Цветок Спящего Дракона

Как так случается, что в самые решающие опасные моменты жизни сознание человека входит в состояние двух крайностей: либо полностью отключается, подхватываемое временем и абстрактной обособленностью от измерения, либо начинает работать как заведенное. Ты не угадаешь, к какой из этих двух категорий ты относишься, пока не окажешься в одной из таких ситуаций. А Тсуна, к счастью или нет, оказался. Однозначно не к счастью, потому что он повис безвольной тряпкой на руках человека, который отбрасывал такую страшную тень на обшарпаные стены, съедая силуэтом скудный свет желтой лампочки. Шатен, признаться, давно хотел прояснить все с Мукуро, понять, как так получилось. Он в плане человеческой натуры был настолько оптимистичным, что полагал, будто у каждого дурно поступающего человека есть свое темное прошлое, которое цепкими лапами хватается за настоящее и не дает человеку идти к свету. Он верил этому даже сейчас, когда груди касался холодный сырой воздух. Коротенькие светлые волоски, которые всегда раздражали, торчком вставая и выбиваясь из прически, прилипли к вискам. А там же тем временем, под кожей, бежала кровь. Бежала, не зная куда, ибо все мысли просто помахали ручкой, разгоняемые раскаленной ядовитой ртутью. Она красиво переливалась, медленно убивая ослабший мозг. Рокудо был невероятно красив. Были и парни, которые за ним бегали, и некоторых из них Савада знал довольно неплохо: довольно неплохо, чтобы изредка выслушивать воздыхания в сторону фиолетоволосого о его прекрасных тонких пальцах и ногах, прямом носе, точеном профиле, вкусе в одежде и всем том, что еще привлекает разгоряченное молодое тело. Эстетика открывающейся картины, где бывший одноклассник плотоядно улыбался, медленно проводил по торсу и волосам. Перчатки валялись рядом, позволяя ощутить довольно мягкую, не испорченную тяжелым трудом, кожу. Однако кожа могла и быть мягкой, но Тсуна не мог ощутить это иначе, чем гладкую поверхность мертвого, искусственного и натянутого во все стороны заменителя, из которого обычно шьют недорогие сумки. - Не трогай, - да, оно бьется. Ртуть еще не подействовала, она только разливается и поражает все больше нейронов. Птица в клетке, которая знает наверняка, что красивое золото прутьев ее тюрьмы - обычная подделка, - я же тебе даже не нравлюсь. Ты просто вбил себе голову, что тебе нужен кто-то ниже тебя, о ком можно заботиться. Ты красивый, талантливый и богатый. В этом просто нет нужды. Итак много людей, ниже, - Тсуна, остаточно соображая и встряхивая оцепеневшие члены, на ходу проводил банальный психоанализ, предполагая, что лестью можно будет хотя бы слегка погасить его напористость. Оттянуть момент - уже хорошо. В таких ситуациях кредо "Перед смертью не надышишься" не работает вовсе. Остановился. Замер. Как хищник? Как медведь, который в замешательстве смотрит на новую рыбку, решая, пойдет ли она для того, чтобы взмахом лапы пришибить ее тело к камню. Работает? Одна эмоция, промелькнувшая на лице. Это одержимость, так хорошо скрываемая за почти рациональностью. Она вспыхнула на секунду, но уже успела стать сигнальным огнем. Тсуна не приостановил его, о нет: он нашел путь, но с диаметрально противоположным эффектом - заинтересовать еще больше. Маленькая сущность, которую он помнил с детства, такая хиленькая и слабая, показала покрасневший от слез носик, возвращаясь в душу ползком, из самого темного позабытого и пыльного угла. Прошлое не оставляет нас насовсем, особенно, если мы всеми силами пытаемся его задушить. Оно еще сыграет реквием у твоей могилы и любезно посыпет гвоздикой, такой приятной на запах и отвратительной на вкус. - Ты никогда не был дураком. Ты всегда выделялся: тебя пинали, и ты жил с этим. Все считали тебя глупым, ведь ты не мог преуспеть ни в одном предмете, даже в физкультуре. Они привыкли видеть неудачников по оценкам. Но пока все занимались своими оценками, ты рос, точнее в тебе росла собственная философия. И теперь ты перестанешь быть единственным ее носителем, ведь я присоединюсь к тебе и даже покажу, как она может быть еще лучше, - мокро. Холод теперь не на обнаженной груди, а заполз в рот и построил свое ледяное царство. Язык извивался, как щупальце осьминога. Красивые губы отвратительно причмокивали, а слюна готова была забрызгать воротничок рубашки. В этом поцелуе не было ничего, чтобы привлечь. Абсолютно ничего гармоничного и правильного, математически неточные расчеты и уродливые линии, тянущие за собой в бездну. Наконец оторвался, переставая высасывать энергию. На губах остались крапинки их общей слюны. - Знаешь, сейчас еще приятнее осознавать, что ты в моей власти. В чем прелесть скрывать цветок, когда все самое красивое продолжает прятаться в бутоне? Я ждал все это время, следил за тобой и не терял из виду, чтобы ты просто подрос: сила спала в тебе в школе, но у нее была перспектива пробудиться. И ты не разочаровал - стал такой почитаемой шишкой в узких археологических кругах, даже заработал прозвище "Десятый". Немного подрос и научился держать голову прямо, развил хитрость и смекалку, столько раз обведя меня вокруг пальца, когда я пытался выкрасть у тебя артефакты. И, теперь, закономерно, ты здесь, чтобы твоя сила как шелковая легла ко мне в руки. Это похоже на пытку водой: безумный взгляд давит на нервы, капля за каплей, а каждое слово болезненно вдает по внутреннему страху. Такой человек, как Рокудо, не отступится, если уже на что-то решится: это протестировано годами и обстоятельствами. Он однозначно болен. - Да ты просто одинок. Жалкий одиночка. Волк без стаи, воющий на луну. Тебе просто нужен кто-то, за счет кого можно самоутвердиться, - теперь никакого психоанализа, чистая ярость. Тсуна себя не контролирует, а слепо бросается на стену, которую нельзя сломать. Когда человек понимает, насколько все бесполезно, он отдается эмоциям или апатии и дает безрассудству выход, даже если это может в разы ухудшить сложившуюся ситуацию. Его глаза потемнели. Лицо вмиг переменилось с довольной блаженной улыбки человека, контролирующего ситуацию, на дикий оскал загнанного в угол зверя. Эти невзначай, на эмоциях брошенные слова, врезались в само сознание оппонента, позволяя понять, что это не простой звук. Все так и было. Опять банально до ужаса. Богатенькие мальчики часто одиноки. Писаные красавцы почти всегда купаются в любви, но настоящие чувства остаются для них загадкой. А если эти два фактора складываются в комбинацию, то рождают несчастье, бьющее по всем фронтам. Длинные пальцы метнулись и впились в плечи: теперь лицо Мукуро опять приблизилось настолько, чтобы можно было разглядеть фактически раздувающиеся ноздри. - Я?? Я одинок? Это я слышу от неудачника, который почти всю старшую школу и ниже был объектом издевательств. У тебя не было друзей, все над тобой потешались. Да еще и дали унизительную кличку "Никчемный Тсуна". А меня жалеть не к чему: богат, чертовски красив. Умен. Да я Тони Старк во плоти. Я просто хочу, чтобы ты был со мной. Без меня ни шагу ступить не мог. Сидел и послушно ждал моего прихода каждый раз. Да, как маленькая собачка, пушистая и ласковая, - опять поглаживание по волосам, завершившееся на затылке грубым сминаем каштановых волос - их схватили в кулак и больно оттянули, практически наматывая на кулак. Длина не позволяла сделать этого до конца. Вторая рука стала расстегивать штаны, поэтому у Савады началась полномасштабная паника. Вот холодная бледная рука расстегнула брюки и приспустила их с пояса, а вторая стала помогать, опуская до бедер. Ремень звякнул от соприкосновения с полом, возвращая к реальности. Все это происходит именно с ним, а не с кем-то другим. Мукуро задрал одну ногу жертвы и положил к себе на плечо, действуя резче и менее заботливо. Теперь в его движениях читалась злость и желание доказать. Щипок у основания бедра, в одном из самых нежных мест, чтобы после расцвел синяк. Так сказать поставить точку в их разговоре. Тсунаеши взвизгнул и брыкнул ногой, однако жилистая рука все еще удерживала ее на плече. Тогда поднялась и вторая, чтобы ударить куда-то в область печени, но Мукуро увернулся, схватив и ее за компанию. Торс выгнулся, чтобы помочь ногам вырваться, но был придавлен другим телом. Масса сковала, блокируя пути к сопротивлению. Как же это обидно, когда ты не можешь ничего противопоставить более крупному человеку: природа изначально разделила вас на категории, обделяя одного и одаривая другого. - Да, так лучше. Вместо того, чтобы пытаться разубедить или разозлить меня, смотри на меня своими большими карамельными глазами. Скоро я попробую, какова она на вкус. Давно об этом мечтал, а теперь желанный десерт пришел ко мне на блюдечке с голубой каемочкой. Тот демон не принес тебе ничего, кроме несчастий. Тсуна вздрогнул, когда он упомянул Хибари. Это было слишком неожиданно, он был не готов. Он чувствовал его, этого вредного демона. Но чувствовал крайне слабо, ибо сейчас его захлестывали собственные эмоции. Становилось больно от того, насколько они далеко. - НЕТ, - выкрикнул в пустоту комнаты Тсуна, вскинув голову, - это не его вина. Нам давно стоило все решить. Я хотел ему помочь, это полностью моя ответственность, что я оказался здесь. Кожа более не обжигалась подушечками пальцев фиолетоволосого. Эта тень на лице, снова, как в тот до отвращения ясный день. Солнце светило так же ослепительно, так что сырой переулок служил укрытием от его агрессивных лучей. Да, Тсуна в тот день опять прятался от солнца, опять опускал руки в надежде быть незамеченным. Он был отвратительным. Оглянуться назад и посмотреть на свою прежнюю слабость, на слабость своей воли. Под дыхание в лицо, под мандраж собственных рук заглянуть в свои глаза, полные жалости к самому себе. Он любил это до чертиков - купаться в собственной боли. Как итог, на это зловоние слетались падальщики, и один из них сейчас нависал над ним, не позволяя забыть. - Да ты его любишь, - шипит, как змей искуситель. Он не Ева, чтобы его совращать, но вот человек, стоящий напротив, думает иначе, - ты считаешь, что твои чувства - твои собственные. Бедный Тсуна, стал жертвой проклятия, которое еще заставляет чувствовать неправильные вещи. У меня достаточно информации, чтобы сложить полную картину. Хибари Кея был не просто ужасным человеком. Он был демоном уже при жизни. Когда вас перестанет связывать это Проклятие, он в лучшем случае уберется куда-нибудь подальше, а в худшем в нем внезапно проснется жажда крови, и он полакомится тобой. Спина напряглась, мышцы натянули, а кости заходили ходуном под кожей. Его распирал протест против этих отвратительных слов. - НЕТ, он не такой. Я чувствую. Он как был человеком, так и остается им поныне. Ничего не поменялось. И наша связь просто дополняет наши чувства. Только сейчас, при свете единственной лампочки, я понял, что чувствовал все это время. Я не просто хочу ему помочь, я хочу его освободить, чтобы увидеть, как он останется со мной. Добровольно. На этот раз добровольно. Смех. Дикий смех. Смех танцующего на костях клоуна. Ему нравится их хруст. Отчаянное веселье, будто в последний раз. Мукуро что-то переполняло. Что-то темное, то самое, о чем любой порядочный член нашего общества умолчит даже перед смертью. Ведь ты умираешь, а твоя сущность еще живет на языках твоего окружения. У Рокудо была эрекция. - Так ты не знаешь. Не знаешь то, что он сделал со своей невестой. Да, мои люди покопали еще, только я смотрел уже конкретно про Черного Демона. Его подвиги поистине впечатляют. Даже приготовил для тебя скриншот на телефоне, - свет от экрана. Текст, по которому пробегаются глаза. Ровный убористый почерк. Он может это прочитать. К своему ужасу. Он может. Убил. Он ее убил. Прямо так и написано. Хладнокровно. Отмечена особая жестокость и перерезанное горло. Палец, на котором надето кольцо, зудит, но Тсуна не замечает и этого. Ему некогда. - Да, прекрасно, - Мукуро приближается, вдыхая аромат связанного пленника. Его пленника, на чьей шее затянулся очередной узелок. У Рокудо было тонкое чутье на натуры, и он знал, куда бить. Ревность подогревала его дикое желание подчинить. Тело к телу, жар заползает под кожу. Дождь проливается в сердце, вытекая через глаза. Скатываются первые победные для Мукуро капли. Поцелуи становятся еще слаще, когда он может ощущать на языке ментальную боль и горечь несбыточных надежд. В одном разгорается пламя, в другом оно угасает. Такой контраст будоражит одного, и добивает другого. А музыка все играет. В коридоре слышится шум. Антракт кончается, люди стягиваются обратно в зал, чтобы посмотреть финальную сцену. Крики и пальба. Звучит до ужаса знакомо. Гам рождает анархию где-то там, за стеной, пока она не врывается через, как оказалось, хлипкую дверь. У него угольно черные волосы, холодные глаза и убийственная гримаса гнева, шарма которой добавляют беспорядочные брызги крови на лице и одежде. О этот черный костюм. У него нет оружия. Нет клинка. Только синие глаза, режущие не хуже стали. И он доказывает это, стремительно оказываясь у самого дивана, где так бесстыдно лапают его Связанного, который связан теперь в прямом смысле этого слова. Его, который так похож на нее, но вместе с тем индивидуален по всем параметрам. И соленые слезы в эти параметры не вписываются. Именно поэтому кулак прилетает в одуревшую голову Мукуро, который только и успел что оторваться от своего занятия. Испуг расцветает на лице, пока лицо не оказывается впечатанным в стену, находящуюся за пару метров от дивана. Рокудо прикладывает хорошо, можно будет похвастаться сочетаемостью синяка в пол лица и волос. Опомниться ему не дают и перебрасывают через спину, придавливая полным весом к полу. Задушенные хрипы, град ударов. Они сыпятся и сыпятся, Хибари не жадничает. Вот уже лицо разбито, губа странно оттопыривается, нос хрустит, а левый глаз заплывает. Тщедушное тельце гнется и вминается, тестируемое на прочность. Кея не думает. Сознание отлетело еще тогда, когда он увидел его слезы, снятые штаны и пару засосов. Он не просто их видел, он ощущал их сам. Его пробудило от дремоты липкое отвращение на своем теле и голос, взывающий к помощи. А через запутанные коридоры его провела точная навигация из букета страха, отчаяния и боли. Это, по сути, сделало его сильнее, заставило разорвать цепи, смять прутья, раскрошить бетон. И по этой же причине он сейчас намеревается сделать из человека отбивную. - Стой. Ты его убьешь. До ужаса жалобное, но это работает. Демон замирает, а его кулак повисает в воздухе в дюйме от отколошмаченного врага. Тсуна смотрит, но не видит. Он знает, что спасен, но не может радоваться. Он смотрит сквозь, даже сквозь темноту. Хибари окидывает же взглядом свои костяшки. Их потрепало мало, чего не скажешь о Мукуро. Фигура поднялась, противник на полу не двигался. Уверенные шаги к дивану. И никто не знает, что они готовы подкоситься от одного взгляда на Тсунаеши. Хибари Кея. Его не могли назвать человеком. Его боялись и давали самые грозные прозвища, которые люди только могли придумать. Он всегда был монстром, но только не с ним. Подумать только: стать подлинным чудовищем, но первый человек, которого ты увидишь, сделает из тебя самого человечного человека. Этот хрупкий шатен заслуживает уверенных объятий. И это скромное желание исполняется: Хибари сжимает его так крепко, но не слишком, чтобы ненароком не сломать. Хочет согреть его своим холодным неживым телом. В этот момент брюнет еще сильнее хочет снова стать живым. Тсуна не двигается. Звенит тишина. Настораживает. Камень на кольце жжет еще сильнее. Лампочка перестает в одиночку разбавлять темноту, ее перекрывает красивое голубое свечение. - Кея...