Всё будет нормально.

С утра Швец проснулась на диване одна с жуткой головной болью. —С…Саш? — Алёна провела рукой по всей кровати в надежде, что Сашка, всё-таки, рядом, но нет. Никого. Встаёт с дивана и садится обратно: —Блять…голова…- Алёна хватается руками за голову и делает глубокий вдох, пытаясь вспомнить, что же произошло вчера. Её взгляд падает на прикроватную тумбочку: там лежит таблетка и стакан с водой. Незамедлительно выпивает залпом весь стакан, не забывая о таблетке. Ложится обратно на кровать в надежде, что вот-вот в комнату зайдёт Сашка, скажет «доброе утро, солнце», поцелует её, и Швец сразу станет легче. Где же может быть Саша? Полежав ещё около десяти минут, Швец всё-таки встаёт и выходит из комнаты на кухню. На столе стоит тарелка с бутербродами и рядом записка: «Не забудь подогреть. Саша.» Швец улыбается несколько минут, ставит бутерброды в микроволновку, достаёт их, а затем осматривает кухню и понимает, что посуды стало в разы меньше. Неожиданно меняется в лице. Вспомнила. Вспомнила, как била посуду. Как кричала на Сашу. Как поранила ей ногу. Как та ушла спать в другую комнату. Неожиданно даже для себя вскакивает с места и бежит в соседнюю комнату. Открывает дверь, думая, что Сашка будет там, но, к сожалению, нет. Девушки и там не было. Швец понимает, что Горбачёва встала рано утром, убрала всю кухню, приготовила ей поесть, оставила таблетки и куда-то ушла. Алёна любит кушать, ведь, когда ты кушаешь, ты счастлив, но, видимо, не в этот раз. Швец ела бутерброды и рыдала одновременно, понимая, что она натворила. Саша ведь действительно просто волновалась за неё, а она так накричала на неё. Наверняка, Горбачёва теперь держит на неё огромнейшую обиду, и Алёне очень стыдно.

***

Горбачёва сидит на скамейке одной из самых безлюдных улиц Питера и, докуривая уже четвёртую сигарету, вновь плачет. Она боится, что ситуация, произошедшая вчера, приведёт к расставанию, коего Саша не хотела от слова совсем. Во-первых, совсем скоро начинается тур, и Горбачёвой будет невыносимо всё время находиться рядом с Алёнкой, зная, что теперь они не вместе. От таких мыслей Горбачёва пыталась избавиться, надеясь на более лучший исход для обеих девушек. Во-вторых, если они расстанутся, Горбачёва попросту не переживёт. Ей было очень трудно переживать потерю Егора, и если она вновь потеряет самого любимого для неё человека, жить дальше нормальной жизнью она уже никогда не сможет. Но обиду на Швец она всё ещё держит, ибо считает, что даже в пьяном состоянии нужно уметь контролировать свой язык, а точнее то, что им говоришь. И свои действия тоже нужно контролировать, а иначе можно и убить. Вспоминает, как Швец сказала, что с каждой секундой хочет всё сильнее прикончить её. Это была та фраза, от которой Горбачёвой стало жутко, страшно, больно так, как уже давно не было. Слышать это от человека, которого любишь, наверное, даже сильнее, чем себя — страшно. Когда ты жизнь готов за него отдать, а он сам у тебя эту жизнь забрать хочет… Отвратительно. Горбачёва встаёт со скамейки и направляется домой. Или же…уже не домой…а в гости?

***

Швец сидит в комнате, безумно нервничая, ведь не знает, как теперь будет разговаривать с Сашей. Не знает, что их ждёт дальше. Боится, что всё придёт к расставанию. Эта мысль приводит её в ужас, и в какой-то момент Алёна чуть ли не клянётся себе в том, что больше никогда не будет пить. Особенно, если рядом нет Саши. Размазывает слёзы по щекам. —Я всегда буду приходить вовремя… Я всегда буду отвечать на звонки… Я не буду без тебя пить алкоголь… Я не буду на тебя кричать… Извини, извини, извини, извини, — последнюю фразу Швец истерично повторяла ещё несколько десятков раз, будто бы Горбачёва это всё слышит. Слышит, как дверь в квартиру открывается. Выходит в прихожую и видит свою возлюбленную, отчего еле сдерживает слёзы. Очень страшно и стыдно. Горбачёва снимает с себя верхнюю одежду и обувь, а затем смотрит на Алёну. От испуга та произносит лишь неловкое «привет». —Ага…- отвечает Горбачёва и уходит в другую комнату. Швец остаётся в прихожей одна, находясь в полнейшем шоке.