Олимп и Голгофа

      ККК — Кося, Каштанка, Косяк. Косяк за косяком, снова и снова: экзорцист, удирающий от демона с безумными воплями и перекошенной мордой; математик, увязший не в матрицах Мефисто, нет — в простых алгебраических; физик, путающий массу и вес; роковая красотка, слепленная хирургами.       Силиконовые сиськи, перетянутая кожа, чужой жир, придающий бёдрам и заднице объём — лучшая иллюзия, туго набитый Косячок. Сочащимся разрезанным кулем она когда-то лежала на операционном столе. Галатея для Пигмалиона, сделанная для него, но не им, сшитый-перешитый Франкенштейн, но Мефисто ведь не потребитель. Мефисто — творец, внёс свои коррективы, сочащимся разрезанным кулем она теперь лежит перед ним, беда лишь в том, что шедевры Мефисто долго не живут. Механизмы — да, организмы — увы... Впрочем, разве есть разница? Шурупчики, органы, детали, кусочки — разделанные жертвы, разобранные игрушки. Косуля с разорванным брюхом, «бог второго шанса» на реновации. И всё, как обычно, мазано одним хаотичным миром.       Жизнь, смерть, организм, механизм: игры Стандартной модели, жонглирование частицами, танец бозонов и фермионов, его и Люцифера шахматная доска или поле боя. Смерть: отключение мозга, явление Анубиса или папы Легба, вечеринка с бароном Суббота, фестиваль в стране незабытых, Тлалокан или Митлан. Разрезание той самой нити, мягкие руки ангела, тихие воды Стикса в Аиде, бескрайние поля рая, адские котлы, черви, гной, энтропия. Чёрные крылья Самаэля. Жизнь же...       — Эй, Белиал, я велел притащить мне Гаапа!       Косяк, косяк. Христианка, колдующая магией египтян и нацистов. Почему нет, ведь мир это хаос, лоскутки Франкенштейна, его же бессмысленный взгляд.       Мир же — радуга, несочетающиеся цвета, но ведь Кося не от мира сего, с ней должно быть иначе. Казалось бы. Глупые претензии, иллюзии, дымка марихуаны. Косяк, косяк — дверной, об который бьёшься мизинчиком или локтём; травяной, который куришь один или в доброй компании. Косяк, от которого косеешь. Возможно, лишь поэтому не выбрасываешь.       — Извините, сэр, но Гаапа в особняке нет.       Белиал бледен, бледнее обычного, рука на дверной ручке чуть заметно дрожит. Его пространство тоже дрожит, всасывается, аксиома параллельности становится нестабильной. От дворецкого несёт тревогой, страхом, ужасом трупно-серым, и у Мефисто волосы на затылке встают дыбом. Его будоражит только чужой страх. Не причина страха, конечно нет.       Косяк, косяк, косячная Каштанка. Взгляд щенка, челюсти бульдога. Плешивая шкура, рёбра навыкате, израненное сердце — кусок бьющейся плоти. Бьющейся, как птица в силках, бьющей больно, как честный удар. Каштанка, Каштанка — дворняга помойная, адская гончая. Белая пена капает с клыков, лай и вой словно из-под земли. Каштанка, Каштанка — Муму на верёвочке, умные глазки, крутой лобик собачки, вежливое поедание щей с мясом. Доверчивое виляние хвостиком перед дорогой в один конец с кирпичами на шее. Каштанка...       — Не проблема.       Браны флуктуируют, подрагивают, активнее приходят в движение. Как рой потревоженных пчёл, они вибрируют, прощупывают, трогают лапками объекты, ищут. Маленькая проказница, песчинка-секундочка может утащить любимую игрушку в любой уголок Ассии, нет ничего проще, чем...       Хм, любопытно.       Спиновая сеть просеивает рыбёшку снова и снова, но петли пусты; капкан лязгает пастью, как Каштанка, — бессильно, слепо, и... Это неправильно. Так просто не бывает! Гаап может выйти из особняка, может покинуть планету, систему, галактику, гипотетически может — хоть это для него и невозможно — выйти в пятое, шестое, хоть десятое измерение, но не из-под власти Мефисто! У Мефисто на руках полный набор, вся колода, у Мефисто стрит-флеш при старшем наборе карт!       И тем не менее, это происходит. То есть, ничего не происходит.       — Белиал, какова вероятность, что он вышел в Геенну?       — Я вам больше скажу, милорд, велика вероятность, что он вышел в Геенну вместе с фройляйн Офелией. При её непосредственном содействии.       Ага, вот оно как. Каштанка, Каштанка, зачем тебе эти прижатые уши? А коровьи глазки? Зачем тебе столько крови, Каштанка? Почему она течёт из твоего брюха сквозь ковровый ворс; сквозь браны, фотоны и кванты; сквозь всё мироздание, вливаясь в другой кровавый поток. О жертва, разделанная не на камне Уицилопочтли, нет — на другом. Жертва, какой от века является человек в лапах мира.       — Что будем делать, милорд? Мне телепортировать сюда скорую или, может, медиков-экзорцистов?       — Тебе телепортировать себе корвалола и скалярное произведение. Того и гляди схлопочешь или инфаркт, или инсульт, или оглушительное, как падение Вавилонской башни, обрушение пятого евклидовского постулата.       — Зато вам ни инфаркт, ни что-либо другое не грозит. Господин, если вы планировали остановить время над фрау Сандрой, пока мы не найдём Гаапа, сейчас самое время это сделать.       — Тш-ш-ш, взгляни, Белиал, разве ты не думаешь, что это очень логично? Именно так она и должна была закончить однажды. Это правильно...       — Фройляйн Офелия очень расстроится. Герр Ричард будет попросту уничтожен. Да и разве вы планировали от неё избавляться?       — Планировал ли? Белиал, любой оформленный план всегда содержит не больше трёх шагов. Предыдущие три шага прошли благополучно, пора создавать следующие три.       Каштанка, бомжик-божок, всегда мечтавшая выйти в пятое измерение. Что же, вышла. Вывернулась наизнанку, свернулась обратно. Не благодари, Каштанка, тем более, что на подходе новые измерения. Что увидишь в них ты и увидишь ли что-то? Будет ли тебе что рассказать, а Мефисто — что выслушать о них? Каштанка... Вечная жертва, рождённая умереть, верящая в воскресение.       Без пяти минут дохлая псина. Чёртова сука.       — Не могу остановить над ней время. Изучал этот феномен, но безрезультатно.       — Я позову врачей.       Врачей... Врачи не помогут, когда гвозди входят в плоть, а копьё перерубает колени. Когда дыхание прерывисто, рот корытом, кишки наружу.       — Ко-ся...       Хм, а это ещё откуда? Неизвестные кванты. Не трёхмерные, не многомерные, пространственные и непространственные... Кванты Мефисто подступаются к ним, трогают лапкой робко, отскакивают с шипением. Явной угрозы нет: возбуждение слишком мало и идёт оно не от света, но... Sub rosā. Если что. Что-то идёт. Медленно, деликатно, ненавязчиво. Не в бараньем стиле Косяка, и Мефисто не знает, а потому топорщится всеми бранами, точит стрелы, вкладывает иллюзию в иллюзию. Неожиданно...       Неизвестные кванты оглядываются спокойно и пугающе, нежно и строго. Зовут, влекут браны Мефисто, обжигают без огня. От них веет сладостью, от них веет горечью. Душистым вином, прошивающей насквозь болью. Их мало, меньше Планковского масштаба, но аромат устойчив, а шип остёр. С него капает кровь, а может, мазут — что-то знакомое Мефисто, давно въевшееся, плоть от плоти, но чуждое для неизвестных квантов. Оно гноится, подтекает, и это война. А ещё почему-то смирение. И ещё что-то... Непонятное. Забытое. Что же...       — Я тебе не Гарри Поттер, чтобы спонтанную магию выплёскивать!       — Тогда кто?..       — Кто, если не Гарри Поттер? Твоя госпожа Офелия Фель, как вариант.       — Кто, если не вы, это сделал? И делает.       Иллюминатка вращалась подозрительно медленно и низко к земле; световой заряд, выпущенный ею, тоже плыл медленно, плавненько и ниже изначальной траектории; а перед Офелией, намереваясь закрыть её своим телом, с той же скоростью падал Мэсэйоши. Незатронутыми этим слоумо-эффектом остались только сама Офелия и Гаап.       Кто это сделал и делает — просто отличный вопрос! Структура времени вокруг... Изменилась. Равномерная зернистая канва внезапно разделилась на условные «верх» и «низ», а «низом» оказалось всё вокруг. Офелия попыталась прощупать пространство и понять, где же начинается «верх», то есть, где время движется с привычной скоростью, но обнаружить границу так и не смогла.       — Думаю, это папа.       — Думаете?       — А кто ещё мог провернуть что-то подобное? Наверное он почувствовал, что мне грозит опасность... Или заранее наложил на меня какое-то защитное заклятье, да! Уиии, правда круто? Я неуязвимая принцесса обоих миров! Можем тусить дальше, только... Когда всё-таки пройдёт эффект? А то непонятно что делать с Мэсэйоши, не тащить же его на верёвочке, как воздушный шарик.       — Если бы проблема заключалась только в этом. Мы ведь не можем знать, как отреагирует время с обычной скоростью на кусок реальности с замедленным временем. Я, конечно, не эксперт, и вам виднее, какой будет реакция...       Не виднее. Офелия не желала признаваться, но она понятия не имела, что должно произойти. В любом случае в словах Гаапа был смысл.       — Вот чёрт, и долго нам сидеть здесь...       Но на самом деле Офелия была не прочь посидеть в этой области. В объятиях отцовской защиты, с живым доказательством того, что мерзость, на которую намекала иллюминатка, — не более чем её больные фантазии.       — Недолго, как оказалось, нам сидеть здесь.       И правда. Раздвоение времени-пространства на «верх» и «низ» внезапно начало пропадать, браны задвигались и замерцали с привычной равномерной скоростью, а Мэсэйоши грузно плюхнулся под ноги Офелии.       — Оууу, это наверное было больно. Ты как?       — Ч-что... Что произошло?       Он был явно супер-мегадизориентирован, даже больше, чем если бы его погрузили в толщу океана.       — Забей, сработало папино защитное заклинание. Хм, что-то мне не нравится, как искривлена твоя нога.       — Эм, госпожа, не хочу отвлекать вас от созерцания ног вашего друга, но по-моему, самое время бежать, пока иллюминатка не пришла в себя.       — Ты идиот? Как он побежит, если у него нога сломана? Исцеляй давай!       — Успокойся, Офелия-тян, у меня ничего не сломано, это просто...       Дослушать Офелия не успела, потому что звук в кротовой норе распростараняется совершенно иначе.