Чашка с кровью

Вэй Усянь нашел Цзян Фэнмяня в одной из беседок на озере. Наверное, ему еще не доложили, что его сын вернулся, поэтому он стоял в одиночестве, повернувшись к северу и сложив руки за спиной. Вэй Усяню всегда казалось, что Цзян Фэнмянь уходил подальше, когда его одолевали тяжелые мысли. Ему самому хотелось сейчас бросить письмо, которое жгло руку, и скрыться ото всех. Но приходилось делать вид, что все хорошо: сначала на пирсе, а теперь сейчас. Цзян Фэнмянь всегда чутко улавливал его настроение, поэтому Вэй Усянь должен был очень сильно постараться, чтобы ничем не выдать себя. Он смотрел на человека, который, он думал, заменил ему отца. Который и был его отцом. Вэй Усянь не был ни глухим, ни слепым. Он знал, что среди адептов Ордена и в Пристани Лотоса ходят слухи, что он бастард. Вэй Усяню всегда хотелось застать кого-нибудь из сплетников за разговором и научить хорошим манерам. Вэй Усянь прикрыл глаза. Разве могло измениться его отношение к этому человеку? Слишком глубоко в сердце укоренилась благодарность за любовь и тепло, которые он дарил Вэй Усяню. Но Цзян Фэнмянь обманывал его, поэтому доверять, как прежде, он больше не мог. Цзян Фэнмянь обернулся в его сторону, как только Вэй Усянь ступил на мост, соединявший беседку с берегом. Его лицо, до того сосредоточенное и отстраненное, озарилось приветливой улыбкой. У Вэй Усяня в груди как будто повернули нож. Он улыбнулся в ответ. — Вы вернулись, — сказал Цзян Фэнмянь. — Все в порядке? — В полном, дядя Цзян, — ответил Вэй Усянь и с поклоном протянул письмо, которое должен был вручить Цзян Чэн. Цзян Фэнмянь взглянул на свиток с удивлением, а затем нахмурился. — А где Цзян Чэн? Я давал поручение ему. Вэй Усянь сглотнул вязкую слюну. Ему было не привыкать врать, но врал он по пустякам, когда пропускал тренировки или хотел избежать наказания. Цзян Фэнмяню он не врал никогда. — Он… — Вэй Усянь замялся. Он лихорадочно пытался сообразить, как выгородить Цзян Чэна. — Госпожа Юй встретила нас у самых ворот, — нашелся он, наконец. Цзян Фэнмянь понимающе кивнул. Вэй Усянь едва сдержал вздох облегчения: тот все додумал сам. Вэй Усянь поторопился уйти, сославшись на желание отдохнуть с дороги. В комнату, которую они делили с Цзян Чэном, он возвращаться не стал. Скорее всего, Цзян Чэн был там, а Вэй Усяню надо было сначала разобраться с собой, а потом придумать, как заставить Цзян Чэна поговорить с ним. Он не верил, что их дружбе вот так может прийти конец. Он не хотел терять эту дружбу. Вэй Усянь прослонялся без дела по Пристани Лотоса почти до заката. Когда он вернулся, в комнате уже горел свет. Вэй Усянь остановился в нерешительности. Потом толкнул дверь. Цзян Чэн зажег все свечи. Теплый мягкий свет растекался по самым отдаленным уголкам. Обычно они освещали только ту часть, в которой проводили время. Похоже, Цзян Чэну в этот вечер понадобилась вся комната. На его кровати стопками стояли книги и тетради с записями, перевязанные веревкой. Крышка сундука, в котором он хранил вещи, была откинута, а подушки для сидения валялись, как будто кто-то в сердцах скинул их на пол. Лук и колчан со стрелами тоже были упакованы, как для похода. Услышав, что в комнату кто-то вошел, Цзян Чэн отвлекся от связывания книг. Вэй Усянь молча прошел и сел у окна, рядом с чайным столиком. — Как ты это объяснил? — спросил он, указав на сложенные вещи. — Мне, наверное, нужно будет поддержать твою версию, если что. — Сказал, что мы оба достаточно взрослые, чтобы иметь собственные комнаты. Давно пора было это сделать, — отозвался Цзян Чэн. Он наконец увязал стопки так, чтобы можно было взять все за раз. Сундук был уже пуст, значит, он занялся переездом еще днем. — Понятно, — бесцветно произнес Вэй Усянь. — Мог бы сказать мне, я бы ушел. Это же твоя комната. — Как же я мог, — сказал Цзян Чэн. Уголок его рта дернулся. — Ты же мой старший брат, я должен проявлять уважение. Вэй Усянь вскочил на ноги. У него перехватило дыхание, словно его ударили. Хотя, должно быть, Цзян Чэн этого и добивался. Вэй Усянь предпочел бы еще раз получить по лицу, но только не стать мишенью его злых слов. — Я бастард, если ты вдруг забыл! — с горечью выкрикнул он. — У меня даже имени нет! Тем более нет никакого права ни на чье уважение. Особенно,— он с трудом перевел дыхание,— от законного сына. — Почему же, наш отец уважает тебя больше, чем любого другого ученика ордена. Остальные будут следовать его примеру, — пожал плечами Цзян Чэн. Вэй Усянь дрожащей рукой убрал челку с лица. Бесполезно. Они столько лет провели в перепалках, что изучили друг друга слишком хорошо. Эта стычка никому из них не принесет облегчения, только сделает больнее. Кто-то должен замолчать первым. Вэй Усянь сцепил зубы. Цзян Чэн, напряженный, готовый нападать или обороняться, выпрямился, так и не дождавшись продолжения. Он взял в обе руки по связке. — Давай помогу, — обреченно сказал Вэй Усянь, наблюдая, как тот пытается прихватить еще и колчан со стрелами. — Ни к чему, — помотал головой Цзян Чэн. — Ты мне не слуга, чтобы таскать за мной вещи. — Я твой друг, — напомнил Вэй Усянь. Цзян Чэн вздрогнул. Если бы Вэй Усянь не следил за ним во все глаза, то не заметил бы этого. — Нет, — короткое, тяжелое слово, сказанное почти шепотом, казалось, разнеслось по всей комнате. Вэй Усянь знал, что тот ответит именно так, но не попробовать не мог. — За что ты меня так ненавидишь? — спросил он. Цзян Чэн впервые за этот день посмотрел прямо на него. На его лице промелькнуло удивление. — Я не ненавижу тебя. Не ты предал мою мать. Не ты заставил меня подружиться с тобой, — сказал Цзян Чэн. От его слов стало только хуже. — Почему ты не можешь считать меня другом? Мы же были как братья. Что изменилось от того, что в нас одна кровь? Я не понимаю, — растеряно покачал головой Вэй Усянь. — Конечно, не понимаешь, — странным тоном отозвался Цзян Чэн. — Это ведь ты любимый сын. Я, как дурак, все время пытался ему угодить, а это было бесполезно. Прежде чем Вэй Усянь нашел слова, чтобы возразить, сказать, что он ошибается, не может Цзян Фэнмянь любить своего наследника меньше, чем его, Цзян Чэн подхватил книги и вышел на улицу. Вэй Усянь долго смотрел на закрывшуюся дверь, потом прошел и погасил все свечи, кроме одной на высоком подсвечнике у кровати. Освещенная комната казалась слишком большой и пустой. Когда Вэй Усянь был сиротой, у него были люди, которых он считал семьей. Когда у него появилась семья, он остался один.