Исток

      Чуть ниже облаков летела черная птица. Она грациозно парила в воздушных потоках, выискивая взглядом что-то внизу. Золотая башня вырастала из зеленой земли. Она была блистательна, с широкой и большой крышей, украшенной позолотой и резьбой. Во все стороны от Башни широко раскинулись цветники с белоснежными пионами, среди которых были проложены извивающиеся, как змейки тропинки и устроены пруды с разноцветными карпами.       Ворона придирчиво оглядела Башню. Множество людей, словно муравьи, сновали у ее подножия. Некоторые входили внутрь. Некоторые, облаченные в золото, что так радовало взгляд вороны, стояли вдоль границы садов.       Но как бы ворона ни любила блестяшки, прилетела она сюда не за золотом.       Сосредоточившись на своей цели, она уселась на одно из выступающих украшений нижнего яруса. Несколько птиц тут же немедленно снялись со своих мест и улетели прочь, не рискуя больше приближаться. Ворона смотрела на людей внизу. И, кажется, не моргала.       Сперва ее взгляд сфокусировался на мужчине в пурпурных одеяниях, затем на двух одинаковых мужчинах с черными волосами в белых одеждах. Будь она прежней вороной, она бы каркнула, но она больше не была прежней, и карканье потребовало бы слишком большого и ненужного расхода сил. Сейчас необходимо быть спокойной.       Она наблюдала, пока люди не перестали входить в блистательную Башню. Тогда она поднялась в воздух. Она облетела Башню, и нашла окно, на которое ей указали.       Оно было закрыто.       Не важно. Эта ворона всегда была умной. Теперь же она знала и умела намного больше.       Осторожно манипулируя когтями и клювом, она открыла окно и тихо полетела к стропилам.       Хорошо, они не заметили ее. Она спряталась на своем насесте в затененном углу под балкой и ждала. Ее глаза глядели, не отрываясь, на человека в сияющем золоте, который сидел выше всех остальных.       Если бы кто-то видел ее сейчас, его наверняка бы встревожили глаза вороны, в которых словно бы тлели красные угольки. Он наверняка бы покачал головой и сказал сам себе, что он дурак, раз видит всякую небывальщину.       И был бы неправ.              Внутри Золотого Зала. Башня Кои. Ланьлин.              Цзинь Цзысюань был напряжен. Это ощущение длилось два дня, предшествующих собранию кланов. Его отец, наконец, признал, что это было необходимо. Или, скорее, достаточно запаниковал, чтобы получить помощь. Цзинь Цзысюань, его мать и Цзян Яньли были подготовлены настолько, насколько возможно. Они не знали, что планировал Вэй Усянь, и необходимость слепо доверять ему раздражала.       Но после Курганов и всего вреда, что нанес его Орден, Цзинь Цзысюань очень старался не зацикливаться на этом чувстве и пытался работать. Приглашения рассылались вперемешку. В этом не было ничего необычного – каллиграфам требовалось время, чтобы подготовить достойное другого Главы Ордена послание. Ситуацию совсем не спасала необходимость придумывать формулировки, которые бы смягчили впечатление от допущенной Ланьлин Цзинь глупости.       Обычно приглашения рассылались в первую очередь тем Орденам, которые располагались дальше. Но не сейчас. В этот раз в первую очередь были разосланы те, что были адресованы самым преданным сторонникам Ланьлин Цзинь. Цзинь Цзысюань подозревал, что остальные Три Великих Ордена были включены в первую рассылку единственно по причине их силы, и потому, что Цзинь Гуаншань не желал портить отношения со столь полезными союзниками.       И еще эти докучливые интриги по расстановке караульных. Адепты Ланьлин Цзинь, похоже, разделились на тех, кто поддерживал госпожу Цзинь, Цзинь Гуаншаня, Цзинь Гуанъяо и самого Цзинь Цзысюаня. Были и те, кто никак не мог выбрать сторону, с ними было больше всего хлопот. Но Цзинь Цзысюаню, по крайней мере, удалось оставить сторонников отца рядом с отцом, закрывая более важные точки входа другими.       Хуже всего в последнее время были его ссоры с женой. Цзян Яньли хотела видеть, что будет происходить на собрании. Присутствие госпожи Цзинь было необходимо из-за ее авторитета, противостоящего ее мужу. Цзинь Цзысюань и Цзян Ваньинь должны были быть в качестве наследника и уважаемого Главы Ордена. К сожалению, Цзян Яньли не оставалось ничего, кроме забот о сыне. К счастью, она неохотно уступила и притаилась у входа, чтобы краем глаза посмотреть на своего брата.       Но упоминать, что Цзян Яньли сама отказалась от кормилиц и нянюшек, типичных для Ланьлин Цзинь, наверное, всё же не стоило.       Теперь же все было подготовлено, и Цзинь Цзысюань тревожился. Его отец восседал на слегка приподнятом возвышении во главе Золотого Зала. Два длинных помоста были установлены по обе стороны от него. Цзинь Цзысюань и Цзян Ваньинь разместились на одной стороне, Лань Сичэнь и Не Минцзюэ на другой. Следуя инстинкту самосохранения, Цзинь Гуанъяо усадил взрывоопасных Цзян Ваньиня и Не Минцзюэ дальше от кресла Главы. Сам он, с вечной улыбкой на лице, стоял позади их отца, готовый услужить. Госпожа Цзинь восседала там же, слегка позади и в стороне от мужа, но все еще на возвышении. На ее лице было написано раздражение. Рядом с Главами Лань и Не сидели, соответственно, их младшие братья.       Цзинь Цзысюань снова с трудом удержался от побуждения расспросить Цзян Ваньиня. Тот только быстро сказал своей сестре, что да, он сказал Вэй Усяню, и нет, он понятия не имеет, что планирует темный заклинатель.       Цзинь Цзысюань стиснул зубы и постарался отвлечься от тревожного предчувствия, узлом свернувшегося в животе. Этот Совет кланов был крайне важен. Отец, конечно, попытается перевернуть всё на свою сторону, но деяния Главы это не деяния всего Ланьлин Цзинь. Тонкая грань. Кроме того, этот Совет также решит судьбу Старейшины Илин.       Когда все уселись, Цзинь Гуаншань подал знак, и несколько сильных адептов закрыли двери в зал. Двери были изумительны, вырезанные из цельного дерева и украшенные роскошными узорами. Но вместе с тем они были чудовищно тяжелы, закрыть их можно было лишь усилиями нескольких человек на каждую створку. Из-за этого обычно их держали открытыми, делая исключение только на время проведения Совета кланов. Закрытые створки значили, что никто не сможет попасть внутрь или покинуть встречу без разрешения Цзинь Гуаншаня. Когда двери закрылись с приглушенным стуком, отразившимся эхом от стен зала, Цзинь Гуаншань поднялся, и все замолчали.       – Приветствую всех и благодарю, что прибыли так скоро, – начал Цзинь Гуаншань. – Я приношу свои глубочайшие извинения, что беспокою вас, но...       Не Минцзюэ язвительно закончил за него:       – Но вы устроили кое-какие проблемы, – и насмешливо ухмыльнулся.       Среди собравшихся тут же возникли шорохи и шепотки. Слухи в обеих версиях, и Ланьлина, и Илин, разошлись довольно далеко, и люди разрывались, не понимая, чему верить. Ланьлин Цзинь под управлением Цзинь Гуаншаня приложил много усилий, чтобы поддержать мир заклинателей после Падения Солнца, а Старейшина Илин был неуправляем и обладал внушающими страх способностями. Но он никак не проявлял себя с того момента, как увел с собой остатки клана Вэнь, и всем было известно, что он был приглашен на торжества Орденом Ланьлин Цзинь.       (Сверху с любопытством глядела ворона.)       Цзинь Гуаншань терпеливо дослушал и расстроенно вздохнул.       – Поистине, мы собирались решить эту проблему прежде, чем она окажет влияние на весь заклинательский мир...       И вновь ему не дали договорить.       – Вы думали, что никто – что я – ничего не сказал бы об убийстве Вэй Усяня? – спросил Цзян Ваньинь. Тон его голоса был непривычно кроток, но саркастичная усмешка делала его похожим на некое хищное существо с великим множеством зубов, которое притворяется безобидным, чтобы обмануть свою жертву.       Заклинатели молчали. Цзян Ваньинь был молод, но уже известен как человек, с которым лучше не враждовать, даже если Старейшины Илин нет с ним рядом. Он был остер на язык, темпераментен, имел под рукой целый Орден, и умений и сил ему было достаточно, чтобы войти в пятерку лучших заклинателей своего поколения. Кроме того, Старейшина Илин подчинялся ему, хоть и недолго, а затем Цзян Ваньинь без страха и сомнений сражался с ним и Призрачным Генералом, восхищая отчаянным бесстрашием.       Или, грубо говоря: его золотые шары, должно быть, были размером с валуны.       – Я и не подозревал, что Глава Ордена Цзян так сильно беспокоится о том, кто больше не входит в его Орден, – сказал Цзинь Гуаншань. В его голосе звучало раздражение взрослого выходками невоспитанной молодежи.       – Глава Ордена Цзинь ошибается, думая, что Вэй Усянь ценен для меня только как адепт моего Ордена. Возможно, он не осознает, что люди вполне способны заботиться о других, даже если не обязаны это делать, – высказался Цзян Ваньинь, и в его голосе прозвучал намек на его обычную насмешку.       Цзинь Цзысюань пытался удержать на своем лице маску бесстрастного недовольства.       Что он...?       Из-за широкой спины Не Минцзюэ, который и сам, кажется, веселился, донеслось приглушенное хихиканье.       Цзинь Гуаншань уловил скрытый намёк, его лицо на мгновение исказилось гневом. Ему не нравилось, когда над ним смеялись, оскорбляли или проявляли к нему неуважение.       – Ввиду того, что ваш последний разговор с ним закончился публичным сражением, странно слышать, что Глава Ордена Цзян простил это неуважение, – сказал он.       – Ввиду того, что Глава Ордена Цзинь, кажется, думает, что, если наша последняя размолвка произошла у всех на глазах, то её причина также всем очевидна, я удивлен тем, что он уверен, будто я оставлю без внимания проявленное им самим неуважение. Вы планировали поймать в ловушку и убить моего брата за преступление, которое он не совершал, даже не дав ему возможности защитить себя. Не только физически. Вы даже не дали ему шанса защитить себя от ваших безосновательных обвинений и лживых допущений. В этом куда больше неуважения, чем когда-либо выказывал Вэй Усянь, не только в отношении меня и моего брата, но также в отношении моей сестры, вашей невестки, и вашего сына, который пригласил Вэй Усяня со всей искренностью и доброжелательностью. Приглашение, которым вы воспользовались в своих недобрых намерениях. Вы продемонстрировали пренебрежение собственным новорожденным внуком, сговорившись убить его дядю и использовав как приманку узы привязанности к нему, – парировал Цзян Ваньинь.       Если Цзинь Гуаншань считал, что имеет преимущество перед молодостью, неопытностью и нехваткой желания играть в мелкие политические игры Цзян Ваньиня, то он сильно ошибался.       Цзинь Гуаншань был самым старшим и наиболее опытным среди Глав Орденов, и обладал выдающимся даром убеждения. Он смог убедить Вэнь Жоханя в своей лояльности, хотя на самом деле считал его противником, ввести в заблуждение простых людей, которые считали его добрым и благородным заклинателем, несмотря на многочисленные недостатки, и проложить путь во многие женские постели.       Но Цзян Ваньинь вырос с Вэй Усянем. Вэй Усянь был умён и находчив, любил спорить и разыгрывать адвоката дьявола ко всему и ничему, а говорить мог вовсе без передышки. Он никогда не отказывался от дискуссий, чем серьезно озадачивал учителей, включая Лань Цижэня. Цзян Чэн, однако, считал споры с Вэй Усянем чем-то вроде хобби для взрослых и был единственным, кто мог его переспорить. К тому же, оба юноши выросли под опекой Фиолетовой Паучихи, а ее острый язык почитался за смертельное оружие наряду с Цзыдянем.       Цзян Фэнмянь не горел желанием расширять влияние Юньмэн Цзян, предпочитая удерживать то, что уже имел, и осторожно отслеживал внешние угрозы. Он наставлял своего сына в том, как не упускать из виду происходящее, пока не требуется вмешательства. К сожалению, это было единственным важным умением, которое он успел передать, прежде чем из-за падения Цишань Вэнь политическая карта столь разительно изменилась.       – Так приглашение молодого господина Цзинь было подлинным? – вежливо спросил Лань Сичэнь. Он уже знал ответ, но этот вопрос должен был быть задан.       – Разумеется, – ответил Цзинь Цзысюань, не давая отцу перевернуть этот факт в свою пользу. – Он младший брат моей жены, и, хотя он не смог присутствовать на ее свадьбе, было бы жестоко не дать ему увидеть племянника. Если уж на то пошло, никто не посмел бы предложить нам не подпускать Главу Ордена Цзян к его племяннику. Почему нам следует относиться к Старейшине Илин по-другому? Вдобавок, – он повысил голос, продолжая говорить, чтобы отец не вздумал вмешаться, – я в курсе истории между Старейшиной Илин и Ланьлин Цзинь, и не желаю получить врага вместо верного союзника. Поэтому я надеялся, что такие общие факторы, как мой сын – его племянник – и моя жена – его любимая старшая сестра, – восстановили бы и укрепили связи между нами. Хотя я не могу ладить с этим своим шурином, я не желаю ссориться с ним. И, раз уж он принял мое приглашение, он должен чувствовать то же самое.       По толпе прокатились перешептывания. Речь Цзинь Цзысюаня впечатлила собравшихся. Всем было известно, что Вэй Усянь и Цзинь Цзысюань не ладят, так что то, что Цзинь Цзысюань преодолел свою неприязнь, чтобы примириться с ужасающим Старейшиной Илин, было весьма впечатляюще.       – Прошу простить, но я должен признаться, что кое-что меня смутило, – сказал глава одного из малых орденов. Его звали Яо.       – Я тоже вижу некоторую путаницу в словах моего сына, – сказал Цзинь Гуаншань, сдерживая свою злость на демонстративное неповиновение со стороны отпрыска.       Цзинь Цзысюань сцепил руки замком под столом.       – Что же именно смутило уважаемого главу ордена Яо?       – И Глава Ордена Цзян, и молодой господин Цзинь называли Старейшину Илин братом Главы Ордена Цзян и молодой госпожи Цзинь, но все же, насколько мне известно, Вэй Усянь не сын уважаемого бывшего Главы Ордена Цзян Фэнмяня?.. – сказал глава ордена Яо, нарочито оставив конец фразы повиснуть в воздухе.       Лицо Цзян Ваньиня омрачилось. Они опять.       (В глазах вороны, сидящей наверху, алое пламя вспыхнуло ярче.)       – Вэй Усянь – сын Вэй Чанцзэ и Цансэ Санжэнь, – сказал Цзян Ваньинь, сверля глазами чувствующего себя все более неуютно господина Яо. – Однако, поскольку он вырос со мной и моей сестрой, вне зависимости от различий в нашем происхождении и имени, нет оснований не считать его членом моей семьи. Он мой брат, и не важно, что об этом могут думать посторонние.       Не Минцзюэ кинул торжествующий взгляд на Лань Сичэня, который ответил ему своим, полным раскаяния.       – Или какие разногласия могут между нами быть, – специально подчеркнув, закончил Цзян Ваньинь.       – Сломанная рука и меч в живот мне кажутся чрезмерными для разногласия, – сказал Цзинь Гуаншань. – Конечно, мы можем и ошибаться, думая, что всякие отношения между вами кончены?       – Мне казалось, у Главы Ордена Цзинь много братьев и сестер, в особенности много братьев, – заметил Цзян Ваньинь. – Хотите сказать, вы никогда не были грубы друг с другом, когда ссорились?       Даже если он так говорит, разве это все равно не слишком жестко? пронеслась общая мысль среди собравшихся.       Не Минцзюэ с издевательской усмешкой обернулся к Не Хуайсану, его брат сглотнул и попытался незаметно отодвинуться.       – Хотя, возможно, у нас с Вэй Усянем просто более тяжёлые характеры, чем у кого-либо из семьи Цзинь, – как будто бы в размышлении допустил Цзян Ваньинь.       Откуда ни возьмись, гнетущая тишина опустилась на присутствующих. Не говори так! мысленно возопили они. Идея, что характер Старейшины Илин настолько же плох, как и характер Главы Ордена Цзян, была не тем, что они хотели бы обдумать.       – Глава ордена Яо, разве вам не следовало уже знать об этом? – спросил Цзинь Цзысюань. – На горе Феникса моя жена неоднократно обращалась к Вэй Усяню как к младшему брату, которого она вырастила, и ей не нравилось, что посторонние оскорбляют его. На самом деле, не думаю, что хоть кто-то принес ей извинения, о которых она просила.       Лицо господина Яо побагровело, и он пытался вспомнить. Тогда он пропустил это мимо ушей, как доказательство доброго сердца женщины, но он и не подозревал, что Саньду Шеншоу согласен с сестрой в этом вопросе.       – Как бы ни были прекрасны эти семейные обсуждения, – подчеркнуто медленно произнес Не Минцзюэ, – суть их в вероломных действиях Ланьлин Цзинь, кроме молодого господина Цзинь, по отношению к Старейшине Илин.       – Как еще мы могли бы спасти жизнь моего племянника? – воскликнул Цзинь Гуаншань.       – Может быть, поискать настоящего преступника, – презрительно выплюнул Цзян Ваньинь.       – Никто не относился более враждебно к Цзинь Цзысюню в прошлом, чем Вэй Усянь, – упорствовал Цзинь Гуаншань, начиная демонстрировать всем раздражение от того, что все шло не так, как он того хотел. – И он действительно силен и умел достаточно, чтобы наложить это проклятье.       – Два года – довольно долгий срок для Вэй Усяня, чтобы свершить месть да еще таким банальным способом, – прокомментировал Цзян Ваньинь. – Я впечатлен тем, как улучшились его терпение и память. Обычно, он легко забывает людей, даже тех, кто его раздражает, в пользу любых новых развлечений, которые приходят ему в голову.       В углу, Цзинь Цзысюнь побагровел в конфузливом гневе. В самом деле, первое, что вырвалось у Вэй Усяня, когда он увидел его на тропе Цюнци, было «ты еще кто?».       – К тому же, когда я последний раз был в Илин, по всей видимости он работал над чем-то вроде Компаса Злых Ветров, – продолжил Цзян Ваньинь, наслаждаясь тем, как постепенно краснело лицо Цзинь Гуаншаня. – Хотя, как я слышал, он также упоминал картошку.       Как всем было известно, этот прошлый раз приходился на период «разногласий» между ними.       – Картошку? – повис над толпой чей-то непонимающий голос.       – Похоже, остатки клана Вэнь занимались фермерством и строительством. Но это то, что было два года назад, – сказал Цзян Ваньинь.       У многих из собравшихся отразилось непонимание на лицах. Для заклинателей, делать что-то настолько мирское и практичное как фермерство, было довольно чуждой идеей. В своем углу Цзинь Гуанъяо сдерживал неодолимое желание закрыть лицо ладонью.       – Как я могу вспомнить, когда Вэй Усянь последний раз так долго ждал свершения своей мести, это заняло у него всего три месяца, и только потому, что он был серьезно ограничен в передвижении. И, насколько я помню, ожидание только сделало месть более…зрелищной, нежели обычно, – продолжил Цзян Ваньинь, не дождавшись никакого ответа. Сравнив напряжение предыдущего экстренного Совета кланов, темой которого также был Вэй Усянь, Цзян Чэн с удивлением констатировал, что сейчас почти наслаждается происходящим.       – Вот как? И кому же он мстил? – спросил Цзинь Гуаншань, надеясь, что сможет изменить ситуацию к лучшему.       Цзян Ваньинь ухмыльнулся, лишая Цзинь Гуаншаня всякой надежды. Его улыбке, дикой, злобной и зубастой, не хватало только выступающих клыков для завершения образа.       – Вэнь Чао, – сказал он, испытывая удовлетворение от этой мысли.       Над собравшимися повисла тишина. Единственными, кто знали, что случилось с Вэнь Чао, были Лань Ванцзи, Цзян Ваньинь и Вэй Усянь. Всем остальным были известны только слухи, что Вэнь Чао преследовала некая черная тень с флейтой – теперь все знали, что то был Вэй Усянь – и что Цзян Ваньинь нанес ему последний удар. Голова никогда не выставлялась на всеобщее обозрение, как это было с останками Вэнь Сюя, к тому же, если верить Цзян Ваньиню и Вэй Усяню, она все равно была изуродована до неузнаваемости.       Все жуткие подробности были оставлены на откуп воображению слушателей. Однако, это был тот редкий случай, когда реальность превзошла даже самые смелые предположения.       У Цзинь Гуаншаня не было на это достойного ответа. Что, конечно, вовсе не значило, что он не попытается. Он зашел слишком далеко, чтобы так просто сдаться.       – И все же, есть вероятность, что он выжидал. Вэй Усянь доказал свою враждебность Ланьлин Цзинь. Разве никто не помнит отнятые им жизни на тропе Цюнци, когда он без всяких на то оснований забрал из-под нашей опеки военнопленных? Способ, которым он угрожал Цзинь Цзысюню ранее на банкете, куда он ворвался без приглашения? У моего сына возможно, и были благородные намерения, но приглашать этого человека было опрометчиво. Возможно, это даже сделало его достаточно самонадеянным, чтобы наложить проклятие и остаться безнаказанным! Что касается претензий Главы Ордена Цзян в «банальности»: кто вообще может назвать банальным ужасное проклятие Тысячи Язв и Сотни Дыр?       Цзинь Цзысюань побледнел и прикусил щеку, чтобы не сказать чего-нибудь, что говорить не следовало. Не только из-за того, что отец сейчас выставлял его в плохом свете. С того момента, как отец упомянул пленников, Цзинь Цзысюань мог думать только о людях, которых встретил на Курганах. Об осторожной Ло Ялин, недоверчивом подростке Ся Болине, веселом Чан Цзяньхуне и искаженном ужасом, бледном личике Вэй Юаня.       Вэй Юань, который убежал с криками ужаса, едва увидев Цзинь Цзысюаня и его золотые одежды; которого его родичи осиротили, когда ему не исполнилось и года.       Лань Сичэнь тоже побледнел, явно вспомнив то же самое, и кулаки Лань Ванцзи, лежащие на его коленях, сжались.       Среди людей пробежали шепотки о проклятии Тысячи Язв и Ста Дыр.       – Кроме того, – продолжил Цзинь Гуаншань, видя, что ему удалось привлечь симпатии собравшихся на сторону Цзинь Цзысюня, – Цзинь Цзысюнь, возможно, и взял несколько своих сторонников для поддержки, но он всего лишь хотел быть уверенным, что Вэй Усянь не откажется от совершённого, и снять проклятие, прежде чем это станет достоянием общественности.       – Это был довольно жестокий способ просить о чем-либо, – ровным тоном заметил Цзинь Цзысюань.       – Сын мой, – Цзинь Гуаншань вздохнул, – ты прибыл лишь к концу, когда переговоры уже были провалены. И только из-за бессовестного отказа Вэй Усяня ситуация обострилась до такой степени.       – Судя по тому, что мне стало известно, – вмешался Не Минцзюэ, – на переговорах присутствовало триста человек, двести из которых были лучниками.       Цзинь Гуаншань был в крайней степени раздражен. Он подавил порыв обернуться и свирепо посмотреть на жену, хотя обычно боялся её. Он понял, что это она рассказала подробности Не Минцзюэ. При этом, что явилось крайней неожиданностью, его сын, должно быть, взял от нее слишком много личных качеств! Это ее влияние привело сына к противодействию отцу.       И Цзян Яньли проявила себя не как скромная кроткая девушка, каковой она была по его предположению, ее брак с его сыном не принес ему ожидаемых выгод от союза с Юньмэн Цзян. И, более того, его сын действительно влюбился в нее! Это было совершенно недоступно пониманию Цзинь Гуаншаня.       (Наверху, среди потолочных балок, ворона слегка взъерошила перья. Движение вышло куда более неуклюжим, чем у большинства птиц.       Почти пора.)       (В затененном лесу, недалеко от Башни, на лице красивого мужчины сверкнули алым зрачки. Он улыбнулся и махнул своим спутникам. Как один, они пришпорили своих коней и пустили их легким галопом.)       – Однако же, разве многие из тех, кто сопровождал моего племянника, не были жестоко покалечены Призрачным Генералом? Этим мертвым псом, который повинуется Старейшине Илин? – воззвал Цзинь Гуаншань.       Те, кто встречал Вэнь Нина, почувствовали неловкость от того, как о нем говорили.       (Алое пламя в глазах вороны на краткий миг вспыхнуло сильнее.)       – Разве этот лютый мертвец не напал на моего сына, когда он пытался поговорить с его хозяином? – Цзинь Гуаншань повернулся к сыну. – Разве можешь ты так легко забыть, что чуть не расстался с жизнью?       – Я помню, – нехотя подтвердил Цзинь Цзысюань. Он не мог опровергнуть это без риска раскрыть, что посетил Курганы после нападения.       Триумф осветил лицо Цзинь Гуаншаня. Наконец-то он нашел слабое место в доводах своих оппонентов.       – Видишь? Глава Ордена Цзян и его добросердечная старшая сестра могут хотеть считать Вэй Усяня своей семьей, но можешь ли ты действительно считать семьей того, кто пытался сделать вдовой свою так называемую старшую сестру?       Лицо Цзян Ваньиня помрачнело.       (Впервые, как она проникла внутрь, ворона прикрыла глаза. Не сделай она этого, алое свечение выдало бы ее.)       (Стражи у ворот, ведущих к Башне Кои, воскликнули при виде всадников, быстро приближающихся к воротам.)       (Цзян Яньли, в блаженном неведении об оскорблениях, нанесенных ее семье, бросила напевать колыбельную своему сыну из-за шума, доносящегося от ворот.)       – Если проклятие, наложенное на Цзинь Цзысюня, не снять, он приговорен к медленной, мучительной смерти, – разглагольствовал Цзинь Гуаншань, обратясь к слушателям. – И вот, когда выдалась благоприятная возможность, Вэй Усянь нацелился на моего сына и наследника, гордость Ланьлин Цзинь! Мы, Ланьлин Цзинь, проявляли только дружелюбие к Старейшине Илин! Но со времени войны его высокомерие и алчность выросли, и он не придумал ничего иного, чем напасть на мой Орден! В самом ли деле мы можем позволить подобному монстру и дальше рыскать в тенях вне наших глаз и нападать, когда ему заблагорассудится? Он очень опасен! Даже во время Падения Солнца, когда он использовал свою Тигриную Печать, он нападал на союзников как на врагов! Он все еще хранит этот опаснейший артефакт и несколько раз отказывался передать его нам, несмотря на высказываемые всеми опасения!       По собравшимся прокатилась волна шепота. Заклинатели поддались воздействию доводов Цзинь Гуаншаня, и теперь вспоминали, сколько проблем и тревог доставили его способности.       Цзинь Цзысюань скрипнул зубами, но тут же отвлекся на треск. Он посмотрел направо и увидел, как Цзян Ваньинь поглаживает кольцо Цзыдянь, испускающее фиолетовые искры. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.       Лань Сичэнь и Лань Ванцзи были недовольны тем, как Цзинь Гуаншань, наконец, повернул обсуждение в свою пользу. Не Минцзюэ глядел на то, как остальные поддавались его аргументам, с отвращением.       (Осознание, что всадники не собираются сбавлять скорость или отозваться на оклики, насторожило охрану. Но они начали закрывать ворота слишком поздно. Кони ураганом пронеслись сквозь них, воздух звенел от их ржания.       Всадники промчались к самому входу в Башню, где пустились вскачь по кругу. Лошади вели себя как абсолютно дикие, становились на дыбы и испускали крики.       Цзян Яньли подалась вперед и лучезарно улыбнулась, с восторгом узнав всадников.       Все прочие обмочили штаны или что похуже, находясь в полнейшем ужасе от узнавания нежданных гостей.)       В конце концов, Цзян Ваньинь перестал сдерживаться. Раздался громкий треск, мгновенно заставивший присутствующих замолчать. Цзинь Гуаншаню и Цзинь Цзысюаню удалось не выдать дрожи, когда они почувствовали, как статическое электричество крадется по их рукам, и мелкие волоски поднимаются дыбом.       (– Если кто-то навредит моей лошади, – сказала единственная всадница, улыбаясь находящимся в ужасе слугам, – я разрешу ей сожрать вашу печень.       Все три всадника вошли в Башню.       Никто не в силах был помешать им.)       – Мне кажется, – сказал Цзян Ваньинь вкрадчиво и опасно, сосредоточив свое внимание на Цзинь Гуаншане, – вам следует, наконец, прекратить провоцировать тех, кто опаснее вас. Особенно, когда они столь великодушно оставляют без внимания ваши попытки тянуть руки к тому, что вам не принадлежит. Скажите мне, кто более спесив и высокомерен: летящий дракон или ящерица, которая кусает дракона, чтобы украсть его крылья?       (Лошади продолжали становиться на дыбы и брыкаться, не позволяя никому приблизиться.       Стон ужаса вырвался у самого глазастого адепта, когда он понял.       Все лошади были мертвы.)       Тишина продержалась только секунду, и Цзинь Гуаншань взял себя в руки. Он не мог позволить себе выглядеть запуганным каким-то выскочкой, который, к тому же, моложе его законного сына! Цзинь Гуаншань был ровесником отца этого сопляка, ужасающего Вэнь Жоханя, Цинхэ-цзюня и других!       Но, стоило ему открыть рот, как раздался оглушающий стук.       Все, как один, посмотрели на великолепные двери.       Еще один стук.       Цзинь Гуаншань развернулся выбранить Цзинь Гуанъяо, который уже покинул свое место и поспешил вперед.       Но прежде, чем он достиг своей цели, двери заскрипели.       Заклинатели и слуги в шоке наблюдали, как тяжелые двери медленно начали открываться.       Многие поднялись и схватились за мечи.       Открывшись до половины, створки замерли. Те, кто оказались ближе всех, напрягли зрение. В коридоре за створками было темно. Все, что они смогли разглядеть, это черная фигура в окружении теней.       Неожиданно двери на невообразимой скорости врезались в стену с огромным шумом.       Каждый заклинатель в зале чувствовал, как сердце часто бьется, качая адреналин по венам.       Всего один человек стоял там, между распахнутых створок. Он медленно поднялся с корточек, и все получили возможность хорошенько его рассмотреть.       Его лицо было бледным и серым, как будто он лишился всей крови, и кожа была покрыта сеткой черных линий, словно венами. Пока они смотрели, линии исчезли. Его глаза смотрели в зал безо всякого выражения. Его волосы были просто небрежно отброшены назад, открывая взглядам мертвенно-бледное лицо. Его прекрасные одежды были черными и украшены алыми орнаментами. Вокруг открытого горла в несколько витков был обмотан черный шнур с кроваво-красной подвеской. Оружия у него не было.       Но этот человек в нем и не нуждался. Многие быстро выяснили его личность и шепотом стали передавать это знание по цепочке.       Разумный лютый мертвец. Призрачный Генерал, Вэнь Нин!       Вэнь Нин отступил в сторону, и вперед выступили высокий мужчина и женщина рядом с ним.       Лицо женщины было красивым, с надменно изогнутыми бровями и высокомерной аурой. Ее волосы были уложены в два роскошных пучка, украшенных лентами и косами. Ее одежды также были черными с ярко-красными нижними платьями и орнаментами. В одной руке она держала блестящий черный деревянный веер с красной кисточкой. Вторую руку она сжала в кулак, и между каждым пальцем помещалось по серебряной игле. Иглы сверкали в лучах полуденного солнца, льющихся в зал сквозь окна. Более внимательные зрители заметили, что она была похожа на Вэнь Нина.       Мужчина впереди был знаком им всем, хотя и внушал ужас. Он также был облачен в черное с красными орнаментами по краям. Черная флейта с алой кисточкой была заткнута за его пояс. Как и Вэнь Нин, он небрежно забрал свои волосы назад без хвоста или пучка на макушке, но заплел сзади несколько бросающихся в глаза кос. Его лицо было красивым, и он улыбался.       Но этого описания было бы недостаточно, чтобы передать, каким в действительности пугающим было его появление. Возможно, он искренне улыбался, но в выражении его лица определенно было что-то угрожающее, хотя, если спросить, никто не мог сказать, что именно. Он не делал ничего, просто стоял, но, словно видение во время сонного паралича, порождал всеобъемлющий ужас в свидетелях своего появления.       Когда он вошел, казалось, тень набежала на солнце, несмотря на то, что полуденный свет был ярок, как никогда. Само его присутствие как будто давило на все вокруг, как если бы его дух был намного больше его тела, и от этого в сердца людей стал закрадываться страх. Словно кролик, заметивший более крупного хищника, все, что они могли делать, это молиться, чтобы их не заметили, потому что иначе они наверняка умрут.       Троица не спеша двинулись к свободному пространству в центре. В зале царила тишина, только главы малых орденов могли поклясться, что слышат биение своих сердец.       (Ворона наверху была довольна.       Ее хозяин был здесь.)              От автора: как вам? Когда вы опознали птицу?       Свершилось! Это была одна из тех сцен, которые я держала в своей голове с тех пор, как начала писать! Вэй Усянь и брат и сестра Вэнь врываются на Совет кланов. Две остальные затрагивают взаимодействие А-Юаня и ВИ в первой главе, пока последний был прикован к постели, и реакцию ВИ в тот момент, когда он понимает, что тем, кто испугал А-Юаня, был ЦЦС.       Было ли это также круто, как я представляла?