После войны бывает скучно

«Оставь надежду, всяк сюда входящий». Именно эти слова хотелось написать Азирафаилу на вывеске своей лавки. Хотелось примерно трижды в день, не меньше, с тех самых пор, как демон Кроули поселился с ним. Если вы думали, что ангельские носки, пусть даже этот ангел немножечко упавший (ладно, скатившийся), пахнут ландышами, то глубоко заблуждались. И то, что эти, пахнущие далеко не ландышами носки оказывались не только под кроватью, но и на спинках кресел, между томиков редких книг, да и банально в каждом углу дома, даже обученного терпению и прощению ангела выбешивали совсем не ангельски. Кроули, естественно, вины своей не признавал, а на пока ещё тактичные замечания хозяина дома попросту отмахивался. А ещё он не закрывал кран в ванной, даже если просто смотрел в своё отражение (что — на минуточку! — мог делать часами). Конечно же, счёт, приходящий за услуги водопровода, совсем не радовал, и опять-таки Кроули не то что не признавал вины, он смел спрашивать: — Ну и что такого? — И что такого?! — вспылил в один из таких диалогов Азирафаил. — А ничего! Вот перекрою краны, тогда и будешь спрашивать «а что такого»! Кроули его слова всерьёз, конечно же, не воспринял. — Ты похож на злого хомяка, — только и усмехнулся он и, перекинув через плечо полотенце, вразвалочку направился в ванную. На очередной час бесцельного выпускания водных ресурсов, разумеется. Азирафаил воду перекрыл. И даже не почувствовал на этот счет угрызений совести. Почти тотчас Кроули возник в дверном проеме, как был: в мыле, с одним лишь полотенцем на бёдрах, но раздражённым он не выглядел. Скорее, решительным. — Ты так, да? — спросил он, сдвинув брови на переносице. — Ну так я ухожу. Цветы перешлешь по почте. И ушёл. Как был. В полотенце. Азирафаил порывался его догнать. Сказать, что плевать он хотел на воду и на бесконечные счета, за неё приходящие. А потом передумал. Надеялся, что уже завтра Кроули вернётся, взвыв от скуки и осознав свою вину. Только лето кончилось, пришла осень, а демон даже не думал напоминать о своём существовании. Даже за цветами, которые Азирафаил так и не переслал, он не вернулся. — Ну и ладно, — убеждал себя ангел. — Не сильно-то и надо. Совершенно не надо. Он пытался жить дальше. Ходить на йогу, выпекать печенье, и иной раз даже верил, что всё нормально, только вот, находя очередной, уже ставший колом носок, он снова мысленно возвращался к старому другу и понимал: ничего не нормально. Конечно, в прежние времена они встречались порой не то что раз в год, но и раз в столетие, и всё равно сейчас разлука ощущалась иначе. Именно как ссора, а от этого было гадко на душе как никогда. Трижды Азирафаил поднимал трубку своего телефонного аппарата, но номер набрать так и не решился. Что бы он сказал? «Прости, что перекрыл воду?» Смешно. Он совершенно ничего плохого не сделал. По крайней мере, ничего такого, из-за чего стоило бы уходить, не оставляя вариантов. Единственным объяснением было то, что Кроули не хотел жить в лавке и лишь искал повод уйти. Что ж, если это действительно было так, стоило ли пытаться его вернуть? Азирафаил вздыхал, поглядывая на опустевший диван. Конечно же, демонам не требовался сон, но иногда Кроули дремал, вытянув свои длинные ноги на подлокотник. Ангел помнил, как его друг бухтел на этот диван из-за его чрезмерной мягкости, но ему казалось, что тот начал привыкать. А вдруг нет? А вдруг именно такая мелочь, как слишком мягкий диван и оттолкнула его друга? Азирафаил на диван разозлился. Доказать его вину не смог, но вердикт вынес: в тот же день вытащил мозолящий глаза предмет мебели на помойку, откуда он уже через полчаса пропал — у какого-то бездомного отныне обещался быть хороший сон. И всё равно Кроули не возвращался, а календарь-то уже показывал декабрь. Конечно, встретить Рождество вместе с демоном Азирафаил и не надеялся, но ему хотелось хотя бы Новый Год провести в компании друга. Прежде он всегда собирался с коллегами-ангелами, но в этом году приглашения не ждал, да и не намеревался он к ним летать в любом случае. А потому одиночество ощущалось острее всего. Он кормил уток в парке, ожидая, что фигура Кроули выплывет из-за его плеча, сидел на их скамейке, высматривая знакомую «Бентли», включал Шопена, всё надеясь, что вместо него из-под иглы граммофона вырвется голос Меркьюри, но тщетно — он всё так же был один. Стало холодно, с севера прилетал всё более холодный ветер, дни сделались совсем короткими, и всё равно день за днём Азирафаил совершал привычные действия: парк, скамейка, парк, скамейка. Вечера коротал за просмотром фильмов, но картинка мелькала, не откладываясь в памяти, и ангел не мог даже сказать наверняка, какие из фильмов он уже смотрел, а какие — нет. Накупил он их много — собирался окультуривать друга, — но теперь окультуривать мог только мышей под полом, если они у него водились. Азирафаил стал много спать, только потому, что заняться было нечем, подзабросил йогу, запустил лавку. До Рождества оставался один день, а он даже не подготовил открытку с поздравлениями для Бога. Рождественский вечер также застал его врасплох: ни ёлки, ни печенья, ни подарков. «Звуки музыки» по телевизору и пачка «Принглс» стали вершиной празднования, и даже пошедший за окном снег радости не добавил. Время почти перевалило за полночь, когда Азирафаил решил: хватит. Щелкнув пультом и погасив верхний свет, он перебрался в постель с намерением забыться не слишком приятным сном, как вдруг услышал, что телевизор включился снова. До слуха донесся перезвон колокольчиков, а после что-то стукнуло, звякнуло, и в миг стало тихо. Азирафаил поспешил по ступенькам вниз. В нём загорелась надежда, что — а вдруг! — Кроули вернулся, чтобы помириться. Однако это был не Кроули. — Привет, начальник, — отсалютовал ему бутылкой с шампанским Шедвелл, уже изрядно поддатый, а Иезавель (её настоящего имени Азирафаил, увы, вспомнить не смог) появилась с кухни с подносом, на котором высились керамическая миска с печеньем и заварник с чашками. — Здравствуй, милый, — обронила она, выставляя поднос на столик. — Решили зайти, проведать. С Рождеством! — С Рождеством! — механически отозвался оторопевший Азирафаил и замолчал, не зная, стоит ли ещё что-либо говорить. — У неё два соска! — счастливо выкрикнул Шедвелл и вскинул руку, демонстрируя блестящее обручальное кольцо. — Рад… За… Вас, — выдавил ангел, краснея. — А у него просто огромный… — начала Иезавель, и Азирафаил приготовился краснеть ещё сильнее, но не пришлось: — …архив ведьмовских книг! Так интересно! Азирафаил выдохнул. Зря. — И прибор у него просто космических масштабов. Ну, ты понимаешь, милый. — Увы, — вздохнул он, занимая кресло и стараясь выглядеть хотя бы чуть менее напряжённым, чем есть. — Может, оставим подробности для других мест, господа? Голос Кроули, раздавшийся со стороны кухни, вынудил Азирафаила напрячься. Демон вошёл в помещение, неся две бутылки вина, и от одного брошенного им в сторону телевизора взгляда, оттуда донеслись громкие басы «Богемской рапсодии». Азирафаил лишь чудом удержался, чтобы не вскочить и не броситься навстречу другу, спасло его лишь то, что Иезавель опустила ему на колени блюдечко с печеньем. — Кроули, — напряженно поприветствовал Азирафаил, и ему вдруг показалось, что демон может в любую секунду передумать и уйти. Ангелу стало страшно. — В рождественскую ночь демонам делать нечего, — бросил Кроули равнодушно. — Всюду эти ангелочки, Клаусики, благодать — тоска зелёная. Не люблю Рождество, меня никогда никуда не приглашают. Не дожидаясь хоть какой-то реакции, Кроули водрузил на стол бутылки и по щелчку пальцев организовал бокалы. Шедвелл жадно потянулся за первым же наполненным, но Иезавель шлёпнула его по тыльной стороне ладони. — Сперва хозяин дома, Шедди-медведди, — проворковала она, и на лице её мужа расцвела блаженная улыбка. Кроули ленивым жестом протянул Азирафаилу бокал. Тот, посомневавшись, взял, сделав вид, что его совершенно не побеспокоило, что пальцы демона задержались на его пальцах чуть дольше дозволенного. Он намеревался играть равнодушие и дальше, сколько будет возможно. И он играл. До трёх часов ночи он умудрялся игнорировать Кроули, ведя беседу в большей степени с Шедвеллом, потому что Иезавель всё не терпелось обсудить аппарат, агрегат и всякое в этом роде. А потом парочка ушла и игнорировать стало невозможно. — Ты выбросил диван, — констатировал Кроули, бросив взгляд своих змеиных глаз, ныне не скрытых очками, в дальний угол. — Он мне разонравился, — проворчал Азирафаил, не совсем понимая, как ему стоит себя вести со старым другом. — А я принёс тебе подарок, — вспомнил демон. — Корзину для белья. Между обрушением линии электропередач и засорением мусоропровода я мимоходом увидел её в витрине и подумал, что тебе она пригодится. Позволь не ходить за ней. Она там, в ванной. Кроули пригубил вина и обратил внимание на клип, мелькающий без звука на небольшом экране. — Спасибо, — протянул Азирафаил, неуверенно. Подарок был, мягко говоря, странный. — Да-да, — отмахнулся Кроули. — Теперь тебе будет куда сбрасывать носки. И всем, кто у тебя решит когда-нибудь остановиться. Азирафаил, потянувшийся за печенькой, замер и заклипал глазами. Ему показалось или Кроули намекнул на своё возможное возвращение? — Я, кстати, делаю ремонт дома, так что перекантуюсь у тебя недельку-другую, — продолжил демон, всё так же не сводя глаз с телевизора. Затем извлёк из кармана очки, надел, и только после того повернулся к Азирафаилу лицом. — Ещё хоть раз перекроешь воду, переберусь в гостиницу, — предупредил он, осклабившись. Но с каждой секундой Азирафаил всё отчётливее видел теплую улыбку, расцветающую на лице его демонического друга. — Ты мог бы взять оплату водопровода на себя, если не умеешь экономить, — предложил ангел, ёрзая в кресле. — Оплату половины счёта, — выдвинул ответное предложение Кроули. — И ты позволишь мне самому подобрать диван. — Идёт! — выпалил Азирафаил чересчур поспешно и ощутил, как к щекам приливает краска. Кроули усмехнулся и вскинул бокал. — С Рождеством, ангел! — С Рождеством, Кроули! Снова зазвучал перезвон колокольчиков, и рядом с креслами таинственным образом выросла ёлка, нарядно украшенная и горящая сотней огоньков. А за окном всё гуще сыпал снег, и бездомный, спящий на мягком диване, сладко зевнул, поправляя над головой картонку. В эту ночь у всех всё было хорошо.