Исток

      В течение недели после сорванного срочного Совета Кланов слухи совсем вышли из-под контроля. А поговорить было о чем! Никто даже не тратил времени на приукрашивание – реальность была достаточно возмутительна.       – Вы слышали? Старейшина Илин ворвался на созванный Ланьлин Цзинь Совет Кланов и заставил их всех плясать под свою флейту!       – Ну, они заслужили! Старейшина Илин ничего такого не делал с тех пор, как поднял Призрачного Генерала. Провоцировать такого опасного человека... они должны считать себя счастливчиками, что все еще живы!       – Да-да, Совет и созвали потому, что они запаниковали, когда сорвалось их покушение!       – Я слышал, они считают, что он сделал что-то подлое с Цзинь Цзысюнем. Ну, вы же знаете, он раньше угрожал его убить. Так что они решили сподличать первыми, а оно вот так им аукнулось!       – Вот что бывает, когда переоцениваешь свои силы. Вы можете поверить, что Глава Ордена Цзинь все еще хочет стать Верховным Заклинателем?       – После такого провала?       – Когда Старейшина Илин грозился вырезать весь Ланьлин Цзинь, если они снова на него нападут, он выглядел как живой призрак! Должно быть, он демон или кто-то еще. Ни один человек на такое не способен.       – Его волосы начали парить, глаза загорелись как огни, было жутко просто находиться рядом с ним!       – Это еретическое искусство наверняка превратило его в чудовище.       – Но Глава Ордена Цзян назвал его братом.       – Да ладно?! После того, как они сразились?       – Это правда! Глава Ордена Цзян сказал, что все братья дерутся, и ещё, что у них обоих ужасные характеры.       И снова всякий, кто услышал это, ощутил подавляющий страх.       – Но Вэй Усянь же принял в семью Вэнь?       – Он даже назвал «братом» Призрачного Генерала.       – Лютого мертвеца? Не смешите меня. По-вашему, я такой доверчивый?       – Так он сказал! И та знаменитая целительница, ну, знаете, Вэнь Цин? Теперь она Вэй Цин.       – Я поверить не могу, что Вэнь отказались от своего имени!       – Говорили, что среди каторжан на тропе Цюнци был ребенок.       – Не может быть! Даже Ланьлин Цзинь так не поступили бы. Это уж слишком жестоко. Должно быть, это ложь Вэнь.       – Я не знаю... Если б не было доказательств, думаете, Глава Ордена Не приказал бы расследовать деяния Ланьлин Цзинь в отношении их пленников?       – Может быть он и прав. Я имею в виду, что помешало бы Ланьлин Цзинь вести себя как Цишань Вэнь? Они уже самый богатый и большой Орден...       – Хватит! Ланьлин Цзинь далеко не так плох как псы-Вэнь.       – Я поверить не могу, что Вэй Усянь такой нахальный! Забудем, что он явился на Совет Кланов незваным, но как можно смириться с его угрозами Великим Орденам, чтобы получить, что он хочет?       – Кажется, он сказал, что просто хочет, чтобы они оставили его в покое...       – Это он сейчас так говорит, но попомните мои слова, рано или поздно он потребует больше.       – Кстати, знаете, тот его артефакт?       – Тигриная Печать? Это ужасающая вещь.       – Старейшина Илин сказал, что Ланьлин Цзинь затеяли все это, только чтобы получить ее.       – Какой кошмар! Может ли кто-то доверить Ланьлин Цзинь такую вещь теперь?       – Но от одной мысли, что у Старейшины Илин есть такая вещь, мне становится не по себе...       – Он сказал, что собирается уничтожить ее.       – Кто?       – Старейшина Илин!       – Что? Уничтожить такое могущественное оружие? Да ни за что! Без него заклинатели, конечно же, точно смогут уничтожить его еретическое искусство.       – А он сказал, что уничтожение Печати вовсе не уменьшит его силу, и если кто-то нападет на него, то он уничтожит и напавших, и их семьи.       – Может ли один человек быть таким могущественным? Может, он демон...       – Он что, и правда поднял конские трупы и поставил их под седло?       – Невозможно! Всем известно, трупы животных не могут стать ходячими мертвецами!       – Но это правда! Я видел своими собственными глазами. Те кони мертвы и все же везли на себе семью Вэй, вставали на дыбы и издавали ужасные звуки.       Это заставило всех чувствовать себя неуютно.       – Основатель Темного Пути... есть ли хоть что-то святое, чего он не попрал?       Когда илинские храбрецы нетерпеливо спросили его о слухах, Вэй Усянь рассмеялся.       Он сидел на постоялом дворе, знаменитом своим вином, в окружении жадных до сплетен горожан, которые платили за постоянно возрастающее количество выпивки в обмен на правдивые сведения. Вэй Нин, Ло Ялин и Вэй Юань составляли ему компанию. Они как раз закупались, когда один храбрец предложил поставить Вэй Усяню выпивки, если он подтвердит кое-какие слухи. Угощение для Ло Ялин и Вэй Юаня тоже было щедро оплачено. Неспособный устоять перед соблазном, Вэй Усянь согласился.       – Обычно животные не становятся ходячими или лютыми мертвецами сами по себе, – подтвердил Вэй Усянь. – Я немного помог им, вот и все. Хань, мой конь, слегка буйный, но если сравнивать с А-Нином, так можно сказать о любом.       Все рассмеялись, а Вэй Нин попытался протестовать своим тихим голосом. Жители Илина уже привыкли к лютому мертвецу. Он не вел себя, как мертвец, и даже не смердел. Внешность его все еще была в диковинку, но ещё в самом начале большинство горожан решили не обращать внимания на то, что он был мертв, и продолжать вести дела с Вэй Усянем. Это оказалось лучшим вариантом, так что время от времени они удивлялись, когда вспоминали, что он вообще-то лютый мертвец.       – Вы действительно угрожали Ланьлин Цзинь?       – Я сказал им, что оставлю их в покое, если они оставят в покое меня.       – Говорят, что Темное Искусство превратило вас в живого призрака или даже настоящего демона. Это правда?       Вэй Усянь рассмеялся в ответ.       – А что, я похож на демона? Я все еще человек, и отличаюсь от любого из вас не больше, чем обычный заклинатель. Просто немного… в другую сторону. И что еще за живой призрак? Разве это не противоречит самому понятию?       – А вы действительно признали деву Вэнь своей сестрой?       – Да, это дает ей больше возможностей издеваться надо мной.       Вокруг грянул смех. Некоторые из них видели или слышали как Вэнь Цин – теперь Вэй Цин – бранила ужасающего Старейшину Илин прямо посреди рынка.       – А меня теперь зовут Вэй Юань! – крикнул А-Юань, выхлебав свой суп.       Собравшиеся вокруг люди отозвались радостными криками, и несколько симпатичных девушек принялись наперебой угощать малыша сладостями.       Вскоре все разошлись, обсуждая новости.       – Как хорошо видеть, что они больше не боятся вас, – сказала Ло Ялин.       – Точно, – легко согласился Вэй Усянь. Он никогда не желал ни вызывать у других страх, ни тем более наслаждаться этим. Разве что у кого-то вроде Вэнь Чао. Вэй Усянь предпочитал улыбки и смех, беззлобные поддразнивания и шокирующие высказывания. Быть в окружении людей, которые боятся, ему не нравилось, так что реакция жителей Илин очень его порадовала. Хотелось бы надеяться, что он сможет сохранить хорошую репутацию здесь, даже если люди в других местах боялись его из-за произошедшего на Совете Кланов.       Хотелось бы надеяться, что этого страха хватит, чтобы держать их подальше, и не хватит, чтобы побудить их уничтожить его источник.       После Совета Вэй Усянь вместе с остальными своими братьями и сестрой и Цзинь Цзысюанем направился в покои Цзян Яньли, где они развлекли молодую женщину байками с прошедшей встречи. Вэй Усяню доверили подержать капризничающего Цзинь Лина, который никак не хотел выпускать Суйхуа из ручек. Совсем как А-Юань, который всегда тянется за Чэньцин, смеялся Вэй Усянь.       Цзян Яньли хлопала в ладоши от удовольствия, слушая, что творили ее братья и муж. В свою очередь она порадовала их рассказом о попытках адептов Ланьлин Цзинь угомонить лошадей.       Все трое были поражены, узнав, что, по сути своей, лошади были разумными лютыми мертвецами, как и Вэй Нин. Смеясь, Вэй Усянь уверял, что им обязательно нужно с ними познакомиться. Но сперва им предстояла встреча с кое-кем еще. К тому времени ворона, преданно не сводящая глаз с Цзинь Гуаншаня, уже покинула Золотой Зал. Вэй Усянь открыл окно, и птица ловко уселась на протянутую им руку.       – Птица? – Цзян Яньли наклонилась к ней.       Цзинь Цзысюань быстро сообразил, в чем дело.       – Это ведь та дохлая ворона из твоей пещеры? На которую я чуть не наступил? – спросил он.       – Ага! – Вэй Усянь погладил ворону. – Ее зовут Мулань.       Цзян Чэн просто обязан был это прокомментировать.       – Снова «лань»? Ты назвал Цзинь Лина «Жулань», подобный орхидее. И теперь ты называешь своего питомца Мулань? Прекрасная орхидея? – выступил он. Вэй Цин приподняла брови и взглянула на своего недавно обретенного брата.       – Что плохого в орхидеях? – защищался Вэй Усянь. – Может, они мне нравятся! В любом случае, это гораздо лучше твоих имен! Как бы ты назвал ее? Чернушка? Дорогуша?       – Все лучше, чем называть в честь клана Лань! – возразил Цзян Чэн.       Цзинь Цзысюань неверяще смотрел на разбушевавшегося Главу Ордена, а потом перевел взгляд на жену. Цзян Яньли послала ему многозначительный взгляд, говорящий: «Видишь? Вот почему я просила А-Сяня, а не А-Чэна дать А-Лину имя в быту».       Он и не представлял себе, насколько права его жена, когда она объясняла ему, что лучше предоставить выбор имени Вэй Усяню, потому что Цзян Чэн крайне плох в именовании.       – Мулань нравится ее имя, премного благодарны! – выдал Вэй Усянь, не обращая внимания на перемигивания супругов. Ворона согласно каркнула.       – А насколько умны Мулань и лошади? – полюбопытствовала Цзян Яньли. Реакция птицы была слишком осознанной для неразумного существа.       – Больше, чем когда они были живы, – признался Вэй Усянь. – Я не ожидал этого. Я имею в виду, А-Нин не прибавил в интеллекте, когда я поднял его. Ну, по крайней мере не настолько, чтобы мы могли заметить. Но по Мулань и лошадям заметно. Думаю, это может быть связано как со мной, так и с темной энергией. Возвращение их в качестве разумных лютых мертвецов, а не обычных ходячих трупов, также сыграло свою роль.       Нельзя сказать, что Вэй Усянь мог вернуть их в качестве обычных мертвецов. Похоже, животные могли восстать только разумными лютыми мертвецами. Это было интересно, потому что Вэй Усянь понятия не имел, почему это так.       – Как бы там ни было, раз уж Мулань такая умная, я могу просить ее делать всякие штуки для меня! Вы, ребята, можете передавать ей письма и некоторые вещицы, а она доставит их мне!       – Какая хорошая идея! – просияла Цзян Яньли.       – Не слишком ли это секретно? – спросил Цзинь Цзысюань. – Со временем вам не нужно будет скрываться.       Все непонимающе посмотрели на него. Даже ворона.       По правде говоря, никому из них и в голову не пришло общаться открыто и не скрывать своих действий. Вэй Цин и Вэй Нин привыкли скрывать свои альтруистические наклонности и любые эмоциональные привязанности из страха перед Вэнь Жоханем и его прихвостнями. Братья и сестра Цзян привыкли вынужденно скрывать семейные отношения и тщательно избегать сплетен. Вэй Усянь после становления темным заклинателем закрылся из страха, что кто-то сможет злоупотребить его силой. К тому же последние два года все трое из Юньмэн Цзян делали вид, что оборвали все связи, чтобы защитить Орден от последствий скандальных действий Вэй Усяня.       Было странно думать, что они не должны были скрываться от мира.       – Не обижайся, А-Сюань, – тихо сказала Цзян Яньли. – Но я хотела бы иметь способ напрямую связаться с А-Сянем. Я и правда не могу доверять большинству людей здесь.       Цзинь Цзысюань некоторое время поупрямился, но уступил. Как бы ему ни было неприятно признавать это, его жена была в чём-то права.       Вскоре трое покинули Башню Кои, уговорившись встретиться в Юньмэне на Фестивале Фонарей. Вскоре Вэй Усянь уже получил с Мулань письмо от Цзян Яньли, которая потратила кучу времени, чтобы подробно описать каждый момент в развитии своего сына.       Со времени Совета Кланов бывшие Вэнь вели себя осторожно. Вэй Усянь предостерег их, что он не уверен в реакции на его демонстрацию силы. В конце концов, когда нападений не последовало, они немного расслабились, но держали запас стрел наготове. Они продолжили планировать общий зал, который обещал стать самым большим и вместительным зданием из всех, уже построенных. И, поскольку они хотели сделать его идеальным, строители тратили время на продумывание деталей и отработку навыков, улучшая уже построенные дома. Некоторые даже отправлялись исследовать землю немного дальше в глубь Курганов, держась подальше от полей гниющей плоти, в сопровождении Вэй Нина или одного из коней. Вэй Усянь иногда заходил предложить что-нибудь.       Люди все еще опасались выходить наружу, но, получив поддержку Илин, и осознав, что нападения закончились, начали заговаривать о том, чтобы спуститься в город. Ло Ялин решила чаще составлять компанию Вэй Усяню в походах за покупками к огромной благодарности Вэй Цин. Ло Ялин была проницательна, несмотря на милое личико, и могла так быстро считать в уме, что Вэй Усянь впечатлился.       Это значило, что проблема с жетонами, позволяющими гостям проходить сквозь защиту, вставала перед Вэй Усянем в полный рост. Благодаря работе над колокольчиком Цзинь Лина Вэй Усянь представлял, с чего начинать. Проблема была в материале для жетонов. Это должно было быть что-то, что могло впитать отрицательную энергию, но в то же время не позволило бы ей влиять на носителя. Растущие на Курганах растения подходили, но они пропускали энергию сквозь себя, почти не задерживая её. Требовалось нечто с более жёсткими рамками. Нечто более прочное, чем растения.       Но в целом, Вэй Усянь, хоть и с оглядкой, был доволен тем, как шли дела.                     Нечистая Юдоль, Цинхэ.              Лань Сичэнь не был уверен, правильно ли он поступил. Он думал об этом с посещения Курганов, места, куда его мысли возвращались снова и снова. После Совета Кланов он попеременно то медитировал, размышляя над проблемами, то изучал предоставленный им список людей, больше не носящих имя клана Вэнь. Он поручил нескольким младшим адептам скопировать список и предоставить его малым орденам по запросу. Некоторые события, читаемые между строк, всё ещё сильно будоражили мысли.       Ся Болин, о котором упоминали на Совете, женившийся на Ся Шицзин в пятнадцать и девятнадцать лет соответственно.       Ло Ялин, чью историю два Нефрита пересказали своему дяде.       Вэй Юань, оказавшийся на каторге в возрасте меньше года и нежданно обретший нового отца.       Вэй Цзю, которая даже не была заклинательницей. В возрасте девяноста семи лет, на каторге, она пыталась уберечь своего правнука, которому едва минул год.       Лань Сичэнь был ужасно огорчен, ознакомившись со всем списком. Лань Ванцзи, который тоже прочел его целиком, сильно хмурился. Лань Цижэнь чуть не выщипал по волоску свою бородку, пребывая в смятении после тщательного прочтения списка. Он разрывался между собственным неприятием несправедливости и чувством пристойности.       По его мнению, Ся Болин был слишком юн для женитьбы, а напоминание, что юноша был наказан за компанию и даже не был заклинателем, раздражало. Затем шло упоминание о Шэнь Шуи и Шэнь Цзиньцзин, которые также состояли в браке – а еще были двумя женщинами. Обеим было то ли пятьдесят, то ли шестьдесят лет. Эта скандальная запись заставила Лань Цижэня оцепенеть в гневе. Когда Лань Ванцзи спросил, что плохого в том, что влюбленные поженились, Лань Цижэнь пришёл в себя и немедленно разразился отповедью. В конце он сказал, что ничего плохого в этом нет, но на его лице было такое выражение, как будто он знал, что об этом было какое-то правило на стене, но не мог вспомнить его.       В конце концов Лань Цижэнь заключил, что обходиться подобным образом с остатками клана Вэнь было неправильно, но, по его мнению, определенно существовало куда лучшее решение, чем предложенное Вэй Усянем.       Лань Ванцзи сразу же спросил его, почему тогда он не предложил что-нибудь, когда в том была нужда.       – Единственное решение, которое у них было – то, что предложил Вэй Ин, – подытожил Лань Ванцзи в своей обычной бесстрастной манере. Лань Цижэнь весь посерел, но не возразил, потому что племянник был прав.       – Всё, что мы сейчас можем сделать, поручиться за то, что их оставят жить в мире, – сказал Лань Сичэнь, чувствуя, что такое решение было не идеально, но не зная, что еще сделать.       – В Курганах Илин? – недоверчиво спросил Лань Цижэнь.       Гусу был далеко от Илин, поэтому два Нефрита клана Лань мало что слышали об этом месте, до того как Вэй Усянь попал там в ловушку и позже сбежал. Они только знали, что это запретное место, наполненное темной энергией, и что никто прежде не возвращался оттуда. Лань Цижэнь, как оказалось, был более подкован в этом вопросе.              Когда Лань Цижэнь был молод, он бродил по ночным охотам и слышал множество историй, в том числе и о Курганах Илин, старом поле битвы, превращенном в жуткий могильник безымянных мертвецов и жертв множества убийств. Ужасающие рассказы об ищущих славы заклинателях, которые вошли туда, и никогда больше не смогли выйти. Истории о леденящих кровь воплях и криках несчастных сумасшедших, которым не повезло выжить в месте, откуда они не могли сбежать. Черный пик был переполнен ужасными смертями, и все больше накапливалась в нем темная энергия. Молодого Лань Цижэня предупреждали не приближаться к Курганам. Это место пожрало умнейших из умных, опытнейших из опытных и славнейших из прославленных заклинателей. Лань Цижэнь даже не знал, как долго это запретное место пребывало в своем состоянии. Самое меньшее несколько поколений, судя по историям.       Было совершенно понятно, почему Вэнь Чао решил, что никогда больше не увидит Вэй Усяня снова, и поверил, что смерть его будет долгой и ужасной.       Некоторое время самые старые и опытные заклинатели, вроде Лань Цижэня, даже не верили в то, что Вэй Усяня пленили в том месте. Но, когда узрели его на поле битвы, с глазами, горящими алым, и подчинившего мертвецов с помощью Чэньцин, они вспомнили свое мимолетное впечатление от черной вершины над городом Илин. То, что раньше они ощущали от горы, теперь исходило от Вэй Усяня.       Когда люди навестили гору позже, она все еще была черна, но дурное предчувствие ощущалось меньше, чем раньше. Однако никто так и не осмелился выйти за линию безопасности.       Тогда и пошли слухи, что на поле боя был не настоящий Вэй Усянь, а яоцзин, демонический дух горы, захвативший его тело.       Справедливости ради, это было куда более вероятно, чем то, что Вэй Усянь покорил такое место.       Это то, из-за чего Вэй Усянь стал прозываться Старейшиной Илин.              Перебирая свои собственные воспоминания о том месте, Лань Цижэнь никак не мог понять, как кто-то может жить там.       Забыв об этом, Лань Сичэнь тепло ответил:       – Кажется, им там хорошо. Они построили много домов и огородов.       – Вы... ходили туда? – Лань Цижэнь с трудом удержался от крика.       – Да, – ответили оба его племянника, как будто бы не обращая внимания, что их дядю вот-вот хватит удар.       Лань Цижэнь пытался успокоиться, но одна только мысль, что его драгоценные племянники могли быть захвачены темной энергией и стать еще парой трупов на этой зловещей горе без возможности вернуться домой, повергала его в панику.       Приоритеты Лань Цижэня и его племянников в части правил приличия, поведения и чувства собственного достоинства довольно сильно различались, но в этот раз его реакция определенно имела под собой совершенно другие причины. Поэтому его племянники, забывшие о собственной безответственности и беспокойстве своего дяди, терпеливо ждали, пока он успокоится.       – Курганы? Это место не пригодно для жизни! – с трудом выдавил из себя Лань Цижэнь.       – Вэй Ин справился с этим, – отозвался Лань Ванцзи.       – Неужели мальчишка продал душу за такую силу? – почти выкрикнул Лань Цижэнь.       Его племянники подумали, что он слишком остро на это отреагировал. Лань Цижэнь, попытавшись донести, чем неправильно то место, просто махнул рукой.       Однако он добавил на Стену новое правило, гласящее, что посещение Курганов Илин под запретом. Скрепя сердце, под уговорами Лань Сичэня он согласился добавить условие «без разрешения».       Лань Сичэнь предвидел, что, даже без этой оговорки, Лань Ванцзи нарушил бы правило.              После этих откровений и проведя много времени в медитации над размышлениями о своем путешествии в Курганы, Лань Сичэнь пришел к непростым выводам.       Цзинь Цзысюань говорил на эмоциях, но с самого начала был настроен против Цзинь Гуанъяо, слишком много знавшем об этом месте. Его утверждение, что Цзинь Гуанъяо спланировал попытку убийства, беспокоило. Вспоминая прошлое, Лань Сичэнь виновато задавался вопросом, не приложил ли Цзинь Гуанъяо руку к злоключениям клана Вэнь. По меньшей мере казалось, что он намеренно отвлёк внимание от этой ситуации.       Обуреваемый чувством вины и неловкостью от своих осуждающих мыслей по отношению к побратиму, Лань Сичэнь чуть не удалился в затвор, чтобы решить, как поступить. В конце концов, ему оставалось только одно.       Он отправился нанести визит Не Минцзюэ.       Его старший побратим всегда был лучшим другом Лань Сичэня, и он весьма обрадовался, когда узнал, что они поладили и с его новым другом. К сожалению, это недолго продлилось. Лань Сичэнь пребывал в недоумении от странной динамики их отношений, потому что не понимал, какие действия заставили Не Минцзюэ так критиковать Мэн Яо.       – У него есть все возможности стать великим, – однажды пожаловался ему Не Минцзюэ. – Но он идет по неверному пути. Ему нужен я, чтобы напоминать ему, какая часть из того дерьма, что он творит, неприемлема, и почему так происходит. Ему нужен ты, чтобы ты продолжал верить, что он хороший человек, потому что хочет таковым стать. Между нами… может, однажды он и сможет.       До сего дня Лань Сичэнь все еще не был уверен, что понял, что дагэ имел в виду. Но сейчас он изумился этим словам.       Не Минцзюэ был постоянно не в духе и раздражителен, и предпочитал решать проблемы по частям. Любые помехи рубились на мелкие кусочки самым эффективным и жестоким способом, который он мог придумать. Но он был умен и весьма проницателен. Когда у Лань Сичэня были проблемы, с которыми ему не могли помочь ни брат, ни дядя, он шел к Не Минцзюэ.       У него было ощущение, что Не Минцзюэ не будет удивлен тем, какие мысли одолевают Лань Сичэня.       Он и не был.              – Позволю себе высказаться прямо, – Не Минцзюэ налил себе вина. Они начали с чая, но когда Лань Сичэнь поделился тем, что произошло во время их визита в Курганы, он заявил, что подобные темы требуют чего покрепче. Чай оставили для Лань Сичэня, и его руки, обнимающие чашку, чувствовали ее успокаивающее тепло. На столе между ними лежала принадлежащая Цинхэ Не копия списка бывших Вэнь, живущих в Курганах.       – Живущие в Цишань Вэни ушли, несмотря на позволение остаться сдавшимся и слабым заклинателям, обычным людям и, что самое важное, детям. По всей видимости, Ланьлин Цзинь посчитали, что они тоже военнопленные под их контролем, и по сути дела похитили их для работы в различных рабочих лагерях.       Лань Сичэнь кивнул.       – Есть вероятность, что они ушли, чтобы начать новую жизнь и взять новые имена. Но многие из них были детьми, которые нуждались в опекунах, и люди под защитой Вэй Усяня уверены, что их родичи связались бы с ними, имей они такую возможность.       Лань Сичэнь снова кивнул.       – Итак, у нас есть девятьсот пятьдесят человек, большая часть из них дети или мирное население, которые пропали и предположительно уже мертвы; надо полагать от рук Ланьлин Цзинь.       И когда Лань Сичэнь снова кивнул, Не Минцзюэ грязно выругался и одним глотком осушил свою чашку. Он налил себе еще одну.       – И ты думаешь, Мэн Яо знал.       – Я не знаю, – тихим, виноватым тоном сказал Лань Сичэнь. – Но после того, что молодой господин Цзинь сказал о попытке убийства Вэй Усяня…       – Не все сразу, – проворчал Не Минцзюэ.       – А-Яо говорил, что взял на себя много административных обязанностей, и он поддержал то, что Глава Ордена Цзинь сказал о смертях, случившихся на той каторге, где молодой господин Вэй освободил своих людей, – сказал Лань Сичэнь, озвучивая глодавшие его столько дней мысли. – Без сомнений, он должен был знать или понимать, что что-то не так. Он никак не мог этого проглядеть…       Не Минцзюэ согласно кивнул. С памятью и внимательностью к деталям Цзинь Гуанъяо, даже просто из документов, он должен был заметить неминуемые расхождения, как, например, новые пленники, заменяющие умерших.       – Ланьлин Цзинь, конечно, могли и не записывать многое из того, что они творили с пленными, – пробормотал Не Минцзюэ. – Нам действительно нужно провести это чёртово расследование, желательно не вовлекая в него Мэн Яо. Возможно, этого молодого господина Цзинь. Похоже, что женитьба слегка сбила с него спесь. И он довольно разумно выступил на Совете Кланов. Непросто защищать того, кто тебе не нравится.       Лань Сичэнь вздохнул. Он не хотел бы это знать. Единственные люди, к которым он испытывал сильную неприязнь, были те, что сожгли Облачные Глубины и ранили его отца и брата.       – Что касается другого вопроса… Я не знаю этого Цзинь с проклятыми дырками, но, учитывая его выступление на Совете Кланов, не такой уж он ягнёночек. Или же он вконец отчаялся. Так или иначе, я не сомневаюсь, что он был одним из тех, кто планировал то, о чем рассказала госпожа Цзинь. Они подготовили место заранее и убрали оттуда все трупы, так что Вэй Усянь был бы беззащитен, потому что он больше не носит с собой меча. Мне вот интересно, не испортило ли его темное искусство его обычный путь заклинателя?       Лань Сичэнь моргнул и согласился с этим. Он решил, что поднимет этот вопрос позже, в разговоре с Ванцзи.       – Что нам делать? – спросил Лань Сичэнь. Не Минцзюэ вздохнул, буравя взглядом свое вино.       – Ты хочешь откровенного разговора с ним, не так ли?       – Я только… хочу знать, почему, – запнулся Лань Сичэнь. – Невинные не заслуживали этого, и молодой господин Вэй не сделал ничего плохого, исключая убийство тех четверых на тропе Цюнци.       – Учитывая, что те люди были виновны в смерти Вэнь Нина, возможно, это была месть. Вэй Усянь беспокоится о нем, даже в семью принял. Должно быть, два года назад он был верным другом. Хотя, почему и как он подружился с Вэнь вне моего понимания, – проворчал Не Минцзюэ.       – Два года назад он говорил, что обязан Вэнь Нину жизнью, – сказал Лань Сичэнь, напрягая память. Это было лишь мимолетное замечание, быстро потерявшее значение, так что он добавил: – Мне кажется.       – Долг жизни вполне подходит, – Не Минцзюэ насупился. – Но это только добавляет веса его словам о том, что эти люди никогда не поддерживали Вэнь Жоханя. Если Вэнь спас жизнь того, кого ненавидели псы-Вэнь…       Не Минцзюэ осекся, пробурчал себе под нос пару ругательств.       – Насчет Мэн Яо, – сказал он, глядя на друга. – Давай-ка позовем его, расспросим обо всем и тебе полегчает.       Так они и сделали.              Лань Сичэнь нервничал, сам не отдавая себе в этом отчета. Он терпеть не мог спрашивать своего побратима, не сделал ли он чего-то ужасного. Люди всегда ругали и обвиняли А-Яо только из-за его низкого происхождения, что было совершенно недоступно пониманию Лань Сичэня, и он никогда не хотел опуститься до их уровня. И вот, ситуация сложилась так, что ему пришлось это сделать. Но он должен был знать.       Он только надеялся, что не обидит А-Яо, будучи вынужден задавать такие вопросы. А мысль, что да, обидит, повергала его в настоящий ужас.       Его выдернули из раздумий вопросом.       – Эргэ? Дагэ? – удивленно просил Цзинь Гуанъяо. Его удивило присутствие Лань Сичэня, но он был рад видеть его.       – Подойди и сядь, – сказал Не Минцзюэ. Только тон его голоса показывал, что это было приглашение, а не приказ.       – Есть какая-то причина твоего визита к дагэ, эргэ? – спросил Цзинь Гуанъяо, принимая чашку чая.       – Мы... хотим задать несколько вопросов о ситуации с Вэй Усянем и бывшими Вэнь, – сказал Лань Сичэнь.       Привычная улыбка Цзинь Гуанъяо исчезла с его лица, уступив место насупленным бровям. Упомянутая ситуация в кратчайшие сроки стала весьма запутанной. Кроме того, по тону Лань Сичэня, Цзинь Гунъяо немедленно заметил его беспокойство.       – Ну, нам еще предстоит отыскать того, кто ответственен за проклятие на Цзинь Цзысюне, – начал Цзинь Гуанъяо. – Благодаря... объяснению Вэй Усяня на Совете, мы не сможем ничего сделать, пока не будет найден сделавший это, но вероятность невелика.       – Ты ведь не полагаешь всерьез, что Вэй Усянь нашел способ избежать отката от проклятья? – спросил Не Минцзюэ.       – Мы не знаем, на что в действительности способно Темное Искусство, – заметил Цзинь Гуанъяо. – Все, что нам известно, нам позволил узнать Вэй Усянь. Даже если нет, может есть способ проверить всех Вэнь в их поселении? Один из них мог сделать это.       – Мы можем спросить во время расследования, – сказал Не Минцзюэ. Расследование должно было стать совместной работой трех из четырех Великих Орденов. Не Минзцюэ решил включить в него своего брата или кузена. – Но мы не об этом спрашивали.       Цзинь Гуанъяо выглядел сконфуженным.       – А-Яо, отец просил твоей помощи в подготовке плана провокации для Цзинь Цзысюня? – мягко спросил Лань Сичэнь.       На мгновение Цзинь Гуанъяо лишился речи.       – Да, – подтвердил он, и зачастил, чтобы опередить возможные замечания, – не сделай я этого, Цзинь Цзысюнь пошел бы со своим старым планом и был бы убит. Я счел, что это был лучший способ снизить потери.       – Планируя другое убийство? – саркастично спросил Не Минцзюэ.       – Все те люди в самом деле вызвались добровольно, – настойчиво указал Цзинь Гуанъяо, умолчав, что у всех были свои причины помочь Цзинь Цзысюню. Например, разделить славу за убийство Старейшины Илин или обещанное Цзинь Гуаншанем вознаграждение. – Меня там не было, но, как я слышал, переговоры очень быстро провалились…       – Почему тебя не было? – вмешался Не Минцзюэ.       – Меня задержали, и, когда я уже собрался отправляться, Цзинь Цзысюань поймал меня и выпытал у меня, что происходит. Он приказал мне оставаться в Башне Кои и, не медля ни секунды, улетел.       Не Минцзюэ сощурился. Цзинь Гуанъяо обращался со словами куда более ловко, чем большинство. Если он не хотел, чтобы Цзинь Цзысюань узнал о происходящем, то он не узнал бы от Цзинь Гуанъяо ничего. Что значило, по всей вероятности, что Цзинь Гуанъяо рассказал наследнику о задуманном нарочно. Почему? Что-то нехорошее должно было случиться с Цзинь Цзысюанем? Посеять раздор внутри Ланьлин Цзинь? В последнем он определенно преуспел.       Цзинь Гуанъяо попытался скрыть нервозность от проницательных, подозревающих глаз своего дагэ. Этот человек всегда как будто видел его насквозь. Это раздражало, но также заставляло уважать его.       – Ты и в самом деле считаешь, что Вэй Усянь заслуживает смерти, А-Яо? – печально спросил Лань Сичэнь, не обращая внимания на напряжение между побратимами.       – У меня нет мнения на этот счет, – сказал Цзинь Гуанъяо, думая: я считаю, что он слишком опасен, чтобы жить, но заслуживает ли смерти – совершенно другой вопрос.       – Я просто счел, что мой кузен заслуживает шанса жить, – ложь. – Я сделал все возможное, чтобы в моем Ордене было как можно меньше смертей, – правда. – Не я решил напасть на Вэй Усяня, все, что я сделал, разработал план согласно решению моего отца, – тоже правда. Но что он решил бы сам, было загадкой даже для самого Цзинь Гуанъяо.       – В общем, ты это и распланировал, – напрямик заявил Не Минцзюэ.       – Что мне оставалось делать? – возразил Цзинь Гуанъяо, умоляюще приложив руки к груди. – Они всё равно попытались бы убить его, с моей помощью или без. Я просто надеялся уменьшить кровопролитие.       – Ну, так и вышло. Но только потому, что Вэй Усянь решил никого не убивать, – сказал Не Минцзюэ.       – Это пока, – согласился Цзинь Гуанъяо.       Не Минцзюэ фыркнул. Вэй Усянь очевидно тоже пытался решить проблему, никого не убивая, и пока что оказался успешнее, чем Цзинь Гуанъяо. Не Минцзюэ было интересно, как много людей осознавало, на что Вэй Усянь способен, если решит платить жестокостью за жестокость, и сколько людей умрёт, прежде чем кто-либо сумеет повергнуть его.       Возможно, он знал ответ. Если Вэй Усянь ответит насилием, да, многие умрут, но в конце концов мир заклинателей убьет его и очистит Курганы от всех, кто сейчас живет там вместе с ним.       Ну, или он просто предпочтет не убивать людей. Возможно и то, и другое. Но, если Вэй Усянь выбрал не убивать людей, а Не Минцзюэ уже убедился в этом, то он намного доброжелательней, чем показался. В таком случае вопрос звучал так: доведет ли он до конца свою угрозу?       Как бы ни было интересно, этого Не Минцзюэ предпочел бы не знать.       – Постарайся не совершать самоубийство, выступая против его требований, – язвительно посоветовал Не Минцзюэ.       – Мы просто позволим такому как он делать все, что заблагорассудится? – неверяще выпалил Цзинь Гуанъяо. Наглость Вэй Усяня в выдвижении требований к миру заклинателей приводила его в ярость.       – Не-ет, – раздраженно протянул Не Минцзюэ, – я собираюсь оказать ему ту же любезность, как и всякому, кто делает что должно, чтобы защитить себя. Но любое злодеяние, и я убью его собственными руками.       – Это лучшее, что можно сделать, – подтвердил Лань Сичэнь. Он был опечален тем, что его подозрения подтвердились, и Цзинь Гуанъяо принимал участие в подготовке нападения, но чувствовал, что тот в чем-то был прав. Но даже так, он остался разочарован.       – Как скажешь, – сказал Цзинь Гуанъяо, чувствуя бессилие перед умоляющим взглядом Лань Сичэня.       – Что насчет пленников? Уверен, ты заметил, что что-то не так, – надавил Не Минцзюэ.       Цзинь Гуанъяо нахмурился. Он считал себя способным на любую грязь, чтобы возвыситься, но детей вроде Вэнь Юаня и Ся Болина как рабочую силу в лагерях он не признал бы или точно не одобрил. Ся Болин, если уж на то пошло, вообще не должен был попасть туда. Вэнь Юаня можно было попробовать отправить в другую, более добродетельную семью, прежде чем принять решение о его смерти. Не было никакого смысла в пребывании на каторге ни его самого, ни его прабабушки.       – Я был так занят, что никогда не проверял, что происходит. Все, и проверяющие, и стражники, докладывали, что справляются с происшествиями. Было доложено о многих инцидентах, но я допустил, что это из-за того, что заклинатели не привычны к подобной работе или из-за нехватки безопасного оборудования. Я и не подозревал о детях, – сказал Цзинь Гуанъяо.       Лань Сичэнь нахмурился, лишенный душевного равновесия. Он так обеспокоенно вглядывался в чашку, как будто под поверхностью чая прятались ответы на все вопросы, что его брови практически столкнулись над переносицей.       – А что ты скажешь о похищениях, вроде того, что провернул проклятый Цзинь? – потребовал Не Минцзюэ.       Цзинь Гуанъяо почти откинулся назад, но подумал лучше.       – Я просто думал, что это обычное перемещение пленных. Я никогда не считал их количество. В то время это не было важным.       – А девятьсот пятьдесят пропавших человек? А-Яо знает? – спросил Лань Сичэнь.       Цзинь Гуанъяо беспомощно покачал головой.       – Возможно, они ушли куда-то небольшими группами, если они не были заключенными. Куда-то, где их не будут притеснять за то, что они были из Цишань Вэнь.       – А пленники Ланьлин Цзинь? Ты знаешь о них? – спросил Не Минцзюэ.       – Эм… это допрос, дагэ? – парировал Цзинь Гуанъяо.       – Мы просто хотим знать, А-Яо, – сказал Лань Сичэнь. – Я беспокоюсь о тебе.       – Беспокоишься? Эргэ, из-за чего? – Цзинь Гуанъяо был ошеломлен.       – В последнее время Ланьлин Цзинь под руководством твоего отца выглядит… не самым хорошим местом, – сказал Лань Сичэнь. Он изо всех сил старался не говорить плохо о недавних деяниях Ланьлин Цзинь.       – Он имеет в виду, что Орден, как это… стал на путь порока, – разъяснил Не Минцзюэ.       – Я знаю, ты хочешь добиться успеха и стать великим заклинателем, – продолжил Лань Сичэнь, сделав вид, что не заметил «перевод» Не Минцзюэ. – Но так ли уж тебе необходимо быть частью Ланьлин Цзинь? Ты действительно думаешь, что это правильный путь? Ты знаешь, мы поможем тебе, если нужно. Их недавние действия, и то, что тебя заставили участвовать в подобном,… я беспокоюсь. Не похоже, что это хорошее место, вот и все.       Цзинь Гуанъяо был ошеломлен и согрет беспокойством Лань Сичэня. Даже то, что Не Минцзюэ не отказался от помощи, которую за него пообещали, тронуло его. На мгновение фантазии о том, как он становится адептом Гусу Лань или даже Цинхэ Не, мелькнули перед его мысленным взглядом. Но…       – Спасибо. Вам обоим, – Цзинь Гуанъяо утешительно улыбнулся своим побратимам. – Я постараюсь подумать об этом в будущем. Но прямо сейчас думаю, я принесу больше пользы миру заклинателей как адепт Ланьлин Цзинь. Надеюсь, что в будущем не появится ничего подобного, что потребует такого тяжелого выбора. Кроме того, у меня есть друзья в Ланьлин Цзинь, которым я бы хотел помочь.       Его побратимы переглянулись. Ни один из них не казался убежденным. Лань Сичэнь все равно выглядел обеспокоенным, и прищур Не Минцзюэ был подозрительным.       – Если ты уверен… – сокрушенно сказал Лань Сичэнь.       – Уверен, – подтвердил Цзинь Гуанъяо. – Но, возможно, мне потребуется ваш совет в будущем, если нечто подобное еще всплывет. Хотя я надеюсь, что нет.       – Полный пиздец, – пробормотал Не Минцзюэ, подливая себе еще вина.              От автора:       Пожалуйста, прочтите первую заметку, если вы еще не.       Слухи: так сложно оговаривать моего ГГ… но я надеюсь, я справилась?       Лань Сичэнь… бедное наивное дитя… этот жестокий мир – борьба.              Хэдканоны:       Особенности именования ЦЯЛ: да, она также плоха в этом, как ее брат и отец. Ну, хотя бы она осознает это. Вспомните, что это никто иной как ЦФМ назвал Суйбянь. Единственное имя, которое он дал, и которое не так уж и плохо, было ВУС, и я уверена, у него были наметки для этого. У ЦЧ, вероятно, были советы матери, как назвать Саньду. Ну и в конце концов, ЦЛ имеет те же привычки давать имена, как и его дядя.       ЦГЯ и арка искупления в целом: проблема с искуплением в том, что единственный, кто может решить, была ли линия искупления успешна, провалена или вообще запущена, тот, кто сам искупает вину. Вы можете быть таким добрым или вдохновляющим, каким вы хотите быть с этим человеком; вы можете приложить все усилия, чтобы изменить его обстоятельства. Но без решения или стремления к тому, чтобы сделать себя лучше он не изменится. Единственный способ, когда кто-то может быть спасен с помощью искупления, если он сделает шаг вперед и постарается спасти себя сам. Это верно и для реальной жизни. Имело ли место побуждение, или нечто, что могло быть засчитано за искупление. Но тот, кто предпринимает долгую, тяжелую работу над попыткой стать лучше, это сам человек. Это его собственная тяжелая работа и решение, ведущее к искуплению.       Если он не чувствует, что это необходимо, или не придерживается этого? Не будет никакого искупления, и неважно, что другие могут предпринять. Что касается ЦГЯ, НМЦ все еще думает, что он может стать хорошим человеком, ЛХ верит, что он таков, и ЦГЯ хочет таковым стать. Пока что он не совершил более осуждаемых и необратимых действий вроде убийства побратима, организации смерти сына и тому подобного. У него все еще есть шанс. Воспользуется он им или нет – совершенно другая история. И я не расскажу вам своих планов на сюжет, так что ня :3