарю за оказанную мне честь носить символ вашей благосклонности, он будет овеян славой и доблестью, и я никогда не замараю его подлостью и бесчестьем, — гулко проговорил Эйгон, удивляясь как в его голове еще живы слова рыцарских традиций, которые заучивались в детстве перед очередной игрой в рыцарей и дам. Сердце сдавило, от осознания, что теперь это не просто игра, закопанная реальностью в глубоком детстве, оставленная под обломками надежды и мечты, теперь это его жизнь, и его леди благословляет его на бой. Мужчина в порыве нежно обхватил ее ладонь и запечатлевая на изящных пальчиках исполненный благоговения поцелуй, после чего ладонь молодой женщины выскользнула из его и пряча за опущенной головой алеющие щеки, она вышла из шатра. На губах играла счастливая улыбка, ее жизнь стала походить на одно из детских мечтаний и Санса не позволяла страху — не обернется ли все очередным кошмаром, затмить ее радость. Путь до королевской лоджии она проделала как во сне, все еще вздрагивая, от волнения и переполнявшего ее счастья — лучшего сна наяву. Король же заворожено рассматривал тончайшую вышивку на ленте, с краев которой на него смотрели серый лютоволк Старков и белый лютоволк, который среди северян так и остался символом короля, что не смог затмить дракон. Эйгон не смог удержать улыбки поэтому, когда Стеффон пришел за щитом, король без намека сомнений указал на выбранный.       Все ряды королевской трибуны постепенно заполнялись членами Малого совета, первыми советниками королевы Севера, приближенными. Бронн только прибыл, а уже устал кивать всем и каждому, кого он даже не знал, прячась на королевской трибуне, где он знал по крайней мере мастеров Малого совета и уже собирался пройти к месту рядом с лордом Харлоу. Он сидел со своим кузеном и наследником Харрасом, и оба жадно смотрели на поле. Сегодня в турнире учувствовал младший брат Харраса Харлоу, об этом лорд сказал Бронну за утренней трапезой. Но тут его взор упал на несколько свободных мест, они были чуть дальше от королевы, с краю, но на много более интересные лично для Бронна.       — Леди Тарли, леди Талла, — Бронн в приветствии склонил голову, интересуясь свободным местом.       Лорд Тарли стоял чуть в отдалении поспешно заканчивая свой разговор с Десницей о их совместном посещении Цитадели, для начала работы над частями книги истории.       — Лорд Черноводный, — немного напряженно проговорила леди Тарли, искоса разглядывая нового лорда Хайгардена, к его назначению в Просторе отнеслись насторожено, но как к неизбежному. Особенно после того, как король низверг статус Хайгардена до обычного, но слишком затратного замка.       Леди Тарли ничего не имела против лично лорда Черноводного, но все же он был той темной лошадкой, от которой не знали, что ожидать. Лорды Простора пусть и не жили в дружбе и мире, точно знали какая семья каких принципов придерживалась, но новая линия Черноводных, была загадкой, а люди не любят то чего они не могут понять, просчитать и контролировать. В любом случае нужно было соблюсти приличия.       Поэтому леди Тарли задала вопрос, на который отвечали, практически по традиции всех турниров лорды и рыцари, что не участвовали в сражении. Только она сама этот вопрос задавала за утро уже три раза. Лорд Амброз с доброй улыбкой и легким налетом жеманства, ответил, что пусть молодежь развлекается, и с самодовольством выслушал дежурный ответ леди Тарли, что он слишком строг к себе. Сир Колин Флорент, что-то промямлил о застуженных суставах. А сир Эймон Риверс, холодно и зло пробурчал, что на турнире нет интересующих его соперников. Это насторожило леди Тарли, но вспомнив, что говорит с внуком Уолдера Фрея, чей отец — Уолдер Риверс, учувствовал в Красной свадьбе, а после был отравлен, когда «Зима пришла в дом Фреев», поспешила закончить опасный разговор и уйти. Теперь она задала этот вопрос в четвертый раз, не трудясь даже поменять формулировку и не ожидая какого-либо существенного или интересного ответа.       — Я слышала вы великий мечник, возможно лучший. Позвольте узнать, почему вы лишаете нас удовольствия увидеть ваше мастерство?       — Может я и лучший мечник, леди Тарли, но я точно не глуп, чтобы выступать против короля, даже пускай в турнирном сражении, — проговорил Бронн, выдавливая из себя улыбку. Бронн ели сдержал легкое недовольное сморщивание, что приходится продумывать свои слова, а не говорить, что вертеться на языке, типа «я что идиот направлять меч на того, кто отвалил мне целый замок», но теперь приходилось, вспоминать как при нем говорили лорды, что хотели произвести впечатление благовоспитанных людей, коими они по большей части никогда и не были. Леди Тарли более внимательно оглядела лорда. Словами лорд явно хотел дать понять, что он полностью человек короля, это не было странно, лорд Черноводный взлетел на самую вершину, благодаря королю Эйгону, но его демонстрация этого перед ней поставило леди Тарли в замешательство, разобраться в причинах ей помешал вклинившийся в разговор быстрый голос дочери.       — Милорд, значит ли это, что вы сильнее короля?       — Талла, — одернула дочь леди Мелесса Тарли, и девушка отпрянула, прячась за мать.       — Не думаю, что мы когда-нибудь это узнаем, миледи, — сказал лорд Черноводный. — Все по той же причине, озвученной ранее. Но возможно отказавшись от турнира, я все же ошибся, лишив себя возможности назвать королеву любви и красоты,       — Бронн удовлетворенно заметил быстрый из-под ресниц взгляд леди Таллы и заинтересованной леди Тарли. Разговор был прерван появлением лорда Тарли и началом выступления герольда, что звучным голосом объявлял о невероятном событии участии в турнире короля и приглашении на поле пажей участников, что представляли рыцарей и лордов, демонстрируя шитовые гербы. Личный же герб короля, объединивший две величайшие династии, на трибуне северян встретили с восторгом и с воодушевлением.       Королева видела, как с одной стороны к ристалищу приближается рыцарь, на его щите, на шлеме и на праздничной накидке гордо изгибали шеи черно-белые лебеди, а с противоположной уверенным шагом под гром приветствий подходил король. Черно-красный доспех, угрожающе возвышающиеся над шлемом перепончатые крылья и ярко красный круг трехглавого дракона и серый лютоволк на щите, от вида нового герба сердце молодой женщины в восхищении пропустило удар. Внимание Сансы было так приковано к королю, как он достает из ножен, что держал Берен Длинный коготь, как разминает запястье, что пропустила хвалебные слова герольда, расслышав только их завершение:       — Король Эйгон Таргариен седьмой своего имени сразиться на мечах с сиром Доннелом из дома Сванн.       Король и рыцарь зашли на ристалище одновременно, Сванн поклонился королю и по правилам поблагодарил за оказанную честь сразиться с ним, после чего мечи со звоном встретились. После первых же двух ударов Эйгон разочарованно понял, что бой будет не долгим, он чувствовал, как меч в руке Сванна дрожит под его мощными ударами. И уже на третий удар щит короля отбивал меч рыцаря, открывая противника для выигрышного удара. Но в голове продолжала крутиться мысль: «Только не лезвием. Это не война», поэтому Эйгон стараясь не упустить возможность победы, но все еще не рискуя ударять мечом, перевернул Длинный коготь острием к себе, запуская подмышку и ухватив ладонью за лезвие со всей силой ударил навершием по шлему противника. Рыцарь отшатнулся, сделал неловкий шаг назад и выпустив из рук меч упал. Бой не занял и пары минут, а Доннел Сванн уже лежал на земле с лезвием меча, приставленного к нагруднику. Трибуны взорвались восторгом, когда король отступил, давая сопернику подняться. Сир Доннел с трудом стягивал помятый от удара шлем с подшлемником, немного дрожащими руками, которые можно было бы списать на напряжение от боя, если бы не ошалелый взгляд. Эйгон, передав меч подбежавшему оруженосцу, и освобождая голову от шлема и смахивая с волос капюшон подшлемника, тяжело выдохнул, поняв, что если у сира Доннела и было напряжение, то не от самого боя, а от личности противника. То чего опасался король, то и сбылось, первый же рыцарь боялся против него выступать. Оставалась надежда, что остальные его соперники смогут справиться с волнением.       — Куда лебедю тягаться с драконом, — усмехнулся Бронн, что заставило леди Таллу легонько засмеяться, несмотря на строгий взгляд матери, который после метнулся дальше на сына, которого после удачного первого сражения отпустило волнение за друга и он тоже позволил себе улыбку на комментарий Черноводного. Тем более, что окружающие их места лорды, что сидели рядом согласно закивали.       Эйгон был недоволен слишком легким боем, но все же встретил вошедшего в шатер Лонмаута задорным голосом:       — Думаю я заработал очков двадцать не меньше за этот бой. Скорость, выбитый меч, конечно противник не поставлен на колено, но думаю, его падение навзничь мне зачтется, — но осекся, когда увидел, как лорд-командующий плотно закрывает вход в шатер и слишком резко на ходу к королю сдергивает свой белый шлем, его глаза выражали ужас.       — Покажите ладони, — сжатым голосом, забыв даже обращение к королю, проговорил Ричард, что Эйгон не задумываясь поднял руки показывая, и только сейчас сам замечая, что на правой ладони, которой он сжал лезвие разрезаны металлические кольца кольчужной перчатки. Лонмаут рассмотрел разрыв, убедившись, что лезвие не порезало саму ладонь, и обреченно выдохнул.       — Ваша милость, — проведя по серым от седины волосам проговорил мужчина. — У вас Валерийский меч, такой захват мог поранить вас, а не только разрезать кольчугу. Лонмаут помнил, как он вцепился в ограждение ристалища, когда увидел мелькнувший под рукой короля лезвие Длинного когтя, только окончание боя, не дало ему выбежать к королю. Когда сир Арман озвучил мысли всех трех гвардейцев: «И это только первый бой». А сир Ричард бы еще добавил, что это только первый год их службы, что же будет дальше с их сединами из-за охраны короля, который так не бережет свою жизнь. Лонмаут порадовался, что он и так уже седой. Эйгону нечего было на это сказать. Он не ранен, а избавить своих гвардейцев от страха за его жизнь, он навряд ли когда-нибудь сможет. Только если снова напомнить, что они не в силах защитить короля от его собственных решений и что это выходит за рамки их долга, скорее даже переходит за дозволенное и король не под их тотальным контролем и опекой. Но Эйгон подозревал, что Лонмауту объяснять это будет бесполезно. Поэтому ему оставалось только принять беспокойство лорда-командующего и позвать Берена, который после того, как снял основную, тяжелую часть доспеха, оставляя короля в поддоспешнике, черной кольчуге и турнирной накидке, отправился с разрезанной перчаткой к кузнецу, что за следующие часы, пока проходили следующие бои, должен был успеть ее починить.       Остальные пятнадцать боев могли занять часа два-три, поэтому Эйгон решил расслабиться, слушая долетающие до шатра звуки сражения и комментарии герольда и просматривая принесенные Хостером документы. Через час стало скучно. Он мог подняться в королевскую ложу к Сансе, но это было несправедливо перед другими участниками, которые не имели возможность наблюдать за битвой своих потенциальных соперников. Поэтому в сопровождении гвардейцев Эйгон бесцельно бродил по огражденной для турнира территории, она была огромной. Но полностью заполнена бегающими, суетящимися пажами и оруженосцами, что притормаживали для поклона перед королем и снова спешили по распоряжениям своих сеньоров. Дети лордов, которым становилось скучно сидеть на трибунах прогуливались с сопровождающими. Самым удачливым получалось вырваться на ярмарку и обзавестись яблоками в меду, свистульками и пестрыми лентами, которые во всю демонстрировались перед не столь везучими ровесниками. Дети постарше устраивали сражения на деревянных мечах прямо за трибунами своих родителей. Слуги носили подносы с едой и напитками, накрывая под навесами столы для зрителей, где уже собралось несколько групп лордов, что наверняка обсуждали прошедшие сражения. Именно оттуда в направлении короля шли, смеясь и жестикулируя Хорнвуд и Мейзин, на плече Ларенса был привязан сине-зеленый платок цвета Мардерли.       — Ваша милость, — северяне приветственно кивнули.       — Ларенс, как сражение? — король был рад видеть, тех кто постепенно заняли место среди его друзей.       - Сир Доннел Хэй выбыл из турнира, — лорд Хорнвуд был воодушевлен, хотя после недобро сверкнул глазами и злорадно добавил. — Хотя стоило его отправить в землю, но пока получилось только на пару недель в койку.       Эйгон понимающе усмехнулся, отношение Северян к тем, в ком текла хоть капля крови Фреев, было ему понятно и близко. И если не кривить душой он не возражал стремлению Хорнвуда убрать последние остатки. Но отец Доннела уже поплатился благодаря Арьи, а из доказательств участия Доннела и его брата в резне в Близнецах было только то, что они были в замке и слухи, что кто-то слышал, что кто-то их видел, этого было не достаточно, чтобы заносить меч над их шеей.       — Отлично, тогда у нас все еще есть шанс сразиться друг с другом, — довольно улыбнулся король, получив зеркальную улыбку от Ларенса.       — Очень на это надеюсь, ваша милость.       После этой короткой и взбадривающей встречи, король решил завернуть к загонам лошадей, куда был уже доставлен его турнирный конь, чтобы посмотреть, как он будет реагировать на шум праздника, сражения и зрительской поддержки. Валир был совершенно спокойный, встрепенувшись, только при виде своего всадника.       — Привет, — Эйгон провел рукой по гриве, другой скармливая коню кусок яблока. — Готов к завтрашнему дню?       Валир довольно заржал, требуя еще яблоко, пока король проверил крепость его подков. От коня его отвлек шум, что раздавался со стороны, где шла ограда поля. Это было странно, так как отсюда не было видно ристалища и весь простой народ собирался с другой стороны, где была хоть малая возможность увидеть сражение. Поэтому, то что люди столпились именно здесь было подозрительно и заставило короля прислушаться. Кто-то явно пытался уговорить гвардию Староместа, используемую на охране турнира, пропустить их ближе к ристалищу. Эйгон уже понимал безрезультатность этого действия, но все же сосредоточил свое внимание и выглянул из-за частокола стойла, что закрывал его, в сторону голосов. Возле стражи крутилось четверо людей. Юноша стоял в стороне, мужчина что-то объяснял стражнику демонстрируя лютню, но ближе и громче всего две женщины жестикулировали перед лицом гвардейца, громко выкрикивая аргументы, словно считая, что чем выше громкость, то стражник лучше их поймет. Эйгон подумал, что терпение стражника закончится быстрее, чем энтузиазм его знакомых бардов, поэтому оглянулся на сира Хамфри.       — Иди, скажи, чтобы их пропустили.       — Да, мой король, — после присмотрелся и улыбнулся под белым шлемом, вспоминая. — Это те со ступенек септы?       Король кивнул и сир Хамфри пошел к ограждению. Тишина наступила резко и оглушительно. Женщины замолчали и как-то неловко отступили. Поставив стражника в тупик, столь резкой переменой, пока тот не проследил за настороженным взглядом женщин, устремленным за его плечо. Стражник склонился в приветствии перед Гвардейцем короля, а барды напряглись явно готовые быстро убегать. Белые латы пугали простых людей той силой и властью, что наделяли носящего их. Они и сами были символом власти короля.       — Пропусти, — раздалось короткое гулкое слово из-под шлема, и стражник поспешил отодвинуть ограждение, пропуская наглецов.       Они на мгновение замешкались, пока Арне первым не протиснулся в открытый проход, не сводя вопрошающего взгляда с гвардейца Королевской гвардии, словно стараясь разглядеть его лицо, через разрезы шлема, следом прошли остальные. Они прошли через ограждение и как-то сразу сжались, неуверенно оглядываясь по сторонам. Эйгон не сдержал усмешки. Его случайным знакомым явно было неловко. Да, они рвались пройти на турнирное поле, но больше всего их увлекал сам процесс азарта спора со стражником, отдавая себе отчет, что их не пропустят, но теперь, когда их желание осуществилось они не знали, что делать и как себя вести среди высшей знати, которой было заполнено турнирное поле. Гвардеец махнул рукой в сторону трибун.       — У трибун поставлены скамейки для стюардов, найдите там себе место и постарайтесь праздно не шататься, — спокойно, но с ноткой строгости проговорил сир Хамфри и поспешил вернуться к королю, который все еще был скрыт от взглядов, хотя барды и активно мотали головой, пытаясь его заметить.       Король задумчиво обвел взглядом пространство. На турнире было очень много лордов, их семей и приближенных, что и так переполняло трибуны и все турнирное поле. Из-за чего и пришлось ограничить доступ зрителям из малого народа. Десять трибун с многоуровневыми рядами стояли вокруг ристалища, но одна сторона, с которой располагались кузни и конюшни была пустой.       — Если оградить эту территорию, то сюда можно запустить зрителей, — проговорил Эйгон, предполагая, что это устроит лордов, что все еще будут ограждены от простого народа и все же даст возможность зрителям, что толпились в отдалении увидеть больше и подробнее, чем сейчас. Кивнув своим мыслям, Эйгон направил Стеффона с распоряжением к распорядителю турнира, чтобы к завтрашнему дню добавили пространство для малого народа.       На трибунах было скучно, как и Сансе, которая после сражения короля, потеряла интерес к битвам, приветствуя рыцарей дежурными хлопками. Но в отличие от сестры, Арья могла в любой момент уйти, не дожидаясь запланированных перерывов и не только в подготовленный шатер. Она побродила по ярмарке в сопровождении Джендри и его гвардейцев, вгоняя молодого мужчину в краску своими комментариями, о его вооруженных няньках. Получив кулек вяленых сладко-кислых слив, сладкую плетенку и приторно-напористый поцелуй, слизывающий с губ медовую сладость, полученный в темном закутке, скрытый от всех глаз, когда несносная мелкая Старк, отказалась делиться сладостями. После лорд Баратеон вернулся на трибуны Штормовых земель, а Арья заглянула к брату, который уже снова был облачен в полный доспех, после пары минут общения с ним и подбадривания, уже выходила, направляясь к ристалищу, где должна была начаться вторая жеребьевка. Брату в соперники достался лорд Титус Пик, после чего решила задержаться у ристалища, следя за сражениями, ожидая выхода короля, чья битва была назначена пятой, чтобы дать его сопернику время отдыха, так как тот сражался в первом этапе одним из последних. Только что лорд Хорнвуд под ее хлопки и подбадривания приставил меч к своему сопернику, выходя в третий этап, когда за спиной послышались мягкие шаги. Арья сжала рукоять Иглы и не расслабилась даже когда увидела, что подходящий это Ауран Уотерс, что поприветствовал Арью и впился в девушку взглядом полным любопытства.       — Почему не сражаетесь, принцесса?       Арья на мгновение от такого обращения замерла, впервые осознав свой изменившийся титул, бросила на наглого мужчину полыхающий взгляд. Сквозь зубы прошипев:       — Я не принцесса и не рыцарь.       — Думаю это поправимо, где есть первый рыцарь-женщина, то есть и вторая. Думаю, вы половину из тех, кто здесь сражается переплюнете.       — Вам-то откуда знать?       — Видел, — как само-собой разумеющееся сказал Ауран, но Арью это удивило. Когда она сражалась в тренировочных боях с братом или его оруженосцем, она замечала всех зрителей и Аурана Уотерса среди них не было, либо он врет, либо смог скрыться от взгляда безликой, а это было интересно. — А в прочем это благородно с вашей стороны, не пытаться забрать победу у короля.       На эту шаблонную лесть Арья даже не повела бровью.       — Вы знаете лорда Пика?       — Тот, кто будет соперником короля? Поверхностно. Мы были на противных сторонах в битве при Черноводной, он муж Марго Ланнистер, очень дальней и боковой ветки Ланнистеров, — Ауран говорил это не отрываясь смотря за очередным сражением, когда как Арья разглядывала спокойное и необычное лицо, что демонстрировало яркие валирийские черты. — Возможно у лорда Пика был бы шанс победить короля если бы он не умудрился утопить свой семейный валирийский клинок в водах Черноводной, во время сражения. Высшая степень расточительства. Прочим не мне его судить за такую безалаберность, свой валирийский кинжал я тоже утопил и в гораздо более глубоких водах.       Арья еле сдержалась, чтобы не отвести взгляд, когда Уотерс с горькой усмешкой, бросил взгляд на собеседницу.       — Делатель Сирот, больше полутора века принадлежал Пикам, а теперь покоится на дне Черноводной, как и мой кинжал, канув в забытье. Так что шанс увидеть столь редкое сражение двух валирийских мечей упущен, но зато для вашего кузена будет меньше сюрпризов. Пику не победить короля. Можете не волноваться, принцесса, — Ауран нагло усмехнулся из-под полы широкополой шляпы.       — А вы не хотите попробовать победить короля? — улыбнулась Арья, стараясь увести тему разговора от валирийских клинков, один из которых покоился, не глубже чем на дне ее сундука.       — Нет, я не настроен махать мечом. Я капитан.       — У капитана должен быть корабль.       — У меня их два. Лучшие и быстроходные, — самодовольство так и разило от ее собеседника.       Арья окинула оценивающим взглядом бастарда из Дрифтмарка. Но тут у ристалища началось оживление, предвещавшее скорый выход короля и Арья поспешила к сестре, сжимая в руке кулек с частью, оставленных для Сансы, сладостями, которые она надеялась, хоть немного порадуют сестру и отвлекут ее от волнения за Джона. Битва, как и предсказывал Ауран, не была сложной, хотя для победы пришлось затратить больше усилий. Соперники сходились и расходились, перекручивая и вращая мечи в ладони, чтобы отбить удары. Нижние и верхние удары чередовались, стараясь пробить оборону друг друга. В один из моментов лорд Пик решительно взмахнул мечом и удар был бы сокрушительным, если бы это была валирийская сталь, но обычный пусть и хорошо выкованный меч, был тяжелее и движение замедлилось, позволяя королю мгновенно уйти от удара. Четко прослеживалось, что лорд Пик привык обращаться с гораздо более легким и крепким мечом, чем ему приходилось орудовать сейчас. Эйгон хорошо замечал удары, которые использовал он сам, очень удобные для острого и облегченного меча из валирийской стали, но абсолютно не подходящего для меча из обычного металла. В какой-то момент Эйгон почувствовал, как по нагруднику прошла дрожь удара, но успел поворотом отстраниться, чтобы в следующее мгновение снова броситься в атаку. Меч лорда Пика жалобно скрипел, отводя разящий металл противника. Король наотмашь замахнулся мечом, одновременно принимая удар на щит, после чего отбил меч противника в сторону, вниз и сделав шаг вперед с поворотом меча нанося удар, который мог бы быть смертельным, если бы не остановился в миллиметре от разрыва в доспехе. Раздался гонг, что оповестил об окончании битвы. Король отступил, опуская меч. Этой битвой король был более доволен, но все же еще не то, чтобы грудь перехватывало, а дыхание сбивалось.       При выходе с ристалища и возвращении в шатер, взгляд короля упал на идущего на свое сражение рыцаря на гербе которого были бело-красные ромбы. Гаррольд Хардинг. Вот с кем бы очень хотел сразиться Эйгон, для того, чтобы увидеть его поверженным, лежащим на земле. Король нахмурился. Он знал, что гораздо сильнее Хардинга и эта битва точно закончится легкой победой и малым удовольствием от процесса сражения, но вид поверженного рыцаря бы все компенсировал. Это было странное желание, оно возникло из неоткуда: всего лишь пара не самых приятных, но не важных встреч - не было оснований для ненависти. А от мелькнувшей мысли об ревности король чуть не рассмеялся, для нее не было причин, но все же мысленное собственническое «мое» летело вслед Хардингу, что шел сразиться с сиром Лином из дома Корбрей. И жестоко подумал, что эта битва не будет долгой и все же Хардинг окажется низвержен на землю, пусть и не им. Так и случилось.       Со скамеек стюардов был отличный обзор и не желая терять такое замечательное место бард Томас терпел до последнего. Арне закидывал своих друзей умными рассуждениями о битве каждого рыцаря, но Томас с улыбкой предполагал, что половину его друг просто выдумывал на ходу, но подруги были довольны, а рассуждения и комментарии и правда были интересными и даже смешными, что Маришка и Сесилия тихо посмеивались, перестав ворчать на несчастного Томаса, что он вертится и не сидит спокойно. Но после долгожданного сражения короля, после того, как они начали кричать и повскакивали с мест в порыве поддержки и радости, болея за короля, как за своего самого близкого родственника, со всем порывом души и искренностью. Парень не выдержал и сбежал в сторону ближайших густых кустов, под угрозы Сесилии, что его поймают и выгонят, но Томасу уже было все равно. Справив нужду парень хотел выйти, когда рядом раздались два голоса, которые спорили громким шепотом и испугавшись, что его поймают, нырнул поглубже в зелень колючего кустарника.       — Ну, вылетел твой брат из турнира, не страшно, что так убиваться. Я тоже выбыл.       — Я должен был участвовать я, не он. Я бы смог убить его в битве, и дело было бы сделано! И никто бы ничего не понял, на турнирах такое бывает. Случайно. Такой шанс.       — Не глупи. Тебе бы не позволили. Да и не смог бы ты. Посмотри, как мечом орудует.       — Ты не знаешь, как орудую я. Нам дали задание и мы должны его выполнить. Даже ценой своей головы.       — У нас еще будет возможность исполнить задуманное. Он будет доволен. А пока успокойся. Твоему брату еще поправиться надо, он знатное ранение получил. Моя жена говорит главное выждать удачный момент, а не бросаться сломя голову.       — И ты слушаешь бабу?       — Прикуси язык, ты говоришь о моей жене и леди.       — Ну да, как же леди.       — Леди не леди, но он ее ценит и прислушивается к ее мнению, так что не плюй против ветра.       Томас замер смотря, как сквозь кусты мелькнули рыцарские сапоги и коричнево-желтая накидка. Парень еще посидел спрятавшись, после чего осторожно вышел из кустов оказавшись прямо рядом с накрытым под навесом столом для знати, возле которого скорей всего и происходил подслушанный разговор. Теперь же рядом никого не было, а стол так призывно ломился от яств, что Томас сглотнул и резко схватил лежащий с краю сочный, большой желто красный фрукт, который он раньше видел только в садах лордов за забором.       — Эй, парень! — послышался крик со стороны стола, что был чуть в отдалении.       Семь потов сошли с Томаса, пока он стоял на вытяжку со спрятанным за спиной похищенным фруктом, а его все подзывали и махали, не то лорды, не то их дети. Но точно уже выпившие ни один кувшин вина, и съевшие больше пары зайцев. Сытые, веселые и довольные, что нельзя было сказать о, стоящем рядом с ним человеке, одетом в зеленые цвета Хайтауров. Томас осторожно подошел, подумав, что убежать все равно не сможет, хотя очень хотелось. Устав ждать пока он медленным шагом подойдет, нахмуренный и напряженный мужчина пошел ему на встречу, на ходу начиная говорить.       — Вы музыкант?       — Я? — Томас ожидал всего, но не такого вопроса.       Мужчина кивнул, на прикрепленную к поясу Томаса свиристель.       — Я распорядитель турнира. Милордам, — распорядитель скосил глаза на веселую публику. — Захотелось песен. Что не было предусмотрено, мы, конечно, можем позвать за бардами в замок, но это время, а большой перерыв перед финальными сражениями уже скоро. Так что если согласен.       Томас молчал, хлопая глазами в растерянности, не в силах выдавить и строчки, но эта заминка распорядителем турнира была принята по другому счету.       — Конечно, мы вам заплатим, — буркнул распорядитель и Томаса как встряхнуло.       — О. Да, да, конечно, — встрепенулся Томас, яростно кивая и жестикулируя, размахивая зажатым в руке фруктом, начал указывать к трибунам, подпрыгивая, порываясь бежать и начиная суетиться. — И не только сыграем, но и споем. У меня товарищи, там. Я за ними бегом сбегаю.       — Как вас пропустили? — прищурился распорядитель, но потом устало махнул рукой. — В прочем не важно. Давай беги за друзьями одна нога здесь другая там.       Томас бежал, не замечая вскрики суетящихся слуг, лавируя между гуляющими, только и успевая бормотать «Извините». Подбегая со спины к друзьям и не глядя втискивая в руки Сесилии добытый фрукт и уже не замечая радость на лицах женщин, которые радостно вскрикнули, передавая такой необычный мохнатый фрукт друг другу, нюхая и прижимая в восторге его к себе.       — Персик, — в благоговении пробормотала Маришка, а Томас уже во всю тороторил, о таком шансе выступить перед лордами, рыцарями, прям на королевском турнире. После чего о каком-то разговоре и даже о персике, что был спрятан в складках многослойной юбки Сесилии было позабыто.       За следующей битвой, что была против сира Микеля Редфорта королева смотрела более спокойно, она доверяла одному из рыцарей Долины, что он не навредит королю, с которым сражался плечом к плечу в нескольких самых кровавых битвах. Но неожиданно именно этот бой стал настоящим испытанием для короля. Меч сира Микеля был двуручным и тяжелее, и он умело пользовался этим свойством своего оружия. Его рубящие удары сыпались градом, не затрачивая больших сил сражающегося. Под своим весом меч практически падал сам, оставалось только чуть напрячь кисть и направить удар. Поэтому щит Эйгона практически всегда был над головой принимая мощные удары, когда сам пытался пробить защиту Редфорта на уровне корпуса. В отличие от обычного меча, рубящие удары были слабым местом Длинного когтя, так как приходилось наносить их с удвоенной силой от плеча, не рассчитывая на собственный вес клинка. Зато быстрота обрушаемых ударов, возможность вертеть в воздухе мечом только одной кистью - это делало его пасы молниеносными и не заметными. Рука короля, что удерживала щит под ударами, начала ныть и Эйгон понимал, что долго не продержится. Но несколько раз повторившиеся удары сира Микеля, позволили королю просчитать свой ответ. И когда король понял, что на него снова пойдет удар сверху, вместо того, чтобы принять меч на щит, он выбросил щит на встречу мечу со всей силы отбрасывая его и руку, под тяжестью меча рука подалась назад, заставляя тело потерять равновесие, а щит уйти в сторону, открывая тело противника для встречного удара. Эйгон прокрутил меч укорачивая захватом по середине и приставил его к шее соперника, отмечая свой победный удар.       После еще одного сражения, где сир Рион Аллирион проиграл Лину Корбрею, перед следующим этапом двух схваток и финалом был объявлен перерыв. Все отправились на часть поля за трибунами, где призывно были накрыты столы, и уже звучала музыка. Все обсуждали сражения, а проигравшие участники делились планами взять реванш завтра с копьями. Королева тоже спустилась с трибуны, где ее уже ждал сир Лонмаут, что после перерыва должен был заменить в охране королевы сира Бриенну, она весь день неотлучно была рядом с Сансой. Но вместо поля для отдыха королева завернула в сторону шатра короля. Она давала себе зарок, не отвлекать Эйгона перед сражениями, но то как во время сражений мелькала выделявшаяся более светлым цветом на его руке лента ее благосклонности, как ее сердце трепетало, каждый раз заметя эту полоску, не дало ей шанс пройти мимо шатра мужа и не увидеть его перед встречей с двумя наверняка, раз они дошли почти да финала, самыми сильными соперниками.       Из доспехов были сняты самые тяжелые и массивные части: оплечье, нагрудник, набедренник, как и кольчуга, из-под оставшихся частей доспеха виднелся черно-красный стеганный поддоспешник. Что позволяло более свободно двигаться, присесть и дать телу отдохнуть от тяжести металла. Эйгон сидел за небольшим столом, на котором в тарелках лежало мясо, дымилось рагу, фрукты и корнеплоды, но все они были практически нетронуты, разве что король выбрал несколько кусков сыра, вяленого мяса и хлеб, вино было отставлено и заменено водой. Санса прошла к Эйгону такими невесомыми тихими шагами, что, когда он заметил ее, и хотел встать в приветствии, она уже положила ладони на плечи не позволяя, наклоняясь из-за спины и прикасаясь губами к чуть влажному виску в легком приветственном поцелуе. Мужчина, чуть поморщился, думая отстраниться, представляя, что от него исходит не самый приятный аромат, не столько от усталости в бою, которые длятся не больше несколько минут, сколько от влажности и духоты, что стояла в воздухе, несмотря на скрытое весь день за густыми тучами солнце. Но Санса словно не замечая только улыбнулась быстро полу обняла и, выхватив с ближайшей тарелки веточку винограда, присела напротив.       — Твой первый советник не слишком расстроился, что я победил его зятя? — улыбнулся король, отламывая кусочек сыра.       — Нет, — Санса усмехнулась, ей показалось, что лорд Ройс, больше испугался обратного результата, но Эйгону знать не стоило, его бы это рассердило. — А вот лорд-командующий твоей гвардии, явно недоволен, что у короля появилась привычка хватать лезвие мечей руками, — Санса почти дословно передала причитание, что услышала от сира Ричарда, сказанное сиру Бриенне, пока они шли к шатру.       На это Эйгон только снисходительно искривил губы, Лонмаут и королева составляли хорошую пару в беспокойстве за его жизнь. Это сражение казалось Эйгону почти дружеским поединком, сир Микель не сдерживал свои силы, наконец-то король почувствовал настоящий пыл борьбы. Но и уважение короля было к сопернику особенное, как к тем с кем он сражался в Винтерфелле против мертвецов. И да он помнил, как в победном рывке над Редфортом, когда наконец удалось, отбив щитом град его рубящих ударов, перехватив за лезвие Длинный коготь по середине рукой, приблизившись к противнику вплотную приставить меч к шее. Но в этот раз он помнил об особенности своего меча и не сильно давил перчаткой на острие, тем более, что удара не требовалось, а просто приставить к горлу отмечая свою победу. Даже перчатка не нуждалась в ремонте. Но осуждающий взгляд от Лонмаута он все же получил.       Вскоре Берен пришел готовить короля к следующему сражению, и Санса отошла к подготовленным частям доспеха. На радость женщине, черные доспехи были почти целые, только пару царапин появились на корпусе, что нельзя было сказать о щите, что весь был изрешечен царапинами. Вскоре доспех был надет. На столе остались шлем, а рядом с ним меч. Санса провела кончиком пальца вдоль дола лезвия. Длиный коготь прочно ассоциировался у нее с Джоном, она столько раз замирала, смотря на навершие меча, что белым оскалом смотрело на врагов, но еще никогда не позволяла себе прикоснуться, ей вдруг показалось, что сталь дымиться изнутри, что клинок соткан из самой тьмы, но как контраст на эфесе белел волк. Этот меч уже был покрыт легендами, как и его владелец. Повинуясь желанию порожденному моментом, королева осторожно просунула ладони под рукоять и лезвие меча, поднимая его над столом, для ее рук он был тяжелый, но не неподъемный как она думала, смотря на него со стороны. На мгновение она замешкалась, смотря на меч в своих руках, после чего повернулась. Эйгон стоял в паре шагов от нее, Берен отошел, проверять ремни креплений щита, а король смотрел на нее. Санса не могла прочитать его взгляд, а так хотелось узнать, что он думал, когда она подходила к нему и вкладывала в подставленные ладони меч. На несколько долгих мгновений они замерли напротив друг друга, держа в своих ладонях оружие, что защищало, не только, людей, государство, их семью, оно стояло на защите лично Сансы, его жены, его леди.       В шатер зашел Стеффон, прервав момент, получив укоризненный взгляд, от Берена, который боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть картину, практически сошедшую со строк песен и книг, спрятавшись за щитом, с нежной и предвкушающей улыбкой ожидая хотя бы маленький поцелуй короля и королевы. Молодая женщина тут же отступила, опуская руки, а паж короля принес имя нового соперника — Лин Корбрей. Эйгон на мгновение пожалел, что ему не достался в соперники лорд Хорнвуд, который теперь должен был сразиться с сиром Друстаном из дома Харлоу, но потом усмехнулся:       — А вот это будет интересно, — проговорил Эйгон, когда как Санса удивилась такой реакции, но не стала уточнять, ее успокоило, что это еще один рыцарь Долины.       Но как только она поднялась на королевскую Трибуну, поняла, что рано расслабилась. Там шло невероятно оживленное обсуждение и как только сопровождающий ее Лонмаут встал за ее креслом лорд Ланнистер быстро повернулся к нему.       — Думаете их битва хорошая идея, сир Ричард?       И только сейчас королева увидела напряжение Лонмаута. И с немым вопросом посмотрела на лорда-командующего Королевской гвардии. Рыцарь как-то неуверенно проговорил:       — Ваша милость, у сира Лина меч Покинутая, валирийский клинок. Король никогда не сражался против валирийского клинка, это конечно будет интересный бой, но сложный.       — Скорее легендарный, — усмехнулась Арья и подалась вперед, вот кто нисколько не переживал в успехе брата и наслаждался битвами.       Но королева успела заметить, как неуверенно говорил Лонмаут и как чуть отвел взгляд Тирион.       — Сир Ричард, — немного строго проговорила королева. — Думаю, в этой битве есть что-то еще. Что?       Рыцарь нехотя и быстро проговорил:       — Лин Корбей участвовал в битве на Трезубце, на стороне восставших.       — Половина из тех… — начала Санса любимую фразу мужа, который старался донести до своих поданных, что старые обиды нужно оставить в прошлом, чтобы они не мешали двигаться дальше, стараясь и сам следовать своему совету.       — Если бы не он дорнийцы переломили бы ход битвы и результат был бы наверняка совершенно другой, — добавил Лонмаут.       Санса задумалась, с одной стороны это ничего не значило, с другой это явно много значило для Лонмаута и у лорда-командующего были претензии и главное недоверие к Корбрею.       — Король об этом знает? — послышался вопрос Тириона.       — Думаю да, — кивнул Лонмаут.       Рядом с королевой хмыкнула Арья, привлекая к себе внимание       — Да, ладно вам, вы ведь знаете короля. Больше чем роль Корбрея в битве при Трезубце брата интересует его валирийский меч.       Именно в этот момент на трибуну после сытного перерыва зашел лорд Ройс, услышав завершающие слова Арьи, с весельем подхватил.       — Вы правы, сражение двух валирийских мечей, это невероятная удача. Это будет невероятно, — все присутствующие на трибуне счастливо, предвкушающее подержали ожидание столь захватывающего боя.       Санса сдержала вздох, стараясь отогнать беспочвенные сомнения. Она была согласна с сестрой, для Эйгона те битвы были дела минувших дней, она только надеялась, что для Корбрея тоже.       Звуки со стороны трибун взорвали пространство, что очень разнилось с утренними чопорными и полными достоинства хлопками и подбадриванием. После целого дня турнира лорды и леди, испробовав все виды представленных вин, влились в поток веселья, и чем был ближе финал, тем явственней ощущался азарт. Король и Корбрей встали напротив друг друга, одновременно начиная атаку. Как только произошел первый удар, они на доли мгновения замерли от звука, что прокатился по полю, он не был громче удара обычной стали, но звук был протяжный, тонкий и словно, прежде чем выйти из меча, прошел по всей длине клинка, собирая все оттенки возможного звона. Санса бы сказала, что слышала в нем звон колокольчиков, капели, скрежет когтей и бьющегося стекла, но никогда она не слышала звука столь мелодичного и столь ужасающего. Эйгон в эхе звона услышал гулкий из-под шлема противника довольный смешок, который не скрывал радости такой редкой встречи в бою с валирийским клинком, Эйгон, тоже почувствовал ухмылку на своих губах. Противники также были поражены звоном, как и зрители. Все поле замерло в тишине, слушая этот звон, пока спустя миг он не слился в одно непрерывное завывание от непрекращающихся ударов мечей друг об друга. Мечи с невероятной скоростью и легкостью набросились на соперников, веером нанося один удар за другим. Эйгон был сильнее Корбрея и Длинный коготь был тяжелее Покинутой, но успеть нанести рубящий удар было почти невозможно. Защита сменялась атакой. Корбрей замахнулся, нанося удар щитом, Эйгон увернулся, но все же почувствовал боль в плече которого коснулся щит противника, тут же принимая удар Покинутой мечом, уходя в оборону. Даже ставший уже привычным фон гула толпы ворвался с новой силой. Соперники, начиная применять для ударов щиты, сошлись практически вплотную, единственный способ распутать клубок был растолкнуть друг друга, угрожающе перевернув меч в ладони. Сделав пару шагов по кругу, словно хищники, рассматривая своего противника перед броском. Чтобы снова сойтись в схватке. Сталь пела, выла, перемешиваясь с аккордами ударов о щиты, на которых оставались зазубрины, от самого острого и крепкого в мире металла. В какой-то момент Эйгон почувствовал, как щит Корбрея под его напором подается вниз и с хрустом проламывается. Король на миг потерял равновесие, последовав за своим мечом, пока его щит отражал удар соперника, это позволило выровнять тело и отойти. Сир Лин в этот миг сбрасывал с руки обрубок щита, отмахиваясь от запасного, который подносил его оруженосец. Берен повинуясь сигналу короля, снимал и уносил его. Эйгон краем глаза заметил насколько напряженным и бледным был юноша и уже представил какими мысленными ругательствами покрывает его Лонмаут, но дальше развить мысль не получилось битва продолжилась. Не отяжеленные щитами соперники разошлись, скорость мельтешения мечей, сливала сталь в линию веера. В какой-то момент Эйгон понял, что чувствует себя как в битве и меч описывает дуги, готовый нанести смертельный удар, но остановиться не успел рука прошла по дуге и пробив защиту коснулась корпуса доспеха. Только, то, что в последнее мгновение Эйгон успел одернуть меч, спасло Корбрея от ранения, но все же на доспехе появилась зазубрина, оставленная Длинным когтем. Валирийские мечи крутились в ладонях, отбивая и нанося удары. Когда король снова перехватил инициативу, то понял, что больше тянуть нельзя и, увидев шанс, сделал опасный шаг вперед, перекрутил мечи и движением рычага вырывая меч из рук противника. Эйгон и Корбрей стояли напротив, тяжело дыша, и только крик толпы вывел из азарта борьбы. Наконец сняв шлемы, они увидели в глазах друг друга одинаковый восторженный блеск и усталую, но довольную улыбку.       — Благодарю, за невероятный бой, — устало, стараясь выровнять дыхание, проговори король.       — Спасибо вам, ваша милость, давно я так не сражался. Может, еще повторим, — сир Лин дежурно улыбнулся и поклонился.       — Буду несказанно рад, — довольно ответил король.       И соперники разошлись под гул и приветствие толпы.       Звуки сражения Хорнвуда и Харлоу долетали до шатра короля, также как и крики толпы. Берен рассматривал щит, пока король отказавшийся снимать доспех, пытался по ощущениям понять, на сколько, все плохо в ушибе плеча.       — Выдержит еще бой? — спросил король, кивая на щит.       — Да, ваша милость, щит не сильно пострадал, — кивнул Берен и хитро усмехнулся.       — Давай, говори, что на уме.       Берен не переставая улыбаться, и осмелев от целого дня проведенного рядом с королем, почти в неформальной, полевой, боевой обстановке, задорно проговорил.       — Щит не пострадал, потому что, ваша милость, вы как и любой северянин, не очень им любите пользоваться, стараясь отбивать удары мечом.       Эйгон усмехнулся.       — Ну, остряк, все-таки заметил.       Эйгон учил Берена применять в бою щит, но понимал, что и он сам еще не до конца привык к этому средству защиты в бою. И все же был рад, что Берен внимательно следил за всеми боями и что заметил особенности манеры сражаться, позже надо будет с ним и Стеффоном подробнее обсудить особенности всех сражений, а пока у него есть пару минут, чтобы отдохнуть.       На финал король выходил уже в сумерках. Надежда встретиться в бою с Хорнвудом растворилась, когда над ним в тяжелом и продолжительном бою одержал вверх Друстан Харлоу. Железнорожденые, что довольно скептически относились к турнирам и делали вид, что пришли сюда по необходимости, сейчас были в растерянности. Они не признавали рыцарство, но увидеть одного из своих в финале столь значимого турнира, выходящего на бой с королем, было приятно и уже даже при бое с Хорнвудом, со стороны трибун Железных островов начали доносится крики поддержки рыцаря Железнорожденного, довольно редкого явления в Вестеросе.       Друстан вышел из своего шатра в сопровождении кузена — главы рода Рикарда Харлоу и своего старшего брата, те, не доходя до ристалища, вернулись на королевскую трибуну. А соперники — финалисты сошлись в поединке под крики восторженной толпы и лязг стали. Эйгон, все еще находился в запале от предыдущих боев, а тело, пронизанное напряжением, требовало еще действий, поэтому король сразу пошел в атаку, сделал быстрое, почти неуловимое движение, которое можно было осуществить только с облегченным клинком из валирийской стали. Харлоу отскочил, не успевая парировать удар. А дальше посыпались удар за ударом, Друстан отбивал их всех и в какой-то момент, поворотом меча и своим резким отступлением у него получилось сбить ритм ударов короля, и перешел в быстрое нападение. Король не успел подстроится, принимая единственный вариант, уйти в глухую оборону. Пока не уличил момент Эйгон нанес верховой удар, помогая кистью, доворачивая клинок за рукоять. Харлоу ушел от атаки откинув корпус назад и отступив на полшага, чтобы в следующий миг занести меч вверх и обрушить его на соперника. Удар, пропорол воздух, задевая шлем, услышав скрежет по металлу, что заглушил испуганный возглас дам, Эйгон резко согнул колени и разворотом ушел от клинка, не давая ему упасть на плечо, и одновременно нанося удар по руке Друстана, заставляя того отступить. Огонь пытал, а переменный успех сражения и близость возможного проигрыша, так как противник и правда был силен, обнажал все эмоции и чувства, вводя в кураж. Друстан Харлоу был силен — скорость, мощь, в нем чувствовался азарт и энергия, казалось, что каждый удар стали был для него песней, а движения в сражении были лучше танца. Он сливался в битве. Это восхитило короля, который всегда воспринимал битву как обязанность, его же противник не стремился к победе или выживанию, он жил в битве, он сливался с ней, не желая завершения сражения. Даже сейчас в турнирной схватке видна была его жажда битвы. Он не хотел прекращения сражения, и король тоже начинал наслаждаться от танца их мечей. Но все же у него была цель, он должен был выиграть, а с каждым продолжением битвы достичь ее могло оказаться трудно, так как плечо начинало ныть, Эйгон попытался его размять в процессе сражения и от этого действия чуть не пропустил удар, успевая в последний момент выставить меч и чувствуя силу удара во всей руке. Понимая, что нужно ускорять битву и не затягивать ее. Эйгон вначале обрушился на соперника градом ударов, что сыпались на сира Друстана со всех сторон, заставляя того сосредоточиться на обороне, отбивая размашистые и дальние удары. После чего Эйгон молниеносно, не давая противнику сориентироваться пошел на опасный маневр, резко приближаясь, крутанувшись, вокруг оси, придавая силу и скорость мечу от корпуса, а не только рук, опустив лезвие вниз, отбил со всей силы меч Друстана, который в этот момент наносил встречный боковой удар. Мечи встретились, послышался раздирающий скрежет и, когда Эйгон захотел отвести меч для финального удара, так как прикрыться щитом на таком близком расстоянии у Харлоу не было никакой возможности, понял, что что-то не пускает меч. Он рванул со всей силы и, только когда меч Друстана был вырван из его ладони, прописав дугу и воткнувшись в землю несколько метров от них. Эйгон понял, что от сильного встречного удара Длинный коготь врезался в обычную сталь, цепляясь за нее, вырывая из рук.       «Вау» — послышался тяжелый выдох из-под шлема железнорожденного, пока трибуны кричали в неистовстве, встречая победу короля, а герольд заливался победной речью, которая самим участникам битвы была не интересна.       А Эйгон был в растерянности, казалось, что это победа не его и его мастерства, а крепкой стали и остроты Длинного когтя. Азарт и пыл еще бурлили в крови, а битва закончилась неожиданно и словно сама по себе не поставив финальной точки, без победного удара. Сердце стучало и требовало продолжения. Но битва была окончена. Король поспешил снять шлем, как и его соперник, который кажется, совсем не расстроился проигрышем и, подняв меч, с интересом рассматривал зазубрину.       — Вот это битва, ваша милость, — выдохнул довольный Друстан, от эмоций применив более неформальные слова, но Эйгону это было не важно, его соперник в отличии от короля молниеносно переключился от состояния куража битвы к спокойному разговору.       — Вы, прекрасный воин и достойный соперник. Если бы не разный вид стали, — проговорил Эйгон с нескрываемым разочарованием. На что Друстан понимающе усмехнулся и искренне добавил.       — И вы, ваша милость, и я знаем, каким бы был ваш следующий удар, если бы не это, — рыцарь кивнул на свой меч. — У меня все равно не было шансов уйти или защититься от вашего следующего удара. Точнее, честных шансов, разрешенных на турнире, — Харлоу криво усмехнулся. Эйгон усмехается в ответ. Это была шутка для тех, кто бывал на поле войны и понимал, что там нет честного боя: где главная цель выжить - все средства хороши. Этим и отличалась война от турниров.       И в этот момент на короля нахлынул восторг. Это бы его первый рыцарский турнир и только сейчас, услышав слова сира Друстана, пришло осознание: здесь сейчас, в турнирном бою, не было той грязи, что несла война и нет звериной жестокости, что пробуждалась в нем на поле боя. Наконец-то он нашел то к чему стремился, когда ушел в Ночной дозор он хотел быть героем, славы, он хотел служить возвышенным целям и быть рыцарем, пусть и на Стене. Харлоу был прав в турнире не было места бесчестью и подлости. И это так сочеталось с нравственными взглядами и возвышенными целями Эйгона, что понял, рыцарство было не просто детской игрой и далекой мечтой это всегда было в нем, требовало служения высшим идеалам. И наконец-то нашло выход. Сочетая в себе, то что раньше казалось взаимоисключающими понятиями — честное и благородное сражение. Это импонировало стремящемуся к справедливости сердцу Эйгона.       С этими мыслями король провел взором по вскакивающей на трибунах публике - шум и крики, а взор остановился на одной фигуре, даже в сумерках ее волосы горели огнем, с расстояния сложно было разглядеть выражения лица, но было видно как Санса подалась вперед, словно желая броситься на поле и только необходимость соблюдения приличий удерживает ее на месте. Эйгон склонил голову перед своей леди и в знаке почтения прислонил руку с мечом к груди, а после к левому предплечью, где светлела лента благосклонности его леди. Санса во всем была леди, его недостижимый идеал. Именно с ней он стал лордом, королем, а теперь и рыцарем, тем кем всегда хотел стать, и это ему нравилось. Душа пела. Он нравился себе таким, каким он становился рядом с Сансой и благодаря ей.       Эйгон облегченно выдохнул, когда Берен снял с него последнюю часть доспеха, полностью освобождая его тело от тяжести брони, отнеся его на постамент. Стеффон стоял у стола складывая в корзину столовые приборы, которые потом должны были унести, чтобы завтра принести новые, когда Берен повернулся к пажу и указал на упавшую под стол ложку. Стеффон на голос оруженосца повернулся лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы у него мелькнул столовый нож, что он только что собирался положить в корзину.       Блеск на лезвии клинка, зажатого в маленькой ладони Стеффона, отразился в глазах короля и шатер, окружающие его люди перестали существовать, он чувствовал хруст снега под ногами своих убийц, после которого следовала очередная обжигающая боль, холод, что расползался по венам, яростные слова «За дозор!», сказанные надломленным, еще по-детски мягким голосом, слились со звуком булькающего разрыва, что сердце разнесло по венам в своем последнем надрывном стуке. Больнее ударов стали кинжалов, было осознание своей ненужности этим людям, этому миру, бессмысленности всего своего путь. На последних вздохах на него глазами звезд смотрели Боги, вечные и равнодушные. Холод их сияния окутывал сознание, принося осознание своей незначительности и безразличие, принятие конца и, когда все исчезало в дымке мрака тишину поджидающего покоя разорвал вой лютоволка, за него хотелось ухватиться, хотелось потянуться к тому единственному родному существу, но темнота уже завладевала им. Тьма холод и забытье снова окружали Джона.       Мужчина отвернулся и только через долгие мгновения понял, что тьма пришла, потому что он сам в ужасе зажмурил глаза, тяжело дыша. Сжимая в ладони гладкую ленту, что только что снял с руки, чтобы отложить до завтрашнего дня, чувствуя то тепло, что она хранила. Как напоминание, что он уже никогда не будет ненужным и одиноким. Этот мир принял его и дал ему лучшую цель из всех, что он мог представить. Вера самой замечательной женщины, любовь семьи и надежда своего народа. Он начал слушать свое дыхание и постепенно мир возвращался Берен и Стеффон уже закончили все складывать и обсуждали турнир, а их молодые голоса были полны восхищения и радости, в них не было места злости и презрению, что звучали тогда в ледяной ночи, а за стенами шатра текла жизнь с песнями, шумными разговорами, нетерпеливым ржанием лошадей, Эйгон выровнял дыхание и прогнал тьму открыв веки. Первое, что он увидел перед собой Лонмаута, который стоял перед ним, не пытаясь дотронуться или позвать на помощь, терпеливо ожидая, но все же его лицо выражало обеспокоенность. Эйгон поднял ладонь и мотнул головой, показывая, что все хорошо. Лонмаут постарался расслабиться и отошел на свой пост у входа, но все же не сводя взгляда с короля, который наконец-то выпрямился и слишком решительным шагом подошел к Берену и Стеффону терпеливо отвечая на их вопросы про турнирные бои, дожидаясь пока подадут карету.       — Бездонная пучина, что это было?! Что ты там творил?! — практически сквозь зубы кричал Родрик Харлоу, выдавая шипение, выгнав всех пажей и оруженосцев кузена из шатра. Родной брат Друстана, стоял чуть в стороне, сложив руки на груди. Как сам помазанный рыцарь он был доволен выступлением младшего брата на турнире, но как лорд дома Харлоу из Серого сада не доволен, как тот сражался против короля.       — Я ведь тебя просил, просил перед самым боем, только не покалечь короля. И что ты делаешь? Чуть не сбиваешь с его головы шлем?       Друстан фыркнул отворачиваясь.       — Да не позволил бы он мне себя ранить, думаете, он не предугадывал все мои удары? В пору было за меня переживать. Поверьте, он бы понял, если бы я подавался и это бы было бы намного хуже. Возможно я не общался с ним так много как вы кузен. Но за этот бой и я кое что о нем узнал. Король не приемлет послабления к себе, он выкован войной и не ждет, что его будут ценить только за титул. Так что это было бы верхом неуважения, если бы я не дал ему достойный бой, — Друстан был в восторге от битвы и от короля, с которым в первые встретился именно в бою.       Лорд Харлоу немного успокоился.       — Я знаю, что король отличный мечник и достойный человек, но также знаю, какой ты сорви голова, знаю, как любишь калечить своих противников и не любишь проигрывать.       — Что ж это был честный проигрыш достойному противнику. И не бойтесь, милорд, если вы не заметили, король доволен битвой.       Лорд Харлоу отступил, да это было видно. Король не любил когда ему поддаются, ценил силу. В некоторых чертах северяне походили на железнорожденых.       — Я понимаю. Но послушай. Король сильно отличается от тех правителей, которых мы раньше видели или знали. Мои взгляды совпадают с его, он слышит мои доводы и готов их принять. У нас есть шанс поменять устои на Железных островах, изменить эти устаревшие, закостеневшие правила. Он первый, кто ввел Железнорожденного в Малый совет.       — Вас, — усмехнулся Друстан.       — Да, — жестко ответил Родрик. — И это важно, наша семья получила невиданный ранее шанс. И я не хочу его терять из-за твоего желания покрасоваться.       — Думаю, вы правы, кузен, — Друстан задумчиво вздохнул, проведя рукой по черным прямым длинным волосам. — Король достойный человек, то что вы о нем твердили все эти дни, я увидел все это в нем сегодня. В битве человек становится настоящим. И Эйгон Таргариен был сама порядочность, не одной попытки нечестного удара. Даже слишком честный, думал, что валирийский меч не достойное преимущество в турнирном сражении. Уникальный человек в этом эгоистичном, корыстном, подлом мире. Его стоит оберегать. Второго шанса Вестеросу на такого правителя может не представиться.       — Я рад, что ты понимаешь меня, — выдохнул и улыбнулся лорд Харлоу.       — Не переживайте, кузен, -Друстан мечтательно улыбнулся. — Я снимаюсь с турнира, — спокойно проговорил младший кузен, смотря невидящим взглядом вдаль.       — Что? — спросили Родрик и Харрас в голос.       — Но ты ведь так хотел учувствовать, — пошел на попятную Родрик, все же он ценил своих самых близких ему кузенов и своих наследников. Их взгляды, их стремление к рыцарству полностью отвечали идеям Харлоу какой должна быть их семья и куда стремиться дальше.       — Ты ведь так рвался на этот турнир, — удивился Харрас. — Причитал, что из-за этих войн, как стал рыцарем, ни в одном не мог участвовать. Ты так хотел получить рыцарский титул, сражаться на турнирах.       — Да я хочу быть рыцарем. Но я хочу большего, чем просто минутная слава. Я хочу вечной славы. И как вы сказали кузен, у нашей семьи появился шанс, и я не хочу его упускать.