Небо здесь не голубое, а белое

      — Это здесь, — Чэн глушит мотор и надевает перчатки, глядя на единственное горящее окошко в хостеле, снимает пистолет с предохранителя.       Би кивает и поворачивается к Тяню на заднем.       — Ты уверен, что в баре сам разберешься? — спрашивает.       Из темноты салона к нему выплывает хитрая улыбка, и рука ложится на плечо.       — Удача сегодня на моей стороне. Мне даже оружие не понадобится, — Тянь хлопает Би по плечу и указательным пальцем направляет его взгляд.       В темноте под навесом на резной лавке сидит взлохмаченный силуэт, подтянув к себе одно колено и упираясь в него локтем, и смотрит прямо на их машину, только огонек сигареты периодически подсвечивает часть лица.       Чэн закатывает глаза, когда понимает, кто это и почему Тянь такой довольный.       — Тянь, — начинает он, обращаясь к младшему брату с такими укоризненными нотками в голосе, будто собирается предостеречь неугомонного ребенка от глупостей за секунду до того, как он сделает какую-то непоправимую вещь.       — Я разберусь, — отчеканивает тот и выходит из автомобиля.       Чэн вздыхает и смотрит на Би, который легонько подмигивает ему и тоже выходит следом за Тянем.       Воздух все еще горячий, но уже едва заметно отдает ночной прохладой. Чэн оборачивается на вторую машину, которая припарковалась в отдалении, и уверенно кивает. Сегодня он будет максимально сдержан. Сегодня он под прицелом пары светлых глаз, так что давать волю своим желаниям особо не будет шанса. Сделка сорвалась не по его вине, но больше всего он не любит, когда его подставляют, вовлекая в дела собственные интересы или мстительные мотивы.       И понимает, что уговаривает себя. Черт, он уговаривает себя.       Опустив руку с «береттой», Хэ замечает на пыльном асфальте кровь и, осмотревшись, свой затянутый тентом «Чарджер». Переводит взгляд и сталкивается с хищным оскалом Хуа Би, который тоже все понял. И в грудной клетке разливается что-то жгучее, выедающее, как кислота. Тревога?       Чэн думает: блядь.       Сегодня он сделает все сам.       — Проконтролируй в баре, — решается он, и Би ошарашенно смотрит на него.       — Чэн, мы договаривались, — одними губами произносит Би, стараясь держаться холодно и не дать волю эмоциям от подобного заявления.       — Знаю. Иди, — бросает напоследок и, сжав плечо друга, двигает в сторону хостела.       Слышит тихое «твою мать» за спиной и щелчок зажигалки.       Господин Чо на ресепшене опасливо вскидывает свою седую голову, замечая вошедшего молодого мужчину. На нем черный костюм и рубашка, застегнутая под горло. Начищенные до блеска ботинки удивительным образом не припорошены дорожной пылью, которая здесь повсюду. Темные волосы уложены назад и блестят от геля. То, что господин Чо видит в разрезе его опасных глаз, заставляет все мышцы тела подобраться и застыть в напряжении. И неизвестно, как поступить правильно, ведь и так понятно, что этот персонаж не номер снять сюда явился, и не все ли дело в том молодом человеке, которого сюда привел Чжэнси с просьбой устроить на ночлег?       Стоит господину Чо, смелея, открыть рот, как мужчина поднимает руку в плотно облегающей кисть кожаной перчатке, давая понять, что сидеть нужно там же, где сидится, смотреть в экран своего маленького старого телевизора и делать вид, что ничего не происходит. Нужно подчиниться, потому что у молодого господина в руках ствол внушительных размеров, и кто знает, насколько его нрав уравновешен, чтобы не опустошать магазин ради такого, как господин Чо.       Вежливо улыбнувшись, старик заставляет себя повернуть голову к тускло мерцающему в помехах экрану телевизора, когда Чэн бесшумно проходит мимо стойки. Ноздри непроизвольно впитывают тяжёлый сандаловый аромат его парфюма, заставляя чихнуть. Он принимает роль невольного слушателя — стены здесь тонкие и звукоизоляция плохая, — а в случае чего у него есть, чем ответить. Господин Чо скашивает взгляд на лестницу, провожая гостя, не спеша поднимающегося наверх, и двигает ближе к ноге припрятанное под стойкой ружье.       Пустующий хостел, кажется, мог бы как бочка гудеть под ногами Чэна, если бы не выцветшие и проеденные молью ковровые дорожки. Бледные бежевые стены глянцем отсвечивают в свете настенных бра с висюльками, и вся конструкция хостела кажется пластиковой и ненадежной. В длинном коридоре спертый воздух, отдающий влагой и старыми тряпками, но вокруг чисто. Насколько это возможно, конечно, в такой придорожной коробке. Старик наверняка убирается здесь сам.       В том единственном горящем окошке Чэн видел знакомый силуэт. Этот силуэт явно наблюдал за ним и сейчас уже готов к встрече. Поэтому пистолет Чэн убирает за пояс — он справится и руками, если понадобится — и улыбается, закатывая глаза. Фыркает, упираясь ладонью в стену возле двери. Ну что за наглый змееныш! Дверь не захлопнута, приглашающе прикрыта.       Он издевается?       Чэну только и остается, что толкнуть ее от себя и замереть неподвижно, оценивая обстановку и прислушиваясь. Комната на удивление большая, с отделкой из деревянных панелей и старым затертым паркетом, на вид теплая и уютная. По обеим сторонам двухъярусные кровати без признаков проживания, идеально заправленные. Впереди дверь с квадратными стеклянными вставками с выходом на лоджию, за ней — гамак. Из гамака виднеются лишь до боли знакомые красные конверсы, свешенная небрежно рука с отблеском серебряных колец и струйки дыма, едва заметными облачками поднимающиеся над этой идиллией.       — Здесь нельзя курить, — Чэн останавливается перед гамаком и засовывает руки в карманы.       Шэ Ли демонстративно затягивается и тушит сигарету о дно пепельницы на своем голом животе. Дым выпускает порционно, направляя колечки прямо в лицо своему гостю.       — Как поживаешь, Хэ Чэн? — смотрит лукаво, медленно моргая, запустив пальцы в свою белокурую челку, и явно собирается и дальше здесь расслабляться.       Чэн рассматривает его грязные джинсы, синяки на ребрах, почти незаметный след от удавки на шее и сбитые костяшки. Сухие потрескавшиеся губы с довольно свежим рассечением искривлены в наглой усмешке и возрождают одно единственное желание: врезать по ним наотмашь.       И пока он молчит, пытаясь совладать с собой, Ли продолжает:       — Останешься? Ты ведь за мной сюда ехал, да? Чэн?       Руку протягивает и цепляет Чэна за карман брюк, тянет ближе к себе, закусив губу. Хихикает тихонько. Но Чэн, небрежно отцепив его пальцы, сам оказывается совсем рядом за секунду. Нависает тенью, и его ладонь в перчатке, едва удерживаемая силой воли, сжимается на хрупкой шее Ли не в полную силу.       Гамак пошатывается из стороны в сторону. Мешает. Делает ситуацию несерьезной.       — Я сейчас выгребаю это все дерьмо, Ли. А знаешь почему? — шепчет Чэн на ухо, и мурашки пробегают по оголенным рукам и шее, приподнимают светлые волоски. — Потому что сделка прогорела из-за тебя. Цзянь И велел мне найти тебя и доставить ему! А там лишь мироздание знает, какая участь тебя ждет.       И пальцы разжимаются, оставив небольшие белые отметины, быстро меняющие цвет на красный, а затем и вовсе исчезающие. Шэ Ли за горло неуверенно хватается, будто понять не может, как ему так повезло, но в глазах его все-таки на долю сеунды мелькает страх. На миг. И от Чэна это не укрывается. Он выпрямляется и хмыкает.       Треплет его по светлой голове ласково и нежно и наслаждается этим недоумением на лице Ли.       — Блядский сын, ты дал Цзяню негативные рекомендации обо мне, — отталкиваясь рукой от стены и мерно раскачиваясь, говорит Ли и кривит губы, стараясь передразнить голос Чэна: — Он не справится с этой задачей, господин Цзянь, не стоит доверять ему это дело.       — Но ведь ты не справился.       — Я решил, что дать волю своему гневу полезно для организма, ну, знаешь, не копить все в себе, — коротко хохочет Ли и плавно выползает из гамака, становясь вплотную к телу напротив. — Не бузи, киса. Мне больше нравится другое твое выражение лица.       Он прижимает руку к ширинке Чэна и ведет ладонью вниз-вверх, заставляя того чуть поднять подбородок и прикрыть глаза.       — О да, вот оно, — с придыханием произносит Шэ Ли. — То, что нужно.       Господи, да сколько можно прощать ему все его выходки. Да, он и правда блестяще справляется с любой задачей. На его счету немало ситуаций, которые не вышли из-под контроля только благодаря нему. Этот плещущий во все стороны эпатаж и наглость, умение надавить на нужные точки — черт возьми, да — и мгновенная оценка ситуации всегда приводят к положительному результату. Не зря Цзянь его ценит.       Но в этот раз Чэн был уверен, нутром чуял: что-то пойдет не так. Клиент не внушал доверия. Список машин нереальный. Сроки нещадно малы. Дергало и мешало весь день, и решение предупредить Цзяня младшего пришло само собой. Вся ирония ситуации в том, что Цзянь не прислушался. Но вот кто знал, что Ли был поблизости и слышал предупреждение Чэна. Дело было почти доведено до конца, но ситуация пошла по пизде исключительно из-за импульсивности. И последней тачки. Его тачки.       — Ли, это не шутки, — вздыхает Чэн и останавливает руку Шэ Ли, крепко сжимая его запястье. — Ты не мне досадил, ты Цзяня подставил.       — Эта сделка прогорела бы так или иначе, — Шэ Ли пожимает плечами. — Клиент не собирался сотрудничать. Это была игра в одни ворота. У меня тоже свои наводки и контакты, свои уши, Чэн. Да и у тебя изначально была чуйка, иначе ты бы не сказал Цзяню то, что сказал.       — Почему не предупредил его?       — Не знаю, забыл, не было возможности, — Шэ Ли разводит руки в стороны и лыбится. — Хм… что еще? Не посчитал нужным?       Чэн просто трет переносицу большим и указательным пальцем, вздыхает и снимает свои кожаные перчатки, поочередно оттягивая каждый палец. Затем кладет ладонь Ли на шею и сразу целует, медленно, не спеша, так, что глаза Ли сначала закатываются, а затем закрываются.       Ну наконец-то.       Пройдясь языком по ссадине на губе Чэн остраняется, все еще удерживая Шэ Ли за шею. Тот улыбается ему куда-то под линию челюсти, и приятно щекочет его голос:       — Цзянь здесь?       — Да.       — Отлично, — Ли почти невесомо касается кадыка Чэна губами и шире тянет улыбку. — Пойдем, доставишь меня ему.