Third Chance

— Скоро тебя уже выпустят отсюда, — сообщила Мэй, присаживаясь рядом с Питером. Она открыла огромный бумажный пакет, и помещение тут же наполнилось запахом специй и масел. Вручив Питеру горячий пластиковый контейнер с, он точно знал, тайской едой, Мэй добавила, — доктора сказали, что благодаря твоим способностям, ты восстанавливаешься быстрее, чем любой другой человек, — опустив свой собственный контейнер на колени, она внимательно посмотрела в глаза Питера, уточняя, — как ты себя чувствуешь? Питер со щелчком открыл крышку контейнера и пожал плечами. — Нормально, наверное, — ответил он, выискивая взглядом палочки. В следующее мгновение искомые приборы появились у него под носом, и Питер слабо улыбнулся Мэй, — спасибо, — он воткнул палочки в горку лапши и покрутил ими так сильно, что смог расслышать тихое хлюпанье масла о пластик. — Нормально? — эхом повторила Мэй. Свой контейнер она еще даже не открывала. — Нормально в смысле нормально, или нормально в смысле «я не хочу разговаривать об этом» нормально? Питер снова крутанул запястьем, наблюдая за тем, как комок лапши разрастается до размеров небольшого камня. — Я не знаю, — сказал он. Отправив в рот приличную порцию лапши, он добавил, продолжая жевать, — устал. Скучаю, — он сглотнул, ощущая небольшую боль в горле из-за попытки проглотить слишком большой комок. — Немного переживаю. Я сказал Неду и ЭмДжей… — Я уже сообщила им, что ты в безопасности и уже выздоравливаешь, — поспешила заверить его Мэй, — они расстроены, что им пока нельзя увидеться с тобой, но вы встретитесь буквально через пару дней, — она одарила Питера почти робкой улыбкой. — ЭмДжей довольно милая. Тихая, но милая. Питер подумал о той кроткой улыбке ЭмДжей в театре, о том, как она сказала ему (очень внимательно изучая потолок), что хотела бы «тусоваться» с ним этим летом почаще. А затем Питер вспомнил, как Нед дал ему пять и (очень серьезно) сказал: «Теперь ты просто обязан вернуться.» — А вот и улыбка, — заметила Мэй. Питер услышал, как щелкнула крышка ее собственного контейнера, как хрустнули палочки, прежде чем она добавила, — Кстати, Хэппи передает привет. Он рад, что ты в безопасности. Теперь настала очередь Питера кидать на Мэй косой взгляд, но та была слишком занята наматыванием лапши на палочки. И хотя выражение лица Мэй оставалось совершенно нейтральным, Питер уловил легкий оттенок розового, украсивший ее щеки. Питер вернулся к своей еде, размышляя о том, что в последнее время Хэппи начал все чаще появляться в их квартире, и приходя к выводу, что со всем этим стоит разобраться как-нибудь в другой раз. А пока Питер лишь намотал на палочки очередную порцию лапши. Одна макаронина медленно соскользнула обратно в контейнер, в то время как другая повисла на концах палочек. Он позволил и этой макаронине соскользнуть с прибора, опуская палочки обратно в коробку. — Ты хочешь поговорить? — спросила Мэй. Питер перевел взгляд на свою еду. — Я просто пытаюсь все осознать, — сказал он. Он пошевелил концы палочек, бесцельно накручивая лапшу на дерево, — Мистерио. Европа, — он толкнул горку лапши к дальней стенке контейнера. — Мистер Старк. Он повернулся к Мэй. — Я просто, — у него было такое чувство, словно кусок в горле застрял, — я скучаю по нему… скучал по нему. А теперь он вернулся, — он с силой сжал в пальцах палочки, — это плохо, что я все еще ощущаю… — он отпустил палочки, позволяя руке свободно лечь поверх покрывала. — Я не знаю. — Ты злишься? — спросила Мэй мягко. Питер пожал плечами. — В том-то и дело, — ответил он, — я не думаю, что я злюсь, но и счастья я не ощущаю, — он провел пальцами по палочкам, но, передумав, опустил руку обратно на колени. — Я рад, что мистер Старк жив, и я помню то, что он сказал вчера, но я просто… Наступила пауза. А затем, аккуратно сжав его руку, Мэй сказала: — Похоже, это та тема, которую вам стоит обсудить с мистером Старком, когда он вернется. — Ты думаешь, он выслушает меня? — спросил Питер. И хотя он уже знал, каким будет ответ Мэй, он все равно почувствовал, как что-то встало на свое место, когда с ее губ сорвался тихий, хоть и усталый, но смешок. — Он всегда выслушает тебя, Питер. *** Питер свесил ноги с крыши больницы, легонько пиная лодыжками бетон. Предположив, что доктора могут устроить панику, если придут проверить его, он оставил небольшую записку, в которой объяснил, что вышел подышать свежим воздухом. И все равно Питер понимал, что у него есть лишь несколько минут, прежде чем поднимется тревога. Он откинулся на руки, поднимая лицо к небу. Время от времени по нему проплывали облака, но в остальном небо оставалось кристально-голубым, с едва заметными оттенками оранжевого от закатного солнца. Питер не знал точно, где находится эта больница, но, окинув взглядом массу вечнозеленых деревьев и сосен, он предположил, что, возможно, он уже в штатах. Скорее всего, уже даже в Нью-Йорке, учитывая, как быстро Тони и Мэй оказались рядом с ним. Питер глубоко вздохнул, наполняя легкие воздухом, пахнущим сосной и землей. Он медленно опустился на спину и прикрыл глаза, когда легкий ветерок пронесся над ним. Он слышал стрекот сверчков, щебет птиц и гул самолета где-то высоко-высоко над ним. А затем, все так же не открывая глаз, Питер спросил: — Как вы нашли меня? Питер почувствовал, как Тони присел рядом с ним, ощутил тепло его тела буквально в паре дюймов от своей головы, когда тот ответил: — Нашел твою записку. Знал, что у тебя есть странная любовь к крышам. Питер открыл глаза. Тони смотрел прямо на горизонт; его лицо озарялось тем же розовым цветом от солнца, совершавшего свое пламенное путешествие мимо облаков. Еще во время битвы Питер заметил новоприобретенные серебристые, даже почти золотые пряди в его волосах — заметил, как постарел Тони с момента его распыления, но прямо сейчас, под лучами солнца, эти оттенки стали еще светлее. — Что? — спросил Тони, все также не сводя глаз с горизонта. Питер заставил себя отвести взгляд. — Ничего, — сказал он тихо. — Ну конечно. Питер начал приподниматься, но прежде, чем он успел полностью выпрямиться, он ощутил, как Тони прижал руку к его спине: слабая поддержка, почти невесомый толчок, чтобы помочь Питеру сесть ровно. — Тебе уже лучше? — спросил он, разглядывая бок Питера, словно ожидая, что бинты под его футболкой вот-вот развалятся. — Болит что-нибудь? — Не смертельно, — ответил Питер, тем не менее аккуратно обхватив себя за талию. Он провел пальцами по контуру бинтов под футболкой, прежде чем убрать руку. — Мэй сказала, что доктора считают, что я скоро поправлюсь. Ускоренная регенерация и все такое. С губ Тони сорвался какой-то вздох, который в равной степени мог быть признаком как раздражения, так и облегчения. А может быть, и то, и другое. — Как Морган? — спросил Питер, и хотелось бы ему спросить что-то более важное — или просто что-то более, — но вопрос все же вырвался и повис между ними как гиря. — И мисс Поттс? — Они обе в порядке, — ответил Тони. Он полез в карман и вытащил оттуда сложенный пополам листок синего картона. Питер успел разглядеть детский почерк Морган и несколько нарисованных карандашами фигурок, — Морган сделала для тебя «выздоровительную» открытку, — добавил он, передавая ее Питеру. Питер открыл открытку, и уголки его губ дрогнули, когда он прочитал выведенные восковыми мелками слова Морган: Поправляйся, Питер! Я оставлю для тебя печенье. С любовью, Морган. — Как мило с ее стороны, — сказал Питер, бережно закрывая открытку, чтобы не помять ее. — Она сделала пять штук, пока у нее не получилась эта, — заметил Тони, — остальные она уничтожила, посчитав их недостойными, — в его голосе проскользнули нотки веселья, когда он добавил, — это у нее от матери, — а затем, после небольшой паузы, — и от меня тоже. Определенно наш ребенок, — он громко прочистил горло. — И она хочет видеть тебя на своем дне рождения в следующем месяце. Я уже пообещал ей, что ты придешь, так что надеюсь, что у тебя нет никаких планов. У Питера перехватило горло. — Конечно, — пробормотал он. — В жизни бы не пропустил. На мгновение воцарилась тишина. Минута, две, три, четыре. А затем со вздохом Тони сказал: — Ты хочешь что-то сказать мне. В его голосе не было ни вопросительных, ни любопытных интонаций. Просто констатация факта. Питер с силой вцепился пальцами в открытку. — Вы вините меня за то, что хочу? — спросил он. — Ты шутишь? — фыркнул Тони. — Никто в этом мире не может ни в чем тебя винить. Питер разгладил складку на открытке. Он чуть сильнее свесил ноги с края крыши: ровно настолько, чтобы удар лодыжек о бетон позволил ему почувствовать себя увереннее — почувствовать под собой какую-то опору. Точка. — Наверное, я хочу сказать, что… — начал Питер и замер. Что-то разместилось у него на груди: что-то тяжелое и неподвижное. — Питер? Питер открыл рот, закрыл. Он перевел взгляд на горизонт: туда, где солнце встречалось с макушками деревьев. Легкий ветерок пошуршал ветвями деревьев и направился в сторону Тони и Питера. Этот ветерок внезапно показался Питеру слишком сильным — он стал похож на ураган, еще сильнее придавивший эту тяжелую штуку к его груди. Питер помнил, какими холодными бывают зимы в Нью-Йорке. Он помнил, как временами порывы ветра бывали так яростны, что у него перехватывало дыхание. — Питер, — голос Тони пробился сквозь ветер, сквозь гнетущее молчание. — Ты можешь сказать мне. Из груди Питера вырвался воздух, но это было больше похоже на судорожный вздох. — Это все моя вина, — сказал он, сжимая в руках открытку, — вы умерли, и это все моя вина, — открытка перед глазами начала расплываться. Вот она четкая, а теперь уже пятно, теперь больше похожа на пар, а затем все снова четко. Человеческие фигурки были не более, чем нечеткими линиями на синем фоне, — вы сказали, что хотели защитить тех, кто вам дорог, — он зажмурился, чтобы эта пелена на глазах не искажала все слишком сильно, — и если для того, чтобы защитить кого-то, вам приходится умереть… — Питер вспомнил долгие ночи, проведенные перед граффити, вспомнил, как воздух внезапно словно испарялся из кабинета, стоило ему взглянуть на цветной постер, — мне бы хотелось, чтобы вы не делали этого. Слова громко зазвенели в воздухе, встречаясь с деревьями, и облаками, и солнцем, и небом, и с Тони, который — Питер чувствовал это, — всем телом повернулся к нему. Питер понурил плечи, ожидая, когда вибрация этих слов наконец-то возьмет верх; ожидая, когда они, наконец-то, поразят их обоих. — Питер, — прошептал Тони, и Питер открыл глаза. Сквозь туман набежавших слез он разглядел покрасневшие глаза Тони. Тот протянул ладонь к его лицу, аккуратно вытирая слезы, — Питер, — повторил Тони, приобнимая Питера за плечи. Питер позволил себе прижаться к его телу, позволил себе задрожать под весом всего — всего, — что произошло за последний месяц. — Во всем этом не было ни капли твоей вины, — сказал Тони, — в этом никогда не будет твоей вины. — Питер заметил, что Тони тоже затрясло, отчего он только сильнее вжался в его бок. Он почувствовал, как Тони глубоко вздохнул, и на мгновение задался вопросом, был ли это его первый настоящий вздох за долгое время. — Когда ты умер, — рассыпался в прах, — я думал, что все это моя вина. Питер напрягся. Он вскинул на Тони изумленный взгляд. — Это не так, — поспешно выпалил он. — Мистер Старк, вы… — Это не имело значения, — ответил Тони, — тебя больше не было. Все казалось мне таким настоящим. — Он опустил взгляд на Питера, и на мгновение Питер увидел, каким Тони, должно быть, выглядел после того, как он испарился. Уставшим. Грустным. Потерявшим надежду. — Когда я вернул тебя, — продолжил Тони, — я почувствовал, как что-то вернулось на свое место, — он погладил Питера по спине. — Вот что нам теперь нужно с тобой сделать. Вернуть все на свои места. Это будет небыстро и непросто, но мы справимся. Верно? И тогда Питер увидел, как именно выглядел Тони в тот момент, когда он появился из портала доктора Стрэнджа. И с последними лучами солнца, скрывшегося за кронами деревьев, в глазах Тони вспыхнула надежда, а Питер увидел первые проблески чего-то нового: чего-то бесконечного и прекрасного, простирающегося перед ними. — Мы справимся, — согласился Питер, и эта тяжесть, поселившаяся у него на груди, наконец-то исчезла прочь.