Чашка с кровью

Он пришел на пристань утром. Остаток ночи ему пришлось объясняться с Фоу Синъюем. Если тот и злился на Вэй Усяня, то вида не показал. Возможно, он и сам хотел бы избавиться от семейного монстра после смерти дочери, но не мог переступить завет отца. А может, просто испугался разбирательства со стороны ордена Цзян. Вэй Усяню было все равно. Ночью он потерял имя, семью и друга. Чужие амбиции и традиции волновали его меньше всего. На середине реки качались рыбацкие плоскодонки. Мужчины в широких шляпах, закидывали сети. У причала стояли добротные прогулочные лодки, украшенные цветами и разноцветными флажками. Вэй Усянь поискал взглядом их с Цзян Чэном лодку. Та была на месте. На короткое мгновение в голову закралась мысль, что Цзян Чэн мог бросить его здесь и отправиться в Пристань Лотоса в одиночку. Возможно, было бы лучшим вариантом, если бы Вэй Усянь сейчас исчез, растворился без следа среди людей. Но можно сбегать из дома в девять лет, а в пятнадцать становится понятно, что тебя будут искать и найдут. Тогда придется объясняться, а Цзян Чэн запретил раскрывать тайну. Вот этот запрет Вэй Усянь был готов выполнять неукоснительно. Вэй Усянь уселся на еще влажные от росы доски причала и принялся ждать Цзян Чэна. Если они хотели сохранить тайну, то должны вернуться вместе. Он прождал несколько часов, пока солнце не начало припекать, а во рту не пересохло от жажды. Прогулочные лодки давно уплыли катать веселую компанию, и только рыбацкие плоскодонки все так же скользили по гладкой поверхности реки. Цзян Чэн не появился. Вэй Усянь вспомнил кровавое пятно, расползшееся по его спине, и обругал себя последними словами. А что, если на ногтях Сестрицы Ю был яд? Что, если раны были глубже, чем он думал? Цзян Чэн даже не мог их нормально обработать. Вэй Усянь не должен был вот так отпускать его. В конце концов, он был сильнее, и вряд ли Цзян Чэн мог бы возненавидеть его больше, чем сейчас. Вэй Усянь вскочил на ноги. Он понятия не имел, где теперь искать Цзян Чэна. Со стороны реки деревня казалась небольшой, но она вытягивалась и уходила к затопленным рисовым полям. Вэй Усянь решил начать с других постоялых дворов и забегаловок с едой. Дом Фоу Синъюя был слишком мал, чтобы обслуживать нужды всех путешественников, проезжавших мимо. За пару часов он обошел все места, где мог оказаться Цзян Чэн, но никто не видел молодого заклинателя. Хотя тот, скорее всего, просто запретил сообщать о нем кому бы то ни было. Вэй Усянь успокаивал себя мыслью, что если Цзян Чэну станет совсем плохо, он пошлет за помощью в Пристань Лотоса, а добраться туда быстрее всего на лодке. Поэтому Вэй Усянь вернулся на причал и решил выждать еще сутки. Дольше тянуть было бы нельзя. Под утро мерзкий влажный холод от реки начал пробирать до костей. Вэй Усянь, спавший на дне лодки, проснулся от того, что у него стучали зубы и ломило все тело. Пришлось вставать и двигаться, чтобы разогнать кровь и хоть как-то согреться. Рыбаки, в это время выходящие на промысел, с удивлением посматривали на безумного заклинателя, уже сутки торчащего на причале. Вэй Усянь даже не пытался делать вид, что занят какими-то важными заклинательскими вещами. От голода начало сводить живот. Он не мог вспомнить, когда ел последний раз. Цзян Чэн появился, когда рассеялся утренний туман. Он взошел на лодку, отстраненный и собранный. Его форма был выстирана, а прорези аккуратно зашиты. Сразу и не определишь, что он пострадал. Если раны и причиняли ему неудобство, то он никак не давал это понять. — Привет, — сказал Вэй Усянь, не особенно надеясь на ответ. Его и не было. Цзян Чэн молча взялся за шест и оттолкнул лодку. Когда они плыли от Пристани Лотоса несколько дней назад, путь казался невыносимо длинным, даже несмотря на то, что можно было скоротать время за болтовней. Обратно они плыли в полном молчании. Цзян Чэн не смотрел в его сторону, ни разу не ответил на все попытки заговорить, и все равно они слишком быстро приближались к дому. Когда на стенах Пристани Лотоса стало можно разглядеть узор знамен, Цзян Чэн вытащил письмо, за которым они отправлялись, и с силой сунул его в руки Вэй Усяню. — Отдашь своему отцу. — Это были первые слова, произнесенные Цзян Чэном за все время. Вэй Усянь тяжело сглотнул. По спине побежали мурашки. — Что ты собираешься делать? — спросил он. — Ты же сказал, что никто не должен ничего узнать. — Как он узнает, если мы не скажем? — холодно поинтересовался Цзян Чэн. «По твоему поведению, идиот», — хотелось крикнуть Вэй Усяню. Но провоцировать Цзян Чэна на очередную драку он не стал.