***
— Ты как? — подняв визор, Тянь внимательно изучает Цзяня своими серыми глазами, когда тот спрыгивает с мотоцикла и лениво снимает шлем. Его волосы тут же подхватывает ветер и бросает на лицо. Но за светлыми воздушными прядями — взгляд человека, который точно знает, чего от него сегодня ждут. Цзянь хитро улыбается, передает шлем Тяню и подмигивает ему, умело подражая Би. — Лучше не бывает! Я рассчитываю на тебя, — говорит он и хлопает друга по плечу, напоследок крепко сжав. — Увидимся. Тянь кивает. Слегка щурит глаза, но не от улыбки. Цзянь готов поспорить, что там, за подшлемником, его губы плотно сжаты. Хочется спросить: «Что с тобой сегодня не так? Почему ты не шутишь свои идиотские пошлые шутки и не подъебываешь как обычно?» Но стекло мягко опускается; из-под колеса во все стороны летит щебень, когда Тянь газует с лихой пробуксовкой и стремительно скрывается из виду за одной из серых голых высоток в отдалении. Его можно понять. На нем сегодня большая ответственность. — Цзянь, — слышится голос Чэна за спиной, такой похожий на голос его брата. Ровный и спокойный, но с вопросительной ноткой на конце. Словно он риторически спрашивает, проверяет, все ли в порядке, оценивает ситуацию заранее, чтобы знать, как поступать в дальнейшем. Кажется, каждый из них это чувствует. Таких сделок хватало за все время их совместной работы. И всегда атмосфера была заранее испорченной, изначально отмеченной неспокойной аурой. Лю Е неуверенный трусливый мудак, любитель перестраховаться, соскочить, стоит делу запахнуть жареным. Но если его насильно пихают мордой в эти еще горячие угли, есть вероятность, что он, защищаясь, может больно цапнуть. Цзянь смело расправляет плечи. Он разворачивается к Чэну и остальным с ослепительной улыбкой, и ветер треплет его волосы, подхватывает полы его черного строгого тренча, накинутого поверх рубашки цвета красного вина с тонким черным галстуком. С этой же улыбкой он делает шаг вперед, и его стройные крепкие ноги в черных брюках-дудочках двигаются словно в замедленной съемке: отполированные туфли утопают в мелком гравие. — Утречка! — говорит он весело и окидывает всех быстрым, но цепким взглядом. Шэ Ли сегодня неизменно за рулем, и сейчас подпирает бок «ауди» Чэна, выкуривая черт знает какую по счету сигарету, играет с ключами. На Цзяня он бросает довольный взгляд и шлет ему воздушный поцелуй, пуская дым по поверхности ладони. Да, этот придурок иногда заменяет ему Тяня. Если один сегодня не в духе, то спасибо хоть за этого. И Цзянь подмигивает ему. Чэн проверяет оружие и смотрит на Цзяня исподлобья, чуть склонив голову набок, но мягко. Он знает, что тот в порядке, и спрашивать ничего не собирается. Молча протягивает ему заряженный пистолет и оглядывается назад — в паре метров припаркованный у задних ворот внедорожник. Чэн тычет указательным пальцем в свои часы и разводит руки в стороны, после чего из машины появляется Кай и громко хлопает дверцей. Эта ветренная и неожиданно холодная погода словно всеми силами стремится помешать, да и вся атмосфера совершенно не располагает к спокойствию. Заброшенный северный район с несколькими недостроями окружен в этой локации высоким забором-сеткой с предупреждающими знаками о запрете входа посторонним. Вся немалая территория давно принадлежит Цзяню-старшему, но не так давно именно эта ее небольшая часть отошла И. Он в шутку называет это место тренировочной площадкой, прежде, чем все здесь преобразится в его маленькую империю недвижимости. Но сейчас каждый в группе прекрасно знает, что лучшего места для проведения сделок не найти, если оппонента устраивает выбранная локация. Кай поднимает голову и внимательно всматривается в одну из черных оконных прогалин. Идеальное место для наблюдения, тщательно подготовленное еще пару дней назад. Именно там сейчас находится Хэ Тянь. Сегодня он талисман удачи со снайперской винтовкой наперевес. Кай фыркает тихонько и бросает взгляд на часы. Времени остается минут пятнадцать, а Чэн, судя по всему, нервничает. А вот Би — нет. Расслабленно сидит в машине с открытой дверью, издалека поприветствовав Цзяня вскинутой ладонью, ворошит носком тяжелого ботинка мелкий черный щебень, постукивает пальцами по рулю, вероятнее всего, вспоминая какой-то мотив. И это мешает Каю собрать успокоить мысли. Мешает, потому что поспать из-за этого светленького почти не удалось. Потому что поясница ноет и незажившие ребра гудят ей в унисон. Кай с трудом выдирает себя из воспоминаний о том, как Би, вернувшись от Цзяня вечером, сел в машину, как он глубоко вдохнул и шумно выдохнул через нос, словно решаясь на что-то. От него травкой несло, но Кай решил не задавать лишних вопросов вроде «Ты там совсем ебанулся?» или «Какого черта, Би?». Слишком уж А Цю был какой-то… решительный. А потом повернул к нему свою светлую голову и очень выдержанно, спокойно спросил: — Предложение отсосать тебе еще в силе? И как спустя несколько долгих минут беспорядочной лизни в неудобном положении опустил кресло, уверенно расстегнул джинсы и взял его член в рот без зазрения совести, так, словно давно хотел, давно представлял это. Каю оставалось лишь задыхаться и, закинув голову назад, прикрыть глаза, вцепившись пальцами в короткий ежик волос. Задыхаться и всеми силами стараться отогнать дежавю, захлестнувшее с головой. Стараться выцарапать из-под век наваждение о том, что на месте Би не единожды был Цзянь. Заставить себя открыть глаза и столкнуться со взглядом уже не светлых — почти полностью черных, затуманенных наслаждением... других глаз. Выражение лица Би, с одной стороны подсвеченное лишь мягким теплым светом фонарей с улицы, в тот момент вышибло последние крупицы самообладания. И Кай почти болезненно кончил в тот же миг. Мягкие губы Хуа Би скользили по напряженному члену плавно, испытывающе медленно. Он выпустил его изо рта и улыбнулся, продолжая с некой ленцой двигать рукой, продлевая удовольствие еще немного, и Кай, остаточно содрогаясь, подумал, что этой ночью готов потерпеть боль в ребрах. Схватив Би за воротник куртки, притянул к себе, слизал с его губ и с языка собственный вкус и выдохнул хрипло: — Заставь меня забыть о нем. Зная, что это невозможно. Би на это только зыркнул голодно и тут же переместился за руль. А после у себя дома буквально вытрахивал из него всю внутреннюю боль то по-животному грубо, то упоительно нежно, нависая сверху, мягко обхватив поперек груди и уложив горячую ладонь на ушибленное место, нашептывая едва слышно успокаивающие слова. Уже под утро, сквозь сон, гладил его долго, невесомо касаясь кончиками пальцев огромного синяка на ребрах. А Кай смотрел, как светлые ресницы на умиротворенно прикрытых веках подрагивают, и думал, думал. Пытался прислушаться к себе. Одно хорошо, боль в заднице и в ребрах сбивала и не давала мыслям окончательно оформиться. И вот он, Цзянь И. Светится улыбкой, о чем-то переговариваясь с Шэ Ли, периодически голову вскидывает и хмурится, глядя на черное окошко заброшенной высотки, но снова и снова одну за другой меняет эмоции. Щебечет что-то, так привычно размахивает руками. И прежнее, все такое же сильное чувство теплится в грудной клетке: его нужно защитить. — С ним все будет в порядке, — говорит Би, и когда Кай поворачивается к нему, вопросительно вскинув брови, смотрит с пониманием. Его руки сложены на бедрах, и в одной из них крепко сжат пистолет. Это отрезвляет. Как и лицо Цзяня, когда на горизонте появляются две черные точки. Удивительно, как он преображается, как становится почти точной копией своего отца, сам того не замечая. — Да, будет, — говорит Кай и не понимает, произносит ли он это вслух или просто подумал громко. Вскинув ладонь и улыбнувшись Би, он направляется к Цзяню и остальным в полной уверенности, что скоро его окончательно отпустит.***
— Здесь не хватает, — ехидно шепчет себе под нос Лю Е, заглядывая в багажник, и Цзянь кривится, услышав это. Он стоит рядом, сложив руки на груди и демонстративно пялится в серое, заволоченное тяжелыми тучами небо. — Все было оговорено ранее, никаких изменений. В чем проблема? — спокойно говорит Цзянь и опускает голову слишком низко, всматриваясь исподлобья в нахмуренное лицо Лю Е. Он с размаху прислоняется бедром к багажнику, продолжая испытывающе пялиться прямиком в водянистые бледные глаза. — Мне повторить вопрос? Желтоватое сухое лицо возмущенно вытягивается, стоит уверенности Лю Е напороться на невозмутимость Цзяня и разбиться вдребезги. — Хайфэн обещал мне другие цифры в качестве компенсации за моральный ущерб. Я их здесь не наблюдаю. Цзянь не выдерживает и прыскает со смеху, склоняя голову так, что его светлые пряди свисают, скрывая лицо, и перебирает носком туфли мелкие камешки. Он качает головой, глядя себе под ноги и едва заметно сотрясаясь в немом хохоте. Сейчас нужно подыграть. Он готов дожать его, потому что старика Лю Е выдают дрожащие руки. Когда он нервничает, у него есть привычка заводить волосы назад, вот только сверкающая по центру лысина этот жест делает донельзя абсурдным. — «Моральный ущерб», — хмыкает И. — Боюсь предположить, сколько же нервных клеток было убито в твоем и без того дряхлом организме из-за смены локации в прошлый раз. Боже-боже, Лю, пора на пенсию? Или, может быть, есть вариант получше? Лю Е выдерживает паузу и прячет руки в карманы брюк. Кривит тонкий рот. Четверо грузных парней за его спиной напряжены, словно бойцовые псы, готовые сорваться с цепи в любой момент. Только слюна не капает с губ. Цзянь спокойно обводит взглядом каждого. Как же он устал. Устал от этой чертовой роли. Устал от борьбы внутри, отрицания и подавленности. Дела, которые он проводил успешно, можно пересчитать по пальцам — хватит обеих рук. Это ерунда, не значащая абсолютно ничего. Но вот такие моменты, когда нутро наружу жаждет вывернуться, всегда говорят: «Либо ты, либо тебя». Отец хочет, чтобы он показал себя здесь и сейчас. Именно в этой сделке с Лю Е. С Лю Е, который ехал сюда с определенной целью, и сейчас ждет подходящего момента. Цзянь видит это по его жестам, по тому, как он решил взять его на лоха, упомянув имя отца, и урвать под конец побольше. И нетрудно догадаться, что тот гонор с каким Лю несет себя сейчас, его высокомерие и желание унизить — лишь плод ранее укрепленного тыла. Обещанного покровительства, протекции… Как угодно. Вот только Цзянь далеко не лох, каким на самом деле многие привыкли его считать. Дело лишь в том, что он никогда до конца не показывал, что он такое — мешали все эти внутренние конфликты. И стоит лишь на мгновение перестать хвататься за справедливость, как наступает апатия, а в голове проясняется, словно едва заметный луч после тяжелой грозы рассекает серое небо. Ситуация, которую он хотел контролировать, изначально была ему неподвластна. Все хорошо видно по группе ребят Лю, верных настолько, что и в дрессировке нужды нет. «Как безрассудно, Лю Е», — думает Цзянь и потешается над собственными мыслями. Потому что то, что он задумал, вряд ли потянет на «Оскар». Но он готов рискнуть. Подставить спину — свою и еще одного человека, который сейчас ближе всех, — с крупицей надежды, что пуля не продырявит затылок в тот же час, что принесенная жертва будет оправдана, что время встанет на их сторону, и что остальные негласно примут новые правила. Особенно Тянь. Расчет лишь на интуицию, и это не дает никаких чертовых гарантий. «Прости, Кай». — У тебя сделка со мной, а не с моим отцом, так что, будь добр, принимай товар, — елейно произносит И, выжидая столько, сколько может позволить ему терпение. — Либо все отменяется, — продолжает он и, оттолкнувшись от капота, демонстративно разворачивается. — Кай! — и отходит, предоставив Каю возможность широким жестом отодвинуть в сторону пыхтящего от негодования Лю Е и прикрыть багажник у него перед носом. Возня за спиной ощущается затылком. Жгучее чувство разливается от макушки и стекает расплавленным металлом по спине. Чувство такое сильное, что кажется, на мгновение оглушает, так что звуки приведенного в готовность оружия сразу в нескольких руках доносятся, словно из глубины. В ту же секунду взлетающая рука Хэ Чэна, с зажатым в ней пистолетом заставляет Цзяня ликующе вернуться в реальность и замереть. Его собственный «Глок», пригретый под боком, вдруг приятно холодит ладонь. Цзянь мгновение с интересом рассматривает руку, как не свою, и бросает короткий взгляд на Чэна. Но с этого момента он больше не Хэ Чэн — его взгляд чернее ночного неба где-то на окраине этого прогнившего города, злобно устремлен вперед. Шэ Ли и Би в той же позиции. Цзянь на мгновение прикрывает глаза, медленно разворачивается, ввинчиваясь каблуками в гравий, и одной рукой крепко хватается в кармане за гладкую фигурку. Он боится, что если отпустит ее, то ситуация тут же выйдет из-под контроля. Вот только ирония разъедает внутренности: она уже вышла. Давно. Поэтому Цзянь сжимает кулак сильнее, натягивая острыми костяшками ткань своих брюк и чувствуя тупую боль в ладони, мягкое тепло древесины. Лю с силой впивается костлявыми пальцами Каю в кадык, мешая сделать глоток воздуха. Он постукивает дулом пистолета по его виску, удерживая внимание, но на Кая Цзянь упорно не смотрит, словно его совершенно не заботит его судьба. Он прожигает взглядом сухое лицо Лю Е, лениво скользит по его напряженным рукам, сжавшимся на горле его подчиненного. Лю вдруг кажется на удивление высоким и крупным, словно духом воспрял, а вместе с ним и телом. Всего какое-то мгновение назад в нем можно было увидеть человека, уже перешедшего рубеж преклонного возраста. Сейчас он вцепился в Кая, как голодная псина в кость, и ликование едва не брызжет счастливыми слезами из его водянистых светлых глаз. Цзянь отводит глаза себе под ноги, позволяет людям старого ублюдка разоружить Кая, жадно пытающегося уловить его взгляд, позволяет забрать товар и устало вздыхает. — Похоже, у тебя другие планы, — обреченно констатирует он и трет лоб запястьем руки, в которой крепко сжимает пистолет. — Прости, сынок. Твой папаша уже давно не имеет былой власти. А ты — лишь невыводимое пятно на его репутации, — выплевывает Лю и вдавливает дуло Каю в висок. Цзянь безвольно опускает руку и кивает, кивает, поджимая губы. Вот уж Америку открыл! Хайфэн глубоко внутри считает его точно таким же пятном, и его все не покидают надежды доказать, что все так и было задумано. Что на самом деле это вовсе не пятно, а необычное дизайнерское решение. От таких мыслей Цзяню становится смешно. И тошно. Последнее помогает удержать необходимое выражение лица. В глазах Лю Е торжество. Он улыбается, глядя на то, как быстро сдается Цзянь-младший, не желая рисковать человеком, с которым его связывает больше, чем просто деловые отношения. Выдает себя так очевидно, так покорно. Поэтому Лю Е ликует и отступает к своей машине вместе с Каем, удерживая положение. — Однако у отца твоего яйца покрепче, чтобы без колебаний жертвовать всем ради своей репутации. Порывистый ветер свистит в ушах, в мертвых пустых прогалинах окон, потрясает заржавевшим забором, старается заглушить сумасшедший, неконтролируемый смех. Но смиренно затихает. Потому что Цзянь заливается слишком звонко, запрокидывая голову назад и хватаясь за живот, захлебывается воздухом. Так, словно то, что сидело в нем, сдерживаемое годами, наконец-то обрело свободу. Так, словно он в одночасье сошел с ума. Он знает, что лица его парней сейчас не выражают ничего — им некогда удивляться такому поведению своего босса. Они ждут, а Цзянь благодарен им за эту уверенность. Глаза Лю Е округляются на долю секунды, кожа на его щеках становится бледнее, рот перекошен, и Цзянь чувствует, как открывается второе дыхание, кровь несется по венам с огромной скоростью и сердце мечется в груди, скачет в сумасшедшем галопе. Выстрел Цзяня эхом разносится по территории стройки. За ним незамедлительно следуют еще несколько, и тишина буквально звенит в ушах. Взгляд удовлетворенно скользит по раскиданным безжизненным телам, по белокурому затылку Ли, который возникает словно из ниоткуда, собирает оружие и знаком докладывает Тяню об успешности проделанной работы. «Блядь», — в сердцах произносит про себя Цзянь, когда натыкается глазами на Кая. Когда понимает, что он больше не смотрит в его сторону. Его рубашка залита кровью, лицо такое непривычно бледное, и так хочется метнуться к нему, проверить, не задето ли ничего жизненно важного. Но в этот момент Би уже оттаскивает его в сторону, а Чэн прижимает ботинком горло Лю Е, пресекая возможность задушенному хриплому стону вырваться наружу. — Пуля прошла навылет, — где-то сборку слышен спокойный голос Би. «Как и планировалось», — Цзянь замечает у Лю Е рану в том же месте, что и у Кая и удовлетворенно прикрывает глаза. Телефон в кармане разрывается оглушительной мелодией и заставляет вздрогнуть от неожиданности. — Мори? — сипло отвечает Цзянь и повторяет имя, чтобы тот точно его услышал. Чэн в это время внимательно вглядывается в его лицо, словно слышит все, о чем ему докладывает Ши Мори. И, когда Цзянь с тихим «понял» кладет трубку, все еще неотрывно следит за тем, как он подходит ближе, как поднимает свои глаза с пушистыми белыми ресницами и без слов, одним лишь взглядом, просит отойти в сторону. — Тот, кто пообещал тебе покровительство, самый настоящий недоумок, потому что только от такой трусливой крысы, как ты, несет за милю затхлой слабохарактерностью, когда ситуация выходит из-под контроля, — с каждым словом голос Цзяня становится ниже и увереннее. Пальцы сжимают пистолет до белеющей на костяшках кожи. Он нависает над перекошенным от боли лицом Лю Е, упираясь локтем в колено и вдавливая каблук аккурат в продырявленное надплечье. — Передавай привет Син Дзи, приятель.***
— В их тачках ничего, кроме нашего товара. Этот ублюдок не планировал платить, — Шэ Ли нависает, положив руку на крышу машины, и заглядывает Цзяню в лицо. — Как ты все понял? — Интуиция, — бросает Цзянь. Он сидит на заднем сидении внедорожника с закрытыми глазами и крутит в пальцах деревянную фигурку.