Миру ноль, нам миллион

«Неужели не она?» — с тоской и даже каким-то разочарованием подумал Питер, когда утром, во время разговора с Феликом, его внезапно скрутило с оглушающей и шокирующей болью, которая не ушла, пока парень, задыхаясь, не выплюнул уже знакомый цветок розы. — Ну, ханахаки не сразу пропадают после первого поцелуя. Питер зло скривил зубы, смотря на лучшего друга, который отчаянно старался найти оправдание тому, что сегодняшнее утро у Пэна опять началось с цветов. Причем — в самом неприятном значении этого слова. Феликс же, который стал этому свидетелю, был разочарован, кажется, не меньше Питера. — Да, и как долго нам придется ждать? — едко спросил Пэн. У него было плохое настроение, и он старался отравить им всем, кого можно, и Феликс первый попал под раздачу; зато Потерянным мальчикам о настроение Короля весьма ясно сказало затянувшееся тучами небо. — Лет пять, когда у нас будут дети, общий дом и собака? — с презрением выплюнул юноша. — Бред, ты знаешь, этого никогда не случится. Мы чуть не переспали, а… — Ну, либо ты, босс, ждешь с Джослин, либо целуешь всех парней на острове, — спокойно, даже немного со смехом, заметил Феликс, и глаза и без того злого Питера сверкнули еще — За такие шутки можно и без языка остаться. — Не злись, — примирительно протянул Феликс. — Возможно, дело в том, что Джо не пыталась доказать тебе свою чувства, а была под действием этой бадьи Фелла. В любом случае, я ставлю на Джослин, — внезапно усмехнулся блондин, и Питер вопросительно изогнул бровь. — Она ведь такая забавная, милая, и даже немного светлая. А ты совсем не забавный, мрачный и жестокий. Она «дополняет» тебя. Джослин не помнила, но точно знала, что вчера Питер поцеловал ее. Сангрия сделала свое дело — от вчерашнего вечера Джослин четко помнила только то, что было уже после… И из-за того, что она помнила, Джослин лишь больше хотелось уснуть и никогда не просыпаться. Хотелось завернуться в одеяло, уткнуться в подушку, и просто исчезнуть. Она вчера — черт — едва ли не отдалась Питеру в лесу. Пьяная. Зашибись ситуация. Джослин не строила иллюзий, Питер ей нравился, он был весьма привлекательным молодым — не совсем реальный аспект, но визуально это было так — человеком, и она не была маленьким ребенком, чтобы не понимать, что подростки в их возрасте не магию изучают, а зажимаются по углам и делают то, что делать не должны. Джослин была взрослой и самостоятельной девушкой, девушкой одинокой, и гормоны, и тело требовали свое, и Аддингтон не то чтобы не была с ними несогласна. Она тоже хотела, чтобы Питер как-то ответил на ее симпатию, и уже не хотела отгрызть себе руку за такие мысли, но то, что произошло вчера, было неправильно и не совсем уместно. Утро встретило Джослин головной болью, и прошло около полтора часа, прежде чем девушка — умывшись, переодевшись, справившись с раздражающей болью, тошнотой, отвратительным привкусом во рту — задумчиво покручивала пластмассовой маленькой ложечкой стакан 0,5 кофе из любимой забегаловки рядом со школой, куда они часто ходили с Коко, свернувшись клубочком в своем кресле. Она жмурилась от удовольствия, потягивая кофе, несмотря на то, что ситуация были не из лучших. Мысли лениво текли в голове, и она почти забыла о Питере, предпочитая думать о том, что прямо тут можно наколдовать большую мраморную ванную, которую Джо видела в исторических фильмах и сериалах, и отмокать там часа два-три, а после пахнуть какой-нибудь мятой. На маленьком деревянном черном столике на тарелочке лежала два пончика. Джослин обожала сладкое, была ужасной сладкоежкой, и теперь не собиралась отказываться от своей маленькой любви. Она потянулась за пончиком, примиряясь, какой посимпатичнее, но тут маленькая мохнатая лапка ловко схватила угощение, вынырнув откуда-то из под стола, и Джослин рефлекторно отшатнулась, чуть не пролив на себя кофе. — Что? — возмущенно воскликнула девушка, поставив стакан, и, наклонившись, заглянула под стол. Это была маленькая, напуганная, золотистая обезьянка. Она прижала к себе вкусняшку в шоколадной глазури и кокосовой стружке, и шоколад тут же отставил пятно на симпатичной шерстке. Несмотря на то, что Джослин никогда не считала обезьянок красивыми зверями, эта, однако, показалась ей невероятно милой. Она была совсем крохотной, с кое-где свалявшейся, но чистой шерсткой. Лапки у нее были короткими, или просто Джослин у себя в Лондоне представляла их слишком длинными, а хвост, напротив, длинным и каким-то пушистым, вполне мог обвить Джослин за талию. — Малыш, — аккуратно позвала она, стараясь не напугать еще больше робкое существо. Обезьянка подалась назад, когда Джослин опустилась на колени и неспешно протянула к ней руку. — Эта штучка вряд ли будет для тебя полезной… Давай я дам тебе что-нибудь другое. Джослин театральным движением тряхнула рукой, и в неярком голубом тумане, чтобы не спугнуть зверька, появились кусочки банана. Джослин аккуратно, мягко улыбаясь, протянула обезьянке фрукт. Та, наклонив вперед маленькую головку, опасливо понюхала его, а Джослин сидела, стараясь лишний раз даже не дышать. Наконец, обезьянка с маленькими лапками опустила вредную для себя еду на место, и взяла один из кусочков банана. Понюхав его еще раз, зверек положил его к себе в рот, и через несколько мгновений потянулся за другим. Джослин улыбнулась. Когда обезьянка съела все, Джослин аккуратно отодвинулась, но так и осталась сидеть на полу, прислонившись спиной к большому креслу, который себе наколдовала. Обезьянка посидела под столом еще пару минут, после чего с опаской вылезла из под него. Она в один прыжок оказалась у Джо на коленях, взяла ее ладонь в свои маленькие лапки, понюхала, и с видимым разочарованием покрутила пустую ладонь. Вопросительный взгляд карих глаз уставился на девушку, и та виновата улыбнулась. — Могу тебя угостить еще вот этим, — она как можно с меньшими эффектами махнула рукой, и почувствовала, как часть ее огня ушла под кожу, впиваясь в вены и с кровью растекаясь по всему телу. Приятное чувство. На ее ладони были маленькие кусочки очищенного яблока, которые мартышка съела в один миг, громко хрустя и забавно шевеля мордочкой. Джослин не удержалась и рассмеялась; проблемы отошли на второй план. Когда угощение закончилось, обезьянка вскочила и прыгнула по мебели к окошку, через которое, очевидно, и залезла. Джослин грустно усмехнулась и махнула ей рукой на прощание, но мартышка внезапно вскочила обратно, и потянула Джослин за щиколотку. — Мне идти с тобой? — спросила девушка, ничуть бы не удивившись, если бы мартышка с золотой шерстью ей сейчас ответила. Но зверек лишь активно закивал головой, и снова прыгнул на окно, внимательно и зазывающие глядя на Джослин. Аддингтон встала и пошла за мартышкой. Та, ловко перебирая лапками по лианам, бросилась в джунгли, и рыжей пришлось последовать за ней бегом. В последние дни она очень много прыгала, бегала, состязалась, и это неожиданно стало дарить невероятное чувство свободы. Ноги уже не болели, хотя после первой подобной пробежке, горели огнем, в чем Джослин никогда бы не призналась; а сейчас она двигалась, абсолютно об этом не задумываясь. Да и несмотря на то, что раньше Аддингтон бегала либо в спортивном зале, либо по ровным улицам Лондона, сейчас она идеально преодолевала дистанцию, заполненную корнями и сломанными ветками. Твердая почва пружинила под подошвами сапог, позволяя держать ритм, а легкие, словно осознав, что нерадивая хозяйка и не планирует бегать меньше, кажется, смирились с нагрузкой, и теперь работали невероятно. Солнце встало часа четыре назад, освещало все вокруг, и все же холодный ветер, не такой сильный внутри джунглей, трепал волосы и наотмашь бил по лицу, заставляя глаза слезиться, но хорошо бодрил, помогая сознанию оставаться ясным. Голова, которая еще пару часов назад кипела от различных мыслей, теперь была пустой, как колокол. Джослин заметила, что не только ее физические качества стали лучше, но и умственные. Мозг теперь без проблем мог удержать два объекта: золотистую обезьянку, спешившую чуть вперед девушки вверху, цепляясь по лианам, и дорогу, по которой рыжая бежала. При этом, Аддингтон продолжила рефлекторно уклоняться от деревьев и веток, стремящихся ударить по лицу. Но пробежка оказалась короткой — минут через восемь мартышка нырнула куда-то в плотные кусты, и оттуда раздался ее веселый, приглашающий крик. Джослин остановилась, в несколько глубоких вдохов восстановила дыхание, и пролезла через заросли. На мгновение ей пришлось зажмуриться: яркое солнце, не так мешающее в джунглях, ударило в глаза. Открыв их, Джо обнаружила себя на вершине водопада. Река, из которой он рождался, текла откуда-то справа, была бурной, и Джослин могла поклясться, что не слышала ее бурление всего минуту назад, прежде чем перейти кусты. Прозрачная вода бурным потоком сверглась вниз, и подойдя ближе к краю, аккуратно ступая по мокрым камням, чувствуя холодные брызги от реки, и смотрит со скалы в пропасть. Водопад, вопреки ее ожиданиям, не длинный, и где-то там не клубится туман, как в фильмах. Под ней, вероятно, метров пятнадцать, как весь ее дом в Лондоне, плюс-минус. Там разливалось озеро, но Джослин заметила, что и с него спадает вниз вода, видимо, это была такая «сеть водопадов», когда река порождала один водопад, тот собирался где-то в озере, и порождал еще один. Джослин не могла вспомнить, как это называется и есть ли у этого научное название. Джослин улыбнулась. Она вспомнила, как в самом начале, еще не увлекаясь байками, но уже требуя адреналина, прыгала с лианами в водоем. Тогда высота была пустяков — метров пять, не более, и водоем был хорошо проверен. Там все зависело от того, как ты прыгнешь, и Джослин постепенно приучилась, после чего, отработав технику, потеряла интерес. Мотогонки стали новым способом получения адреналина, и Клио думала, что это лишь подростковые закидоны, однако… Однако Джослин видела. В момент самого дикого адреналина, она видела ту женщину, которая была ее матерью. С рыжими волосами, измученную после долгих родов, но все равно красивую, любящую ее. Джослин надеялась, что с годами сможет увидеть больше, понять, почему ее бросили. Потому что как бы она не храбрилась, как бы не пыталась, она все еще оставалась ребенком. Ребенком, у которого не было родителей, но который отчаянно хотел их найти и получить ответ. Сейчас она находилась в Нетландии. Волшебная страна из сказок. Быть может, здесь получилось бы лучше? Улыбнувшись, Аддингтон подняла руки, словно собираясь лететь головой вниз. Увы, многолетние занятия плаванием в школьном бассейне и прыжки с лианой укоренили другую привычку: прыгать солдатиком. Джослин наклонилась вперед, чтобы сильнее оттолкнуться, и потом бросилась с обрыва, западало подумав, что это — не проверенный водоем недалеко за городом, Джослин даже не знает, какая здесь глубина, и полагается в основном на знания по географии и биологии. Громко вскрикнув, она стрелой понеслась в пустоту, однако кричала не от страха, а от возбуждения. Ветер сопротивлялся, и, пытаясь победить несокрушимую гравитацию, толкал обратно, и крутил спиралями, словно несущуюся к земле ракету. «Да!» — эхом раздалось в ушах, когда Аддингтон вошла в воду. Она была ледяной, куда холоднее, чем Джослин предполагала, но озноб только увеличивал возбуждение. «— Это не навсегда. Мы вернемся к ней, за ней. — Береги нашу дочь. — Как ее имя? — Джослин. Ее имя — Джослин». Страшно гордая собой, Джослин погружалась в черную воду. Страха не чувствовалось ни капли — лишь разгоняющий кровь адреналин, и чувство удовлетворения — она услышала больше. В самом деле, прыжок нисколько не напугал, из-за чего было столько разговоров? Течение тут практически не было, а тому, что все-таки было, Джо с большой легкостью своего сильного тела сопротивлялась. Она всплыла, и ее тут же оглушил рев водопада, но девушка не смогла сдержать рвущегося наружу смеха, и весело захохотала. И совершенно неожиданно, с той стороны, где опять были гладкие камни скалы, раздались хлопки. Джослин развернулась: возвышаясь над ней, на скале стоял Питер, и в его глазах веселье танцевало с каким-то обладанием. — Красивый прыжок, — прокомментировал он. Подойдя ближе, он протянул руку к Джослин, вопросительно изогнув бровь. — Помочь? Аддингтон с минуты смотрела на него, решаясь. Она не была девчонкой, которая делала что-то, а потом бежала от последствий; нет, все, что выходило из ее действий она принимала с гордо поднятой головой, и даже тот случай в полицейском участке был тому явным примером. Она умела делать ошибки, умела их исправлять, умела принимать то, что происходило после. Питер ей нравился. Джослин была на грани влюбленности в него, и поэтому тем более не собиралась строить из себя девчушку женских романов, которая, поддавшись страсти, бегала от предмета своих воздыханий, стыдливо пряча румянец и еле-еле приговаривая при встречи: «Это было неправильно». Поэтому Джо решительно протянула руку, и позволила Питеру вытащить себя на берег одним рывком. Ноги ее заскользили по гладкому камню, и Пэн поддержал ее, чтобы она не упала, а потом надавил на плечи, аккуратно заставляя сесть. — Спа-си-бо, — буквально по слогам выдала Джослин, и только сейчас поняла, почему Питер посадил ее. Зубы дрожали от холода, от восторга, и ноги на скользком камне ее бы просто не удержали. Она тихо рассмеялась, обхватив себя за плечи, и почувствовала, как Пэн положил руку ей на шею, потирая, пуская теплые волны по всему телу. — Как ты нашла это место? — поинтересовался он. Джослин попыталась что-то ответить, но зубы стучали сильно, сама она дрожала, и пришлось подождать около минуты, чтобы суметь сказать что-то разумное. — Звучит безумно, но я пришла за обезьянкой, — заметив ироничный взгляд Питера, Джослин скривилась. — Долгое история, — она хохотнула, и поправила мокрые волосы. — Я все еще не сумасшедшая. — Пока нет, — очаровательно улыбнулся Пэн, и тут на колени Джослин соскочила та самая золотистая обезьянка. Зверек обнял руку девушки, с насторожённостью глядя на внимательно разглядывающего ее Питера Пэна. — Видимо, другие обезьяны от нее отказались. — Почему ты так решил? — с удивлением спросила Джослин, поглаживая золотистую шерстку ласково прильнувшего к ней зверька. Обезьянка прильнула к ней, сворачиваясь на руках гладящей ее девушки. — У нее лапы короче, чем надо, хвост длиннее, да и сама она небольшая, — Питер хмыкнул, и провёл кончиками пальцев по мягкой шерсти зверька чуть выше хвоста. Обезьянка возмущённо взвизгнула, и попыталась укусить юношу за руку, но Питер слабо дернул ее за ухо, и та внезапно довольно зафыркала и повалилась на колени Джослин лапками вверх. Джослин хихикнула; мартышка оказалась совсем небольшая, от ее бедер до колена. — И золотистая. Таких здесь почти нет, за все время — а я здесь долго — этот зверек пятый. Они рождаются редко, и семьи от них отказываются. Как от многих здесь. Пэн протягивает ей руку, Джослин цепляется за нее, и они, перепрыгивая скользкие камни, спускают вниз и идут в лес. Мартышка соскочила с рук Джослин и нырнула в кусты, потом ее золотистая шерстка мелькнула на стволе дерева. С высоты она молча смотрела на Аддингтон, единственную девушку на острове, думая, что она очень хорошенькая, хотя сама являлась единственной на острове золотой обезьянке. — Рыжих девочек здесь тоже раньше не было? Питер усмехается. Джослин спрашивает это с излишней самоуверенностью, будто зная, что это правда — таких как она здесь еще не было и вряд ли уже когда-нибудь будут. Мысленно он усмехается и думает о том, что хотел бы к ней прикоснуться. Он хотел бы заправить прядь её волос за ухо и провести пальцами по её шее. — Нет, — отвечает Питер, действительно приближаясь к ней. — Ты первая. Дыхание у Джослин горячее и немного сбитое от полета вниз, от бултыхания в воде. Рука Питера — по-юношески нежная, но по-мужски сильная — действительно ложится ей на шею, аккуратно, потому что синяки вряд ли украсят ее, и приближает к себе. Джослин не сопротивляется. Широкие теплые ладони обхватывают холодное девичье лицо, сгребая к коже еще влажные волосы, небрежно, немного нахально. Джослин улыбается, позволяя поцеловать себя — накрывать губы. Это не нежность и не просьба. Совсем и не молитва. Питер целует грубо, а после того, как Джослин отвечает, все что она может, либо хочет, и все, что от нее требуется, это приоткрыть рот, впуская его язык вместе с привкусом крови. Ладонь Пэна скользит к волосам, вторгаясь в итак беспорядочные пряди и зарываясь в них. Его пальцы, сжимающие бедро, точно оставят синяки. И все же он чувствует страх, какой стеклянной Джослин чувствует себя. И Аддингтон почти уверена, что Пэн питается этим. Девушка отстраняется первой. Она делает шаг назад, и внезапно смотрит так серьезно, что Пэн не понимает, как он проглядел такую серьезную смену настроения. Голубые глаза полыхают пламенем, которое все еще остается недоступным для его мальчишеского понимания. Она не ведьма, она не колдунья, она не Темная, она просто невероятно сильная и неуязвимая девушка, которая не понимает собственных сил. Не понимает собственной значимости. — Я знаю про ханахаки, — выдает она тихо и решительно. Питер усмехается, и показательно проводит пальцами по своим губам, стараясь скрыть досаду. — С твоей прозорливостью? Не удивлен. Джослин, казалось, его не услышала, а если и услышала, то ей не понравилось, что он сказал. Она сжимает руки в кулаки, потом разжимает и складывает на груди, будто старается провести между ними стену. Кажется, она недовольна. — Мы поцеловались, но я продолжаю кашлять этими розами стабильно три раза в день после еды. Это значит, что… мы не созданы друг для друга? Любовь не такая мягкая, какой её описывают поэты. Любовь оставляет раны, которые никогда не перестают истекать кровью. Влюблённые никогда не забывают причинённую им боль. — Скорей всего, — спокойно говорит Питер, хотя у него внезапно неприятно скрутило что-то внутри. Все равно, бойкая рыжая вызвала симпатию, и то, что произошло пару минут назад, было ярым тому подтверждением. Всех остальных девчонок, что были до нее, он не защищал, не обучал тайной магии, ни позволял им выигрывать, и уж точно не зажимал в стальных объятьях, с жадностью целуя где-то в джунглях, два дня подряд. — Но если появляются ханахаки — значит, что-то не так. Не у всех они есть. Значит, кто-то из нас просто долго тянул. — Но мы даже встретились не так давно, — возмущенно напомнила Аддингтон. Ей явно не нравилось то, что она кашляет цветами, что происходило весьма болезненно, а она — со своими новыми силами чувствующая себя почти неуязвимой — не могла с этим ничего сделать. Питер же, в противовес бушующему внутри нее огню, выглядел невероятно спокойным, как скала. Будто был сторонним наблюдателем такой сцены, а не ее прямым участником. И говорил он спокойно и размеренно, словно объясняя Джослин простые истины: — Значит, мы должны были встретиться раньше, но что-то случилось, и судьба повернулась. Джослин какое-то время молчала, поджав губы, а потом расцепила руки и шагнула обратно к нему, заглядывая в глаза. Не преданно, как послушная собачка — взгляд, к которому Пэн привык — а взгляд сильной и уверенной в себе… даже не девушки, женщины. Она будто выросла, и стала той Венди из конца книги, которая не знает, как успокоить мальчика и убегает из комнаты. — А ты хотел бы? Что бы это была я? Питер усмехается и запускает пальцы в собственные волосы. Туман перед его глазами рассеивается, и всё, казавшееся раньше безликим очертанием, приобретает вдруг внушительные размеры. Всё то, чего раньше он никогда не замечал. Феликс ошибся. Она была чертовски похожа на Питера Пэна. Поэтому он отвечает то, что, как ему кажется, Джослин хотела бы услышать, то, что не обидит ее, то, что подходит им обоим. — Джослин, любовь — последнее, что мне надо. Но если уже так случилось, то ты — не самый плохой вариант, — прикосновения Джослин лёгкие, почти невесомые, но Питер не уверен, что в этот момент существует что-либо кроме них двоих — Среди оравы мальчишек? Ну, спасибо, — смеется она. — На этом острове были девчонки, — беспечно пожимает он плечами, и Джослин хитро щурит глаза. — Поверь, уж лучше вечность провести с твоим взрывным и неуправляемым характером, чем с их нытьем. Джослин взрывается оглушающим смехом, внезапно обнимает его, и смеется в шею, тычась, как слепой котенок. Пэн вздрагивает от такой вольности, но все равно обнимает ее. Кажется, в ее мире это вполне можно было назвать чем-то, смахивающем на отношения. По крайней мере, и Питер, и Джослин, явно думали о том, что целовать друг друга, обнимать и хамски нарушать личное пространство можно в любое удобное время, по прихоти собственного желания. Что было особенно иронично, если учесть тот факт, что ни девушка, ни Король не задумывались о комфорте других людей так часто, как это было бы нужно. — Посчитаю за комплимент, — отсмеявшись, сказала рыжая. — Это он и был, — говорит Питер, и снова ее целует. Их возвращение так и не продвигается дальше этой поляны, где состоялся разговор и поцелуй. Обезьянка Джослин, неудачно уцепившись хвостом, упала в кусты, и теперь рыжая сидела на земле, аккуратно водя пальцами по ранкам зверька. Питер же, не находя в себе силы уйти, сидел и смотрел, как синие искры магии исцеляет жалобно фыркающую обезьянку. Магии Джослин не была статичной, она была изменчивой, словно питалась из двух, разных по силе источников. В другой момент, Питер бы подумал, что один из ее родителей колдун, другой — простой смертный, но даже так Аддингтон должна была быть более стабильной. Ее же магия то полыхала ярким зеленым пламенем, которое было слабее, то необычным синим, более сильным. Питер ни у кого такого не видел. Кроме того, помятую о сделке, Джослин даже сейчас, исцеляя мартышку, на каком-то уровне отдавала часть своих сил острову. Питер чувствовал, как магия Джо уходит в какой-то особый резерв: она была сильной, и того, что она дала, могло хватить на десятилетие, если сам остров не потребует большего. — Знаешь, по нашему вчерашнему разговору я понял, что ты до сих пор хочешь узнать о своих родителях, — внезапно вырвалось у Пэна. Джослин, по-турецки сидевшая на теплой листве, как ребенка укачивающая заснувшую во время исцеления мартышку, посмотрела на него с вежливым интересом и уже хорошо знакомой иронией. — И как ты это понял? Ты умеешь читать мысли? — хмыкнула Джослин. Пэн показательно пожал плечами, и девушка возмущенно фыркнула. — Серьезно, Питер? — Это происходит непроизвольно, а еще твой разум был открыт, как распахнутое окно. Волей-неволей залезешь, — в тон ей отвечает юноша, из-за чего щеки девушки вспыхивают: намек на то, что если бы она была более трезвой, то Питер не смог бы прочитать ее мысли более, чем ясен. — Разговор не об этом. Питер никогда не интересовался чужими желаниями. Его не особо это волновало, он и так знал в чём нуждаются потеряшки и выполнял это, он знал, что нужно для того, чтобы завоевать доверие мальчишек, что сделать, чтобы они видели в нем Короля. Но с Джослин он не мог даже представить, что ей надо, что ей можно предложить, что ей нужно, и чего она хочет. Несмотря на то, что они были знакомы всего нечего, от силы неделю, Питер почему-то подумал, что и за столетие не понял бы эту рыжую взбалмошную девушку окончательно. Слишком она была непредсказуемой. В лучших традициях Нетландии, которых придерживался и создавал сам Питер. — Если есть возможность встретиться с ними, или просто узнать о них что-то, я была бы не против, — пожала плечами Аддингтон, — В Нетландии есть небольшое озеро. Мы называем его Зеркалом Истин. Окунувшийся в его воды найдет ответ на вопрос, который задаст. Джослин смотрит на него с прищуром, стараясь докопаться до правды. — Зачем тебе помогать мне? Питер подходит к ней, и девушке приходится смотреть снизу-вверх, что явно доставляет рыжей дискомфорт — корона вот-вот упадет, будет так смотреть. Питер слегка наклоняется к ней и сжимает подбородок. — Ханахаки подразумевают любовь, а любовь — желание сделать человека счастливым. Думаю, я хочу сделать что-то, что тебя обрадует. Подумай о моем предложение, — он убирает руку, и собирается уходить, но в последний момент будто бы о чем-то вспоминает и разворачивается. — Обезьянку можешь оставить себе. Джослин думала об этом весь оставшийся день. Обезьянка резвилась у нее по домику, и Люк с каким-то другом заходил с ней поиграть — волшебная девочка с рыжими волосами стала интересна почти всем, но подходить к ней рисковали только самые младшие. Те, кто был постарше, чувствовали особую связь между своим Королем и девчонкой, сторонились, боясь, что их могут принять за соперников и соответственно наказать. Но в этот вечер Джослин было все равно, кто к ней приходит. Она лежала на кровати, рассматривая деревянный потолок, по балкам которым скакала мартышка, которая с опаской передвигались по незнакомым вещам. Аддингтон смотрела на нее, и думала о себе: Питер весьма прозрачно намекнул, что эта мартышка с золотой шерстью и девушка с рыжими волосами чем-то похожи, и сейчас Джослин думает, что Король не так уж и не прав. Они обе были чужими среди своих, обе чем-то отличались, обе имели отличающих их недостатки, у них не было родители, их бросили, и они обе не могли сидеть на месте. Джослин поморщилась и прикрыла глаза. Родители… Джослин никогда не строила лишних иллюзий на тот счет, что ее заберут и она станет жить долго и счастливо, но… Со временем, она почему-то знала, что однажды за ней просто придут, и посмотрев на тех людей, что дали ей жизнь, само существование станет простым и логичным, мир станет более понятным. Сказки не случится, потому что Джослин в ней не нуждалась: она придет к решению спокойно и размеренно, так, как все делают взрослые. Не будет слез и розовых сердец, лишь сухой холодный лед и решимость. Семья Джослин — не телячьи нежности, не противные сюсюканье. Семья Джослин — это уважение и поддержка, спокойствие, стабильность и немного черной магии. Родители придут за Джослин, уже пришли, и они ждут ее, потому что она большая девочка и в ее проблемы уже не стоит вмешиваться. Джослин не знает об этом, но она это чувствует. Между ней и родителями крепкая, неразрушимая связь, и именно эта связь заставляла верить в лучшее. Не было истерик по типу «Меня бросили!», не было истерических вопросов «Почему меня не любили, почему оставили?!». Любили, любили больше всего на свете — так однажды сказал Клио Аддингтон. Просто когда все вернется, как должно быть, Джослин поймет, почему все случилось так, и что заставило родителей отдать ее. И после того, как узнает, она пойдет с ними без лишних вопросов, потому что уже, даже не зная их имен, доверяет, верит и любит. Придя к таким выводам за четыре часа, когда за окном уже стояла ночь, Джослин встает со своей кровати и идет к выходу. Мартышка возмущенно вскрикивает, и бросается за ней. Аддингтон на несколько минут останавливается, и смотрит на нее, а потом улыбается: — Я буду называть тебя Королева, пока не подберу какое-нибудь имя. Питер Пэн ожидаемо находится в лагере. Он играет на флейте, чьи песни Джослин не слышит, но ее появление Пэн ощущает как рябь на воде. Не отрывается от игры, а девушка на предложение Люка поиграть с ними вежливо отказывается. Зато мартышка Королева сидит на ее плече гордо, и с готовностью соскакивает к мальчишкам. Только закончив игру, юноша поднимает и идет к ней, так и застывшей в тени деревьев. Подойдя, Пэн напряженно вглядывается в голубые глаза, которые сейчас напоминают айсберги. — Решила? — спрашивает Питер. Их всегда тянуло к друг другу, всегда хотелось быть вместе. Вот она, проверка: это сильнее, чем преданность, восхищение, страсть. Если тебе все время нужно, человек был рядом, это и есть любовь. — Да, — коротко, отрывисто на выдохе отвечает Джослин. — Озеро Истин. Я хочу заглянуть в него.