«Сопротивление уступает место смирению, смирение переходит в зависимость»
Стивен Кинг
Сидя на вычурном, обитом красным бархатом диване, Иорвет с развязностью потянулся. И тут же процедил через зубы ругательство, коря себя за неуместную, показную расслабленность. Бинты повязок на спине стянулись, впились в не до конца зажившие раны, заставив командира вспомнить о своём незавидном состоянии. Оглядевшись, он поёжился от обилия красноты. Повсюду был только сигнализирующий об опасности, раздражающий глаза алый цвет! Bloede, ну почему именно он? Даже собственный карминовый платок, служащий повязкой, эльф давно сменил на нейтральный зелёный. Он прикрыл глаза, откидываясь на спинку дивана. Стараясь приглушить назойливую яркость неугомонных языков пламени. Казалось, в основании свечей был не воск или жир, а самый настоящий спирт. Почему ведьма заставляет ждать? Прихорашивается на случай внезапного рандеву с командиром? Так зря старается, Иорвет и не посмотрит в её сторону. Хотя на что он надеялся, заявившись так поздно? Сам же удивился, когда едва взялся за кольцо колотушки, чтобы постучать, и двери сами гостеприимно распахнулись, будто приглашая. Произошёл какой-то магический сбой? Филиппа вообще в курсе, что у неё посетитель? Но тут командир боковым зрением заметил движение. Чародейка ходила быстро, из комнаты в комнату, перемещаясь так тихо и плавно, словно была призраком. Иорвет демонстративно кашлянул. Чужое невнимание его раздражало. Потому что в подобных случаях становилось понятно: эльфа наверняка заметили. Как и ожидалось, реакция последовала незамедлительно: — Это тебе от меня что-то нужно, я тебя не звала. Скажи спасибо, что впустила. Приплёлся в такой поздний час. Сиди тихо. И чтобы не звука! Я принимаю ванну, а когда я это делаю, то предпочитаю медитировать. В полной. Звуконепроницаемой. Тишине. Я достаточно ясно выразилась? Иорвет вспыхнул, прикусил щёку, из груди раздалось утробное рычание. «Thaess aep [заткнись]», — приказал он внутреннему голосу. Краснолюдская мудрость, вовремя вспыхнувшая в памяти, гласила, что победа достанется тому, кто сможет продержаться на полчаса дольше. Командир наклонился, двумя пальцами подхватил белое с чёрными вкраплениями перо, валяющееся под ногами. Со скучающим выражением принялся разглядывать его, обратив против света так, чтобы были видны все прожилки. Сегодняшний противник наверняка дожидается, пока эльф безвольно сдастся. Neen [нет]. Такое ей может только присниться. Иорвет подошёл к позолоченному канделябру, поднёс перо к огню. И в самый последний момент, лишь когда языки пламени обожгли кожу, отдёрнул руку. По комнате сразу разнёсся запах палёных грибов, но, впрочем, так же быстро исчез, растворившись в зловонии, которое чародейка называла духами. Они были до тошноты сладкими и липкими, эльфу показалось, что он вдыхал топящийся в котле сахар. А отвернуться, избавиться от этой вонючей приторности не мог, будто кто-то насильно его держал, продлевая пытку. Командир усмехнулся, когда до ушей донеслось едва слышное мурлыканье ведьмы. В тишине она привыкла принимать ванну, ну конечно. Нарочно выводит из себя, подводя его к запрещённой черте. Ещё и дверь не закрыла… Внимание Иорвета привлёк громадный, покрытый лаком резной шкаф. Разноцветные корешки книг с витиеватыми надписями теснились на широких полках, покрытых толстым слоем пыли. Тц. Что за пренебрежение? Он заскользил рукой по тканевым, кожаным обложкам, не вчитываясь в названия. Вряд ли среди такого разнообразия найдётся что-то более-менее стоящее. Или то, за чем пришёл командир. Разве оставила бы Эйльхарт столь ценную вещь на видном месте? Казалось, за что ни возьмёшься — вытянешь очередной магический талмуд. Но Иорвету повезло. С усмешкой он вытянул обитую зелёной парчой книжицу и, не уделяя времени чтению названия, раскрыл. Ведь однажды уже встречал такую. Сейчас она была редкой, с виду непримечательной, но ценилась на вес золота. А ещё лет семьдесят назад эти книги можно было встретить повсеместно. Сборник песен и стихов, основанный на древних, многими уже позабытых легендах, был написан на чистом эльфском. Страницы трепетно захрустели при неспешном перелистывании. Будто могли в любой момент рассыпаться в прах. От того, что несли в себе прикосновения чьих-то рук, эмоций и переживаний, дух целого поколения. Dana, как было приятно вдыхать этот запах давно минувших дней. Ведь так пахла его собственная мать. Взгляд заскользил по изящным письменам, выхватывая знакомые строчки. В комнате у Филиппы что-то с дребезгом разбилось, на что Иорвет только фыркнул. О. А это он может рассказать наизусть:Я никому об этом не скажу, Они глядят бездумными глазами. Всё верно: я ещё живу, Душой скорбя, раздавленный слезами. И день за днём слабею плотью, Морит меня, съедает боль. То бросит в пот, то взыщет крови, Моя любовь, не внемлющая хвори. Зачем творец наш мир наполнил бранью? Одним лишь днём, одним посланьем, До нас дошло его признанье. Чей долог путь, кто знанием владеет, Того и духом не сломить. Стой до конца, борись, не верь сказаньям, Что Aen Seidhe можно победить.
При воспоминании о первом знакомстве с этими строками губы тронула едва заметная улыбка. Иорвет, ещё будучи мальчишкой, слушал эти стихи с раскрытым ртом. Тогда-то и пошли волнения из-за близкого соседства с людьми. Он до сих пор ясно помнил человеческого детёныша, невинно хлопающего глазами, которому с гордостью продекламировал услышанное. А тот упирался, искренне недоумевая, зачем эльфам слагать такие строфы. Ведь в детстве замечаешь только то, что лежит на поверхности, абсолютно не вникая в суть. Иорвет затаил дыхание, чтобы не позволить вздоху ностальгии разнестись по всему помещению и выдать его. Он был наивен тогда, но не сейчас. Стихи, подобные этому, выходили отнюдь не из-под пера именитых творцов. Напротив, слагались впопыхах, под влиянием бедности людского языка. В них не было присущей эльфам изящности, красноречия, зато строки хорошо отображали надвигающуюся опасность. За спиной хлопнула дверь ванной комнаты, ведьма проскользнула мимо, не обронив ни слова. Да и к чёрту её. Здесь ещё кое-что интересное:Ты верен святости обряда, и в том душа твоя права.
Вдоль позвоночника, заставив эльфа содрогнуться, пробежал озноб.Ты слов боишься, но не надо переоценивать слова.
Иорвет с раздосадованностью потянулся к горлу, почувствовав горечь на языке.Я понимаю, понимаю, твоё смятение щажу, и тоже молча обнимаю, и тоже молча ухожу.
Bloede… Да что ты можешь понимать?!Ты не преступишь обещанья, ты не откликнешься на зов, но не солжёт твоё молчание — оно отчаяннее слов.
Иорвет резко захлопнул книгу, борясь с подступающей волной тревоги. Чёрт. Ну каким же нужно быть идиотом, чтобы, зная о своей чуткости к искусству во всех его проявлениях, поддаться искушению и пропустить эти строки через себя? Он давно ничего не читал, даже к флейте не прикасался… — Тебя не учили, что брать чужое без спросу неприлично? В ушах всё ещё звенели тронувшие его строки. Как же не вовремя явилась ведьма! Спасение виделось только в одном — в неизменной маске циника. Иорвет лениво обернулся, смерив Эйльхарт скучающим взглядом. — А тебя — гостеприимству? — Не слишком ли ты дерзок для того, кто вломился в мой дом без приглашения? — голос звучал резко, его обладательница явно устала от постоянных визитёров. Иорвет про себя ухмыльнулся. Ещё бы. Если учесть, как долго она терпела присутствие Вернона, то интонацию можно было посчитать вполне доброжелательной. По крайней мере, ведьма не метала молнии эльфу в виски. Синюю Полоску и он бы не стерпел. Повесился бы на ближайшем су… Нет, на дверной ручке. Но вместо того чтобы озвучить мысли, выдал: — Ты всё равно ждала меня, не так ли? Командир небрежно поставил книгу на место, потревожив пыль. С демонстративным равнодушием, как будто и не держал в руках нечто драгоценное минуту назад. — Это ты слёзно умолял меня переговорить с тобой. Можно подумать, у меня было желание выслушивать горячечный бред при переливании крови. Времени же — обоз и целая повозка, возвращать с того света сумасбродных отщепенцев. В ответ командир фыркнул, вздёргивая бровь. На мгновение произошедшее калейдоскопом образов вспыхнуло перед глазами. Замелькали тысячи картинок, складываясь друг с другом, и полотно обрело окончательную целостность. Нет, ведьма лжёт: он тогда не пребывал в неосознанности. А слёз и вовсе по определению быть не могло. Просто поначалу Иорвет думал, что говорит с Трисс, но вот незадача: выяснилось, та была слишком занята, и на «зов» откликнулась Эйльхарт. — За то, что нашла минутку для такого, как я, премного благодарен. Мир не пережил бы потери гения, венца своего творения, — себялюбивые слова давались с трудом, застревали в горле, но делать было нечего: нужно ведь как-то реабилитироваться в глазах общественности. — Только уж вряд ли тебя тянули ко мне силком. Небось сама побежала, внезапно вспомнив, кто я и на чьей стороне. И сколько за мной бойцов. — Вот уж чью утрату мы бы точно горько оплакивали, — огрызнулась Филиппа. Но её издёвка вмиг превратилась в угрозу, от которой тени в комнате сгустились: — Прикуси свой поганый язык, эльф. Если, конечно, хочешь выйти отсюда самостоятельно. Прежде чем ещё раз заговорить со мной подобным образом, вспомни, на ком держится твоё «доброе» имя. Я спущу тебе дерзость только один раз. И то лишь потому, что твои шавки не поддаются ничьей больше дрессировке. Ведьма прожгла его гневным взглядом, вызвав в Иорвете ответный «душевный» трепет. Кольнуло смутное предчувствие недоброго. Внутри, проснувшись, восстали прежде молчавшие демоны. Тыкая вилами и копьями в трахею, они подстёгивали командира выпустить непростительные слова наружу. Сейчас всё полетит к an’badraigh aen cuach! Он не сдержится. Но внезапно плотную, словно желе, тишину разрезал заискивающий женский голос: — Фи-иль! Ну Филя-я! Ну прости меня, я просто приревновала. Развяжи, я буду послушной девочкой. Вот это номер! Иорвету сразу захотелось сесть или опереться на что-то, из-за всех сил стараясь не рассмеяться. Интересный способ разрядить атмосферу. Там правда кто-то есть, или прозвучавший голос всего лишь умело созданная иллюзия? Филиппа оскалилась в подобии улыбки. Махнула рукой, и двери за спиной захлопнулись. — Забыла покормить ручного птенца. — Кто бы сомневался. В твои человеческие-то годы… Хоть и продлённые вашими чародейскими фокусами, — Иорвет отошёл от шкафа, занимая позицию напротив: — Удивительно, как маразм ещё не добрался до твоей g`ers. — А тебя он, похоже, не обошёл стороной. Знаешь, — загадочно добавила Филиппа, обходя эльфа по кругу, — ты мне кого-то напоминаешь. Кого-то, кто был здесь до тебя. Имени толком вспомнить не могу, сам понимаешь, старческое, — она в мнимой задумчивости постучала пальцами по подбородку. — Но, кажется, ему нравятся полоски. Странный тип. Из вас вышел бы отличный дуэт, — лицо её потемнело. — Команда по выведению меня из себя! Внезапно Филиппа ткнула указательным пальцем ему прямо в лицо. Иорвет не ожидал, что в ответ на такой с виду безобидный, но вместе с тем непозволительный жест тело отзовётся жгучей болью. Он почувствовал каждую сеточку, каждое хитросплетенье вен, по которым быстрым потоком устремилась кровь. И наконец достигла сердца, вынудив командира в недомогании схватиться за грудь. Внутри полыхнуло пламя боли, обещая вот-вот взорвать рёбра от перегрузки. — Ты сам пришёл, — повторила уродина, процедив слова сквозь зубы. И убрала руку. — Почему вы, парни, так любите провоцировать меня на насилие? Неужто встаёт при виде меня такой? — Что это… такое? — только и смог произнести Иорвет, при полном запасе крови испытывающий все прелести анемии. — Видишь ли, магия заклятия крови даёт мне некоторую власть над тобой и тем, у кого изъята эта самая кровь. Как, говоришь, поживает твой дружок? Какая прелесть, желает мне доброго здоровья? Как мило с его стороны, — продолжала веселиться она. Но, вдруг заметив сжавшиеся, должно быть, побелевшие губы эльфа, сказала: — О, не беспокойся. Это временно. Осталась пара дней. Туманная пелена перед глазами стала постепенно спадать, пока пульсирующими красными пятнами не сошла на нет. На этот раз Иорвет всё-таки решился сесть. Немного переведя дух, собрав волю в кулак, он поднял взгляд и спросил: — Ты знаешь, что жива сейчас только потому, что обворожительно красива? — и вздрогнул от по-прежнему блуждающей боли, скривился, словно на язык брызнули лимонным соком. — Даже не пытайся. Своей брехнёй ты можешь взволновать любое сердце. Но только не моё. Иорвет откинулся на подушки, сохраняя невозмутимое выражение лица. Хватит уже, довольно. Он и так позволил одной-единственной ошибке вылиться в череду новых проблем. Как будто ему было мало. Кстати, об этом… — Удобно устроился? Пуфик под ножки левитировать? Эльф изо всех сил стиснул зубы, чтобы снова не фыркнуть. До чего богатая у ведьмы фантазия! А эта дрянь не умолкала: — Скажи мне на милость, почему я всё ещё тебя терплю? Командир почувствовал, что больше не может сжимать губы. Он приподнялся, склонился, в задумчивости прикусил костяшку пальца. — Как ни странно, я по делу. Мне нужна одна книга, которую, как говорят, кто-то у тебя видел. — И ты по святой наивности полагал, что я что-то сродни местного почтового бюро? Библиотеки? Приходи когда хочешь, проси чего хочешь? — Я понимал, на что иду. А ещё знаю, что за всё приходится платить. — Оу… — Филиппа посмотрела на него не отрываясь. Почти влюблённо. В глазах её на мгновенье отобразилось возмущение дерзостью, тут же сменившись очарованностью. — А тебе есть что предложить? Что-то мне подсказывает, что этот загадочный «кто-то» не кто иной, как Меригольд. Давай попробуем, может, меня что-то заинтересует. Ведьма присела рядом, подперев лицо рукой. Стоило ли расценивать это как радушное приглашение? Ой ли. Дьявольское отродье всегда дорого берёт. Но к чему сомненья, пути назад нет. Для себя он давно всё решил. Пламя свечей угасло, будто кто-то подул на фитиль. Отчего обстановка сделалась почти интимной. Иорвет долго молчал, а затем поднял голову, посмотрел на Филиппу: взгляд сощуренных, почти чёрных глаз остановился на его лице. Изучая шрам, кровоподтёки, разбитую губу. Ведьма хмыкнула, словно сделала про себя какие-то выводы. Что заставило командира с вызовом вскинуть подбородок. — Был бы у меня выбор — ноги бы моей здесь не было. — В ответ ведьма лукаво улыбнулась, постукивая алыми, как артериальная кровь, ногтями по резному подлокотнику. — Так уж вышло, что ты единственная, у кого есть нужная мне вещь. — Ты всегда можешь попробовать сбегать к Детмольду, — Эйльхарт отняла руку от лица, — только успевай вовремя увернуться от летящих в тебя стрел. — Если бы я желал этому городу гибели, так бы и сделал, не сомневайся. — Куда уж мы без тебя, — ироничная издёвка, произнесённая с меланхоличным видом, прошла мимо его ушей. — Хорошо, что ты это понимаешь. — Так что за книга? — тоже проигнорировала желчь чародейка, с нажимом напомнив о повестке дня. — «Aedd Ginvael» [осколок льда]. На полках нет, — эльф кивнул в сторону шкафа, будто действительно проштудировал каждую книгу, — припрятала где-то? Тонкие смолистые брови чародейки выразительно выгнулись. — Может, и припрятала. Только что мне за неё будет? Не стоит бросаться словами о том, что он готов на всё. Как и не имеет смысла давать ведьме понять, как это важно для него. А потому для вида можно и поторговаться. — Назови цену, и я подумаю, — бросил он буднично, словно речь шла о погоде. Филиппа улыбнулась, с минуту обдумывая прозвучавшие слова. — Как насчёт ответной услуги? Я прикажу тебе что-то сделать или принести. И тогда ты это неукоснительно выполнишь? — Прикажешь? Я тебе что, пёс, что ли? — он сморщил нос, словно почувствовал неприятный запах. — Что тебе нужно? — О, я не знаю пока, что мне нужно, — беззаботно пролепетала Эйльхарт, снова делая вид, что не замечает недружелюбный тон командира. — Но уверена в том, что может понадобиться в будущем. Казалось, снова появился запах спалённого совиного пера. Иорвет поймал себя на том, что сжимает руку слишком сильно — ногти больно впивались в кожу. — Если это не касается Саскии или кого-то из моего круга… — Вздор! Уж не думаешь ли ты, что я желаю ей смерти? Посмотрите-ка. Шипы во все стороны. Прям повстречавшийся альгуль на поле сражения. — Да кто вам, чародейкам, может доверять? — То же могу сказать и про тебя, — язвительно ляпнула она. — На этот случай мы дадим друг другу магический обет. Тогда о том, что я причиню ей вред, можешь не беспокоиться. — А моё окружение? — Не слишком ли много условий прописано мелким шрифтом в контракте? Он в раздражении хрустнул костяшками пальцев. Что за игры? — Ты что-то задумала… — Да ладно тебе, Иорвет! Я просто забавляюсь с тобой, — развеселилась ведьма, кокетливо хлопнув его по колену, лишь затем, чтобы с непринуждённостью задержать ладонь. В ответ на этот жест командир скривил губы, проглатывая напрашивающуюся колкость. Изо всех сил делая вид, будто это прикосновение не самое отвратительное в его жизни. — По-другому обмена не будет, — Иорвет качнул головой в отрицании и нетерпеливо скинул чужую руку. — Какие мы серьёзные. Можно подумать, ты не так уж нуждаешься в моей помощи. — Это не срочное дело, — отвирался командир, косясь в сторону, лишь бы огородиться от чужого присутствия. Внутренний голос вопил о том, что надо убраться отсюда побыстрей, но Иорвет усилием воли подавил его, в конце концов добившись гнетущего молчания. — В таком случае, спешка ни к чему. Когда действительно потребуется книга, — незаинтересованно бросила чародейка, разглядывая маникюр, — ты знаешь, где меня искать. От этих слов окончательно разбуженное раздражение Иорвета поднялось, как осадок со дна стакана. — Да давай её уже сюда! — он резко обернулся. Только затем, чтобы заметить её ухмылку. Попался. Его уличили во лжи! — Вот видишь… — Bloede. Сейчас начнутся уроки жизни, — нужно чётко формулировать свои желания. А то случаются потом всякие… неожиданности. И что бы это всё значило? У Иорвета нет времени разгадывать загадки. Пусть Эйльхарт поднимет свою задницу и быстрее принесёт то, что нужно. Здесь дышать нечем. Филиппа не стала дожидаться ответа. Поднялась и молча направилась в коридор, чтобы исчезнуть в неизвестном закутке дома, предположительно, в спальне. Было слышно, как выдвигаются ящики, перебирается содержимое. Получается, ведьма хранила реликвию в ящике ночного стола? Спустя пару минут она вернулась, с лукавым видом протягивая вожделенную книгу. Иорвет хмыкнул и с нетерпением вырвал её из рук. Странно. Казалось, он что-то почувствует от соприкосновения с ней, но ничего не происходило. — Ты же понимаешь, что не уйдёшь отсюда с книгой, пока я не получу своего? — Валяй уже, — бодро отозвался Иорвет. Приподнялся и спрятал томик за пазуху. — Терпеть не могу разбавленные духи. «Приятных сновидений, приятных сновидений…» — эхом раздавались слова чародейки в голове Иорвета, с полчаса бродившего по улицам ночного Вергена. Что за муть? Зная её мерзкий характер, нет, он не услышал бы ничего подобного. Командир шёл целенаправленно: пересёк площадь замка Трёх Отцов, выбрался на пустынную площадь, чтобы затем свернуть в эльфский район. По пути встречались патрульные: краснолюды и скоя’таэли уважительно склоняли головы при встрече, а от Синих Полосок и ожидать было нечего — те затыкались, подозрительно косясь на Иорвета. Наутро Саскии наверняка доложат о его ночных «хождениях». Ещё бы. Ведь он сам проигнорировал её зов, сославшись на срочные дела. Как бы ни хотелось видеть её чаще положенного, в таком разбитом состоянии Иорвет чувствовал себя почти что немощным. Высокие фонари стояли шагах в двадцати друг от друга. Столбы ровным строем тянулись вдоль домов и при каждом повороте уходили за угол, создавая ощущение, будто идёшь по извилистому дну реки. Улицы обволакивал яркий жёлтый свет, который затмевал сияние полной луны и звёзд. Но задумчивость Иорвета была нарушена самым неприятным образом. Кто-то шёл за ним след в след, всё отчётливее раздавалась мягкая, торопливая поступь. Командир обернулся и, увидев тень в конце дороги, остановился. С высоты своего роста, недовольно скосив губы, он смотрел прямо на приближающегося разведчика. А когда услышал короткие, довольно фамильярные упрёки, сомнений не осталось. Он позволил Киарану поравняться с ним. — Iorveth, я тебя повсюду ищу. Куда ты запропастился? Патрульные видели тебя на главных улицах. Но ты как всегда выбрал самый «лёгкий» путь, чтобы вернуться. Что-то случилось, я прав? — вот так сходу, с корабля на бал, и посыпались вопросы. Киаран мог быть тактичен, если командир заблаговременно возводил вокруг себя оградительные стены, но сейчас был не тот случай. Почему-то младший эльф обожал устраивать Иорвету допросы и возводил любовь к ним в абсолют. Каменная маска спала с лица, и в ответ Иорвет слегка улыбнулся. Спешка не потревожила размеренного дыхания друга. Он был по-прежнему вынослив, так же, как и до нападения ведьмака. Февронья сдержала обещание, подняв эльфа на ноги. Было отрадно видеть его прежним. — Ты нашёл книгу, которую искал? Был у Филиппы? — Да, — с некоторым раздражением бросил Иорвет, чувствуя навалившуюся усталость. — Ну и что там? Ты смотрел? — друг вопросительно поднял брови, даже в нетерпении переступил с ноги на ногу. Порой непрошибаемая уверенность Киарана делала его решительным, стойким с виду мужчиной. А иногда, как сейчас, перед Иорветом появлялся мальчишка. Их разделяла разница в двадцать лет, и в такие моменты это становилось очевидным, хотя они оба выглядели одинаково молодыми, этого нельзя было не заметить. Иорвет многое делал для проформы, часто притворялся и на ходу менял роль. Но никогда ему не приходилось унимать в себе ребяческое веселье. Не хотелось инстинктивно повторять жесты понравившегося собеседника, одёргивать себя, замечая неподобающее поведение. Эти рамки он выстроил для себя сам, вернее сказать, вынужденно адаптировался под них. Так проходил год за годом, десятилетие за десятилетием, и вместе с ними исчезала прежняя жизнерадостность: её было уже не вернуть. Командир испытывал только странное чувство облегчения, когда видел дурашливое выражение на лице друга. Может, именно поэтому разгильдяю Киарану всё сходило с рук. Будто его легкомыслие служило подтверждением тому, что жертва Иорвета не напрасна. — Так открывал или нет? Я бы сгорел от нетерпения узнать, что там! Давай заглянем. Поначалу ничего не ощутив от соприкосновения с «Осколком льда», впоследствии на протяжении всего пути командир изнывал от желания раскрыть книгу. Она, казалось, обжигала кожу сквозь одежду, рука то и дело тянулась к переплёту. Иорвет ругался на себя, ощущая почти маниакальную потребность проверить, на месте ли томик, не исчез ли. В то же время памятуя: не время забываться за чтением. Нужно было добраться до своих покоев, сесть в спокойной обстановке и, изучив написанное, предугадать, что скажет завтра Трисс. Но теперь не ко времени ему повстречался Киаран, и его неуёмный интерес лишь раззадорил с трудом подавляемое любопытство командира. Выдержки больше не осталось. Он вынул из-за пазухи книгу, отойдя к свету уличного фонаря. Друг последовал за ним. — Это что, шутки у чародеек такие? — склонился Киаран над книгой, беглым взглядом окидывая представшие перед ними иллюстрации. — Да тебя надули, elder! Иорвет обескураженно застыл, отказываясь верить глазам. Быстро пролистав оставшиеся страницы, задержав внимание на последней, он с силой захлопнул книгу, сжал её так, что затрещал корешок. — Хотя всему может найтись объяснение. Если так поразмыслить, не думаю, что Трисс тебя обманула. Вспомни, она оказала мне первую помощь, когда Лето предал нас. Но слова пролетали мимо ушей адресанта, ведь для него небо только что рухнуло на землю. Мир раскололся на части. Иорвету казалось, он вот-вот повалится, тяжёлые кандалы зависимости потянут его вниз. Чувствуя, как на шее торопливо забился пульс, командир резко вскинулся: — Сейчас я это выясню, — плечи его напряглись, и ноги понесли эльфа уже в обратную сторону, к постоялому двору. Киаран не кинулся вдогонку, видимо, проявляя необходимую осмотрительность. Однако до ушей Иорвета всё равно донеслось возмущённое: — Ты спятил? Знаешь, который час? Она наверняка спит! Но Иорвета было уже не остановить. Верген казался ему гробом, из которого не представлялось возможности выбраться. От распирающей злобы каждый вдох давался с трудом, нежеланные мысли кружили ночной мглой, застилая едва очистившийся от скверны разум. Ведь сон без сновидений, который с появлением девчонки воспринимался как блаженный перерыв после целого дня нервного напряжения, нарушился. Вернулись непрошеные, терзающие тело и дух, кошмары. Иорвет догадывался, что скажет чародейка, и от реальности и приближённости к осознанию этой разгадки ему становилось дурно. Попав в небольшое, ярко освещённое помещение, Иорвет метнулся к лестнице, как спущенная с оттянутой тетивы стрела, летящая в упор. Он не почувствовал боли, позабыл о её существовании. Не обратил внимания на капли крови, стекающие из-под рукава. Путь был известен, ещё днём к номеру Меригольд его провожал хозяин. В зале почти никого не было, но Иорвет верил, что для тех, кто всё же рискнул сходить выпить в неспокойное для города время, существует отдельный котёл с расплавленным железом, который он однажды самолично наденет нерадивым весельчакам на головы. Минуя особенно шумную, заходившуюся неуместным хохотом компанию, некоторые участники которой уже, по всей видимости, давно были в дымину пьяны, эльф пришёл в ещё большее неистовство. Обещая себе, что стены, украшенные охотничьими трофеями: головами медведей, кабанов и оленей, — в будущем обязательно увесятся и человеческими рылами. Поднявшись по устланной коврами лестнице, Иорвет в раздражении саданул по двери, как бы оповещая о своём прибытии. А затем, не теряя ни минуты и не утруждая себя приличиями, остервенело дёрнул за ручку. Дверь легко поддалась. Чтобы, распахнувшись, будто специально явить командиру пикантную картину. Обзор закрывала лишь шевелюра Геральта, примостившегося меж широко расставленных, покоящихся у него на плечах, стройных женских ног. Заметив Иорвета, Трисс вспыхнула, залившись краской. Порывистым движением, в стыдливой поспешности свела колени и опустила края юбки, заглушая не заставившую себя ждать брань Белого Волка. — Иорвет, ты охуел?! — всё же донеслось до командира, стоило ведьмаку спихнуть с себя Меригольд. Чародейка, отвернувшись, прикрыла лицо ладонями. Как же она бесила эльфа самым характерным для человека качеством: способностью краснеть. А ведь ему срочно требовались ответы! Но, вопреки ожиданиям, Трисс быстро переменилась в лице и обратилась в слух, когда Иорвет вскричал: — Детская сказка?! Серьёзно? Человеческие Кай и Герда? Ты издеваешься?! Прежде бережно охраняемая реликвия полетела в Трисс. С грохотом упала на пол, раскрылась, распластавшись у её ног, от удара страницы смялись. Книга едва не задела надвигающегося навстречу Белого Волка, объятого почти праведным гневом, чудом миновав его. — У тебя крыша поехала? На улице родился? — взъярился он. — Геральт, оставь, — прозвенел взволнованный голос чародейки. — Зараза. Эти двое как с цепи сорвались! Один кидается на моих друзей, у другого ни стыда ни совести! Какая брукса вас покусала? — Я жду ответа, — не унимался Иорвет. Гвинблейд нахмурился, сжал кулаки. На скулах его заиграли желваки, казалось, ещё миг — и он, взбешённый, кинется на эльфа, сожмёт ему горло. — Геральт, хватит. Прости, ты не мог бы оставить нас ненадолго? — С этим неадекватом? — ведьмак возмущённо ткнул пальцем в воздух, указывая на нарушителя спокойствия. Эльф и бровью не повёл. — Всё в порядке, верь мне. Женщины… В который раз Иорвет убедился, что, стоит этим коварным созданиям завладеть мужскими сердцами, как те размягчаются, становятся непозволительно слабыми. Неужели Белый Волк не видит? Это всего лишь чародейка, бывшая людская брошенка. Другое дело Саския: перед такой не стыдно преклонить колени. Иорвет сцепил руки на груди, наблюдая за тем, как, оглушительно топая, Геральт ходил по комнате, собирая вещи. С явным неудовольствием ведьмак натянул рубашку и, прихватив меч, в прощальной ярости хлопнул дверью. Оставшись с командиром наедине, Трисс принялась разглаживать складки юбки. Уставилась в пол, явно избегая зрительного контакта. Будто надеялась хоть как-то остудить пыл рассерженного эльфа. — Потрудись объяснить мне, какого d'yaebl ты решила потратить моё драгоценное время на этот бред? — Это не бред, Иорвет. Я думала, если ты доверишься мне, мы избежим пустых обвинений. — Меригольд встала, подошла ближе. — И раз уж твоему, — с нажимом выделила она последнее слово, — делу потребовалось нечто подобное, значит, так нужно. — Я знаю содержимое этой книги, но не само название. А эти сказки годятся только для спиногрызов! Ты не могла просто спросить меня? — Ах, ну если бы я помнила, что в ней! Я сомневалась, совсем позабыла сюжет. Моей вины тут нет: ты знаешь, сколько всего мне приходится держать в голове? — Меня не это сейчас волнует. — Да! Кай и Герда, я знаю. Молодец, ты помнишь их поимённо, но сделай одолжение, дай мне самой с ней ознакомиться. Трисс подняла книгу, огладила корешок, покрутила в руках. Наконец раскрыла её и, присев на край кровати, погрузилась в чтение. Там было нечего читать: большую часть истории передавали иллюстрации, рукописного текста, выведенного нарочито крупным почерком, было совсем немного. Специально, bloede, для детей. Иорвет, не меняя душевного расположения, опёрся о стену. — Что ты ищешь? Незачем носиться как идиотам с писаной торбой. — Отвечая на твой утренний вопрос, скажу, что больше всего меня интересует концовка. Теперь, когда книга передо мной, я начинаю кое-что вспоминать. — Меригольд стала спешно листать страницы. Непослушный рыжий локон упал ей на глаза. — Кажется, где-то здесь был… — По… — Поцелуй! Ну конечно же! Геральт оказался прав. И как я, дура, не догадалась? Это ведь такое распространённое условие для снятия проклятья. — Чародейка подскочила, в возбуждении принялась ходить из угла в угол. — Но нет же, я подумала, что у нас особенный случай и нужно что-то экстраординарное! Услышав, что о его положении узнал ведьмак, Иорвет ощутил новый прилив гнева, который едва не обрушил на чародейку. Он был неосмотрителен, загнан в угол. А на что ещё можно было надеяться, обратившись к ней? — Уймись, Меригольд. Никто из вас не оказался правым. Это не работает. — Так вы уже пробовали? — васильковые глаза загорелись, озарившись истинно женским сплетническим любопытством. — Но ты ведь понимаешь, что это должно было быть по-настоящему? Ты целовал её… э-э, ну, с языком? — добрая и отзывчивая Трисс уже успела смутиться, на её скулах проступили крапинки румянца. — Да никого я не целовал! — возмутился Иорвет, отходя от стены. Как бы он ни пытался избавиться от воспоминаний, научиться жить с ними так и не сумел. Иорвет старался не шарить по закоулкам памяти, а когда понимал, что запущенный процесс рефлексии не остановить, то старался держать в голове только приятные мысли. Есть личности, после встречи с которыми хочется плеваться. Некоторые даже пробуждают желание убивать. Но самое худшее — это вспоминать одно-единственное имя, возвращающее тебя в пучины смятений, заставляющее переживать ужас прочувствованного, запрятанного как можно глубже позора. Гретта. Как долго можно оставаться в здравом рассудке наедине с картинами прошлого? Они были как некогда любимая повязка на глазах, сняв которую, рано или поздно захочешь превратить её в удавку. Но воспоминания не исчезали: они ведь не были ни оренами в суме, ни павшими собратьями. «Прочь, — прозвучало в голове, — она моя», — и на смену поднявшемуся из груди возмущению пришло отвращение. Приглушенные тени забрались в черепную коробку, воскресив в памяти мгновения минувшего месяца. Иорвет ясно видел перед собой, как, схватив девчонку за руку, повёл её в глубины храмовой темноты. В настоящую клоаку наваждения и последующего сожаления, как выяснится позднее. Мысли, словно жалящий рой, скороговоркой твердили о безумии настоящего. Но Иорвет отмахивался от них, руководимый пресловутым чувством… Чего? Долга? Жалости? Эгоизма? У него до сих пор не было ответа на эти вопросы. Разум отказывался искать объяснения тому, почему Гретта первая потянулась к нему, разрушив, как казалось, с легкостью воздвигнутую непробиваемую стену неприятия и отчуждения. Но здесь он лгал: гораздо страшнее было представить причины, заставившие его скомпрометировать себя. Непрестанно доказывать невидимому собеседнику, что всему виной был душащий дурман. Командир ни за что в жизни не совершил бы эту ошибку, если бы находился в здравом уме. А доказательства обратного у него имелись: Иорвет почти ничего не помнил. «Почти» — какое странное, наполненное самооправданиями слово. Оно вмещало в себя её тошнотворный запах, масляную скользкость обнажённой, горячей кожи. Но хуже всего — это вкус чужой слюны, смешанной с кровью. — Но ты сказал… — Это была глупая ошибка, просто нелепая случайность! — эльф в самозащитной ярости стиснул кулаки. — Я предупреждаю тебя, если ты и об этом расскажешь… — пригрозил он. — Нет, нет! Можешь положиться на меня, никто… — Дальше Геральта не узнает. Надейся на это. Иначе я за себя не ручаюсь. Иорвет блефовал. Потому что прямо сейчас готов был пойти на опрометчивый поступок, не дожидаясь очередного нервного срыва. Начать душить Трисс, вот этой тряпкой, например. — Ладно, прости. Вернёмся к нашим баранам, — Меригольд деликатно прочистила горло, — раз уж поцелуй не сработал… — она слегка дёрнулась. Должно быть, вид напрягшегося Иорвета заставил её прикусить язык. — То есть, раз ты пытался расторгнуть магический договор самым распространённым способом, и это не сработало, значит, мы не там копаем. Но проблема может быть и в том, что мы кое-чего не учли. Например, не проследили за тем, чтобы условия выполнились. — Что ты имеешь в виду? — приглядевшийся тканевый обрезок для умерщвления чародейки потерял прежний магнетизм и очарование. — Ну, чувства, понимаешь, Иорвет? В проклятье обычно пишут, что поцелуй только истинной… — Вздор, — не дослушав, отмахнулся он. — Любви… — Этого никогда не будет. — Может снять заклятье. — Ты требуешь невозможного и вообще несешь ересь. Где написано, что твоё предположение верно? — Иорвет холодно посмотрел на неё. — Это нигде не указано, но очень даже может оказаться правдой. Вспомни проклятье. — Мне не нужно его вспоминать. Оно у меня припечатано к веку. — Ну хорошо, я тоже долго над ним сидела. Но посмотри сам, разве с начала вашего знакомства расстояние, на которое ты можешь отойти от Гретты, не увеличилось? Жизнь, наполненная волнениями и борьбой, была настоящей, но когда они смешивались с тревогой, сдавливающей горло, всё выглядело совсем иначе. Что за бессмыслица, будто страх смерти — это главный ужас любого живого существа? Заявлять, что Aen Seidhe может взглянуть на человека как на равного, — форменный бред. Трисс уже сидела с оборванным куском пергамента, видимо, сверяясь с формулировкой проклятья. А Иорвет мысленно загибал пальцы, перечисляя в уме, за что ненавидит Гретту. Обременяющая и к an’badraigh aen cuach ненужная — раз. Глупая и наивная — два. Способная выводить из себя, заставляющая терять контроль за считанные минуты — три. И… За что там ещё Иорвет её ненавидел? Ах да. За то, что заставила испытывать сожаление, — четыре. Иорвет замер с подрагивающей за спиной рукой, не досчитываясь прежних сотен причин. Куда делись её звонкий смех и неуёмная жизнерадостность? Самонадеянность и гордость за крохи побед? Непосредственность в общении с вышестоящими и желание спасти всех и каждого? Что случилось с её верой в искренность чужих намерений? С его собственным неверием в то, что Гретта могла оплакивать Дориата и Ниврима? Когда объяснение «я хочу, чтобы ты сдохла», равноценное «она человек», лишилось пальмы первенства? Вот уж нет, dana. Ей пришлось несладко, и произошедшее даже прошлось бритвой по сердцу командира, но разве велика беда — спутать минутную слабость с душевным порывом? Это всё, конечно, огромная трагедия для такого беззащитного существа, как Гретта, но Иорвет не позволит себе и дальше проникаться сочувствием. Его моральные принципы и жизненные устои не будут разрушены глупыми предположениями Трисс. Иорвет расслабил судорожно сжатые пальцы. Очень тяжело переступать через себя. Тем более когда живёшь на свете не первый день. Отрицание не поможет. Следовало быть более благоразумным и признать, что в словах чародейки есть здравый смысл. Она может интерпретировать как угодно, главное знать самому: чувства, о которых говорит Трисс, и вправду невозможны. Гретта не Саэсентессис. Можно ли тому, кто был воплощением тьмы, простить олицетворение света? «Жалость, — выплюнул он мысленно, — чувство вины. И, может быть, привычка». Растереть, и всё на этом. Не подавая виду, эльф отозвался: — Просто ведьма была стара, чтобы наколдовать сильное проклятие, и оно ослабевает. — Не ищи себе оправданий. С возрастом маги становятся только могущественнее. По твоей логике, можно просто так сесть и ничего не делать, ждать, когда всё само пройдёт. Но на моей практике бездействие заканчивалось очень плачевно, несчастные в итоге умирали. — А по твоей логике, — передразнил Иорвет, — выходит слащавая сказочка о том, что миром правит, как ты её называешь, — слово будто застряло в глотке, прежде чем ядовитым плевком не вырвалось наружу, — любовь. Трисс выдохнула, с усталостью потёрла лицо ладонью, нечаянно смазав нарисованные на глазах стрелки. — Я сделала уже всё, что могла, Иорвет. Моя магия не может подсказать мне, что не так. А пичкать тебя зельями наугад я не стану. Если хочешь самоубийства — это в другом квартале, обращаться сам знаешь к кому. Конечно, я не отказываюсь тебе помогать и в свободное время всегда буду думать о твоей беде, но сейчас мы зашли в тупик, пора это признать. Может, мы и нашли выход из ситуации, но твоё упрямое сердце не способно его принять. Нужно больше времени. И интуиция подсказывает мне, что оно требуется не для поисков чудо-лекарства, а скорее для того, чтобы ты познал смирение. Смирение. Ха! Иорвет снова закатил глаза. Сегодня ему слишком часто приходилось покоряться. Может, дело вовсе не в нём, а в Гретте, которая прониклась к нему нежными чувствами? Внутри себя командир надрывно рассмеялся. Жертва легко могла втрескаться в мучителя, но способно ли проклятье отличить нездоровые чувства от настоящих? Достаточно вспомнить её перевоплощение из запуганной мыши, вздрагивающей от каждого резкого движения, в уверенную в себе девушку, ходящую с гордо поднятой головой. Это Иорвет сделал Гретту такой. Его труд. Могла ли она воспринимать его уроки иначе, не видеть, что таким корыстным образом он пытается избавить себя любимого от проблем? — Значит, я найду кого-то, кто преуспел в магии больше тебя, — это было первым прямолинейным оскорблением в сторону чародейки. Трисс этого не заслуживала, но по-другому он не мог. А ещё Иорвет знал, что ему больше не к кому пойти. Не в ближайший год, это точно. Чародейка вздрогнула, опустила взгляд и притихла. Отчего на душе стало тошно, будто заскреблись кошки. Он обидел Меригольд безо всяких причин, просто потому что было уязвлено его внутреннее «я». И снова почувствовал укол вины: только слепой не увидел бы, что Трисс старалась, из кожи вон лезла. Но легче вырвать змее зубы, чем отучить её кусаться. Однако всё же не хотелось жалить своих. — Это не в моём характере, Меригольд, — подумав, добавил командир, — но я приношу извинения. — Нет, что ты, — подняла голову Трисс, — я стараюсь тебя понять. У тебя есть все основания, чтобы злиться. Пустая моя голова, а я так и забыла детскую сказку. Вынудила тебя пойти к Филиппе. Хотя знала, в каких вы отношениях. Страшно представить, что тебе пришлось выслушивать, — она всплеснула руками. — Потом ещё не справилась с твоей проблемой и начала высказывать глупые предположения. И, учитывая твою нелюбовь к людям… — Довольно, — отвернулся Иорвет. — Это называется эмоциональный шантаж, ты в курсе? Я не стану падать тебе в ноги и переубеждать. Трисс рассмеялась мягким, переливчатым смехом, похожим на звон колокольчиков. Иорвет слегка улыбнулся, сделал шаг к двери, намереваясь наконец уйти, но почему-то обернулся и задал вопрос: — Почему ты не закрыла дверь? Глаза Меригольд расширились, она прижала руки к щекам. — Я нарочно, — простодушно пискнула чародейка. И он снова сделал это. Закатил глаза. Но, стоило ему схватиться за дверную ручку, как Трисс окликнула: — Иорвет? — Да. — Будь осторожен. Филиппа что-то замышляет, — она перешла на заговорщицкий шепот. — Надеюсь, вы условились в разумной цене? Иорвет обернулся, чтобы с напускной беспечностью ответить: — Я дал ей магический обет, а эту ересь, — он кивнул в сторону отложенной книги, — получил за обещание выполнить её просьбу, правда, она ещё не сказала какую. Трисс Меригольд схватилась за сердце: — О нет.