Цветок Спящего Дракона

Все случилось настолько внезапно, что никто не успел ничего осознать. Как если бы стояла приятная ясная погода, внезапно сменившаяся падением небосвода: никакого треска или грохота, а короткий миг за которым последовала затянувшаяся темнота. Идентичная ситуация - Тсуна просто почувствовал навалившееся сзади тело и прижатую к носу тряпку. Хлороформ - канон всех похищений, даже банальный, но он был намного приятнее грубого удара битой по голове. Последнее, о чем подумал шатен - друзья, точнее направляющиеся к ним темные фигуры, готовые обеспечить его команде не менее приятную поездку в царство Морфея. И все бы ничего, за друзей было переживать в порядке нормы, особенно для такого альтруиста, как Савада, ценящего близких больше, чем себя. А брат? И все бы ничего, если бы не поблескивающие в темноте сапфиры, лицезреть которые хотелось все время: темнота казалась такой нежелательной, если там нет этих невероятно красивых огней, магических, за гранью человеческого понимания, огней. Что будет с Хибари? Он же достаточно сильный, чтобы справиться. Был бы, если бы не эта связь, не эта зависимость одного от другого и взаимная слабость. Закрывшиеся глаза принесли с собой бесконечное чувство вины. Смолк и скрежет шин, и крики где-то там, на периферии. Какое-то черное-черное пространство, изредка разбавляемое красочными видениями. Рука. Очень теплая и родная. Кажется, что она знакома, до боли в висках. Однако это не так: каждая морщинка на ладони является новым узором, чуждым. Но это рациональное отчуждение уменьшается и постепенно исчезает, когда тепло из этой самой ладони проникает глубже в тебя, впитывается в кожу и всасывается в кровь. Твое тело согревается постепенно, и вскоре ты ощущаешь уют, окутавший сердце. После рук из темноты выплывает и сам образ. Девушка, которая размывается, как на картинах художников-импрессионистов. Образ был невероятно мягким, еще больше располагая к себе. - Ты почти у цели, Тсунаеши. Осталось совсем чуть-чуть. Пожалуйста, спаси его. Он не умеет сам себя спасать, так что сделай это за него, - голос был тихий и размеренный, с ровной приятной интонацией, которая мелодией ложится на слух. Однако он был не робкий, как можно было предположить, но уверенный, решительно-молящий. Он потух вместе с теплом. Голос исчез, не оставив после себя и эха. Тем не менее, звуковое послевкусие не позволяло слуху запомнить эти важные слова: важные для нее, девушки, что это произнесла, и него. И было совершенное напрасно предполагать личность незнакомца, но прислушаться к просьбе, пропитанной болью, шедшей из самого нутра. Тяжело. Вместо лба кусок кирпича. Тсунаеши не первый раз встречался с этим химикатом, чтобы знать, как после него хреново: кружится голова, конечности становятся ватными, глаза не могут сразу сфокусироваться на обстановке. И все бы ничего, если бы дегтя в и без того черную субстанцию не добавила веревка на руках и ногах и холодная поверхность пола под щекой. Щека онемела от такого соседства, а тело продрогло и не хотело слушаться пребывающего все еще в прострации хозяина. И ему помогли. Помог. Человек, бесцеремонно ввалившийся в помещение с широкой улыбкой (от этой наглой улыбки взгляд наконец-то смог сфокусироваться). Нутро сразу скукожилось, готовясь к весьма неприятной встрече. Дьявольски красивая внешность и дьявольский характер - пожалуй в этом посетитель был подобен Хибари. - Тсу-кун, прости за мою невежливость. Ты, вероятно, устал лежать на полу. Замерз там. Можешь не отвечать, у тебя все равно не получится, - действительно, челюсть болела из-за кляпа странной шарообразной формы. Ну не мог Рокудо без извращений, эти наклонности у него наблюдались еще тогда, когда он любил зажимать по углам молоденьких школьниц. Все-таки со временем люди не меняются. Мукуро дернул за шнурок и озарил помещение жалким оранжеватым светом одной лампочки. Этого вполне хватило, чтобы резануть глаза и вызвать желание вернуться обратно к сырому неприветливому мраку. К тому же, ликование на лице Мукуро выглядело отвратительно. Более чем достаточно задевало его гордость. Да и это унизительное положение: взгляд снизу вверх и холод под щекой. История циклична, а значит, что она повторяется. Законы, которые нельзя изменить. Его подняли и оттащили на диван, довольно приличный для такого сомнительного обшарпанного помещения, которое, должно быть, держали как домашнюю пыточную или склад контрабанды. В любом случае, эти стены не встречали мирных чаепитий с милыми беседами и ароматным печеньем. Его давний школьный знакомый высился над ним, спокойно стоял и смотрел, слегка задумчиво наклонив голову. Его глаза как-то жадно впивались в Тсунаеши, смотрели на своего соперника в компрометирующей позе: связанные за спиной руки, отсутсвие свободы у ног и лохматая голова, откинувшаяся на черную кожу дивана. Савада был потен и грязен, в то время как Мукуро поражал своими строгими узкими брюками и простой белой рубашкой. Однако даже такие незатейливые элементы гардероба поразительно шли мужчине. И все же чужой шарм терялся на фоне воспоминаний о Хибари, о нем в чудесном черном костюме, который так сочетался с его мрачной властной аурой, от которой подгибались коленки. Цветноглазый не двигался, продолжая с ухмылкой наслаждаться зрелищем, упиваться победой над соперником. Казалось, его все устраивает, но шатена опять беспокоила эта внимательность красного и фиолетового глаз. Это стало беспокоить еще тогда, в школьные годы, пока Тсуна не решил забыть, закрутиться в ритме новой жизни, где у него есть друзья и желание не быть побитым. Проблемы и навязчивые идеи не умирают, они просто ждут своего звездного часа раскрыться: они могут спеть и уйти, а могут заслонить собой свет и потопить в собственной тени. Его прошлое нашло его, его проблема расцвела и выглянула из-за угла, привлекая внимание костлявыми цепкими руками, готовыми впиться в горло. Время заглянуть в зеркало и встретиться со своим отражением, не позволив больше убегать. Тсуна установил зрительный контакт с бывшим одноклассником, вызывающе вздернув подбородок. Это заметил и мужчина напротив. На его лице промелькнуло что-то похожее на смесь досады и разочарования. Он наклонился и парочкой ловких движений снял кляп, откинув его в сторону. Его развязность была прежней, а ленивая поза не поменялась совсем с момента их первой встречи. Тсуна хотел вытереть слюни вокруг рта, но веревки по-прежнему ему мешали. - Гостеприимство на высшем уровне. Тем не менее, у тебя странное представление об удобстве гостя, Мукуро. У меня есть несколько соображений по поводу моего неожиданного визита против воли к тебе, но все-таки хочу услышать призовой ответ от тебя. Прямо и с вызовом. Глаза в глаза. Тсуна не чувствует боли, кроме боли от затекшего тела, значит с Хибари все хорошо. А если он в сознание, то и находятся они довольно близко. Он попал в опасность, он и Ямамото с Гокудерой, из-за его прошлого. Прошлого и настоящего, с которыми так не хотелось встречаться. - Поверь, я принял тебя на высшем уровне. У тебя есть и отдельная комната, и даже диван. А еще эта чудесная тишина: у меня первоклассная изоляция. Так что не ворчи. Мы так давно не виделись, чтобы ты еще и делал мне замечания, - надулся Рокудо. У него всегда был талант к драматургии. Его мечтательный образ страдальца-Ромео не мог остаться без внимания окружающих. - Перестань, - обрезал его выкрутасы Тсунаеши. В нем почему-то начинала закипать злость, первопричиной которой был страх. Неизвестность, как и любого исследователя, его привлекала, но не когда она таилась в чужих сердцах. Устройство египетской пирамиды намного более предсказуемое, чем разум человека, - за себя я не переживаю, ты давно мне жизнь отравляешь. А вот моих друзей не трожь. Личные счеты должны оставаться личными. Красный глаз сверкнул. Мукуро наклонился вперед, оперевшись правой рукой на диван. Еще чуть-чуть, и можно будет задеть слегка вьющиеся локоны. И опять медленные движения, грациозные. Он никуда не спешил. Растягивал, делая паузу перед ответом на волнующий вопрос невыносимой. Всегда ли в этом человеке скрывалась натура садиста? Определенно. Еще тогда, в переулке, когда он видел своего одноклассника лежащим в вонючей луже узкого переулка. - А наш Тсуна как всегда думает о своих друзьях. Как мило, - он как-то нехорошо улыбнулся, позволяя спадающим прядям длинных волос прокладывать угрожающие тени на его лице, - ты остался таким, каким я тебя помню. Добрый, отзывчивый, мягкий. Святая мать Тереза. - Не думаю, что ты похитил меня лишь только из-за личностных качеств, что я тебе просто не нравлюсь. Будь так, ты бы давно шел своей дорогой и забыл обо мне. Зачем эта игра в кошки-мышки, зачем ты пытался увести у меня все, на поиски чего я бросал столько сил. Настоящие профессионалы не поступают так низко, не пытаются отхватить кусок с чужой тарелки. Только не говори, что я здесь, чтобы вернуть чашу, которую ты же у меня и украл, когда я переправлял ее через границу, - шея хрустнула, когда с такой пылкой речью Тсуна подорвался с места, сокращая расстояние со своим врагом. В нем кипели эмоции, полное непонимание, банальное отсутствие предположений. И усталость. И излюбленный страх. Савада Тсунаеши был действительно силен и талантлив, но таким иногда свойственно терять почву под ног. Особенно, когда тебя обуревают лишние чувства, шпионом слоняющиеся в груди. Мукуро почувствовал на лице вылетающие из чужого рта маленькие капельки слюны. Его обдало жаром приблизившегося знакомого. Его брови на секунду подлетели. А потом упали. Лицо было гладким, пока смех не прорвался наружу, пока кожу не исполосовали складки. Он засмеялся. Ни капли злости, искреннее веселье. Савада замер, не зная, как дальше реагировать. Он ждал скорее удара или злости, пакостного похихикивания, но не смеха во всю глотку с таким неподдельным весельем. Все стихло. Несколько звуков продолжали отражаться от стен, пока и они не потухли в пустоте помещения. Прямая стройная фигура опустила голову и откинула со лба мешающие волосы рукой в черной тряпичной перчатке. Похоже, с возрастом у Мукуро появилась склонность к джентльменству. Но только в одежде. А жаль. - Ты правда мог подумать, что дело в чаше? Правда? Дурачок ты, Савада, - теперь о диван оперлись рука и коленка, натянувшая штанину. Минимум расстояния, максимум психологического давления. Все хищники любят заигрывать со своей жертвой перед тем, как за один присест заглотнуть ее? - не все так просто. Артефакты - лишь инструмент, которыми я пытался надавить на тебя. Они - средство. Ты же у нас так горячо любишь археологию, что тебе не дано это понять, - теперь была очередь Тсуны подставляться горячему дыханию. Он мог почувствовать и запах мятной конфеты, побывавшей во рту, и терпкий аромат одеколона, - я хотел быть ближе, хотел помучать. Ты меня жутко раззадорил, когда убежал перед самым носом. Савада не понимал, к чему ведет этот ублюдок. Зачем он пытался выкрасть у него и маленькую позолоченную статуэтку Будды, и глиняную статуэтку Древних Шумеров, и прекрасный расписной монгольский кинжал. И эту чашу, черт его побери. - Что? Что тебе надо? - захлебывался Тсунаеши. Теперь ему уже хотелось максимально вжаться в кожаную обивку дивана, чтобы по возможности исчезнуть из этой бетонной комнаты-коробки. Шатен порой ненавидел себя за такую трусость, которая возвращала его к пассивному страху школьных лет. - Просто твое внимание. Ты всегда так заботился о других, Савада. Всегда. Ты всегда так ярко улыбался, - ткань перчатки на щеке, ложится мягко и елозит шероховатостями. Слишком приторно, слишком выбивается из картины происходящего. И в добавок к этому абсурду мягкая улыбка, - но это не главное. Приятное дополнение. Я помню, как впервые заметил тебя, как присмотрелся. Тогда, в переулке. Я ясно помню, что ты мне ответил. В твоих глазах была обреченность, в них вместо голубого неба отражалось серое полотно. Ты весь был мокрый, и тебе было все равно. Плевать. Ты не ждал спасения, но мне захотелось тебя спасти. - Ты был так прекрасен в черной меланхолии. Страдал и медленно умирал. Знаешь, что если канарейке один раз вылечить сломанное крыло, то она больше не улетит, ассоциируя внешний мир со своей беспомощностью, а клетку - с комфортом, - пальцами по подбородку. Тсуна не двигается, просто не может оторвать взгляд: знает, что если отвлечется, упустит нечто важное. - Тебе хочется завести свою канарейку? - холод добрался до горла, делая голос низким и хриплым. А может, это черная перчатка успела переместиться с подбородка на горло. Главное - не отводить взгляд от палитры фиолетового и красного. - Безумно. И я бы это сделал, если бы ты не завел друзей, если бы не приехал твой брат и не отпугнул хулиганов. Ты стал улыбаться, а небо снова стало голубым. Все счастливы, у тебя все наладилось. Но я не забыл твою красоту того времени, захотел ее вернуть. А я привык получать то, что хочу, так сильно. Поэтому ты здесь. Мы здесь. Твои друзья здесь. Из-за тебя. Эти слова снова сбросили с шатена оцепенение, как пощечина отрезвили голову. Он не такой, как раньше. Он не вернется к себе прежнему, когда он не знал, ради чего встает по утрам. Именно поэтому сейчас он может так ответить: - Это не моя вина. Это твоя вина, - буквально выплюнул это и отстранился от руки, до сих пор покоившейся на щеке. Она даже не грела. Мукуро помрачнел. Даже больше не улыбался. Диван заскрипел от того, что фиолетоволосый перенес больше веса, готовясь придавить телом. - Тогда бы ты так не ответил, - сжал челюсть, возвращая лицо к себе, - ты должен корить себя, ненавидеть себя. И поэтому припадать к первой попавшейся руке. Так что соизволь смотреть своими симпатичными щенячьими глазками только на меня. Тсуна сдвинул брови, собираясь сказать какую-нибудь ядовитую грубость. Поставить на место и еще раз дать понять, что в прошлое ему нет обратной дороги. Во всяком случае, он не хочет этого всем сердцем. Большой палец нащупал сапфир в камне. Какое успокаивающее чувство. - Демон, - Савада на секунду прикрыл глаза, но тут же распахнул их после услышанного, - он недалеко. Мне пришлось постараться: я нанял целый табун персонала, продумал все от и до, чтобы выяснить, куда ты тогда скрылся. Более того, найти тот склеп и выстроить цепочку, собрать информацию по крупицам и разузнать, кто такой этот брюнет. И что вас связывает. Приятным бонусом стал интересный факт: когда ты потерял сознание, он сам тут же свалился без чувств, хотя до этого всем своим угрожающим видом показывал решимость биться до смертного одра. - Он в порядке? - встрепенулся шатен. Говорить все еще было трудно из-за болезненного давления на челюсть. Рука еще грубее сжала несчастный подбородок. Эти слова ему совсем не понравились. - Да, я не дурак. Поранится он, поранишься и ты. Я хочу не физического страдания, а морального. - Повторяю: не трогай моих друзей и брата. Ты этим ничего не добьешься, - кольцо. Успокаивает, успокаивает. Крупная дрожь должна исчезнуть. - Нужны мне они. Я просто сделаю так, что они тебя не найдут. Я не настолько вульгарен, чтобы убивать. Да и много у меня способов, чтобы заставить тебя. Этот демон все, что мне нужно, например. Он будет моим гарантом, что ты не сбежишь, - пальцы перестали сжиматься тисками, но фантомное чувство давления осталось. В горле также встрял противный ком. Пригладил волосы, завел за ухо, провел ладонями по острым плечам. Заботливый кукловод, пекущийся о своей кукле. Каждая нитка привязана, личико с застывшим взглядом всегда смотрит только в глаза создателю. У него в руках то, к чему вели почти все его поступки и действия последние три года. Игра выдалась долгой, но интересной. И такой приз в комплекте: проклятие, демон, таинственный клан. Любопытно, что из этого выйдет. Не удержаться. Но одно он знал точно: - Приготовься к падению. Будет совсем не больно. У той девочки, Юни, кажется, был такой восхитительный взгляд. Я научу тебя такому. Обязательно. Шепотом. В самое ухо. Большой палец больше не мог дотянуться до спасительного кольца. К его ужасу мягкие губы и рука под футболкой. Протест. Его сердце кричит, оно бьется в агонии, готовясь вспыхнуть ярко и стремительно погаснуть. Вспышка улетела, попетляла по коридорам и приземлилась в другой темной комнате. Два охранника и гремящие цепи. Черная челка и синие глаза. Другой хищник пробудился, улавливая чужой крик.