Почему я всё это испытываю?

До него Роберт почти ни с кем не общался. Нет, конечно, у него были знакомые. Иногда они даже писали ему с разными просьбами, которые он, конечно, выполнял. Ему нравилось чувствовать себя нужным и полезным, даже если это было не так. Иногда его даже благодарили ― это был самый приятный момент в помощи кому-то. (он такой корыстный это неправильно он будет гореть в аду за это после такого у него нет никакого шанса на искупление) А с Алексом он чувствовал себя нужным, просто переписываясь, хотя часто его всё-таки терзали сомнения, (он ему не нужен такой интересный человек не стал бы общаться с таким чмом это обман это ложь это шутка когда-то он не напишет в ответ потому что ему станет скучно) В какой-то момент его стало сопровождать странное чувство где-то в животе. Он не связывал это с сообщениями Алекса, потому что это звучит очень странно, когда ты говоришь что от чьих-то сообщений у тебя в животе «бабочки», (эти чувства которые он испытывает, а может и не испытывает неправильные почему он всё это испытывает господи) как будто ты говоришь, что тебе нравится этот человек, (ему нравится Алекс не важно как просто нравится в каком бы смысле это ни было это неправильно нельзя привязываться к людям они все уйдут бросят его растопчут чувства в прах рано или поздно), а это звучит как-то странно и немного по-гейски. Может быть, у него завелись глисты? Или, что ещё хуже, аскаридии? (всё что угодно только не чувства только не это не это не это нет) Нет, вряд ли. Он пытался следить за тем, что он ест, по крайней мере, последние пару месяцев. С тех пор как начал с ним общаться. Алекс был с ним так добр, что ужасно настораживало. Он присылал Роберту разные посты из всяких групп, парнишка в итоге даже подписался на парочку. Контент там был (приторным как его чай и полным лицемерия и лжи как и сам Роберт это просто ложь) забавным, но некоторые посты действительно давали небольшую надежду. Может, он действительно нуждался в словах вроде «окружи себя людьми, которые подталкивает тебя быть лучшей версией себя», (как окружить себя людьми он никому не интересен и не нужен кем бы он ни был он всегда будет худшим даже если будет лучшей версией себя это ложь) или, может, «кто-то рад, что ты жив»: (кто рад никто не рад и никогда не будет рад всем либо всё равно либо они его ненавидят ничего другого не может быть снова ложь) это в каком-то смысле немножко вдохновляло, (ложь ложь ложь ложь ложь ложь ложь ложь) , но было бы полезнее, если бы такое говорил кто-то живой, настоящий. Это был Лекс. «Ты пишешь стихи?» Да. Роберт пишет стихи. Но стоит ли ему знать об этом? (не стоит его стихи не стоят ничего это бессмысленная трата бумаги и памяти на его полу сдохшем смартфоне господи нужно было разбить его об голову как говорила мама и всё было бы хорошо и не было бы ничего такого ужасного и лжи тоже не было бы) «А, ох, да, пишу. Я, кажется, говорил об этом…» (конечно он говорил не строил бы из себя невнимательного он перечитывал их переписку постоянно) «Блин, это классно. Я пытался писать стихи, но у меня плохо с рифмой или вроде того. Ты, похоже, очень талантливый» «Боже, да нет, не говори так, ты меня смущаешь… - Алекс его и вправду очень сильно смущал, его глупое детское лицо покрылось ещё более глупым багровым румянцем, как всегда. «Я могу показать тебе их, чтобы ты убедился, что я совсем другой» (нет глупый глупый глупый глупый лжец ты не можешь у тебя не хватит смелости) «Давай, я буду ждать»

***

Это произошло в воскресенье, Роберт очень хорошо запомнил этот день. Мама уехала в церковь, на богослужение. Удивительным образом ему удалось остаться дома: обычно мама брала его с собой; время, проведённое там, растягивалось и тянулось медленно-медленно. Ему уже в пять лет, когда и произошло это, было неловко в толпе. После того, что произошло в воскресенье, когда он остался дома, всё стало намного хуже. Неудивительно. (лучше бы он тогда поехал с мамой) Такое происходит не с каждым ребёнком, это сильно влияет на дальнейшее развитие. Вообще, некоторые говорят, что это и последующее гомосексуальное поведение во взрослом возрасте связаны. Никто не знает точно, но, по крайней мере, он может быть уверен, что последствиями этого часто бывают депрессия, тревожность, расстройства пищевого поведения, низкая самооценка, психосоматические заболевания, нарушения сна, диссоциативные и тревожные расстройства, посттравматическое стрессовое расстройство в их числе. (так что, всё, что он испытывает — просто последствия этого)? Как жалко и мерзко. В то воскресенье он был не один, конечно же. Тупицу вроде него мама никогда бы не оставила дома одного. Но так бы это не случилось. Тогда мама попросила дядю присмотреть за ним. Было странно, что он согласился и был свободен в тот день. (почему она позволила b>этому </b> случиться почему почему она же видела что он делает господи так не должно быть так не должно быть это не должно было случиться и то что было до этого тоже не должно было случиться почему) Это было очень неприятно. Когда такими вещами занимаются взрослые люди, которые обоюдно согласны и максимально подготовлены, всё проходит гладко и вполне нормально. А это прошло очень криво и болезненно. Он плакал, потому что это было больно и стыдно, перед кем-то взрослым особенно. Это чувство жгучей тяжести в груди, когда дышать ужасно тяжело из-за этого, на глаза наворачиваются слёзы и в щёки приливает кровь, повторялось ещё много раз в дальнейшем. Как и это, и почти это. В последнем случае дядя просто трогал его (хватит думать хватит хватит почему он вспоминает это почему это так ужасно зачем) или себя, (боже мерзость мерзость мерзость мерзкий извращенец) или делал почти это. После такого Роберта хоть и тошнило, но хотя бы не было так больно, как это. (но это было очень унизительно и ужасно если во время этого он хотя бы мог не смотреть или попытаться перестать чувствовать и отключиться от всего мира и просто не думать ни о чем то во время почти этогоему нужно было делать что-то и дядя заставлял смотреть на него и давил на голову) Слава богу, что это закончилось, когда Роберт перешёл черту раннего пубертатного возраста. Это закончилось, но оставило после себя непоправимый след, шрам на коже, пятно от крови на белой простыне, чернила на бумаге: ему уже никогда не избавиться от этого, это часть его самого. А вдруг всё, что он называет своей личностью, собой, это просто последствия этого и он не представляет из себя никого другого, кроме как мальчика, которого растлили в детстве?