Исток

      Фестиваль фонарей в Юньмэне был самым значительным событием на всех окрестных землях. Все семьи собирались вместе, приезжали родственники, друзья и даже незнакомые люди, чтобы смастерить фонари и выпустить их. На улицах были развешаны многочисленные фонари самых разных размеров, расцветок и форм. Вдоль главной улицы и берега реки выросли палатки торговцев, где продавалось буквально все, от еды до наборов для создания фонарей (в основном для приезжих, для которых это было в новинку).       Вэй Усянь был очарован этой суетой с самого первого фестиваля, который он увидел. Цзян Чэн с удовольствием таскал его за собой по окрестностям. Он показал ему множество мест, где можно было найти все виды фонарей. Некоторые формы умели делать только в этих местах. Оба мальчика сидели рядом с Цзян Яньли, пока она терпеливо наставляла маленького Вэй Ина как правильно сложить бумажный фонарь и помогала Цзян Чэну с его собственным.       Вэй Усянь бережно лелеял воспоминания о каждом из фестивалей. Он почти прослезился от осознания, что снова может пройти по этим улицам в канун праздника. Более того, сегодня он разделит эту традицию с Вэй Юанем и Вэй Цин, Ли Инъюэ, и супругами Ся и Шэнь. Изначально Вэй Усянь пригласил супругов Ло, но из-за приезда МяньМянь они с достоинством отказались и передали приглашение Шэнь Шуи и Шэнь Цзиньцзин.       Вэй Усянь потратил большую часть вчерашнего дня, чтобы научить их, как сложить фонари и как бережно упаковать их. Единственное, что омрачало для него этот день – отсутствие Вэй Нина. Тот был обеспокоен мыслью о том, что Курганы останутся без защиты, и не горел желанием оказаться в толпе людей. Так что он сам вызвался остаться и сделал всё, чтобы убедить Вэй Усяня позволить ему это. Вэй Усянь, к собственному неудовольствию, не смог устоять перед Вэй Нином, в кои-то веки просящем что-то для себя. Неспособный настаивать, Вэй Усянь просто надулся.       В конце концов, Вэй Цин уговорила младшего брата присоединиться к изготовлению фонарей, чтобы после она выпустила его фонарь вместе со своим. Это решение устроило их обоих.              Как только они прибыли, Вэй Юань и Ли Инъюэ с широко распахнутыми в восхищённом трепете глазами никак не могли решить, куда смотреть в первую очередь. Из города на речном берегу были слышны музыка и смех. Даже в ночной темноте это было самое светлое место, какое они когда-либо видели. Повсюду горели фонари, и разноцветные ленты, прикрепленные к ним, развевались на ветру. А ещё яркие лотки торговцев и люди, наряженные в праздничные одежды! Зрелище выходило совершенно незабываемым.       Ли Инъюэ тоже нарядилась в лучшее платье из тех, что она привезла с собой. Вэй Цин и Вэй Усянь облачились в те одеяния, в которых присутствовали на Совете кланов, остальные были тоже либо в черном, либо в другой, пошитой Чан Тин, одежде.       Лошадей пришлось оставить за чертой города, но Мулань гордо летела впереди них. Вэй Усянь покрепче перехватил руку Вэй Юаня, вспомнив, как потерял его в толпе в прошлый раз. Тогда это вылилось в приятный вечер, но сегодня Вэй Усянь решил обойтись без столь беспокойных приключений. Вэй Цин вызвалась присмотреть за Ли Инъюэ, несмотря на её попытки убедить их, что она уже большая девочка и не нуждается в опеке. Увы, на эту идею было наложено единогласное вето.       Ли Инъюэ наконец-то выглядела, как и положено девятилетней девочке, попавшей на праздник. Она улыбалась и рассматривала сияющими глазами все вокруг. Вэй Юань не отставал и даже почти подпрыгивал от восхищения. Вэй Усяню приходилось внимательно следить за тем, чтобы он не ускакал в толпу. Даже взрослые (к которым он причислил и Ся Болина) оглядывались вокруг с удовольствием и восхищением. Даже вечно циничный Ся Болин выглядел поражённым, а Шэнь Шуи совершенно точно улыбалась!       И хотя Вэй Усянь знал, что Цзян Чэн и Цзян Яньли ждут его в Пристани Лотоса, он не смог удержаться и не отвлечься на вкусные ароматы от ларьков с едой. В конечном счете, он убедил себя, что ничего страшного не случится, если он перекусит чем-нибудь по пути к Пристани. Не в силах остановиться на чём-то одном, Вэй Усянь спросил у А-Юаня, что он хотел бы съесть.       – Это! – хорошенько осмотревшись, Вэй Юань ткнул пальчиком. Вэй Усянь кивнул. Они помахали остальным, а потом встали в очередь. Всё равно, пока Вэй Усянь и Вэй Юань будут проводить время с семьей Цзян, остальные будут гулять без них по фестивалю, разглядывая товары и развлекаясь играми.       В итоге, их путь в Пристань Лотоса сильно затянулся. Многие торговцы узнали Вэй Усяня и загорелись желанием снова поболтать с ним. Вэй Усянь смеялся и заверял людей направо и налево в том, что: нет, он не позабыл про Юньмэн; да, он навестит их снова; нет, их поединок с Цзян Чэном был не всерьез; нет, он вовсе не планирует захватывать мир. Может ли вообще кто-то представить Вэй Усяня во главе целого мира? Убийственное зрелище! Это даже звучит как издевательство.       Вэй Юань какое-то время был занят едой и разглядыванием окружающего буйства красок, но вскоре ему стало скучно. Еда закончилась, а его мать продолжал говорить одно и то же кучке разных людей. Он почти ушел сам по себе, но крепкая хватка наученного предыдущим опытом Вэй Усяня остановили его. Тогда он подергал Вэй Усяня за полы одежды.       – Мы разве не собирались пойти повидать дядю Цзяна? – жалобно спросил он.       Вэй Усянь удивленно взглянул на ребенка и рассмеялся.       – А-Юань прав! Позвольте откланяться, – сказал Вэй Усянь. Он поднял А-Юаня, чем ребенок оказался весьма доволен. С такой высоты видно гораздо больше.       – Итак, – сказал Вэй Усянь, сверкая глазами в свете фонарей, – почему ты назвал его «дядя Цзян»?       Вэй Юань пожал плечами.       – Он не сказал, как мне его называть. У меня есть дядя и тетя, има и ифу. Кто-то сказал мне, что я не должен звать его цзюцзю, потому он дядя Цзян.       Вэй Усянь снова рассмеялся.       – Если он попросит тебя называть его как-то еще, ты ведь будешь?       – Да, – Вэй Юань кивнул. – Это неправильно, называть его дядя Цзян?       – Я не вижу в этом ничего плохого.       Им удалось не попасться на глаза никому из знакомых, и наконец они дошли до входа в Пристань Лотоса. Это были огромные деревянные ворота. Темное дерево смотрелось чарующе изысканно, особенно в сочетании с фиолетовыми фонарями в виде лотосов. Адепты, несущие стражу у ворот (те, кто, должно быть, вытянул короткую соломинку, добровольцы или те, кто разозлил Цзян Чэна) испуганно вытянулись при приближении Вэй Усяня.       – Приветствую, – небрежно бросил Вэй Усянь застывшим, как болванчики стражам. И прежде, чем они смогли отреагировать, мужчина легким шагом проник в Пристань, неся на боку своего сына.       – Некогда это был мой дом, – более мягким тоном, чем обычно, сказал Вэй Усянь своему сыну.       А-Юань моргнул и осмотрелся вокруг. Был вечер, солнце уже почти закатилось, и все вокруг погрузилось в сумерки. Пристань Лотоса выглядела изящной картинкой. Большинство фонарей осталось снаружи, или в общественных местах. Главное здание на первый взгляд выглядело совсем простым, но стены из прочного темного дерева и покрывающие их пурпурные орнаменты явно говорили о благополучии Ордена.       Это было очень красивое место.       – Ты скучаешь? – спросил А-Юань. Ты хочешь снова жить здесь? промолчал он.       А-Юань был ещё очень мал, чтобы знать всю историю целиком, но он знал, что все думали, будто Вэй Усянь не может вернуться сюда из-за них. И все расстраивались от таких мыслей. А-Юань этого не понимал. Вэй Усянь никогда не выглядел несчастным. Он был немного грустным, когда написал ту песню, но она, кажется, была вовсе не про их новый дом.       Но А-Юань смотрел по сторонам, пока его мать шел сквозь залы, и понимал, что это был его дом. Этот дом был частью Вэй Усяня точно так же, как частью А-Юаня был черный бамбук, и разномастные дома, и алые-алые цветы на деревьях.       – Я скучаю, – произнёс Вэй Усянь, не догадываясь о мыслях своего сына. Он осмотрелся и ностальгически вздохнул.       – Но я больше не могу жить здесь, – продолжил Вэй Усянь. Вэй Юань уставился на его лицо. – Я… Пристань Лотоса стала тесной для меня, полагаю.       – Тесной? – непонимающе переспросил А-Юань, наклоняя голову.       – Да, – Вэй Усянь кивнул. – И Курганы зовут меня домой. Честно говоря, даже не будь тебя и твоих родичей, рано или поздно я все равно бы ушел.              Это было тяжёлое признание. Повзрослев, Вэй Усянь считал своим долгом служить Юньмэн Цзян всю оставшуюся жизнь. Оставаться рядом с Цзян Чэном и приносить репутации Ордена столько пользы, сколько мог.       Но разразилась Кампания Падения Солнца. После всего, что случилось, Вэй Усянь обнаружил, что он не совсем вписывается в тот Юньмэн Цзян, который так кропотливо восстанавливал Цзян Чэн. Не важно, как сильно Вэй Усянь старался, он все равно чувствовал, что та Пристань Лотоса, которая была его домом, которой он принадлежал, сгорела вместе с его шиди, госпожой Юй и дядей Цзяном.       Вэй Усянь пытался найти свое место в восстановленной Пристани. Он старался не выдать Цзян Чэну или Цзян Яньли, каким беспокойным и связанным по рукам и ногам он себя ощущал, потому что он все равно хотел быть вместе с ними и Орденом. Вдобавок, Цзян Яньли бы расстроилась, а Цзян Чэн наверняка воспринял бы это, как критику своего труда по восстановлению Ордена. А это вовсе не было правдой. Цзян Чэн превосходно справился с задачей. Вэй Усянь просто чересчур сильно изменился, будучи вне ордена, чтобы комфортно чувствовать себя, вернувшись в привычные пределы Юньмэн Цзян.       И Курганы продолжали звать его. Ненавязчиво, скорее как тоскливая мольба ребенка. Вэй Усянь унёс в себе частичку того, что раньше принадлежало Курганам. Гора не забыла этого, и запомнила человека, который спас ее от сокрушающей тяжести вины. Вэй Усянь пытался противиться. В Курганах для него не было ничего, кроме смерти и болезненных воспоминаний. Да и что он мог сделать с духом горы?       А когда Ланьлин Цзинь распустили слухи о нём, и мир заклинателей прислушался к ним, ему всё больше казалось, что его просто вынуждают уйти. Когда Вэнь Цин пришла к нему за помощью, и Вэй Усянь опять увидел тропу Цюнци, он, наконец, смирился.              – Значит… ты счастлив дома? В Курганах? – спросил А-Юань.       – Да, – ответил Вэй Усянь. – Что за вопросы?       Вэй Юань пожал плечами, смущенный, и уткнулся лицом в плечо Вэй Усяня.       Вэй Усянь нес ребенка по знакомым коридорам, мимо знакомых комнат и незнакомых учеников, которые смотрели на них большими глазами. Наконец, он вышел к настоящей пристани и уставился на реку, сияющую в серебряном лунном свете, усеянную теплыми желтыми фонарями разнообразных форм. Вэй Юань никогда прежде не видел такой огромной массы воды и пребывал в благоговейном страхе. Вэй Усянь улыбнулся знакомому успокаивающему виду и продолжил нести ребенка к их цели.       Это был павильон, вынесенный далеко на открытые воды реки. Достаточно просторный для небольшой компании. И знакомое место для большей части семьи. Вэй Усянь с тоской вспоминал о госпоже Юй, восседающей там как императрица, критикуя что-то, что ученики делают ненадлежаще; дядя Цзян, слегка забавляясь и поддразнивая, парирует ее слова, указывая на то, что ученикам удаётся; Инчжу и Цзинчжу стоят по обе стороны от госпожи Юй, или в углу, хихикая и отпуская колкие комментарии; юные Цзян Чэн, Цзян Яньли и Вэй Ин добавляют последние штрихи к своим фонарям.       Теперь там было не так много людей. Только трое и люлька.       Вэй Усянь ускорился, ступив на длинные деревянные мостки. Ему хотелось избавиться от этих сентиментальных мыслей. Это был его первый фестиваль фонарей без четверых взрослых. И первый для А-Юаня и А-Лина. Вэй Усянь был настроен не быть чересчур эмоциональным.       Вэй Юань посматривал на воду, боясь, что упадет. Река у них дома в сравнении с этой была жалким ручейком.       – А-Сянь! – Цзян Яньли, заметив их, махнула рукой. Она не выглядела невыспавшейся, так что, вероятно, ей удалось отдохнуть. Мягкое волнение освещало ее черты. Цзинь Цзысюань приветственно хмыкнул, он стоял, прислонившись спиной к столбу. Он смотрел на текущую воду, как многие из них делали раньше.       – Долго же ты шёл! – рыкнул Цзян Чэн. На стол перед ним уселась Мулань.       Вэй Усянь засмеялся.       – Прости, прости. Путь вышел дольше, чем мы ожидали.       Он опустил Вэй Юаня на землю, и мальчик вцепился в его одежду.       – Привет, А-Юань, – поздоровалась Цзян Яньли. Она была бы вовсе не против проводить побольше времени с приемным сыном своего брата.       – Привет, има, – поприветствовал ее А-Юань. Цзян Яньли ослепительно улыбнулась, довольная, что он обратился к ней так, как она просила.       – Ифу, – Цзинь Цзысюань неловко кивнул в ответном приветствии. Было заметно, что А-Юань все еще робеет при виде него, даже если он не одет в золото Ланьлин Цзинь.       – Дядя Цзян, – у Цзян Чэна вырвался странный звук. А-Юань немедленно заволновался. Он подошел к мужчине. Цзян Чэн немного пугал малыша: высокий и постоянно хмурый. Но Вэй Усянь тоже был страшен, и потому А-Юань без раздумий приблизился к Цзян Чэну.       – Вы хотите, чтобы я так не делал? Я могу называть вас как-нибудь еще, – беспокойно сказал А-Юань.       Цзян Чэн взмахнул нетерпеливо и слегка властно, отказываясь.       – Твой… – Цзян Чэн почти сказал «отец», пока не вспомнил и не исправился, – твоя мать сказала тебе звать меня так?       – Нет. Вы не сказали, как мне называть вас, потому я зову вас дядя Цзян. Надо по-другому? – А-Юань обеспокоенно посмотрел на него. Он неожиданно осознал, что это была другая семья его матери, и что он хочет, чтобы они любили его.       – Дядя Цзян подходит, – резко ответил Цзян Чэн.       Вэй Юань, не привыкший к характеру Цзян Чэна, все еще выглядел беспокойно. В ответ на это Цзян Чэн неуклюже потрепал мальчика по голове.       Вэй Усянь не смог сдержать умиленной улыбки. Цзян Чэн в самом деле смог переступить через себя и не придавать большого значения происхождению А-Юаня. Он наклонился, чтобы заглянуть в плетеную люльку рядом с Цзян Яньли.       – Ооо, это Лин-эр? Мне кажется, он подрос! – восторженно сказал Вэй Усянь. В ручках А-Лин держал какую-то игрушку и развлекался, стуча ею по всему, до чего мог дотянуться. К счастью, Вэй Усянь был далековато – но его племянник всё равно попытался. Цзян Яньли хихикнула.       – Должно быть, – проворчал Цзинь Цзысюань. Хотя на лице его была написана нежность. – Все, что он делает, это ест и спит.       – И плачет, – добавил Вэй Усянь, памятуя о недавних приступах плача у Цзинь Лина.       – Не напоминай, – проговорил сквозь зубы Цзинь Цзысюань.       Цзян Яньли снова хихикнула.       – Скоро он сможет сам переворачиваться. Затем он будет везде ползать. Думаю, он будет совсем как А-Чэн в том же возрасте.       – Ты не помнишь меня в таком возрасте. Ты была слишком маленькой, – с подозрением сказал Цзян Чэн.       А-Юань обошел вокруг, чтобы тоже заглянуть в люльку. Вэй Усянь поднял его и усадил на скамью. Он затеял игру, вытягивая руку так, чтобы А-Лин захотел ударить ее игрушкой, а потом быстро убирая ее, заставляя А-Лина промахнуться.       – Тетя Инчжу и тетя Цзинчжу рассказали нам про то, как ты уползал, стоило твоим нянькам отвернуться, – радостно заявила Цзян Яньли. – Включая и тот раз…       Цзян Чэн зарычал, предчувствуя, что за историю она имела в виду.       – …когда ты чуть не свалился в реку с пристани в возрасте шести или семи месяцев. Если б мама не поймала тебя… – сказала Цзян Яньли. Для их матери, которая всего на минуту оставила его, чтобы освободить руки, а затем обнаружила, что ее сын шустро ползет прямо к краю пирса, это оказался ужасный опыт.       – Спасибо, А-цзе, – громко сказал Цзян Чэн в тщетной надежде на окончание истории. Чтобы подчеркнуть это, он заново поправил заготовки фонарей.       – Ты, как всегда, просто притягиваешь неприятности, А-Чэн, – Вэй Усянь покачал головой в притворном разочаровании, чем привел Цзян Чэна в негодование.       – И тогда мать ввела правило, по которому детей можно было класть в комнате только если ее можно было запереть или в ней была ограда, – договорила Цзян Яньли для своего мужа.       – Как ты вообще пережил детство? – спросил Цзинь Цзысюань. Практически сразу ему пришлось уворачиваться от брошенного в него комка рисовой бумаги. Вэй Усянь рассмеялся, а А-Юань захихикал.       – А папа тогда сказал, что он просто хотел пораньше научиться плавать, – сказала Цзян Яньли. – Он говорил, что его тоже всегда тянуло к воде. И я упала в воду, когда мне было три. Тетя Инчжу присматривала за мной, она сказала, что я пыталась сорвать цветок лотоса.       – Так это семейная черта, – ухмыльнулся Вэй Усянь. – Полагаю, вам придется получше присматривать за А-Лином вблизи водоемов, пока не будете уверены, что он умеет плавать.       – В Башне Кои это не будет проблемой, – ответил Цзинь Цзысюань.       Мулань каркнула, передавая Вэй Усяню вид с высоты полета на окружающие Башню Кои сады.       – Разве у вас там нет парочки прудов? – небрежно спросил он.       – Они мелкие.       – А что насчет того, что к северу, с большим красным мостом? Если он упадет оттуда… – Вэй Усянь невинно замолчал. – Не говоря уже о том, что пруды могут быть мелкими для взрослых. Но достаточно ли они мелкие для малышей?       Цзинь Цзысюань обдумал это и решил ограничить доступ А-Лина в сады.       – Я тут подумал, – задумчиво протянул Вэй Усянь, – ты ведь не умеешь плавать, А-Юань. Я поучу тебя завтра утром, до того как соберемся обратно.       – Это я научу его завтра утром, – сказал Цзян Чэн. – Ты все равно не проснешься раньше девяти.       – Что скажешь, А-Юань? – спросил Вэй Усянь, внутренне довольный тем, что Цзян Чэн будет учить его сына. – Это А-Чэн научил меня плавать.       – Правда? – спросил Вэй Юань, глядя на Цзян Чэна. Он боязливо оглянулся на черную бездну, в которую обратилась река, прежде чем ответить.       – В самом деле? – удивился Цзинь Цзысюань. – Разве ты не младше Вэй Усяня?       – Да, и что? – спросил Цзян Чэн, с трудом удерживаясь, чтобы не огрызнуться на зятя.       – Когда ты постоянно путешествуешь, у тебя не так уж много возможностей научиться плавать, – сказал Вэй Усянь, опустив тот факт, что вообще-то плавать не умеет большинство людей. Орден обязательно учил этому своих адептов (а Юньмэн Цзян не было равных во всем, что было связано с водой), и всякий, кто рыбачил или жил у воды, естественно, получал этот навык, но это не было обычным делом. Цзинь Цзысюань и сам научился плавать в Пристани Лотоса во время своих визитов, когда был ребенком.       – Ты знаешь, что делать со своим фонарем, А-Юань? – спросила Цзян Яньли.       – Ну-у, надо написать на нем свое желание? – ответил ребенок.       – Правильно, – Цзян Яньли нежно улыбнулась. – Ты можешь написать одно или три желания. Больше трех и два – считаются несчастливым числом.       – Правда?       – Да. Ты уже знаешь, что хочешь пожелать?       А-Юань очень обстоятельно над этим поразмыслил. Он перегнулся через стол и подергал рукав Вэй Усяня. Изумившись, Вэй Усянь наклонился к нему. А-Юань шепотом, который был слышен всем, спросил у него:       – Можно мне такое же, как твое второе желание?       Вэй Усянь фыркнул.       – Конечно. Мне написать?       Вэй Юань закивал.              Фестиваль фонарей в Юньмэне проводился в конце зимы. Это было празднование конца одного года и начала другого. Пожелания к следующему году писались внутри фонарей. Чем выше фонарь поднимался в воздух, тем вероятней то, что эти желания сбудутся. По какой-то причине, которую Вэй Усянь не знал или забыл, написать два или четыре желания считалось несчастливой приметой, и верным признаком того, что эти желания никогда не сбудутся.       – Ты сказал ему свои желания? – спросил Цзян Чэн, который уже закончил записывать свои и перевернул исписанную сторону лицом вниз, чтобы никто не мог прочесть.       – Вроде того, – Вэй Усянь пожал плечами. Ему не казалось, что это так уж страшно, если А-Юань знает его желания. Он-то знал, чего пожелал А-Юань, поскольку именно Вэй Усяню пришлось записывать все три для неграмотного четырехлетнего ребенка.       Свои желания Вэй Усянь уже записал. Оставалось только собрать фонарь. Он записал желание А-Юаня и оставил чернила подсохнуть, пока показывал сыну, как сложить фонарь, используя для примера свой собственный. Цзян Яньли закончила со своим, и помогала Цзинь Цзысюаню. Они также сложили фонарь для малыша, на котором была написана молитва вместо желания. После того, как они бережно убрали собранные фонари в сторону, Цзян Яньли отправилась на кухню и помогла вынести ужин.              Они весело болтали и подшучивали друг над другом. Вэй Усянь и примкнувший к нему Цзян Чэн беззлобно дразнили Цзинь Цзысюаня, который за словом в карман не лез и вполне удачно вернул им пару острот. К счастью, они уже не были подростками, для которых это послужило бы лишним поводом для драки. Вэй Усянь делал вид, что не замечает, как Цзян Чэн украдкой скармливает Мулань кусочки со своей тарелки. А Цзинь Цзысюань прикрывает свою всякий раз, как видит ворону.              – О, точно! – внезапно сказал Вэй Усянь, когда ужин унесли и все просто наслаждались вином.       – Что ещё? – буркнул Цзян Чэн.       – У меня кое-что есть для всех вас, – Вэй Усянь запустил руку в кошель. Мгновение спустя он положил четыре – кисточки? – на середину стола. Они с любопытством наклонились.       Цзян Яньли подняла один. Это был жетон из черного нефрита, украшенный резьбой в виде символа инь-ян; сторона ян была закрашена белым. С одной стороны жетона свисала темно-красная кисточка, длинная, но тонкая. С другой – тонкая алая лента, похожая на нить. Жетон выглядел великолепно. Все четыре.       – У меня есть такой, глядите, – Вэй Усянь выпутал из массы волос косицу и показал им. Между прядей была пропущена алая нить, на которой висел символ инь-ян с алой кисточкой. Но вместо белого сторона ян была закрашена темно-красным. Украшение почти смешалось с волосами Вэй Усяня и другой алой лентой.       – Это пропускные жетоны в Курганы, – оживленно пояснил он. – Они смешивают ауру живых с аурой горы, так что кажется, будто люди принадлежат тому месту. Таким образом мёртвый кордон и темная энергия не будут блокировать вас.       – У меня тоже есть! – А-Юань гордо продемонстрировал им свой хвостик, украшенный таким же, как у Вэй Усяня, жетоном.       – Почему украшение для волос? – спросил Цзинь Цзысюань, беря один.       – Ну, я говорил об этом с Цин-цзе, – сказал Вэй Усянь, предупреждая тему, покачивая вино в чашечке. – Носить его на поясе, как делают в Гусу Лань, все равно что просить украсть. Я, например, стащил один не позже чем через пару часов, как оказался в Облачных Глубинах.       Цзян Чэн, который уже знал об этом, уронил лицо в ладони. Ему задали очень много вопросов, когда похищенный жетон обнаружился в гостевой комнате Вэй Усяня после того, как тот покинул Облачные Глубины. Лицо Лань Цижэня тогда покраснело до такой степени, что казалось лиловым.       – Ты стащил… – Цзинь Цзысюань осекся, неверяще глядя на своего шурина. – Зачем? У тебя был гостевой!       – Да, но он ограничен, и с ним тебя можно отследить, – Вэй Усянь просто отмахнулся от негодования Цзинь Цзысюаня. – Как еще я мог выбираться за Улыбкой Императора и приличной едой?       – А-Сянь, – строго спросила Цзян Яньли, – ты ведь вернул его?       – Я оставил его в своей комнате, прямо в центре, А-цзе! – уверил ее Вэй Усянь.       – Тогда все хорошо, – кивнула Цзян Яньли. Цзинь Цзысюань неверяще посмотрел на нее.       – Еще он оставил меня, чтобы ответить на все вопросы! – сказал Цзян Чэн, обвинительно тыча пальцем в своего брата.       – Благодарю, – Вэй Усянь поклонился ему.       – Тебя серьезно это устраивает? – спросил Цзинь Цзысюань у своей жены.       – Они не кормили моих братьев как полагается! – заявила Цзян Яньли. – Им нужно было хорошо питаться. И никто же не пострадал!       – Как будто у тебя в комнате не было нычки с едой, – ехидно сказал зятю Цзян Чэн.       – Не-сюн продавал сладости из своих запасов, – Вэй Усянь все еще был под впечатлением. – Чистая прибыль, если подумать.       – Но всё равно, почему украшение для волос? – вернулся к теме Цзинь Цзысюань. – И разве колокольчик Юньмэн Цзян не висит на поясе?       – Это другое. Это колокольчик. Он звенит каждый раз, когда к нему прикасается кто-то чужой. Сложновато украсть или потерять. Мои жетоны тоже сложно потерять в бою или позволить украсть. Если что-то поймало тебя за волосы, у тебя уже большие проблемы. К тому же, в волосах легче спрятать, – объяснил Вэй Усянь.       – Ты и секретность? – пробормотал Цзинь Цзысюань.       – Привычка, – Вэй Усянь пожал плечами. – Я также добавил пару особенностей. Жетон должен быть привязан к конкретному человеку. Единожды проведя эту процедуру, отменить ее будет невозможно без уничтожения самого жетона. Но, также это значит, что владелец жетона должен иметь его при себе и быть живым, чтобы иметь возможность пройти барьер. Еще одна мера безопасности, которую я ввел.       – Ты параноик, – убежденно заявил Цзинь Цзысюань.       – И я все еще жив, – радостно ответил Вэй Усянь. – Тебе бы тоже не помешало.       Цзинь Цзысюань скривился, но, припомнив недавние события в своем клане, не нашел аргументов против.       – Не мог бы ты... эм... привязать один ко мне? – попросила Цзян Яньли, протягивая тот жетон, который она ранее взяла. Вэй Усянь хохотнул и попытался найти подходящее место в ее прическе. Они с Цзян Чэном немного поспорили, но, наконец, решили и протянули нить сквозь один из завитков в ее прическе.       Вэй Усянь закрыл глаза. С жителями Курганов эта процедура проходила легче. Они жили там уже больше двух лет, и потому приспособились к темной энергии – энергии инь, напомнил себе Вэй Усянь, – излучаемой горой, благодаря пище, которую ели. В случае Цзян Яньли, Цзян Чэна и Цзинь Цзысюаня работать практически не с чем, крохотные доли, которые они получили вместе с приснопамятным ужином, уже растворились без постоянной подпитки, которую получали жители Курганов.       Все, что ему требовалось, это махонькая искорка.       Ну, или что-то равноценное. «Искра» ни в коем случае не была точным описанием энергии инь. Он выяснил это на практике. Сперва с Вэй Цин, которая помогла ему выяснить, как поместить частицу энергии инь внутрь человека, не причинив вреда его совершенствованию, и которая уже приспособилась к энергии инь. Затем он поработал над Ли Инъюэ, у которой были лишь основы совершенствования, но которая еще не приспособилась к энергии инь.       Хорошо, что он начал с Цзян Яньли. Ее низкий уровень сделал процедуру проще. Духовная энергия – или энергия ян по классификации Вэй Усяня – не очень хорошо смешивалась с энергией инь. Люди знали об этом веками. Это были основы. Ещё одна причина того, почему подражатели Старейшины Илин в итоге не доставляют проблем никому, кроме самих себя. Живыми и неискалеченными оставались только те, у кого практически не было способностей к совершенствованию.       Но благодаря помощи Вэй Цин и других добровольцев из Курганов, Вэй Усянь всё выяснил. Можно быть последователем и «праведного» пути, и темного. Просто нужно быть очень, очень осторожным. Также можно держать внутри себя маленькую частицу энергии инь, достаточную, чтобы быть замеченной, без ущерба для здоровья или совершенствования заклинателя.       Это и было то, что Вэй Усянь собирался сделать. Смешав еле заметные тёмные искорки, оставшиеся от визита в Курганы, с каплей своей собственной энергии, он смог безо всякого риска поместить ее в тело Цзян Яньли и связать с жетоном в ее волосах. Достаточно, чтобы активировать жетон, но не достаточно, чтобы навредить ей, и в той области ее тела, где эта капля не будет мешать ее медленному духовному потоку.       С Цзян Чэном и Цзинь Цзысюанем было сложнее. Цзинь Цзысюань прикрепил жетон под своей заколкой, так, чтобы он был незаметен. Вэй Усянь тактично не стал указывать, что возможность спрятать жетон таким образом была одной из причин, почему он сделал его именно таким. Теперь никто не узнает, что у Цзинь Цзысюаня вообще-то есть разрешение войти в Курганы в любой момент. Для восприятия Вэй Усяня его духовная энергия была чересчур сияющей и суровой, как солнце в летний зной. Из-за этого ему было немного сложнее разместить частицу энергии инь так, чтобы не воспрепятствовать его духовной энергии. Вэй Усянь немного... ну ладно, очень сильно беспокоился, что что-то пойдет не так.       К счастью, у него всё получилось, и Цзинь Цзысюань, кажется, не заметил никаких отклонений. Вэй Усянь мысленно облегченно выдохнул и также мысленно подбодрил себя.       В то время, пока он разбирался в потоках духовной энергии своего зятя, Цзян Яньли и Цзян Чэн распустили прическу последнего и вплели жетон в одну из его боковых косиц, после чего снова собрали волосы в прежний пучок.       Работать с духовной энергией Цзян Чэна было... гораздо тяжелее, чем в случае Цзинь Цзысюаня, но по совершенно другим причинам. Как бы сильно Вэй Усянь не хотел избежать контакта с духовной энергией Цзян Чэна, он заставил себя не торопиться, тщательно выполняя свою работу. Он изо всех сил не обращал внимания на знакомую духовную энергию и то, какой привычной она воспринималась.       Наконец, он закончил и отступил назад с усмешкой.       – Что скажете?       – Это великолепно, А-Сянь, – откликнулась Цзян Яньли. – Мы будем держать их при себе.       – Глава Ордена! – прибежал адепт и согнулся в почтительном поклоне. – Время зажигать фонари!       – Я понял. Убедитесь, что все готово и известите людей, – приказал Цзян Чэн. Адепт снова поклонился и поспешно ушел, чтобы выполнить приказ.       – Помнишь, что нужно делать? – спросил Цзян Чэн у Вэй Усяня. Позади них Цзян Яньли подняла люльку с Цзинь Лином, а ее муж взял все три фонаря. Вэй Усянь позволил Вэй Юаню нести его собственный, но старался присматривать за ним. Вэй Юань знал, что нужно быть осторожным со своими вещами, но он все еще был маленьким ребенком и время от времени забывал. Вэй Усянь собрался было взять его за руку, но А-Юань шлепнул его и вцепился в его ногу. Он, казалось, нервничал из-за воды. Вэй Усянь просто потрепал его по голове.       – Конечно, я помню! С чего бы мне забывать? – ответил он своему брату.       Цзян Чэн просто кинул на него взгляд, в котором буквально читалось ты придурок.       – Потому что это ты. Насколько хороша твоя память? – спросил он своим обычным насмешливым тоном.       Ну, у Вэй Усяня просто не было аргументов против. Кроме того, даже если бы они у него были, Цзян Чэн приведет примеры. А он, вероятно, даже и не вспомнит некоторые из них! Цзян Чэн самодовольно кивнул.       Обычно первыми свои фонари запускали глава Ордена Юньмэн Цзян и члены ближнего круга, что служило сигналом всем остальным. Видеть, как фонари взмывают в небо, всегда было волшебным зрелищем. Подходя к месту, откуда они будут запускать фонари, Вэй Усянь не мог не предаться ностальгии. Раньше он дразнил и пихал Цзян Чэна, прячась за высокой спокойной фигурой Цзян Фэнмяня и изящной фигурой Юй Цзыюань. Цзян Яньли хихикала или же мягко журила их, объясняя, что следует быть бережными с фонарями. В нескольких шагах позади семьи Инчжу и Цзинчжу делали ставки на то, кто выиграет спор, если один из них уронит свой фонарь или упадет в реку.       Как будто это было в прошлой жизни.       Теперь их возглавлял Цзян Чэн. Вэй Усянь с А-Юанем, который вцепился в его ногу, и Цзян Яньли с А-Лином на руках стояли по обе стороны от него. Цзинь Цзысюань позади. Цзян Чэн и Вэй Усянь все равно пихали и дразнили друг друга, а Цзян Яньли посмеивалась над ними. Оглянувшись, Вэй Усянь заметил, как Цзинь Цзысюань смотрит на них со страдальческим выражением на лице, но также заметил и намек на улыбку.       Они стояли на маленьком пирсе, откуда они были хорошо видны всем собравшимся на берегу реки. У реки, как всегда, было многолюдно. Все огни, кроме переносных жаровен, были потушены. Вэй Усянь чувствовал себя как будто впервые был на фестивале. Он не мог опознать все охватившие его чувства, но знал, что он ошеломлен. Официально выйдя из Юньмэн Цзян, он никогда не думал, что сможет снова быть здесь.       Это было не плохое чувство.       Цзян Чэн при помощи длинной тонкой палочки из жаровни, которую называли зажигалкой, зажег свой фонарь. Не выпуская его, он передал зажигалку Цзян Яньли. Она зажгла фонарь Цзинь Лина, который держал Цзинь Цзысюань, а потом передала зажигалку Вэй Усяню. Он наклонился.       – Будь осторожен, А-Юань, – предупредил Вэй Усянь, зажигая фонарь мальчика. Он проверил, что ребенок как следует держит фонарь, после чего зажег свой и воткнул зажигалку обратно в жаровню.       – К новому году, – тихо произнес Цзян Чэн. Рядом с ним Цзян Яньли и Цзинь Цзысюань, вместе держали фонарь Цзинь Лина, готовые выпустить его, а сам малыш пытался дотянуться до фонаря пухлой ручкой. Он сидел на руках у матери, а отец поддерживал его свободной рукой. Вэй Усянь одной рукой поднял А-Юаня, так аккуратно, как только мог.       – К новому году, – подхватили они. Цзян Чэн выпустил свой фонарь, мягко подкинув его вверх. Супруги и Вэй Усянь секундой позже выпустили свои. Вдоль берега зажглись фонари, сотни и сотни огоньков. Цзян Чэн взял Цзинь Лина у сестры, чтобы она и ее муж могли выпустить свои фонари. Вэй Юань распереживался и не выпустил свой.       Зная, что его обычно уверенный в себе сын беспокоится, как бы не ошибиться, Вэй Усянь положил свою руку поверх его и помог ему выпустить фонарь.       Вэй Юань в благоговении наблюдал, как его фонарь взмывает ввысь. Дул слабый ветерок, который подхватил фонари и понес их вверх и через реку. Фонари Цзинь Цзысюаня и Цзян Яньли летели следом. Вскоре к ним присоединились тысячи фонарей с берега реки.       Вэй Усянь понадёжнее перехватил А-Юаня обеими руками, и сделал шаг вперед, встав рядом с Цзян Чэном. Они смотрели вверх, на уносящиеся в небо фонари. Вэй Усянь держал А-Юаня, Цзян Чэн держал Цзинь Лина, а Цзян Яньли и Цзинь Цзысюань переплели свои руки.       Вэй Усянь знал, что Вэй Цин, Ли Инъюэ, Ся Болин, Ся Шицзин, Шэнь Шуи и Шэнь Цзиньцзин вместе со всеми выпускали свои фонари. Он улыбнулся.       Бушевавшие в нем эмоции улеглись. И вместо них его заполнили счастье и удовлетворение.       Он вспомнил обо всем, что случилось. Были сожаления – Цзян Фэнмянь, госпожа Юй, все, кого он потерял за эти годы, – и были разочарования и тяготы, страх и мрачная, кровавая решимость выжить. Но, стоя здесь, рядом с большей частью своей семьи, Вэй Усянь не был уверен, что так уж плохо было оказаться там, где он сейчас, даже если это совсем не совпадало с тем, что он представлял, желал или надеялся, когда взрослел. Он был в гораздо лучшем положении, чем год назад.       К добру или к худу, у него была цель, к которой он теперь стремился. Ради А-Юаня, Ли Инъюэ и всех, кто доверился ему и остался в Курганах, он собирался трудиться над будущим, где они смогут быть в безопасности, свободными и счастливыми. Он собирался трудиться ради будущего, в котором он, Цзян Чэн и Цзян Яньли смогут навещать друг друга, в котором он и Цзян Чэн смогут работать плечом к плечу. Будущее, в котором А-Юань сможет жить без страха и ненависти за свое происхождение.       Возможно, это было не то, о чем он думал раньше, и все же Вэй Усянь жаждал этого нового будущего, которое он представлял. Кроме того, самые важные вещи не изменились.       До уничтожения Пристани Лотоса Вэй Усянь написал три желания.       Сегодня Вэй Усянь написал те же самые три желания.       Фонари плыли над рекой, поднимаясь к усыпанному звездами небу, как будто хотели, чтобы их огни соединились со звездами, отраженными рекой внизу.              От автора:       Ну что ж, отсюда все начнет потихоньку меняться. У нас будет несколько сюжетных и романтических событий (увидимся, ЛЧ!) и, что очень важно, некоторое развитие Илин Вэй! Они не будут официальным орденом еще несколько лет. В следующие пару лет мы встретим ССЧ и СЛ, взглянем на ЛЛЦ с МСЮ и совершенно новым персонажем. Также появится как минимум еще один новый ученик, и мы станем свидетелями рождений, которые скоро случатся в Курганах!       Мы также увидим, что я запланировала для персонажей из БН! Я едва прочла БН, потому я не собираюсь использовать слишком многих из них, пока не прочту больше. Надеюсь, у меня получится правильный словесный образ персонажей, которых я буду использовать. Но у меня была идея, которая требует одного из персонажей БН, так что я ничего не могу с собой поделать.       Кроме того есть еще несколько канонных идей, с которыми я буду иметь дело, таких как ССЧ, СЛ и СЯ. Но кроме них и некоторых змей в тени, я вольна свободно играть с моим новым орденом в этом мире.       Надеюсь, вам понравится!              Хэдканоны:       ВИ и ЗЯ: в сцене конфронтации ЦЧ с ВИ в храме стало очевидно, что ВИ скучает по тому, от чего он отказался. Он не сожалеет и сделал бы это снова, но это совершенно не значит, что он не испытывает горечи по потерянному. ВИ кажется мне человеком, который не любит испытывать отрицательные эмоции, поэтому он отталкивает их , игнорирует и отвлекает себя, чтобы забыть о том, что заставляло его чувствовать негатив. Все хорошо, когда это касается мелочей, но вопрос с ЗЯ вовсе не мелочь. Это можно сравнить с отказом от конечности. Учитывая, как важно заклинателям иметь ЗЯ, реакция на того, кто потерял его, сравнима с реакцией на того, кто неожиданно стал инвалидом. ВИ чувствует утрату и горе, и до того, как он отправился в Курганы, он не мог переживать их открыто. Даже сейчас он может говорить об этом только с двумя людьми. Развитие темного искусства помогает ему не чувствовать себя бесполезным. ВИ стал ценить бытие темным заклинателем и даже научился использовать этот новый путь. Он стал любить темное искусство, но оно не сможет заменить ему утраченное. К счастью, он медленно преодолевает это горе и чувство потери, которые он игнорирует. ВЦ и ВН во многом этому поспособствовали. Его решение относительно Суйбяня также сыграло на руку, даже если он не будет предпринимать никаких действий в течение десятилетия.