Олимп и Голгофа

***

      Сюра на самом деле собиралась сделать это — отчитать наглого демона, высказать ему всё, что она думает о его недопустимом поведении, о привычке безответственно распределять обязанности между подчинёнными, о его прилюдных домогательствах, в конце концов! Сюра Киригакуре не была ни наивной, ни глупой и никому не позволила бы себя таковой считать, но в момент телепортации она искренне верила, что между ней и её похитителем состоится серьёзный разговор, итогом которого станет её победа. Мефисто должен хоть раз в жизни признать правоту Сюры, уступить ей пальму первенства в споре. Этого требовала гордость экзорцистки, этого требовала элементарная справедливость. Вот только сразу по прибытию в его личные покои Мефисто не позволил Сюре и рта раскрыть.       Вернее, позволил. Сам раскрыл ей рот; сам проник в него своим змееподобным чуть заострённым языком, глотая протестующие стоны женщины, а затем и стоны удовольствия. Киригакуре попыталась быть стойкой и сопротивляться: уперев руки в грудь демона, экзорцистка попробовала отстранить его, но упругие мышцы, никогда не подводившие свою хозяйку в бою, стали совсем мягкими и дрожали, будто листья на ветру. Сюре удалось смять белоснежный сюртук Мефисто, но этим всё кончилось.       На жалкое сопротивление демон ответил с двойным рвением. Коротко рыкнув, он вжал тело экзорцистки в стену и, протолкнув колено между её ногами, распустил узкие тесёмки топа. Сюра никогда не была безвольной, но чем дольше когтистые лапы блуждали по её телу, задевая соски и массируя чувствительную кожу сквозь тонкую ткань шорт; чем явственнее под её ладонями ходили сухопарые, натянутые, словно струны, мышцы демона; чем сильнее она чувствовала бедром нарастающее возбуждение своего партнёра, а волосками на шее — его сбивчевое, горячее, как адские испарения, дыхание, тем призрачней становились её сомнения и даже — вот чудо-то — безответственное распредение обязанностей между подчинёнными стало казаться далёким и неважным. Сюра прикрыла глаза, закусила щеку и принялась судорожно расстегивать белоснежный сюртук. Экзорцистка могла бы поклясться, что это движение, это свидетельство поражения в противостоянии было встречено торжествующей усмешкой Мефисто, которая, впрочем, не осталась безнаказанной — Сюра отомстила за себя укусом в шею, несколькими кровавыми ранами на губах Феля, грубостью при раздевании, что, скорее всего причинило Мефисто дискомфорт, несмотря на его демоническое происхождение, ведь он был так ужасающе худ, да и раны после сдерживания искусственных врат Геенны всё ещё не прошли до конца.       Это было странно. Сюра всю жизнь любила сильных, хорошо сложенных мужчин; тех, кто мог хоть на краткое мгновение внушить ей так необходимое чувство защищённости, опоры, стены. Мефисто, безусловно, никак нельзя было назвать одним из них. Его тело, едва превосходящее по толщине тело самой Сюры, находилось бесконечно далеко от понятий «каменной стены» и «надёжного плеча», скорее его можно было назвать скользким, ушлым, изворотливым. Конечно, Мефисто силён. Слишком многим из тех, кто посмеет усомниться в этом, придётся собирать себя заново, разыскивая свои внутренности по всей планете от экваториальной Африки до Южного полюса (прецеденты, к сожалению, имели место), но Сюра никогда не понимала такую силу и не была к ней склонна. Сила больно бьющей резины, а не упавшего камня; брошенной исподтишка в горло игральной карты с острыми краями вместо честного поединка на мечах или пистолетах. Подлость, коварство, изменчивость — ещё несколько неплохих определений для Мефисто, однако именно гордый носитель этих регалий толкнул Сюру на свою роскошную, заваленную анимешной дребеденью необъятную кровать и пронзил её тем единственным мечом, которому экзорцистка всегда сдавалась с удовольствием.       Сюра выгнула спину, обхватив торс любовника, обжигая дыханием его грудь и чувствуя накатывающее волнами удовольствие, сравнимое с полноценным оргазмом. Мефисто трахался, как олимпийское божество, и, может, только это было основой их так называемых отношений? Почему нет, в конце концов? Сюра знала, что Фелю очень нравится её тело, да и кому оно могло не нравиться? Высокая пышная грудь, тонкая талия, минимум одежды, гибкость, упругость... Перед таким набором укладывались штабелями все, а Мефисто меньше всех походил на исключение из этого правила. Помнится, года два назад он долго ходил вокруг да около, отвешивая сальные комплименты и пошлые намёки, пока однажды не перешёл к активным действиям, пригласив Сюру в бар.       Киригакуре собиралась отказаться, и на то имелось достаточно причин. Во-первых, после спасения своей жизни усилиями братьев Окумура и осознания, что умирать в тридцать лет не придётся, Сюра решила взяться за ум, исправить образ жизни и остепениться, а с Мефисто все эти планы со стопроцентной вероятностью пошли бы прахом. Во-вторых, Мефисто был женат. И разводиться не собирался. Его отношения с Коссандрой-сан представляли для Сюры (да и не только для Сюры) огромную загадку, и её женское любопытство оглушительным набатом требовало удовлетворения, вот только Мефисто упрямо игнорировал вопросы о жене и вёл себя с Киригакуре так, будто никакой жены и в помине нет, и вообще у него в отношении Сюры самые серьёзные намерения. В-третьих... Сюра никогда не была трусихой. Опасность, угроза смерти ходили за ней по пятам с детства, дышали ей в спину, стали её работой, но несмотря на это связываться со Вторым Сыном Сатаны было чем-то за гранью. Чем-то, что грозило невиданными проблемами, могло сделать Сюру мишенью хоть для тех же иллюминатов... Вот только Киригакуре посмотрела в лукавое, истинно дьявольское лицо Феля, в его глаза цвета только что сваренного магического зелья с манящими огоньками на самом дне и сама не поняла, как согласилась. Безумие какое-то. Сюра изо всех сил хорохорилась, осыпала голову Мефисто самыми колкими своими дерзостями, получала в ответ всё те же слащавые, дешёвые, какие-то театральные любезности и краснела, словно девственница или дурочка-старшеклассница! Ну как в этом демоне может быть больше дьявольского, чем в самом сатане?       На первом свидании Фель вёл себя почти галантно, почти по-джентльменски. Сюра ожидала инкубских штучек, демонических шёпотков, искусного соблазнения, но Мефисто, как обычно не оправдал ожиданий. Всё свидание Киригакуре казалось, что перед ней никакой не демон, а только хорошо сохранившийся харизматичный мужчина примерно сорока лет. Он всего лишь шутил шутки, пил в больших количествах и утянул её на танцпол отжигать тверк к большому восторгу всех присутствующих в клубе. Его домогательства сделались тоньше, что на контрасте настолько усыпило бдительность Сюры, что секс с перепою казался логичным завершением вечера. Такое случалось с Киригакуре и прежде, но в этот раз было отчего-то стыдно. Экзорцистка злилась, агрессивно похмелялась подносимыми ехидничающим Мефисто напитками и заливалась всё той же удушливой краской всякий раз, когда в памяти всплывали эпизоды из происходившего минувшей ночью.       Вспышка первая: они с Фелем нагие, словно в день появления на свет, сплетаются в объятии, сливаются в поцелуе; когтистая лапа демона крепко держит затылок экзорцистки, словно голова может упасть под влиянием алкоголя; а гибкий хвост, покрытый маленькими шерстинками, проскальзывает между ног Киригакуре, рождая волну электрических зарядов и неконтролируемого желания. Вспышка вторая: Мефисто сидит на кровати, обнимая Сюру со спины и вбиваясь в её тело сзади короткими фрикциями; пальцы с закрученными коршунскими когтями ласкают клитор; вторая рука сминает левую грудь Сюры. Откинув голову назад, на тощее плечо демона и закрыв глаза, женщина стонет то ли от боли, то ли от удовольствия, то ли от всего сразу. Вспышка третья: Мефисто лежит на кровати, вцепившись одной рукой в простыню, а другой — в шею слегка потрепанного плюшевого пикачу; голова Сюры размеренно движется в паховой области демона. В какой-то момент Фель несколько раз вскидывает вверх таз и издаёт удовлетворённый вздох, а потом ласково гладит Сюру по вставшим дыбом волосам. Вспышка четвёртая: теперь уже Киригакуре лежит, зарываясь лицом в подушки, раскинув свои роскошные ноги и двигаясь навстречу тёплому дразнящему языку. На пике удовольствия женщина кричит, не сдерживаясь, и, спустя несколько секунд, слышит томное «умничка» и чувствует целомудренное прикосновение губ к виску.       — Скажи мне, что всё это было не с нами, — требует Сюра, стуча кулаком по лбу и стремясь этим движением прогнать из черепа мучительные и сладкие мысли.       — Надеюсь, мы повторим это намного раньше, чем позволят твои стыд и совесть.       Стыд и совесть... Помнила ли она о них, обнажая грудь перед Фуджимото Широ, а затем ещё перед рядом ничего не значащих любовников, существующих лишь для того, чтобы помочь ей забыть о смерти? Когда она вообще последний раз вспоминала о таких эфимерных понятиях, как стыд и совесть, и неужели прошедшей ночью Мефисто подарил ей нечто новое, никогда прежде не случавшееся? Сюра не могла ответить на свои вопросы ни в то памятное утро, ни позже во время скромных попыток проанализировать произошедшее.       А потом ей вовсе расхотелось что-либо анализировать.       И теперь, принимая в себя Мефисто, как сотни раз до этого, Сюра гнала прочь любые попытки задуматься, которые, впрочем, уже давно, если и появлялись, то изредка. В любом общении с Мефисто, что сексуальном, что вербальном, это было главным правилом — не думать, отключить любое рацио, отдаться на волю интуиции и морю наслаждения. Только тогда они достигали точки гармонии, единой волны. Сливались, пусть и ненадолго, во что-то одно, и Сюра могла поклясться, что в её короткой человеческой жизни не было мгновения счастливее, чем несколько секунд прибывания на вершине, которой они достигли. Оба. Вместе.       — Пожалуйста... Пожалуйста... — просит Сюра срывающимся голосом, и Мефисто, похотливо осклабившись, делает ей одолжение.       А потом они лежат почему-то во обнимку. Голова Сюры покоится на груди Мефисто, правая рука обвивает худой торс, легко касается бедра. Демон курит толстую сигару, следя осоловелым взглядом за взлетающими к потолку дымовыми корабликами, задумчиво перебирает короткие волосы любовницы. У Сюры прикрыты глаза. К тяжёлому запаху сигар она давно привыкла, хотя по первости кашляла и возмущалась, вызывая у демонического любовника только смех.       — Надо бы пойти посмотреть, как там Питер Гилмор, — говорит экзорцистка, закидывая ногу на Феля.       Тот довольно усмехается, пробегается когтями по шее женщины, рождая в ней утробное кошачье мурчание.       — Отличная мысль, сейчас и начну.       Сюра хихикает. Действия демона, как обычно, противоречат словам, ведь он гладит её по спине вдоль позвоночника, звонко шлёпает по оттопыренному заду. А затем бросает окурок на пол и поворачивается к ней всем корпусом.       — Ну-ка, детка, сгоняй за тёплым молоком и печеньем. Кажется, мы так и не досмотрели «Президент студсовета — горничная».       Сюра послушно встаёт, хоть и бросает с комичным раздражением:       — Мог бы и сам подняться. Не сахарный, не развалился бы.       Мефисто вдруг кидается за любовницей, словно хищник за добычей, и вцепляется в её талию.       — Не сахарный? А ты попробуй, проверь, откуси кусочек.       Она выворачивается из его рук и, смеясь, убегает за молоком и шоколадным печеньем. Сюра никогда не понимала, отчего Мефисто предпочитает не только трахать её, но и проводить время вот за такими невинными занятиями, как просмотр аниме, не мог же он в самом деле к ней привязаться! Жаль, что нет ничего бессмысленнее, чем пытаться вникнуть в логику Феля, поэтому Сюра действует по давно заведённой привычке и просто затыкает все бреши в понимании шоколадкой.