the games we play, the words we say

— Это еще что такое? — спрятать бутылку за спиной у пьяного Винса не получается. Он пытается закрыть дверь перед носом Никки, но тот не пускает, подставляя колено и распахивая дверь одним яростным ударом. — Опять?! — Не твое дело, — огрызается Винс, отскочив назад, и безуспешно пытается одним глотком выхлебать остатки в бутылке. — Нет, как раз мое! — Никки все-таки выхватывает у него бутылку, а оставшееся в ней виски выливается прямо на Винса. Ну, отжимать майку ради них он наверняка не станет… хотя черт его знает. — У тебя запрет, между прочим! Ты не забыл? — Не-а, — Винс улыбается, нет, даже скалится, широко, некрасиво, неискренне. У Никки начинает шуметь кровь в ушах. — Вот только мне похуй. — И на группу тоже? — Никки ищет глаза Винса, но они скрываются под спутанными, нечесаными волосами, сам не замечает, как еще сильнее сжимает бутылку. — Да, — оскал расползается еще шире. Провоцирует, тварь. Никки разбивает бутылку. Не об Винса, хотя очень хочется — о стену рядом с ним. Пара осколков точно долетают, а Винс даже не морщится. Никки замахивается. А Винс все стоит и не двигается, и его глаз по-прежнему не видно под волосами. Никки хочет поймать его взгляд, понять, осталось ли там еще что-то в его проспиртованной голове, и почему-то не решается. Никки опускает руку и отворачивается. Проходит на кухню, открывает шкафы, сметает на пол посуду. Пинает кофейный столик, роняет на пол телевизор, швыряет в стену лампу. А Винс все стоит и не двигается, только кусает губы.