Олимп и Голгофа

      Мефисто улыбается. Белоснежный серп его улыбки карающим клинком опускается на камень Уицилопочтли, алый от крови миллиона жертв, сочащийся, вязкий. Он становится источником реки, пронизывающей время-пространство, текущей по руслу Млечного Пути. Кровь с молоком — лучший клубничный коктейль. Кровь с молоком — то, чего жаждет Люцифер, Бледный Король всей жизни Мефисто, чахлый, чахоточный. Ему бы опустить лицо в кровавую реку, сделать глоток, но крови в нём достаточно и без этого. Она льётся щедро, с каждым новым приступом кашля, делает из него камень Уицилопочтли, закатное солнце Атума. Рвёт свет на цветовой спектр, мажет красным все цвета радуги.       — Рисуй раков, братец, краски ты наблевал с избытком, и рвать так можно лишь под химией.       Люцифер смотрит затравленно, как истинный человек. И выводы, сделанные им, так человечны, что Мефисто потряхивает.       Трясёт, покачивает. Мефисто седлает доску для сёрфинга, слетает вниз по длинным красным волнам, кричит. От восторга? От ужаса?       Джунгли вокруг сгущаются, световые конусы делят, давят, определяют, конкретизируют. Находятся рядом постоянно, возмущают браны, но сами возмущаются не меньше. Дробятся, рвутся, заливаются красным, румянцем удушливым, длинными волнами. И в итоге свет тянется к мраку. К мраку невежества и просто к мраку.       — Сегодня у нашей встречи есть причина?       Вот как, значит силы на шпильки пока имеются.       — Да, ведь я как нельзя кстати. Твоё макроскопическое состояние… Стоит припудрить. Тебе бы энергию отрегулировать.       Закатное солнце стынет в приподнятых уголках бледных губ, но это улыбка вакуума. Кроткая, ею бы обезоруживать, но у Мефисто шерсть встаёт дыбом. Призрак агрессии, предвестник крови, долгого сёрфинга на длинных волнах.       — До меня дошли дивные слухи, дорогой братик, о твоём обращении к второсортным шаманам, магам-недоучкам и древним суевериям. Hic abdera! Король Света боится чёрных кошек и пустых вёдер?       Сверхновая чуть приглушает яркость, прикрывает её опахалом белых ресниц.       — Скажи мне, Дионис, давно ли?       — Так и мне, Аполлон, любопытно. Карая, первым делом боги отнимают разум.       — Помнишь ли ты скитания по Индии и Египту, Дионис? Если лисьи шкуры имеют связь с реальностью Ассии, то что мешает скарабею?       С места в карьер, никакой раскачки, качается лишь доска для сёрфинга. Тепло передаётся, молекулы возбуждаются, и Мефисто падает, летит вниз, глубоководной рыбкой уходит на дно, скрывается в чёрной непроглядной толще.       — Ничего не мешает, братик, ещё бы что-то мешало, если только подобное срабатывало прежде.       Лазерный луч ползёт к его лапам, жгучий, пронзающий. Мефисто отпрыгивает, скачет пружиной, садится на шпагат. В весёлые игры играть настало время.       — Срабатывало, нет ли — какое в том значение? Энтропия нарастает, ты не в Ассии, Дионис. Ассия в тебе.       — Какая прелесть, Люцифер, лестно слышать, но скажи-ка мне лучше, не слишком ли много усилий ты положил на то, на что следовало положить член? Я хочу сказать, с чем-то настолько гипотетическим обычно поступают иначе — его даже не рассматривают, как вариант.       — Где твой кадуцей, Гермес? Где золотые волосы богини Сиф, что ты остриг, Локи?       — Ц! И любишь же ты поймать на крючок этой своей логики, а так же в сети прошлого, как это на тебя похоже! И ты, помнится, нежно любил свои лук и лиру, и лавровый венчик. Мне же оставался только винчик, ха-ха.       Мефисто делает прыжок, и раскалённый, гудящий от жара луч превращается в солнечный зайчик. Он щекочется, тихо греет, Люцифер улыбается, и в этом нет боли. Мефисто потешно бьёт лапками, виляет хвостом.       — Спасибо, братик, ты напомнил мне о самом важном. О, наша звенящая юность, да и разве мы изменились с тех пор? Нет больше кадуцеев и золотых волос, но всё ещё остались мы. Верно я говорю? Верно?       — Да, конечно, Самаэль.       Мефисто прыгает за зайчиком, Мефисто ловит иллюзию.       — Мы творили культуру вдвоём, но нынче у тебя в помощниках целый иллюминатский шаттл.       — Мы творили не только вдвоём.       — Ой, кому нужны те детали! Никто из наших случайных попутчиков не был прямыми помощниками, а у тебя теперь целая база по созданию кадуцеев, венков и лир. Ты мог бы открыть музыкальный, не так ли?       Солнечный зайчик слегка потускнел и вновь разложился на спектр, залив всё красным.       — Хотя, судя по твоему виду, скорее магазин ритуальных услуг. С венками, но не совсем лавровыми. Это, как посмотреть.       — Ты мог бы это исправить, Самаэль.       — И это тоже — как посмотреть. Почём ты знаешь, может я не только не хочу, но и не могу, у меня ведь нет в помощниках целого шаттла, и я не всесилен. Будь у меня команда…       Красное всё прибывало. Вытекало изо рта, вылетало искрами при переходе белого в жёлтый.       — А ведь командой когда-то были мы, и кто знает… Да, очень может быть, что…       Белый засиял ярче.       —… А-а, нет. Пожалуй всё-таки нет, увы.       — Зачем ты это делаешь, Самаэль? Для чего обесцениваешь нашу связь? Неужели она больше ничего для тебя не значит? Мы были тесно связаны, Самаэль, сильнее, чем протоны в ядре. Но ты разодрал нашу связь так же дерзко, как протоны.       Возбуждение молекул нарастало, достигало толщи, дёргало за хвост. Эволюция всей системы, всей материи вокруг начала сходить с ума.       — Что теперь для тебя важно, брат? Человечья женщина, дети, рождённые ею? Этот мальчик, твой сын, о котором ты так и не спросил? Я — лишь протон для тебя, Самаэль? Ты сам для себя — лишь протон? Я не смог бы так хладнокровно уничтожить связь между ними… Между нами! Только ты…       — О, ты тоже мог бы, разумеется, если бы…       — Как?! Мой свет всесилен, но так зависим. Разве я не зависим от тебя, разве расстояние между протонами не можешь увеличить только ты?       — Ох-ох, конечно, ты безусловно прав. Ты зависим, я нет, я свободен, как печень, как селезёнка в зверином тельце Ассии. Я свободен, как тельце, Люцифер, как красное кровяное тельце, что ты изблевал, и как протоны, которыми только я управляю. Я свободен, как ты, когда охотишься за глупой безделушкой.       Мефисто вытаскивает скарабея.       Атака. Световые конусы заходили ходуном, волны заострились, как стрелы, браны сжались маленькими скромными сфинктерами. О Азатот, он повсюду…       Его фотоны проникают, захлёстывают волнами, закидывают камушками частиц, пронзают, обшаривают, выуживают. Разве сложно забрать предмет, если электромагнитное поле некому сдержать. Нечему…       — Самаэль… Твоя влажная природа никогда не умела быть достаточно покорной. Я могу прокинуть, но как мне задержаться. Как? Твои протоны, Самаэль, эти кварки...       — Я так скучал по моему Логосу, Люцифер.       И-и-и... Стоп.       Время не зернисто, не дискретно. Время — река, тихий Стикс, сплошной поток. Время течёт, переливается радугой, убегает сквозь пальцы, сползает золотой слезой. Время извивается змеёй, Мехеном прожорливым, царственным уреем. Ничто не управляет этим потоком, а любой вторгшийся предмет лишь несётся вместе со всеми по извилистому руслу, по мягким волнам...       — Хе-хе-хех-хех-хех.       — Как? Что ты сделал?       — Я действительно очень соскучился по своему Логосу, и если Логос хочет кусочек меня в виде священного Хепри, воплощения времени восхода, то должен дать кусочек себя. Давай, Люцифер, сын зари, ты же так хочешь объединиться.       Кусочек лучезарности, частичку сияния, звезду. Дай звезду! Маленький термоядерный реактор, сгусток энергии, частичку... Частичку, фрагмент, дискретность, браны...       Нет-нет, тише. Время — поток, только ровная гладь, движущаяся всегда с одинаковой скоростью.       — Ладно.       Вот оно. На ровной тёмной глади, бархате чёрном, на уютной ледяной тьме расцветает белый бутон, разворачивает лепестки из газа и плазмы. О да... Он пустит корни во влажную природу, прорастёт, смешается, и Мефисто выкопает его лишь, когда пожелает. Влажная природа комьями попадает с сияющих корней...       Комьями, кусочками, браны, зёрна, дискретность, дискретность...       — Лови!       Люцифер завладевает скарабеем. Ты так шёл к этому, Король Света, сын зари, так что же теперь.       Люцифер получает фигурку Атума. Хепри и Атум, восход и закат, символ вечной жизни, лекарство от гниения. Подносит к носу, к дыханию жизни. И, возможно, Мефисто не просто так стремился отобрать скарабея, возможно, теперь Люцифер достиг...       Браны. Миллиарды сцепленных квантовых колец, Планковских масштабов — ничего больше.