Олимп и Голгофа

Камилла Лысенко — Монтенегро

      Чипсы и кола... Легче сказать, чем сделать, потому что я дома такую еду стараюсь не держать. Не потому что не ем и не пью её, а потому что каждый день начинаю новую жизнь. Бросаю фастфуд. Вспоминаю про сбалансированное питание, про то, что без него успехи в кунг-фу будет генерироваться куда медленнее, потом ещё до кучи, что надо бы нанести на морду лица какой-нибудь крэмчик и начать уже искать аналоги ботокса... А по итогу делаю что? Правильно, часов в 10 ночи лезу в одних трениках в портал, чтобы телепортироваться к ларьку и затариться Лэйсом с луком. Кстати о портале.       Ключ, открывающий канал с нужной кротовой норой (что и представляет из себя, собственно, портал), хранится у нас на холодильнике. Иногда под холодильником. Уж во всяком случае, где-то в окрестностях холодильника он должен быть! Помимо меня, ключом пользуются ещё дети, а они вечно засунут его в какую-нибудь же... Же... Блин, где же он? Ни на, ни под, ни за... Какие у нас есть ещё предлоги? В. Не, это, конечно, абсурдно, но не могли же они...       Да, конечно, где ему ещё быть, как не в холодильнике! Они бы ещё в кастрюлю со вчерашним муши его запихнули. Все в отца — маленькие любители абсурда. Интересно, кто из них додумался: Офелия или Ричи. Наверняка Офелия постаралась.       Ладно, берём ключ, засовываем в замочную скважину в дверце холодильника (не спрашивайте). Открываем дверцу и... Кхм. Ещё разок. Засовываем, открываем... Да какого лешего! Я потрясла ключ, словно это могло хоть как-то помочь. У него что, батарейка села? Звезда, из которой Самаэль делал кротовую нору, протухла?       — Фрау Сандра! Рад видеть вас живой и в добром здравии.       В кухню зашёл Белиал в сопровождении Гаапа, согбенного под тяжестью огромной корзины с овощами.       — Привет, Белиал, а я-то как рада! Как дела? Случилось что-нибудь интересное, пока меня не было? Хотя знаешь, — я покосилась на Гаапа, — может, посидим как-нибудь, поболтаем? А то у нас с Самаэлем вечер запланирован, сейчас совсем нет времени.       Дворецкий снисходительно улыбнулся. Он всегда относился ко мне не то, чтобы по-отечески, но с высоты его опыта и нечеловеческого восприятия я, должно быть, казалась ему совсем ребёнком, и это неплохо. Его снисходительность выглядела совсем иначе, чем снисходительность того же Самаэля, например.       — Конечно, фрау Сандра.       Его ответ слился с настоящей канонадой, созданной потоком попадавших из корзины овощей. Блин, как неудобно-то а. Стыдно, хоть в морозилку полезай, очень некомфортно наблюдать, как моего единственного врача грузят физической работой.       — Белиал, давай дадим ему выходной? Всё-таки он столько делает для меня.       Дворецкий смерил меня взглядом а-ля «фрау Сандра, вы, кажется, куда-то шли». Я попыталась ещё раз:       — Он и неделю назад мне жизнь спас. И в прошлом месяце тоже.       — Фрау Сандра, вы, кажется, куда-то шли?       Да, видимо, надо пойти, куда шла, пока не послали в другое место. Всё-таки отсутствие доступа к домашнему хозяйству иногда напрягает, Белиал считает его исключительно своим делом и терпеть не может, когда в его дела влезают.       — Ой, точно. Слушай, тут ключ чего-то глючит...       — Не глючит.       — А я говорю, глючит. Смотри: я засовываю...       — Не надо.       — В смысле? Всегда ж засовывали.       — А теперь кладём.       — Что? Мы ненаром перешли на беседу о другом продолговатом предмете?       Дворецкий закатил глаза.       — Ключ, говорю, положите на место. Господин лично запечатал все каналы и усилил барьеры в связи с плохой демоногенной обстановкой в Токио и во всём мире.       Хм, слово-то какое — демоногенный. Кстати, интересно, как там дела с моим полем. Ну, с тем, к которому у меня есть доступ через одно из окон спальни. Неужели и на моём полюшке демоны хозяйничают...       — Ну раз Самаэль лично подорвался, а не тебя попросил, то... Ёптить, Самаэль! Совсем я с тобой заболталась, а он ведь там ждёт. Только, где же мне теперь взять чипсов, если канал запечатан?       — А ведь я говорил вам...       — Да-да, не выпендриваться и держать запас в доме. Отстань, лучше скажи, что делать сейчас. Может, у тебя есть какие-нибудь... варианты?       — Обратитесь к господину, фрау Сандра.       — Может быть, у тебя есть не только варианты, но и... чипсы?       — Разумеется нет, фрау Сандра.       — А может быть, чипсы есть в доме?       Дворецкий вздохнул и полез в один из кухонных шкафчиков.       — Если госпожа Офелия спросит, куда делась часть её недельного запаса, я сдам вас, даже не задумавшись.       — Ты супер! Чмоки в щёки.       Когда я захожу в комнату, навьюченная продуктами, которые можно коротко назвать «гастрит», Самаэль уже утопает в подушках перед огромной плазмой. Прижимает милфу на дакимакуре к лолям на халате, ковыряется в смартфоне, и вся эта сцена так похожа на ту, что была до... До... До последних событий, что меня пробирает паркенсоном. Привет, вьетнамские флэшбеки. Это с одной стороны. А с другой, эпизод с избиением реально можно назвать милостью, ведь Самаэль умеет намного хуже. Его конёк и любимое занятие — пить кровь не буквально, а фигурально. Он мог бы днями и неделями игнорировать меня; бесить; кидать подозрительные намёки, у которых миллион трактовок, и все неприятные; шляться по дому в компании каких-то баб. Мог бы, но предпочёл другое (ради меня предпочёл, ведь он не любит физическое насилие), а теперь согласился провести вечерок вместе. И от этого за грудиной такое тёплое нежное чувство, что хочется рыдать, кормить молочком новорождённых котят и щенят, вилять несуществующим хвостом. Открыть всю свою сюсипусишную (это, как проститошная, только сюсипусишная), делать все эти вещи, которые не делают жёсткие брутальные... Я.       Самаэль мог бы быть евреем. Носить пейсы, говорить с характерным одесским акцентом, смотреть через монокль лукаво-лукаво. «— Ринушка? — Шо, брат, мне холодно? — Нет. — Я хочу кушать? — Нет, Ринушка, ты хочешь бить сатану. И убери это мнение со своего лица, не делай мне вырванные годы, да, Мефисто тогда ошибся, но а шо? Мефисто тоже не железный, он тоже имеет права делать ошибки, а не только обязанности делать счастье Ассии».       Да, Самаэль мог бы. Ведь он и так носит лакированные туфли и золотые запонки; перчатки, чтобы уберечь холёные руки; трость. В день нашей первой встречи она не помогла бы ему, не спасла от хулиганов в подворотне, а я бы спасла. Я была бы одним из них — из хулиганов, может, даже главарём; была бы солдатом революции, желающим потрясти жидочка-буржуя, но гладя на эту отшатнувшуюся фигуру, гордо вздёрнутый подбородок, дрожащие пальцы, которые он пытался бы унять, чтобы скрыть страх — глядя на всё это, что-то дрогнуло бы в моём солдатском сердце, и я заслонила бы его в бешеном нутряном желании уберечь. Этот жидочек мой, никому его не дам. Схватила бы своей мозолистой, грубой от жизни рукой его тонкое запястье и отдала бы свою черепную со всем содержимым. Всю свою смешную, дурную, буйную голову; всю унтер-офицерскую душу. Сёма, Сёма, Самаэль — лорд, чьё слово обращает легионы; чья сущность черна от первородной тьмы, а пальцы — от типографской краски (потому что журналюга — лучшая профессия для провокатора-агитатора-владыки умов).       Я опустилась на корточки, прижала руки с едой к груди и прыжками преодолела расстояние до кровати. Самаэль оторвался от экрана, скосил на меня лукавый глаз.       — Как дела? Смотрю, ты убила леопарда, и поймала другого зайца, и выкрала птиц своей матери.       Хм, ему вспомнились истории, прожитые им под именем Хлаканьяна? Если это связано со мной, то... О-о-о, маффин, как это мило!       — Ахаха, да, ты почти угадал. Гоп-стопнула Белиала и Офелию. А, пока я убивала леопарда, ты убивал тут кого-то другого. Геншин?       Самаэль чуть повернул смартфон, показывая персонажа.       — Сяо — чистый дамагер у анемо.       Я прильнула к земле. К полу, то есть.       — Ты — самый чистый дамагер у анемо. Лёгкий, вездесущий, незаменимый и необходимый, но разрушительный. Воздушный король.       И, набрав в грудь побольше того самого воздуха:       — Хочу тебя беречь, как сестру родную; хочу тебя зажать тут, как девку дворовую; хочу тебя любить, как страну люблю.       Он не удивился — чему тут удивляться — и ничего не спросил, даже, какую страну. Знал, что горнюю, какую ж ещё. Небесный Иерусалим. Ох, ма-а-аффин...       — Русак сегодня, стало быть?       — Беляк, — засмеялась я, перекатываясь на спину, оставляя открытым горло.       — Тебе это пригодится, в Исландии морозы, спрячешь на фоне снега свою отбелённую шкурку.       — В Исландии? А ну да, погода и так полный отстой, а ещё и смотреть на это, — я смеялась, тыча в Самаэля согнутыми пальцами, — давай, врубай уже аниме про свой любимый дубак.       Ура, всё-таки получилось! Он торкнул меня в плечо рукой-лапой, завязалась возня, и это было так хорошо! Близко, тело к телу, дыхание к дыханию. Смешение, перемешивание, не слияние, но близко к тому. Хаос и что-то ещё. Мне начало казаться, что я что-то чувствую то ли на подкорке, то ли в душе, что-то иное. Самаэль будто почувствовался мной на новом уровне — он там злился, но его влекло, а я... Была спокойна и печальна. Странная печаль, замешанная на радости, но не перестающая быть печалью.       Я прижала его к полу, вцепилась в тонкие запястья, как и хотела. Ма-а-аффин, ма-а-аффин, я тебя съем. Как чудесно, как славно было бы, если бы эти запястья скрестились за моей спиной, но увы и ах. Самаэль может обнять, но не получит от этого того же удовольствия, что и человек. Не человек потому что. В его языке первой нежности нет объятий, но зато есть вот это — хаос, смешение, брачная игра двух зайцев. Игра, в которой я победила.       Наклонилась. Укусила его за нос.       — Сага о Винланде, Кося. Джентльдемон, позвав даму смотреть гравюры, показывает ей гравюры, а кто здесь джентльдемон, как не я.       Ну давай, сделай ещё вид, что это была твоя идея. Вот ведь динамо!