Цветок Спящего Дракона

Палочка благовоний догорала, разрушая миф о своем вечном благоухании. Перед тем, как она полностью сгорела, компания услышала увлекательную историю процветания и падения драконьего рода, чье предназначение было охранять баланс сил в Японии. Все записи, которые были обнаружены в архивах, оказались подлинными, история с мальчиком - тоже. Откуда эта синеглазая девочка могла знать всю хронологию существования клана, будто видела каждое событие своими собственными глазами - оставалось загадкой. - Знания передаются нам через кровь, а пробелы мы заполняли историями из уст старых сказительниц. И у меня была такая, пока время не взяло свое, пока я не осталась последней, - загадочная улыбка вновь тронула ее губы. Глаза светились мудростью и духовным равновесием. К сожалению, не все были так же спокойны после услышанного. Любопытство, желание увидеть все доступное, все то, что можно обозреть, останавливало команду от того, чтобы тут же броситься на поиски гетерохромного соперника с невероятно раздражающим смехом. Получается, на одной чаше весов была эта чудесная легенда, гладь озера, реальная, но эфемерная девочка, целое здание, где когда-то обитал клан воинственных творцов божьей воли, а на другой находился давний враг, к которому не всегда получается относиться серьезно. А в руке у него ни что иное как последний недостающий кусочек пазла, который соберет для проклятых выход из их конфузной ситуации. - А нам можно осмотреть дом? - осторожно поинтересовался Джотто. Его внутренний компас уже давно почуял много интересного в этом месте. Оставаться сидеть на попе ровно было просто невозможно, особенно когда твой брат нервно кусает губу, услышав имя своего ближайшего и самого приставучего нарушителя спокойствия. Так сказать, разрядил обстановку, как смог. - Можно. Только знайте: унести из этого дома ничего нельзя, иначе, боюсь, действие проклятие только усилится из-за несоблюдения правил. Кроме того, предупрежу сразу: пока в доме живет хотя бы один член клана, его местоположение должно находиться в строжайшем секрете. У этого места есть своя особая магия, поэтому случайный человек не может сюда попасть. Однако тот, кто уже раз побывал здесь, обнаружит озеро без труда. Проводить гостей нельзя. Гостями считаются только те, кого мы сами сюда пригласили. Четверо одновременно кивнули. Демон же остался сидеть, не шелохнувшись. Его синие глаза впивались в Юни. Она либо игнорировала, либо просто не замечала этот пристальный взгляд. В любом случае, выдержка у нее была отменная. Она была похожа на робота по голосу и движениям, но при разговоре о правилах ее речь приобрела предостерегающие нотки. - Наслаждайтесь экскурсией, - элегантно кивнула головой брюнетка и уже прямо посмотрела на Хибари, - я с Хибари-саном останусь тут и выпью зеленого чаю. Думаю, у него есть ко мне вопросы. Значит все-таки заметила. Брюнет опять даже не удостоил ее кивком. Все встали и стали разбредаться. Джотто исчез быстрее всех, только пятки не сверкали, Ямамото с веселым насвистыванием вышел на улицу, Гокудера же решил дождаться босса. Лишь Тсуна замер на мгновение, неуверенно косясь на проклятого, продолжавшего сидеть с дотошно ровной спиной. Аки черный обелиск, глыба с угрожающе гладкими боками. Демон так и не заметил его пытливого взгляда, так что Савада-Младший фыркнул и отвернулся, уходя на второй этаж с Хаято. Его утешала мысль о том, что он может исследовать это место вдоль и поперек, все потрогать и обнюхать. И этим соображениям все равно не удалось занять лидирующую позицию в его сметливой голове. О чем они будут говорить? Как много от него скроют? Единственной зацепкой может стать только их связь и чувства, передающиеся через нее. Но и этот тонкий эмоциональный спектр, становящийся все менее ощутимым на расстоянии, не может служить достоверным источником информации. Ведь так часто эмоции подводят и обманывают нас в повседневной жизни, а такой мастер, как Хибари, вообще достиг в этом определенного уровня сложности. Скрипучая лестница привела шатена на второй этаж. Гокудера уже успел куда-то деться: скорее всего пошел следить за Ямамото, который нырнул во тьму улицы. Иногда брюнет походил на сильного, но дурашливого ребенка, так что волнение друга можно было понять. Всего пара фонарей освещала коридор, из-за чего спасительные островки света казались домиками, как те, которые ребятишки используют в своих уличных играх. Но и те готовы были быть стремительно поглощенными ненасытной темной материей. И все же, когда душу человека смущают какие-то жизненные тяготы, монстры из шкафов переходят в реальный мир; ты их видишь каждый день, а они в свою очередь становятся частью твоего визуального фона. Поэтому темнота перестает казаться живым пульсирующим нечтом, красный свет перестает привлекать картинки о страшных тварях, а сердце меланхолично продолжает отстукивать ровный ритм. Все верно. Ад пуст- все черти здесь. Опять Шекспир с его вечной трагичной философией. Первая комната, вторая комната, третья комната. Все похожи, почти идентичны. В них царит прежний быт, пахнет ветхой древесиной и стариной, видавшей виды отсыревшей тканью. Ровные рядки скрученных футонов, хрупкие бумажные дверцы шкафов, где изредка виднелась блеклая картинка росписи. Раз они были скрытным сообществом, то и, очевидно, делали все сами. Можно было только подивиться, насколько разнообразными были их умения. Савада открыл одну створку и увидел красивые горшки. Пальцы сами потянулись ощутить гладкие бока обожженной глины, пройтись пальцами по выпуклому рисунку и достать до шероховатого донышка. Этими произведениями искусства активно пользовались: варили, хранили, взбивали в них. Но сейчас стенки сосудов были холодны как мерзлая Тундра, ведь сотни лет их больше не касались языки пламени. Руки хозяек-умелец покинули их, человеческое присутствие испарилось, оставив дом догнивать среди влажного воздуха. Но Юни не давала всему зачахнуть. Было так чисто, будто она хотела создать видимость жизни внутри дома. И все же, стены не обмануть: они, в какой-то степени, тоже живые и могут с радостью выдать тайны этого места. Взор добрался до небольших сундучков около каждого футона. Тсуна, дабы не тревожить покой личных вещей, открыл всего парочку: он знал, в них обычно хранили все самое ценное, что было у семьи. Верно: деревянные детские куклы, пестрые темари*, расшитые обычными и золотыми нитками кимоно, мешочки с монетами, свитки, до которых было страшно докасаться: бумага опасно хрустела при каждом прикосновении. В каждом сундуке спала история одной семьи. Его передернуло. Крышка захлопнулась. На плечи обрушился холод. Это было не из маленького окна, не из коридора. Холод шел из души. Мысли о прошлом этого места, картинки некогда бурлящей жизни, вернули его к Хибари. Точнее к тому времени, к которому он принадлежит. Что с ним станет, когда проклятие будет снято? Он же может просто взять и исчезнуть, раствориться, будто его никогда и не было. Где-то в лесу одиноко завыл волк. Будто чувствовал смятение, охватившее Тсунаеши. Пытался, может, утешить, но нагонял больше тоски. Или не исчезнет? Перенесется обратно, туда, в свою эпоху, так подходящую ему: его сильное крепкое тело будто так и ждало битвы, стальные глаза искали того, кого стоило покарать, а свободолюбивая душа рвалась к полной независимости. Верно, нашему 2019 он не принадлежал, эпоха отвергала его по всем пунктам. Она угнетала и его дух, и его сильное тело, и его одинокого волка. Ведь у него был балласт в виде никчемного, хилого Тсунаеши. Парень все еще помнил, как демон закрыл его, предполагая опасность в лесу. Но это не значило ровным счетом ничего. Всего-лишь обязанность, должное, чтобы самому не погибнуть. А в его времени у него была та самая Анна, о которой шатен сам не знал ничего: только то, каким грустным становился взгляд Хибари, когда он вспоминал о ней, как беззвучно шевелились его губы в попытке произнести ее имя. Если бы Кея спал, то и во сне он бы звал ее имя. Даже их первая встреча началась с известного слова. Он уже проиграл, можно опустить руки. Выход был один - отпустить и продолжить жить без этой глупой сковывающей связи. А для этого необходимо найти Мукуро. Настало время погружаться в его персональные мучительные образы прошлого. Его школьная жизнь была столь же насыщенной, сколь тяжелой. Тогда он еще не нашел свое призвание, не выбился в люди. Он был обычным заурядным школьником, без особого ума, с дряблым телом и ветром в голове. Этот ветер в виде потока собственных мыслей делал его заторможенным и молчаливым, постоянно витающим в облаках. Совокупность всех этих черт делала его замечательной мишенью, а неуд по математике в стране, где только образование и должно занимать головы юных мальчиков и девочек, так и кричал: вот он, срывайте свою злость на нем. Поверьте, он не даст сдачи. Он перевелся к ним за полгода до окончания школы. Никто не знал, что послужило причиной столь внезапной смены учреждения, но прекрасной половине класса нравилось сплетничать, что он переспал с учительницей. Да, именно из-за визга в тот день Тсуна и проснулся. Разлепил глаза и увидел эффектного парня с фиолетовыми волосами, собранными в причудливую прическу. Его глаза были разными, но оба смотрели с высокомерной насмешкой: голубой, как толща айсберга, и кроваво-красный, как брызги спелого граната. И, как на зло, он сел прямо за ним, на самой последней парте у окна. Его пугающий взгляд чувствовался даже тогда, когда Савада вновь примостил голову на скрещенных руках. Однако после этого они не обмолвились ни словом. Мукуро стоял в ореоле света сверкающих лестью улыбок, а Тсуна оставался в своем облачном мире, где было место лишь для него одного. Так было три месяца. Три месяца они не существовали друг для друга, пока однажды Тсуна не оказался в мокром после дождя переулке, в окружении троих одноклассников, намного более крепких, чем он сам. Его редко били, ибо он молча выполнял их поручения и вообще старался не мозолить глаза. Но тут, по закону жанра, у главного бугая состоялся разрыв с девушкой, так что он был чуть больше на взводе, чем обычно. Да и Тсуна нарвался, прозрачно намекнув, что его заботят больше собственные бицепсы, чем девушка. И пошло-поехало. Одноклассник лишний раз подтвердил слова шатена. На практике. Все закончилось синяками, ссадинами, разбитой губой и растянутой лодыжкой. Мукуро тогда случайно прошел. Остановился, улыбнулся и помахал им. Те, кто были на ногах, заухмылялись и помахали в ответ. Да еще подняли висящую веревкой руку Тсуны и помахали ей. Тогда он ушел, они ушли, а шатен остался согревать своим телом асфальт. Самое бесполезное занятие на свете. Избитый парень перевернулся на спину, чтобы посмотреть на небо и дождаться, когда ломота в теле хоть чуть-чуть спадет. И он увидел сперва стройные ноги в форменных штанах, а потом и ту самую голову с причудливой прической. Его кусочек неба, который виднелся между домов, закрыла тень в форме ананаса. - Ну как лежится? - не презрение, пока простой интерес и ехидное любопытство. - Вот, смотрю на небо. Ты мешаешь, - прохрипел Тсуна. Он продрог, вся его рубашка и часть брюк промокла, пиджак валялся где-то около мусорных баков. - То есть это единственное, что тебя беспокоит? - улыбается. - На данный момент - да. Я не задаюсь вопросом, почему или за что, почему я и почему именно сегодня, когда мама собиралась приготовить мой любимый черничный пирог. Им просто удобно вымещать на меня злость, считать меня никчемным. При всем желании мне их не переубедить. Сейчас я буду любоваться небом, а потом просто встану, подниму пиджак и пойду домой под косые взгляды прохожих, - воздух в легких закончился. На самом деле, его выбило из легких еще на середине. На лице Мукуро застыло странное выражение. Восхищение? А где закономерное отвращение, презрение, ненависть? Даже жалость, хотя она обычно характерна сердобольным девушкам. - Вставай. Помогу тебе, - он поднял его, позволил опереться. Довел до дома без навязчивых разговоров. На следующий день все было забыто, они вновь не общались, только изредка проскальзывали взгляды. Через неделю все вообще забылось из-за вихря событий: в его жизни появился Гокудера, потом к ним присоединился Ямамото. Они впервые попробовали еду приехавшей Бьянки, оказавшись после в одной палате под капельницами. После из Германии приехал Джотто и пресек все издевательства, случайно прознав про них. Стоит отдать должное, старший в компании с Гокудерой и Ямамото сработал так, что Тсуна не сразу осознал: его больше не достают, даже не смотрят в его сторону. Все наладилось: экзамены, поступление, практика в самых разных точках мира. Первые находки и открытие собственной страсти к исследованиям, древностям и безвыходным ситуациям. Мукуро пропал из виду на два года, пока в двадцать Савада-Младший вновь не встретил его на задании: он чуть не увел добычу из-под его носа, однако шатен оказался проворнее. С тех пор их завертело в круговороте соперничества. И то, что засело у Тсунаеши в голове: почему именно он? К чему Мукуро эта гонка, когда он красив и богат, да и знаменит. Соперник никогда не отвечал, просто прощался с ним до следующего раза, многозначительно посмеиваясь. Хочется сказать: ладно, храни свои секреты. Но Тсуну это уже изрядно подбешивало. Азарт ушел, остались лишь вопросы и желание просто заниматься любимым делом без дополнительной полосы препятствий. Эта игра перестала быть веселой, и вообще игрой. Он определенно чего-то добивается, и последней кражей доказал это. Лестница вниз, каждый темный угол был обшарен. Хибари с Юни теперь молча попивали чаек, символизируя собой согласие и безмятежность. Тсуна тут же почувствовал себя лишним. В доме не осталось больше ничего примечательного, на что он мог сослаться. Просто нерешительно застывшая фигура в шаге от того, чтобы спуститься с лестницы. Шаг, всего шаг от скрипящей половицы. Но ему и не нужно быть обнаруженным, его все равно уже обнаружили. Шатен прислушивается к своим чувствам, но ему вторит только ровное дыхание. Ничего, что бы сказало о прошедшем разговоре: будто он наткнулся на бетонную стену, за которой находится нечто, испускающие странные вибрации. Савада скашивает глаза на разевающего зубастую пасть дракона, выглядывающего из-за дымовой завесы. Он смеется и пронзает пространство своими проницательными черными глазищами. Его артефакт украли, но, вероятно, он незримо обитает здесь, продолжая хранить обитель своих человеческих потомков. - Вам пора отправляться, - сказала Юни, когда ее чашка опустела. Кисточки на ее шляпе качнулись, и она встала, вновь беря в руки фонарь. Будто по ее зову вернулись и ребята: Джотто сиял невыносимо ярко, а Ямамото с Гокудерой что-то яростно шептали друг другу. Но резко смолкли, когда у их спора появились свидетели. - Ты не поверишь, Еши. Я нашел старый сарай с самыми различными предметами быта. А еще камень с непонятными письменами. Я не знаю этот язык, вероятно, он был придуман ими для связи с Древним. Ну или еще что, - повис на брате блондин. Тсуна вяло угукнул, резко загасив пыл старшего. Последнему оставалось только гадать, что его так расстроило. Узкая спина в красном кимоно, красный фонарь и развиваемые слабым ночным ветерком черные волосы, практически сливающиеся с тенями от ветвей деревьев. Среди этой темноты она еще больше походила на призрака, провожающего их к вратам ада. - Юни, - позвал Савада-Младший, подняв сфокусировавшийся взгляд. - Да, - ее голос продолжал уноситься трепыханием сухих веток. - Ты сказала, что в это место нельзя привести гостей, пока жив хотя бы один член клана. Ты же выполнишь свою последнюю миссию, когда мы достанем артефакт. А значит, место перестанет тебя держать, и ты упокоишься. Она слегка повернула голову, сверкая синей радужкой глаз. Эти глаза пугали: в них не читались эмоции. Но почему-то Тсуна был уверен на счет того, что она испытывала. На этой ноте они вышли из-под покрова лесной кущи, выйдя к тому самому началу тропу, куда их привела хозяйка рекана. - Да. Они снова были в своей реальности. Ребята повернули головы, с трудом оторвавшись от на удивление чистого неба. Девчушка уже исчезла, оставив ветру уносить слова прощания. Последняя фраза помогла Тсуне стряхнуть с себя накатившую меланхолию. Не важно, что его ждет. В любом случае от него все будет зависеть до исхода, а после пусть все идет своим чередом. Шатена оставил свет. Тьма стала множиться, рождая фигуры. Скрип шин, проехавшихся по асфальту. Удар, падение тел, чей-то вскрик, а может и мат. Безмятежный ночной пейзаж резко превратился в хаос. И знакомо раздражающее похихикивание.