— Мы сражаемся со светом. А тьма, как известно, может и проиграть. Малышка не должна пострадать. ― Неужели это так необходимо? — Мы уже все решили…
Видение резко кончилось, и Джослин оглядывалась вокруг, видела как все в том же ритме продолжается жизнь под водой, знала, что никто не ищет ее на берегу, ее некому спасти. Это первые мысли. Жутко. Страшно, что не хватает сил, темнеет в глазах, голова не думает, все совершается на уровне рефлексов. Она сделала два шага назад, наткнулась на дно и глубоко вдохнула, когда вынырнула.— Береги нашу дочь. — Как ее имя? — Джослин. Ее имя — Джослин.
― Они вернулись за мной, ― прошептала она, тяжело дыша. ― Вернулись… *** Питер развел костер, и девушка сидела рядом с ним, обхватив руками колени и трясясь от холода. Пэн сидел рядом, стараясь обдумать услышанное, смотрел на девушку и пытался понять ― она могла быть дочерью таких людей? Совмещала в себе столько темноты? Джослин била крупная дрожь. Она сжимала руки на плечах, до боли прикусывая губу, чтобы не расплакаться прямо сейчас, и она не могла сказать ― от радости или от испуга. Внезапная правда накрыла ее, как девятый вал, как непогода в светлый день, и Джослин пыталась собрать свой треснувший мир воедино. И вместе с тем, несмотря на то что собирались новые знания далеко не быстро, медленно и лениво, Джослин понимала, что с каждым новым кусочком мозаики вся прошедшая жизнь Джослин Аддингтон становилась спокойнее и понятнее. В один момент она нашла объяснение всему ― и почему обидевший ее мальчик сломал руку, и почему она вообще оказалась здесь. Все на свете было не зря, не напрасно было. Она перевела взгляд на задумчиво смотрящего в огонь Питера Пэна, и ее сердце невольно сжалось. Нет, не от жалости, не от осознания, что она его бросит, а от осознания такого, насколько сильно он был ей дорого. — Мои родители… Они ждут меня, ― она помолчала и добавила, будто это могло что-то исправить. ― Прости. — Только не начинай оправдываться, ладно? ― презрительно скривился Питер, и вместе со слепой влюбленность в Джослин вскипела обида. Когда в душе сплошная тоска, бесчувственность спасает, ведь так? Она не ждала от него чего-то большего, прекрасно осознавая, с каким человеком связала ее судьба. Он не был героем, он был злодеем. Но и она тоже. — Я имею в виду, что… ― сквозь зубы проговорила Джослин, но потом тряхнула головой, не собираясь оправдываться, и примирительно заметила. ― У нас все равно ничего не получается, так? А мои родители — моя кровь, моя семья, и они вернулись за мной. Спустя столько лет моя сказка стала реальностью. Ты веришь, что мы созданы друг для друга? ― спросила она, и в ее синих глазах застыли небеса. ― Ответь мне, Питер. Ты веришь, что я твоя судьба? Она была обворожительна. Та девушка, о которой всегда можно было сказать - да, она та самая, не важно кто бы это говорил. Он уже успел увидеть ее. Она как легкий бриз пронеслась мимо него, радушно поприветствовав себя в его жизни, а теперь исчезала в слепящем солнце, в лете. — И что дальше? Всего несколько слов заставят тебя остаться? Я должен сказать: «Верю», «Я люблю тебя, Джослин» и тогда ты останешься? Отречешься от всего, что ждет тебя там? ―раздражённо зашипел Питер, а потом с нажимом провел по лицу ладонью, и сказал ― спокойно и уверенно, будто просто диагностирую уже общеизвестный факт. ― Ты эгоистка. Джослин не стала отрицать. — Дело в том, что ты эгоист не меньше моего. Питер встал, и Джослин последовала его примеру. Она видела, что он был зол, и эта злость отражалась в ней совершенно иначе ― ей было жалко. Не его, а того, что у них могло бы быть, потому что как бы ни Пэн, ни Аддингтон это не отрицали ― они были, и они могли быть. — Феликс был прав, ― внезапно усмехнулся Питер. ― Мы дополняем друг друга. Если ты уйдешь, боюсь, что в следующий раз мы встретимся как враги. Джослин хотела возразить, что они вряд ли еще когда-нибудь встретятся, но ей внезапно вспомнилась фраза Клио: «Пути богов неисповедимы», и девушка промолчала. Клио Аддингтон почему-то никогда не взывала к Господу, хотя была учительницей католической школы, и только теперь это обрело смысл. На самом деле, многое именно сейчас обрело смысл, а Джослин была слишком эгоистична, чтобы позволить своей сказке разрушаться, даже если ее разрушала новая, совершенно внезапная любовь. — Если бы ты любил кого-то, то ты бы меня понял. Питер усмехнулся и посмотрел на нее. Она была так красива, что Питер подумал: как он не замечал этого раньше? До этого тут были три девочки ― Венди Дарлинг, которую можно было назвать симпатичной, но явно не красивой, и ещё две, чьи имена Пэн не запоминал, а уж внешность ― тем более. Джослин же была именно красивой: с голубыми сияющими глазами, рыжими огненными волосами, с хорошей фигурой и необыкновенным сердцем. Она была необыкновенной ― эта красота Джослин. И эту красоту он должен был потерять. Питер сделал шаг вперед и положил руку ей на щеку. — В последний раз? — Да, ― согласилась она, вдруг прижавшись к нему всем телом, и руки Питера сами обхватили ее талию, притягивая ближе. Джослин впилась в него поцелуем, крепко обнимая за шею и почти душа в объятиях. Острая боль пронзила их обоих от пальцев ног до макушки. Питер болезненно поморщился, наклоняясь ближе к земле, Джослин вскрикнула. Их вены вскипели, кровь забурлила, а цветки пустили последние корни. Они оба — предназначенные судьбой друг другу, дочь злодеев и сам злодей — задыхались, не видя, как их вены приобретают ядовито-зеленый оттенок, зато они почувствовали, как нечто поднимается, кажется, от самого желудка. Лианы, увенчанные острыми маленькими шипами, вместе с попытками вдохнуть воздух, выползли из ртов, обвивая лица, царапая их, оставляя неглубокие, но длинные порезы. Лианы прорастали из их горла, как из земли, у Джослин они путались в волосах, у Питера обвивали шею. Глаза заслезились от недостатка воздуха, и Джослин уже была готова попрощаться с той сказкой, которая была так близко. А потом на землю упал цветок. Нежно-розовый, больший бутон розы, который прорастал на этих стеблях среди шипов, выпал из горла, стягивая за собой лианы. Джослин рухнула на колени, сжимая землю в руках, чувствуя, как горит лицо, но зато внутри стало свободнее. Она пыталась отдышаться, будто бы после долгого пребывания под водой. Она испуганно смотрела на цветок, лианы которого уходили под землю, слыша, как рядом пытается отдышаться Питер. Он пару раз ударил себя по груди, стараясь быстрее восстановить дыхание. И если до Аддингтон дошло не сразу, то Пэн все понял в ту же секунду: их диагноз подтвердился, они были влюблены в друг друга, они были предназначены друг другу судьбой. Болезнь влюбленных оставила их, кашель больше не будет их терзать, и они не станут отхаркивать бутоны роз. Не потому, что влюбленность прошла, а потому что теперь это была любовь. Настоящая, ту, о которой мечтала Джослин, и ту, которую не хотел встречать Питер, но вот она — в полной мере доказала, что с ними случится, если они будут сопротивляться. Никто из них не понял, но теперь не существовало «он» и «она». Были они. Навсегда. Послушная приказом Тень подхватила Джослин, поднимая ее с земли, все еще тяжело дышащую. Сначала Тень поставила на ноги, придерживая за талию, будто примеряясь, как получше обхватить ее, а потом подхватила, и стала уносить все дальше, и дальше, пока Джослин не потеряла сознание, чувствуя, как слезы текут по ее щекам, а Питер не перестал различать их, видя, как Тень и его возлюбленная превращаются в далекие звезды. Такие же далекие и недосягаемые, как Джослин Аддингтон для Питера Пэна. – У тебя будет сказочная жизнь, милая, — шепчет Питер ветру. — Сказочная — потому что в ней не будет меня. *** Джослин просыпается на полу в собственной комнате. Над головой ― знакомый потолок со знакомой, медленно вращающейся Солнечной системой, ветер дует в открытое окно. Джослин кряхтит и с трудом поднимается: от длительного перелета почему-то кости ломит невероятно. На столе лежит любимая детская книга. «— Там, где потерянные мальчишки. — Кто они такие? — Ребята, которые вывалились из колясочек, пока няньки зевали по сторонам. Когда ребята выпадут из коляски и их семь дней никто не хватится, тогда они отправляются в страну Нетландии. Я там — их командир. — Как здорово!» Джослин горестно вздыхает и закрывает книгу, убирая ее в самый дальний угол. Нет, ей теперь не нужна была сказка о Питере Пэне, теперь у нее была своя история, связанная с этим парнем, и она не похожа на ту, что так любила рыжеволосая. Но помимо сказки о никогда не взрослеющем мальчике, у Джослин появилось еще несколько, не менее важных сюжетов. Это ради них она разбила свое и чужое сердце. И герои этих историй сейчас находились на этаж ниже, в хорошо знакомой с детства гостиной. Ругань она услышала еще на лестнице; Клио шипела, как злая, рассерженная кошка: — … Гелло. Отдали бы дочь на воспитание этой людоедке. Я воспитала из Джослин хорошего человека. Она —хорошая, честная, добропорядочная, прекрасная и отважная молодая девушка. В вашем окружение это необходимо. Женщина, с которой говорила Клио, тоже шипела, только в ее голосе было куда больше злой иронии: — Ты ее упустила! Мы пришли чтобы встретиться с дочерью, но из-за твоей недальновидности… Джослин громко ударила каблуками по последним ступеням, и все замолчали, когда она появилась в комнате и, не зная, что еще сказать, произнесла: — И вам добрый вечер. — Джослин. Девушка медленно обводит взглядом каждого в этой комнате. Клио выглядит удивленной и смущенной, мать ― несколько в смятение, и вместе с тем Джослин видит, как ее захватывает невероятная нежность, стоит их глазам встретится, отец же демонстрирует полное спокойствие, хотя она видит, как в его холодных глазах так же мелькает самая настоящая, отцовская любовь. Аддингтон ― пока еще ― глубоко вздыхает и говорит: ― Меня зовут Джослин. Меня воспитывала женщина по имени Клио. Я никогда не была обыкновенной девочкой, ― Джослин делает паузу. ― Это то, что я знаю на сегодняшний день о себе совершенно точно. Еще я знаю, что я либо сошла с ума, либо только что действительно вернулась из Нетландии. И я знаю, кто вы, ― она смотрит на свою опекуншу. ― Клио — муза истории, судя по всему, моя двоюродная сестра, ― переводит взгляд на мужчину. ― Ты — Аид, бог подземного царства мёртвых, ― потом смотрит на мать. ― А ты — Зелина, Злая Ведьма Запада из Оза. Моя мать. Я не сошла с ума. Обе женщины выглядят одинаково удивленно, если не сказать ― ошарашенно, и Аид быстро берет ситуацию в свои руки. Он делает шаг к Джослин, на пробу, и спокойно говорит: — Нет. Откуда ты узнала? Джослин улыбается. Он ей нравится ― спокойный и уравновешенный, хотя она сразу почувствовала исходящую силу и власть. Аид, Бог подземного царства, герой мифов древней Греции и ее отец. Спокойствие и уверенность, которую он источает, кажется, помогает каждому в этой комнате, не только Джослин. И еще ей нравится, что он задает хорошие вопросы. «У меня его глаза» ― подумала Джослин. — Кое-кто в Нетландии мне это показал. Это… многое объясняет. Зелина глубоко вдыхает, ее губы дергаются в слабую улыбку, и она тоже делает шаг вперед. Она в черном облегающем платье и зеленой накидкой сверху, высокая и тонкая, с собранными рыжими волосами. «Она такая красивая, ― думает Джослин. ― Клио была права, я очень на нее похожа. Особенно цвет волос…» — Мы так давно хотели с тобой познакомится, Джослин, ― говорит она, и ее голос невольно дрожит. Рыжеволосая девушка узнает этот голос ― именно он произносил «Красавица» в ее видениях. — Я тоже. Никогда не думала, что это встреча произойдет…так. Аид внезапно усмехается, хотя девушка ― своими новоприобретёнными чувствами ― понимает, что он чувствует то же самое, что и они с Зелиной, просто искренни пытается дать ей немного пространства. Как и мать. Ни он, ни она не переступают какую-то невидимую грань, давая Джо возможность самой решить, как она к этому относится. — Прости, забыли взять с собой двузубец и Цербера. Да и домиком никого не задавили. — Ничего страшного, ― Джо говорит медленно, тщательно подбирая слова, будто забыв язык и заново его изучая, и задает абсолютно бессмысленный вопрос. ― Получается, я… полубог? Аид снова хмыкает, но отвечает Зелина: — Да. — Здорово. Невероятно здорово… ― тут у нее действительно не выдерживают нервы. Слезы приходят одним потоком, выбиваясь из глаз с новым выдохом и вдохом, она делает шаг вперед, и шепчет нерешительно, как это делают дети, которые поссорились с родителями и пришли просить прощение. ― Можно вас обнять? Зелина подходит к ней первой, и они стискивают друг друга в объятьях. Сильную и холодную руку Аида Джослин чувствует у себя на спине, но ее сотрясают слишком сильные рыдания, чтобы ответить на объятья отца. Она сжимает одежду на спине матери и плачет, плачет, плачет ― от радости, от тепла вновь приобретенной семьи, и чувства надобности, от чувства правильности и логичности, но еще и по утраченной любви. Клио Аддингтон слабо улыбается и отходит в сторону, устремляя свой взгляд в огонь и радуясь за соединение семьи людей, которыми она восхищалась, и дочь которых она ценила и уважала. *** ― Мы не прощаемся? Джослин смотрит виновато, и немного с надеждой. Клио усмехается, протягивая руку и взъерошивая рыжие, шелковистые волосы. ― Конечно, да. Я рада наконец-то сбросить с себя груз в твоем лице, который несла целых семнадцать лет, ― рыжая девушка хмыкает, не веря не единому слову своей бывшей опекунши, и та заключает ее в крепкие, не материнские, но дружеские объятья. ― Я буду скучать по тебе, Джослин, ― шепчет она. Джослин прикрывает глаза. Это было не слишком сложно, на самом деле. Они с Клио любили друг друга, но этой любви оказалось слишком мало, чтобы сейчас девушка задержалась хоть ненадолго. Но, по сути, муза истории и не была обязана любить малышку, которую ей навязали. И все же ― любила, ценила, уважала, просто всегда растила ее с оглядкой на то, что родные родители придут за ней. Возможно, именно эта пропасть сделала Клио и Джослин друзьями и товарищами, кем-то вроде сестер, но не приемной матерью и приемной дочери. ― И я тоже, ― признается Джослин. Потому что скучать она все-таки будет, и ей кажется правильным признаться. ― Спасибо за все. Клио усмехается. Она отпускает Джослин из объятий, и та, улыбнувшись ей напоследок, уже направляется к родителям. Забавно ― ей хватило всего ночи, чтобы собрать все свои вещи и погрузить их в машину, но не хватило семнадцати лет, чтобы понять, что это место ― было каким-никаким, а все-таки ее домом. Но не пройдя и двух шагов, она чувствует, как на ее голову что-то с силой опускается, вцепляясь в них, и недовольно фыркает. ― Ай! ― Джослин? ― зовет Зелина, подходя к дочери, и видя, как она отрывает от волос недовольную мартышку с золотой шерстью, которая помещалась в ладони, и зло супилась на Джослин. ― Домашний питомец? ― с улыбкой интересуется она, видя, как дочь задумчиво проводит пальцами по золотой шерстке. Услышав вопрос, Джо усмехается и качает головой: ― Я бы назвала это прощальным подарком. На часах было около семи утра, когда, попрощавшись с Клио, Зелина, Аид и Джослин ехали в машине по улицам Лондона, в сторону аэропорта, где самолет доставил бы их до Сторибрука. Все трое было подчеркнуто спокойны с друг другом, будто стараясь заново привыкнуть. Конечно, поездка в машине не располагала на душевные разговоры, но Джослин не назвала бы тишину давящий. Скорее, странной что ли ― вот так найти родителей ― или ребенка ― и просто не знать, о чем спрашивать. Джослин считала, что время вопросов еще не пришло. У них будет время, чтобы узнать друг друга, сейчас же просто надо было привыкнуть к тому, что они есть друг у друга. Спустя семнадцать лет. ― Я назову ее Королевой, ― внезапно решает рыжеволосая девушка, и мартышка довольно фырчит. ― Королевой? ― усмехается Зелина. ― Реджине понравится. ― Реджине? Кто это? ― живо реагирует Джослин. ― Твоя тетя, моя младшая сестра, Злая королева. Джослин изогнула бровь и рассмеялась: ― Злая королева? Вот это родословная. Ей рассказывают очень многое, максимально честно отвечают на вопросы, хотя Джослин и видит ― иногда это непросто. Кажется, ее родителям немного сложно рассказывать о своих темных делах из прошлого, но Джослин интересно все до мелочей, особенно ― темная сторона, потому что ей просто хочется верить в то, что она не одна такая. Что ее тьма чем-то обоснована, что она может кому-то об этом рассказать. Но чтобы понять, насколько можно доверять Аиду и Зелине, стоит понять ― а кто они вообще такие? Не воспринимая очевидные факты про бога и ведьму. У Джослин оказывается большая семья. Тетя Реджина ― Злая Королева, ее «падчерица» Белоснежка с Прекрасным Принцем, дочь Белоснежки Эмма Свон (которая спасительница), сын Эммы ― Генри, который приемный сын Реджины, своей приемной прабабушки, то есть двоюродный брат Джослин и… и хватит пока этого. Родной отец Генри ― это Нил, сын Румпельштильцхена, темного мага, который встречается с Белль. ― А кто-нибудь из Олимпа в… ― Джослин запнулась. ― в Сторибруке есть? ― Слава всем богам ― нет, ― внезапно рассмеялся Аид. ― Это был бы полный кошмар. Если прям захочешь, из родни со своей стороны могу представить только твою бабушку Рею, дядю Посейдона, а все остальные будут весьма тяжелы для общения. ― Как-нибудь потом. Мне бы еще с маминой родней разобраться. Зелина усмехается, и клятвенно обещает составить список всей родни, живой и мертвой. Но был еще один, самый главный вопрос, и Джослин не собиралась откладывать его: ― Я хочу спросить прямо сейчас. Почему? Кажется, никто не удивлен этому вопросу. Конечно, брошенным детям хочется знать, почему их бросили. Отвечает ей Аид, ее отец: ― Мы хотели защитить тебя, и почему-то верили, что не сможем этого сделать сами, хотя казалось ― сильнейшая ведьма истории и бог подземного мира. Но мы слишком сильно любили тебя, чтобы рисковать. ― Вот так просто? Защитить меня? ― У самых сложных решений, самых странных решений всегда самые простые причины. Любая страсть толкает на ошибки, но на самые глупые толкает любовь, ― философски замечает Аид, и девушка не может с ним не согласиться. ― Мы попробуем, обязательно, ― через две минуты обещает она то ли себе, то ли родителям. ― Я думаю, что мы… слишком долго шли к друг другу. И тут в мозгу Джослин что-то щелкает: вот оно. Вот тот самый поворот судьбы, который разъединил их с Питером Пэном. Она встретила бы его раньше, если бы Зелина и Аид оставили бы ее у себя, но они принесли решение, и это изменило путь их дочери. Навсегда. Семья Джослин — не телячьи нежности, не противные сюсюканье. Семья Джослин — это уважение и поддержка, спокойствие, стабильность и немного черной магии. Семья Джослин — Злая ведьма Запада из сказки «Волшебник из страны Оз», и древнегреческий бог смерти Аид, а наставница — греческая музу Клио. У Джослин непростая семья, и Аддингтон уже рисует в своем воображение вечера за камином, спокойствие и стабильность. Семья Джослин такая, какой она себе ее и представляла всегда, какой она ее чувствовала. Она знала, что будет сложно. Когда эйфория от встречи спадет, им придется по кусочкам создавать образ друг друга, учиться доверять, принимать недостатки, но Джослин верила, искренни верила что у них получится. Она хотела, чтобы получилось, потому что жить дальше без определённости она не могла. Джослин наконец-то научится тому, что умела с рождения, чем обладала и владела с рождения, определить свое место в жизни, и будет просто… жить. Просто наслаждаться жизнью. *** Перелет занял много времени, но у Аида и Зелины было все схвачено, будто они с самого начала ожидали, что будут возвращаться втроем. Джослин еще не до конца осознала, как именно надо обращаться к родителям, поэтому называла по имени, и те отнеслись с пониманием. Реакции девушки была слишком уж простой, будто ничего страшного не произошло, и это вызвало волнение ее родителей ― очевидно, в Нетландии произошло нечто, что покоробило Джослин, но спрашивать об этом сейчас никому не хотелось, а Джослин не думала о том, что готова отвечать на вопросы о… Питере Пэне. Во время разговора с родителями в самолете, Джослин всегда неосознанно сжимала золотую цепочку, увешенную изумрудом и сапфиром, и когда Зелина это заметила, то с улыбкой сказала, что изначально камни украшали кольца, которыми они с Аидом обменялись, но после рождения Джослин их извлекли и украсили ими цепочку. ― Сапфир — это Аид, ― объяснила Зелина. ― Изумруд ― я. А ты ― золотая цепь, которая всегда связывала нас троих. — Это из-за… синего пламени и Изумрудного города? ― аккуратно усмехнулась девушка, и Зелина тихо рассмеялась. ― Нет, ― ответил Аид. ― То есть, почти нет. Это можно импортировать так, а можно по цвету нашей магии. На руках Ведьмы Запада и Бога смерти одновременно вспыхнули незаметные для других пассажиров всполохи магии, и Джослин довольно улыбнулась ― новый кусочек мозаики встал на место. Она протянула руку, повела пальцами, и в мгновенно вспыхнувшем синем огоньке появилось пирожное с зеленым кремом и печеньем сверху. Джо улыбнулась. ― Обожаю сладкое, ― сказал она. — Это я в кого? ― В меня, ― усмехнулась Зелина. ― В детстве мне не давали есть много сладкого, зато когда я дорвалась… Аддингтон усмехнулась. Ей рассказывают о том, как жила Зелина, и Джослин невольно усмехается: кажется, у них семейная традиция ― бросать детей. Поймав ее усмешку, Аид тоже улыбается. Про себя он не рассказывает, ссылаясь на то, что в мифах почти все правда, за исключением нескольких моментов ― он не похищал Персефону, бунтующая племянница просто сбежала от тирана-матери, а люди все переврали. ― Вы бы с ней подружились, ― замечает Аид. ― А где она сейчас? ― В Подземном царстве на добровольной основе, ― пожимает плечами Бог Мертвых. ― Кто-то же должен. Оставшиеся три часа перелета Джослин спит, склонившись на материнское плечо, но и во сне реальность ее не оставляет: ей снится Питер, и этот сон охватывает ее какой-то липкой паутиной, не давая возможности проснуться; в этом сне Питер ходит вокруг нее, что-то говорит, но рыжеволосая не понимает ничего кроме фразы: «В последний раз?». Последнее, что сказал ей юноша, которого ― возможно ― она могла бы назвать возлюбленным. ― Если ты самая сильная колдунья всех миров, ― говорит Джослин, когда она с родителями после аэропорта и легкого перекуса садится в черную машину. ― А Аид самый сильный Бог… Вакансия самый сильной богини в мире свободна? ― Девочка моя, ты можешь быть кем угодно, ― говорит Зелина, и это «девочка моя» звучит отнюдь не как романтизированное обращение, а как-то… по-особенному. ― Круто, я чертова богиня. Аид смеется и говорит, что такими темпами она быстро вольется в семью. Сторибрук, как ее объясняют ― в последние часы Джослин слушает с такой фанатичной внимательностью, какой от нее никто не видел еще никогда ― маленький городок на крайнем северо-восточном побережье Новой Англии. Злая Королева и Румпельштильцхен создали заклятье, что должно было перенести всех сказочных персонажей в Сторибрук, штат Мэн, созданный заклятьем. Так и произошло. Жителями Сторибрука являются герои всеми известных сказок, таких как «Белоснежка и семь гномов», «Красавица и Чудовище», «Золушка», «Пиноккио» и другие. О, а еще Аид правил какое-то время Адобруком, который был полностью копией города, только под землей. Насколько поняла Джослин, родители совсем недавно примирились с героями, и были вольны отправиться на поиски своего первенца. На подъезде к городу, Джослин с удивлением видит несколько людей, очевидно ждущих их ― впереди стоит изящная брюнетка с короткими волосами, и в чертах ее лица Джослин видит сходство с матерью. Рядом с ней в нетерпении стоит парень лет десяти-одиннадцати, с немного взъерошенными темно-каштановыми волосами. Чуть дальше, за их спинами ― блондинка в красной кожаной куртке, широкоплечий русоволосый мужчина, тонкая и невысокая короткостриженная брюнетка. Аид и Зелина многозначительно переглядываются, и Аид тяжело вздыхает. ― Просто прими это, ладно? ― говорит он Джослин, и та энергично кивает, а сердце ее вновь заходится в возбуждённом стуке. Она уже примерно понимала, кто есть кто, и осознание, что буквально за несколько часов, она обрела едва ли не в пять раз больше родни, чем имела до этого, и смешил, и приятно согревал. Обезьянка Королева свернулась на шее девушки, обвив ее длинным пушистым хвостом. ― Мы же просили, ― слегка недовольно произносит Зелина, когда они останавливаются перед большим знаком «Добро пожаловать в Сторибрук», и выходят из машины. Внимание всех приковано к Джослин, хотя девушка чувствует, что рассматривать ее пытаются не слишком откровенно, хотя с явным любопытством. Конечно, всем наверняка было интересно, как выглядит дочь Бога Подземного царства и Злой Ведьмы Запада, равной которой еще нет. Брюнетка впереди усмехается, и слегка закатывает глаза, но выглядит это по-доброму. — Как мы можем не поприветствовать нового члена семьи, ― с иронией замечает она, и ее темные карие глаза обращаются к девушке, и женщина делает шаг вперед. ― Здравствуй, Джослин. Я — Реджина Миллс, твоя тетя и мэр Сторибрука. Добро пожаловать. Джослин улыбнулась. ― Спасибо, ― сказала она. Резкий порыв ветра подбросил ее рыжие огненные волосы, подхватил горстку листьев и поднялся ввысь, и всего на секунду Джослин послышалось в этом ветре чье-то отчаянное признание. – У тебя будет сказочная жизнь, милая, — шепчет Питер ветру. — Сказочная — потому что в ней не будет меня.