-@-
— Ребят, вы не против, если моя сестра к нам ненадолго присоединится? — поднял голову Билл, замерев над неотправленной смс. Ангел держал в руке банку апельсинового Марти Рея, ощущая на коже толпу колючих мурашек, то ли от отвратительного алкоголя, то ли от осознания услышанного. — Конечно, какая проблема, пусть подходит, — весело отсалютовал уже хорошо поддатый Воля, глотая, кажется, Ягуар. Поморщившись от привкуса ацетона, Ангел отставил свою жестянку на ступеньку и откинулся спиной на перила. Заброшка, в которой уже имели честь тусоваться неформалы, прохладой подъезда скрывала компанию от жутких +30, позволяя беспрепятственно распивать алкоголь и галдеть на всю свою лестничную клетку. — А что такое, она наконец решила отпочковаться от этих вампирюк с шибанутым графом? — Я вообще-то просто пришла забрать брата домой, а вы, господа, следите за языками, — отрезала неожиданно возникшая в пролёте готесса в коротком чёрном платье и клепаном ошейнике. Ее каштановые волосы были аккуратно собраны в высокий хвост на затылке, но, судя по слегка размазанной косметике, эти небольшие элементы ее стиля все же не помогли Батори спокойно прожить день на улице. Чак, чьи высказывания осадила девушка, раздраженно фыркнул, припадая губами к горлышку пива. — Что-то случилось или ты просто за мной пришла? — поднялся Билл, встречая сестру тёплыми объятиями. — Выглядишь помято. — Да это так, Господин вернулся. — Не понял, — нахмурился парень, — он что-то тебе сделал? — А? Ой, нет, — улыбнулась готесса, — просто он как батарейка. Хромает быстрее, чем мы ходим, и гоняет нас по всему городу с проверками. — Проверки? — не понял Воля. — Да. Скоро ночь цветения папоротника*. — Ночь чего? — выглянул из-за перил Ангел, встречаясь глазами с как-то грустно улыбнувшейся ему Батори. — Магическая ночь на Ивана Купалу, когда мир живых и мертвых сливается в одно целое. В эту ночь на папоротнике распускается цветок, который дарует силу любому нашедшему. — Но ведь папоротники не цветут, — возразила Лифти, склонив голову к плечу Мола. — В этом и суть. Магия единственной ночи в году, что даёт силы всей нечисти, жизни всему иллюзорному. — Все ещё ничего не понимаю. Гроб же не интересуется всякими приворотами-отворотами, — Воля чиркнул спичкой, закуривая крепкую сигарету. — Господин не интересуется, зато Гадес очень даже. — Он опять собрался к сатанистам? Совсем решил ноги лишиться?! Компания удивлённо уставилась на шокированного Ангела, что медленно в пелене опьянения осознавал сказанное. Страх за гота оказался сильнее собственного глупого положения, благо Батори не стала задавать вопросы, лишь пожимая плечами: — Увы, планы Господина мне не известны. Знаю лишь, что он на взводе. Пришёл вчера и, мало того, что первым делом наказал Астароту ночь провести в учительской, а Тода с парнями дернул на Юго-западное кладбище, так ещё и Ленор практически выгнал из шабаша. — Ленор? Это которая девушка его? — удивился Билл. Сердце Ангела в миг пропустило удар. Батори же, не спуская глаз с высокого эмо-боя, продолжила: — Да, она. Только они, вроде как расстались недавно, но Ленор явно не хочет его отпускать. — А за что хотел выгнать? — продолжал осыпать сестру вопросами глава фандома Токио Хотел. — Не знаю. Наверное, она его как-то достает. Не поняла этого в общем, но он очень был зол. Требовал беспрекословного подчинения, и если бы не Анабель… В любом случае, будьте на чеку. Гробовщик в бешенстве, и для этого точно есть свои причины.-@-
Скажи мне что ты ещё ждёшь Меня в твой сломанный рай
Режущий слух дверной звонок неожиданно всколыхнул тишину квартиры. — Я открою, — крикнула Оксана, шаркая мохнатыми тапочками по паркету в комнате напротив. Девушка наскоро запахнула свой белый шелковый халатик поверх домашней футболки-ночнушки и в полной уверенности встретить припозднившихся с корпоратива родителей, распахнула дверь замирая в оцепенении. Синие глаза мутным взглядом скользнули по девушке, и ночной гость тепло улыбнулся: — Привет, Оксан, прости, что так поздно. — Арсений? Девушка, вмиг очнувшись, чуть ли не за шкирку затащила главу студсовета в квартиру, рассыпаясь в извинениях за свой внешний вид. Парень рассеянно улыбнулся, выпутываясь из черной куртки и оставляя берцы в прихожей. — Ты чувствуй себя как дома, хочешь, чай тебе сделаю? — Оксан, да я на самом деле буквально на пару минут, скажи, а… — Окс, кто там? — возглас из дальней комнаты и Гробовщик ловит тонкие искры электричества на запястьях. Ангел стоял перед большими книжными полками в своей комнате, ища недочитанную книгу. Ободок сестры на голове открывал полный обзор на домашнюю библиотеку, но от вида ломящихся стеллажей многосортной литературы легче не становилось. Парень пододвинул стул и поднялся, высматривая корешки под самым потолком. — Антош, познакомься, — Ангел оборачивается и чуть не наворачивается со стула, вовремя хватаясь за угол полки, — это Арсений, мой одногруппник. Арсений — Антон, мой младший брат. Голубые глаза скользят по высокой фигуре, длинным, почти модельным ногам в коротких джинсовых шортах, по явно чужой футболке с пресловутым волком и смотрит с щемящей нежностью в родные зеленые: — Привет, мой Ангел. — Что? Что ты здесь делаешь? — А вы… вы знакомы? — хлопает длинными ресницами сестра. — Тош, мы можем поговорить? — Ты все уже сказал, что мог. Я услышал, повторять не нужно. — Это футболка Астарота, да? — Ты за этим пришел? Спросить, чья это футболка? Ангел, придерживаясь за стеллаж, шагнул на пол, но стул предательски мазнул колесиками по полу, и юноша бы наверняка разбил себе нос, если бы не крепкие руки, прижавшие к горячему телу. — Ты что, пьян? — Иначе я не решился бы прийти. Ангел вывернулся из захвата и отшатнулся, не прерывая зрительный контакт: — Ты поиздеваться пришёл? Так вот не выйдет, иди домой. — По тебе Кит скучает, — тихо начал Гробовщик, пряча подрагивающие руки в карманах, — скулит каждый день, твоего бегемота мне носит. На рубашке твоей спит. — Серьезно, Арс? — Ребят, я не понимаю, что тут происходит? Арсений, ты разве не за зачеткой своей пришёл? — Почему он? Чем он лучше меня? — Гробовщик не видел ничего, кроме сжавшегося от взрыва чувств эмо, наглухо игнорируя Оксану. — Почему? Он не боится быть со мной, не боится своих, каких-то выдуманных предрассудков. И вообще, напомни, когда ты предлагал мне быть с тобой? Потому что я лично помню только твою брезгливость от моего общества. — Не говори так, я никогда… — А как мне говорить? Вспомни свои же слова: это просто секс, незачем привязываться. — Ангел, ты не понимаешь. — Я все прекрасно понимаю, это ты не отдаёшь себе отчёт, что делаешь. Я все был для тебя готов сделать, по первому зову бежал, но только тебе это все не надо было никогда. — Ангел, я же для тебя… — Гроби, иди домой. Ты завтра ведь пожалеешь, что пришёл ко мне. Гробовщик замер, не в силах ответить и опустил взгляд раненого зверя в пол. Он выдохнул, делая шаг назад: — Я это так не оставлю, — бросил он, натягивая на лицо свою самую доброжелательную улыбку и оборачиваясь к одногруппнице, — Оксан, спасибо за гостеприимство, но я вынужден откланяться. Зачётку заберу в универе. Девушка стояла как вкопанная, не понимая абсолютно ничего, лишь глупо, как рыбка, открывая и закрывая рот. Гость, прихрамывая на трёх ногах вернулся в коридор, натягивая одежду и делая шаг из квартиры, когда услышал: — Гробовщик, постой! Надежда ярким пламенем зажгла синие глаза. — Подожди, я все забываю вернуть тебе, — юноша взял свободную руку гота и, повернув ее ладонью вверх, вложил серебряный коготь, потерянный парнем в этой же квартире. — Спасибо, — сжимает перстень и в последний раз поднимает взгляд на изумруды. Ангел кивает, но Гробовщик уже не видит, горделиво исчезая в лестничных пролетах.-@-
Ангел закрывает дверь, прижимаясь к ней лбом, и медленно сползает на колени. Боль сковывает тело, горло саднит от несказанных «Я так скучаю», «я больше не умею жить без вас двоих», а сердце отбивает сбивчиво «вернись». — Антош… Антош, тебе плохо? — сестра садится рядом, и юноша рывком падает в ее объятия, задыхаясь: — Окс, я такой дурак. — Антон, ты можешь мне все рассказать, не держи в себе, — растерянно тараторит Оксана, прижимая брата ближе. — Окс, — цепляется длинными пальцами за женский халатик, — Окс, он же специально все это… он сам оттолкнул, а теперь… Девушка тихо поглаживает острые крылья лопаток и шепчет: — Давай воды принесу? Да? Или какао? Юноша усмехается и поднимает покрасневшие глаза: — Если человеку грустно — предложи какаушко? — Именно. Подрагивающие от бешеного пульса руки продолжают сжимать ткань на спине сестры, пока Ангел тихо отпускает свое истеричное наваждение. Он медленно ослабляет хватку и отстраняется, начиная осознавать произошедшее: — Господи, я даже не представляю, как это все сейчас выглядит со стороны. — Ну, как минимум, я сейчас выпью что-нибудь покрепче твоего какао. Ангел вопросительно поднимает бровь и ловит ироничный взгляд сестры: — Не каждый день, знаешь ли, ко мне домой приходит самый красивый парень моего университета и просит руки моего брата.-@-
На столе дымился нетронутый какао, пока Ангел настороженно скользил взглядом по ошарашенной сестре с бокалом отцовского коньяка в руках. — Окс, — аккуратно позвал девушку эмо, и та наконец подняла глаза. — Я в шоке, подожди. — Окс, я, наверное, не должен был… — Нет. Нет, все хорошо, — она сделала слабый глоток — больше просто смочив губы, — я просто не понимаю, почему ты не рассказал этого раньше? Эмо, готы, скинхеды, сатанисты… Ещё и Арсений. — А как бы я тебе рассказал? Привет, Оксана, я сплю с твоим одногруппником? Так что ли? — усмехнулся Ангел, невесомо проводя подушечкой указательного пальца по краю кружки. — Значит ты все-таки спишь с ним? — снова округлила глаза сестра и Ангел испуганно прикусил штангу. — Ты же в курсе, что ему уже 23? Это же совращение малолетних. — Окс, какое совращение? У нас возраст согласия с 16. — Но ведь… Погоди, а давно ты с ним… ну, это? — С начала лета где-то. Но мы уже не «это». — Почему? — Потому что он меня прогнал и потому что у меня есть парень, — нахмурился юноша. — Что за парень? — Из компании Арсения. — Давно? — Пару недель. — И с ним ты тоже… — девушка сглотнула, подбирая слова, — спишь? — Что? Нет, Окс, нет. — Почему? — В смысле? Ангел непонимающе кусал внутреннюю сторону щеки, совершенно отказываясь верить в реальность происходящего диалога. — Ну ты не девственник, парень твой официально и… ну так правильно. — Я не могу, — прикрыв глаза выдохнул эмо. — А этот парень в курсе, что ты был с Арсением? — Нет. И ему не обязательно это знать. — И зачем тебе такие отношения? — склонила голову к плечу сестра, напряжённо вглядываясь в Ангела. — Ты же понимаешь, что при отсутствии нормального настоящего, будущего у вас не будет уже. — А с кем будет? Человека заменяют человеком. Девушка тяжело вздохнула, аккуратно накрывая руку брата обеими ладонями. — Ответь сейчас быстро и не думая — ты любишь этого парня? — Господи, ну почему все заладили… — Ответь. — Да. Нет. Не знаю. — А Арсения любишь? — Окс… — практически умоляющий взгляд тусклых зелёных глаз и слабая улыбка на женских губах. — Любишь. Я вижу, что любишь. — Да, Оксан, да, люблю. Люблю так, что не могу и секунды прожить, не вспоминая его улыбку. Каждый день мимо его двора хожу с надеждой, что он сейчас выйдет и позовёт домой. Как дурак, понимаешь? — Но ведь он пришел сам. Антон, может дашь ему шанс? Тем более, что ты сам этого хочешь. — Он его не просил, в том-то и дело. Я не знаю. Он говорит, что я только его, и при этом не предлагает быть с ним. Ещё и с голубем этим дурацким. Он же выгнал меня, Оксан. Как шлюху какую-то выгнал. Девушка поджала губы и протянула руку, поглаживая брата по щеке. — Послушай меня, дорогой. Арсений хороший парень. Я думаю, на все есть свои причины. Он слишком многое уже потерял и, возможно, испугался какой-то ответственности. Либо испугался потерять ещё и тебя. Если он не последний человек в вашем мире, у него наверняка могут быть враги. — Но ведь мы могли бы справиться с этим вместе. — Антош, — ласково улыбнулась Оксана, — я ведь и говорю об этом — он не умеет «вместе». — Ты меня сейчас уговариваешь вернуться к нему? — Я уговариваю тебя слушать своё сердце. Нельзя обманом заставить себя полюбить. Ты делаешь больно не только себе, но и парню, с которым встречаешься. И, судя по Арсению, ему тоже от этого не сладко. — Я слушал сердце, и это закончилось тем, что Арс меня использовал. Не хочу больше, хочу забыть его, Оксан. Юноша поднял на сестру умоляющий взгляд и снова угодил в ее объятия. — Все образуется, дорогой. Вот увидишь. — Обещаешь? — Конечно, Антон. Парень затих, слушая биение собственного сердца в висках, все еще не отдавая отчета, где начинается реальность и заканчивается не самый лучший его сон. — Почему ты не злишься на то, что я гей? — тихо обронил эмо, отстраняясь. Сестра же коротко усмехнулась и заглянула Ангелу в глаза: — Злиться на что? На то, что мой брат уводит у меня парней, или что вы с Арсением смотритесь гармоничней любой натуральной пары? — Ты ещё не видела, как мы с ним смотримся, — улыбнулся Ангел, встречая ответную задорную улыбку: — Ничего, на свадьбе вашей посмотрю. — О, а ты уже все распланировала? — Конечно, — заискрила Оксана, — даже фасон фаты для невеста подобрала. — А ты не думаешь, что жениха гораздо раньше венчания наш отец спустит с лестницы? — О, а ты даже венчаться с ним согласен? — Все, отстань, — наконец искренне засмеялся Ангел. — Это все глупости. — Если вы любите друг друга, ничего это не глупости. Просто расставь приоритеты, а Арсений… я думаю, ему тоже нужно время. — Думаешь, он может полюбить меня? — Глупый ты, — покачала головой сестра, — глупый маленький Тотошка.-@-
Ласковый ветер скользил по фарфоровой коже молодого эмо-боя, ероша светлые пряди и впутываясь в складки на удлиненной бежевой футболке. Ангел жевал и без того пухлые губы следя за напряженным Астаротом. Гот опирался локтями о столешницу, держа при этом мобильный у своего уха, периодически устало проводя ладонью по шее. Открытая веранда у кофейни, в которую позвал Астарота Ангел, находилась недалеко от центра города, и в будний день, на удачу, не имела большого ажиотажа среди местных жителей. — Слушай, Тод, — наконец выдохнул парень, откидываясь на спинку слегка шатающегося стула. — Я и без того постоянно в учительской. У нас больше десятка готов, почему именно меня выбрал Господин? Ангел поежился, продолжая мысленно продумывать каждое слово, оговоренное с сестрой о сложившейся с ним ситуации. — Тод, я сейчас с Ангелом, я не могу приехать. Нет, я… Взять его с собой? Но Господин велел не приводить в шабаш посторонних. Спроси у него, могу ли я прийти с Ангелом? Ангел сжался, цепляя тяжёлый взгляд гота, и принялся активно мотать головой в отрицательном жесте. — Нет-нет-нет, — одними губами шептал эмо-бой, пока Астарот продолжал висеть на трубке. — Точно? Ну хорошо, тогда через полчаса будем. Ага, ждите. — Асти, я не пойду на кладбище, — сразу взбрыкнул Ангел, стоило только готу отложить мобильный на стол у остывшего кофе. Им нужно было поговорить, и все происходящее шло в дикий разрез с намеченным Ангелом планом. — Малыш, ну мы быстро. Я не могу не пойти. Господин призвал. — Что он хочет от тебя опять? — Не знаю. Он даёт мне очень много поручений в последнее время. Мне иногда кажется, что он готовит меня к чему-то. Может хочет поставить меня своим преемником. — А Гробовщик собрался уходить? — нахмурился Ангел, совершенно не понимая происходящее. — Да вроде нет, но я не могу иначе объяснить его такой интерес ко мне. Ангел сжал губы в тонкую линию, вглядываясь в уставшее лицо своего парня: — А что он тебе поручает? — Да разное, на самом деле. Вчера мотался по городу, раздавал от него поручения другим готам, ночевал в учительской, что ещё… какие-то три могилы прибирал на разных кладбищах. — Это очень странные задания. — Проверка на покорность и готовность служить, — спокойно пожал плечами гот, отсчитывая мятые купюры из кармана чёрных брюк. — Тод шутит на этот счет, честно говоря. — Шутит? — Ага, говорит, это из-за тебя. Холодок мерзкими мурашками царапнул позвоночник. — В смысле? — Да не бери в голову, у Тода странный юмор. Говорит, что Господину тоже хочется Ангела себе на плечо, потому что его маленькая мертвая девочка только глубже тянет в преисподнюю**.-@-
Привычно лопнувший асфальт под ногами, привычно холодные взгляды тысяч покойных в спину и привычно гудящее сердце. Волосы дыбом, но Ангел силится не подавать вида от нахлестывающих эмоций. Он ступает следом за Астаротом, хотя дорогу к шабашу покажет и с закрытыми глазами, шагая спиной и на одной ноге. Прямо до голубого заборчика молодой девушки, направо до ссутулившегося тополя и снова прямо до высокого, покрытого у подножия густым мхом, обелиска. Дальше — налево по тропинке, вдоль высокого борщевика, к оврагу, обойти по кругу — и ты на месте. Рык in flames и Ангел судорожно выдыхает, поднимая взгляд. Каждый орган, каждая клеточка тела сжимается, и он готов выть, не в силах произнести те слова, что упираются в кадык. Гробовщик стоит спиной, широко расставив ноги и упираясь на трость перед собой обеими руками. Вокруг — лишь малая часть его клана, вероятно принёсшая какие-то вести своему Господину. Он медленно кивает на речь Батори, не отвлекаясь на окликнувшего его Астарота. Ангел замирает у окраины оврага и опускает взгляд на припорошенные грязью и песком скорбящие ленты и искусственные цветы, выбивающиеся из прогнивших венков и букетов. — Ангел, берегись! Громкий возглас Анабель и Ангел, не успев среагировать, от резкого толчка летит к самому краю, ошарашено округлив глаза и следом захлопывая их, ощущая влажный слюнявый язык, размашисто лижущий щеки, губы и даже лоб. Парень смеётся и обхватывает шею добермана, приподнимаясь и обнимая поскуливающую от счастья собаку. — Кит, ну перестань, Кит, фу, я весь в слюнях. — Кит! — громкий бас, но пёс не реагирует, лишь активнее принимаясь вилять задом. Гробовщик подходит ближе и чуть ли за ошейник не оттаскивает своего непослушного добермана от эмо-боя. Парень, не переставая улыбаться, смешно морщится и проводит ладонью по лицу в бесполезной попытке стереть слюни. Гот на секунду позволяет себе легкую ухмылку, после протягивая руку лежащему на земле Ангелу и еле слышно роняя: — Ушибся? Парень покорно обхватывает крепкую ладонь и рывком встаёт на ноги, чуть не столкнувшись носами с Главой готического братства. Он ловит взгляд синих глаз и тонет в них, чувствуя, как волны тоски судорожно плещутся в лёгких. — Нет, порядок, — так же тихо выдыхает Ангел, и Гробовщик, коротко кивнув, отпускает руку эмо, отступая на шаг. Окружающие готы с нескрываемым удивлением следили за скачущим вокруг эмо-боя обычно сдержанным и даже агрессивным псом. Ангел тепло улыбался доберману, называя того по имени и что-то смешно причитая. — Вы хотели видеть меня, мой Господин, — наконец отмер Астарот, шагая ближе к Ангелу. Однако пёс, в момент ощетинившись, сел рядом с парнем, по-свойски ставя переднюю лапу прямо на кед с черно-розовой шнуровкой, обозначая тем самым границы своих владений. — Эй, Кит, ну ты чего, — еле слышно проговорил эмо, поглаживая короткую черную шерсть между острых ушей. — Астарот хороший и не причинит мне вреда. — Верно, — раскатисто рыкнув вступил Владыка ночи, отвечая Астароту, — правильно, что привёл с собой эмо. Ангел поднял вопросительный взгляд на Гробовщика, но не успел открыть рта: — Ваш союз оскорбляет наше существо. Эмо не место среди готов. Компания за широкой спиной зашелестела, но Гробовщик лишь вздёрнул нос, продолжая: — Назови мне первый постулат философии готов, Астарот. — Сегодняшний день — последний, — удивленно отчеканил гот. — Назови первый постулат философии эмо-кидов, Ангел. — Любовь одна и на всю жизнь, — так же ошарашено пробубнил парень. — Мы живем, чтобы умереть, вы же живете, чтобы любить. Жизнь и смерть несовместимы по природе. — Что? Что ты говоришь такое? — Но, мой Господин, — дёрнулся Астарот. — Нам не положены земные эмоции, привычные чувства, равняющие нас со смертными. — Но ведь я не… — Бытие предопределяет сознание, Астарот. — Мой Господин, но я… я ведь служу Вам верой и правдой. Я не давал повода усомниться в своей преданности нашему шабашу. — Так вот почему… — тихо прошептал юноша, не выпуская из зелёных глаз горделивого вожака. Гробовщик молчал, сжимая челюсть и не подавая вида собственных горящих чувств. — Это вся твоя причина? И как я раньше не понял, — отшатнулся Ангел, — ты… все это время… зачем, Гробовщик? Зачем? — Тебе не место рядом с нами. — Асти, — словно умоляя, взглянул Ангел на своего парня, однако тот лишь покорно преклонил колено перед Главой своего братства, до побеления сжимая губы изнутри зубами. — Есть ли в этом городе хоть одно место, откуда ты меня ещё не выкинул за ненадобностью? — горько проронил юноша, поднимая полные боли изумруды на мрачного гота. — Уходи. — Да гори ты в аду, чертово высокомерное, бессердечное чудовище. Тихий скулёж добермана и шуршание отбивающих могильную грязь кед. Ангел, не в силах более терпеть, как об его сердце брезгливо вытирают ноги, срывается с места и исчезает за серыми гранитными надгробиями, так и не услышав, как высокий, властный парень в чёрной мантии одними губами произносит: — Уже.-@-
Длинные ноги путаются, утопая в сырой земле, но Ангел силится бежать дальше, прочь с пресловутого кладбища. Обида наперебой с разочарованием сковывают дыхательные пути. Эмо-бой выскакивает на главную дорогу, ведущую к выходу и останавливается, уперев руки в колени. Ангел не различает эмоции — все слишком скомкано и ощущается как фильм с плохим концом. Юноша сглатывает вязкий ком и крутит в голове шепот, руки, слова и родные, леденеющие вслед за болью голубые глаза. Он хрипло дышит, стараясь перевести дух и резко замирает — женский тихий плач и шёпот «помогите» где-то из глубин мраморного леса. Ангел резко выпрямляется, поворачивая голову на звук, и ловит панические импульсы вмиг пробежавших по телу мурашек. Он не думает — до сих пор глотает адреналин после спринта и уверенно шагает на голос. Мысли об опасности застилает желание помочь и Ангел несмело бредёт вдоль тропинки, в сторону, где раньше еще не бывал. Эта часть кладбища более древняя, плиты заваливаются друг на друга, а захоронения сплошь в плюще и бурьяне. Кроны деревьев подпирают небо, не позволяя солнцу достаточно прогревать воздух, однако фотографии на надгробиях неразличимы — выгорели так, что лишь слабые росчерки силуэтов напоминают о хозяевах покоев. Ангел вздрагивает, обнимая себя за плечи и запрещает себе крутить головой в попытке осмотреться тщательнее. Он делает ещё шаг и глотает вдох — у большого деревянного креста на могиле сидит девушка с чёрными волосами и высветленной прядью у самого лица. Ее руки перепачканы в земле, а по щекам без остановки льются горькие слезы. — Эй, что с тобой? Ты ранена? — аккуратно спрашивает Ангел, опускаясь перед готессой на колени, и касается ее плеча. Девушка поднимает голову и, перехватив его взгляд, растягивает черные губы в дикой усмешке. — Вот ты и попался, Птичка.-@-
Холодно. Ангел ёжился, силясь хоть немного сохранить тепло своего тела в тонкой летней футболке. Он вжимался в бетонный угол большого склепа и не отнимал взгляда от единственной полоски света у входа, играющей тенями на пыльном мраморе. Кромешная темнота, сырой запах гнили и абсолютный шок мешали юноше хоть как-то не поддаваться панике. Ангел толком и не запомнил, как его схватили, как ударили под дых, чтобы он не вырывался, и как со скрипом отворив решетку, швырнули прямо на ступени крипты, наверняка в полной глуши северного кладбища. Парень не соображал, не мог сконцентрироваться, чтобы просто осмотреться; в голове набатом стучал вопрос «что они со мной сделают?» Телефон отобрали вместе с сумкой, кричать бессмысленно — никто не услышит, готы слишком далеко. Да и будь они рядом, Гробовщик был бы последним человеком на планете, кого бы позвал сейчас на помощь эмо-бой. Хоть и оставался бы единственным, чьё имя Ангел выпустил бы с губ с последним вздохом. — Как тебе живётся без крыльев, Ангелок? — наигранно приторный женский голос отскочил о бетонные стены, утопая в сводчатых потолках вместе с глухим эхом острых каблуков. — Надеюсь, тебе больно было падать с неба. Ленор в длинном чёрном платье медленно ступала вдоль большого саркофага посреди склепа, ведя по краю узорчатой крышки кончиками пальцев. — Что тебе от меня нужно? Чёрные тонкие брови дёрнулись в удивлении, и девушка, легко запрыгнув на алтарь, склонила голову к плечу: — Скажи мне, Ангел, а за что тебя изгнали из Рая? Эмо-бой шокировано следил за готессой, не успевая за роем вопросов в собственной голове. Ленор же, словно не ожидая ответ, продолжила: — А я вот знаю за что. Какие там правила у вас, святош? Не укради? Так вот, видимо ничему тебя не научила жизнь. Эх, а казался-то таким невинным птенчиком. — Что? — наконец отмер юноша, — я тебя не понимаю. Готесса неожиданно потянулась к маленькому чёрному клатчу, свисающему на тонкой металлической цепочке с ее плеча, и вытащила из него белую восковую свечу. — Знаешь, что это? — вдруг спросила Ленор, пытливо глядя на парня на полу. Он растерянно мотнул головой, и она лукаво улыбнулась, вытаскивая из той же сумочки зажигалку и поднося к фитилю огонёк. — Это свеча Гробовщика. Та, с которой он с блеском прошёл испытание чести и бесстрашия, получив разрешение мертвых быть лидером. — Зачем ты мне это рассказываешь? — Хмм, — протянула Ленор, — быть может, хочу сделать тебе прощальный подарок. Хоть ты и не достоин его, я все же должна хоть как-то уважить твою душу, перед тем как ты подаришь мне сегодня новую жизнь. — Что? — Вот и что он только нашёл в тебе, а? Ну ладно, мордашка милая, но мозги. — Прекрати говорить загадками и скажи наконец, что здесь происходит! Свеча в руках девушки потрескивала, пуская тонкие слёзы воска на ее пальцы, однако Ленор даже не морщилась от обжигающих капель на руках. — Сегодня ночь цветения папоротника — величайшая ночь для обретения сил. Ночь, когда можно начинать новое и кончать со старым. Когда я причащусь на сатанизм, а ты останешься гнить в одиночестве, проклятый и не любимый, до конца своих жалких дней. — Он любит меня, — неожиданно даже для самого себя среагировал эмо, медленно осознавая причину ненависти бывшей девушки Гробовщика, — он любит и придёт за мной. — Бедный. Бедный наивный Ангел, как мне тебя жаль, — вздохнула девушка, следом натягивая на губы мерзкую улыбку, — ты не нужен ему. Просто очередная секс-игрушка, не больше. Тем более, что никто не знает где ты, никто и не вспомнит. Думаешь мы не знаем? Родителям плевать, сестра у друзей, любимый парень отверг… мальчик совсем один. — Откуда ты… — Много ума не надо, Птичка. — Но, если ты знаешь, что Гробовщик меня отверг, зачем я тебе? — Ты заставил меня грустить, увёл у меня любимого и думаешь, я должна спустить тебе это с рук? Увы, мой дорогой. Кровь за кровь. — Ты чокнутая. — Нет, я просто женщина, — растянулась в новой улыбке Ленор и опустилась на ноги, умещая свечу на крышке саркофага. — До полуночи, Ангелок. Ой, чуть не забыла! Держи, твои вещи. Девушка торопливо открыла клатч и достала из него бумажный свёрток в темных бордовых разводах. Она вздёрнула подбородок и, брезгливо бросив «подарок» в ноги эмо-бою, неспешной поступью вышла прочь из усыпальницы. Юноша, придерживаясь за стену с затертой фреской, медленно встал, хватаясь за свечу как за последнюю надежду и, аккуратно придерживая тёплый огонёк, снова опустился на пол, разворачивая свёрток и вздрагивая как от пощечины: в темном пергаменте, свернутые в три погибели лежали два птичьих крыла с белыми, некогда пушистыми перьями.-@-
Свеча догорела больше чем на половину, перепачкав пол и пальцы эмо-боя. После ухода Ленор парень только и смог, что пересесть в другой угол, подальше от свертка с плотью голубя, и вперить взгляд в пламя. Он боялся отвести взгляд, боялся реагировать на играющие от него самого тени и молился, чтобы кто-нибудь из готов появился в забытом богом месте этого города. Ангел не мог думать о том, что его ожидает, прокручивая в голове каждое слово сумасшедшей готессы и шёпотом, еле слышно повторяя «Гроби, Гроби, прошу тебя, приди». Ангел резко поднял голову в сторону громких голосов, колыхнувших могильное молчание, и решетка в гробницу с пронзительным скрипом отворилась. Тяжёлые шаги 5 сатанистов в чёрных мантиях, с зажженными чёрными свечами в руках и заливистый смех Ленор. Девушка прошла к саркофагу, запрыгивая на него, и потянула за поясок черного шелкового халата, оставаясь в кружевном чёрном белье, еле скрывающим ее упругую грудь. Девушка без промедления легла на спину, не брезгуя многовековой пыли и мыслям о том, кому может принадлежать захоронение прямо под ее спиной. Сатанисты прошли глубже внутрь склепа, окружая лежащую девушку, словно не замечая начавшего тихую панику эмо-боя. Ангел подогнул колени, вжимаясь теснее и задувая свечку Гробовщика в бесполезной попытке слиться с темнотой. Он боялся лишний раз вдохнуть, в висках сводила боль, собираясь сгустком рвоты под самым горлом. Мрачные силуэты по мановению руки невысокого сатаниста шёпотом принялись читать церковные молитвы, переставляя слова и всячески коверкая привычное христианское обращение к Богу, периодически переходя на латынь. Девушка на постаменте прогнулась в спине, начав медленно водить руками по своим изящным бёдрам, животу и даже сжимая груди, словно распаляя саму себя перед страстным сексом. Ангел неотрывно следил за каждым ее движением, стараясь при этом не выпускать из вида вожака, что стоял у ступеней на выход и, казалось бы, совсем не принимал участие в таинстве. Однако, стоило голосам резко затихнуть под тихий завершающий стон Ленор, как Гадес скинул с головы капюшон, впиваясь густо накрашенными глазами в дрожащего от страха юношу. Он ухмыльнулся и достал из кармана свой кинжал и небольшое блюдце, передавая последнее Ленор и шагая в сторону эмо. — Что? Что вы хотите сделать со мной? — вскочил парень, округляя зеленые глаза. — Не бойся, малыш, нам нужна пока только твоя кровь, — протянул Гадес, возникая перед носом высокого Ангела. Сатанист мерзко ухмылялся, поглаживая пальцами резную сталь кинжала. — Что? Кровь? — Такие правила, малыш. Сатанист не вознесется, пока не отведает крови шлюхи. — Что? — опешил Ангел, — Я не… — А шлюха самого Гробовщика — это, знаешь ли, особенно ценный экземпляр, — Гадес медленно коснулся острием кинжала груди юноши, осторожно поднимая его к яремной впадине. — Я не шлюха! — воскликнув, эмо попытался уйти от прикосновения с холодным металлом, но тщетно — Гадес лишь сильнее надавил лезвием на молочную кожу у ключицы. — Ну конечно, ты же не встречаешься с его готом и не проводишь при этом сутки в квартире Гробовщика. Не вешай нам лапшу. Не будь ты его подстилкой, он бы так просто не прогнал тебя, получив от нас символ порока. — Я не понимаю ничего, — захрипел Ангел, жмурясь от тонких искр боли, полоснувшего по ключице кинжала. — Тебе и не нужно понимание, Птичка. Гробовщик зря перешёл мне дорогу, за это и поплатится своим пернатым дружком. Кстати о Гробовщике, — глухой удар о металл решетки, и сатанист растянул губы в дикой улыбке, поднимая вверх руку, призывая тем самым компанию соблюдать тишину. — А вот и наши гости. — Гадес! — громкий раскатистый рык раскинулся эхом по бетонной коробке, оседая сладким облегчением в дрожащей груди. — Сними замок или я снесу с петель чертову решетку! Глава сатанистов с интересом осматривал юношу перед собой, мазнув языком по тонким губам: — Смотри-ка, даже сам лично пришел. Удивительно, скажи, что может сделать с великим лидером один смазливый эмо-бой. Гадес картинно вздохнул под дикий смешок Ленор и, обернувшись к выходу крикнул: — Дверь в преисподнюю не будет открыта, покуда не завершена чёрная месса.*** Затем он дёрнул на себя Ангела и, встав за его спиной, приставил к горлу юноши кинжал. Сатанисты приросли к своим местам, не двигаясь подобно статуям, лишь колышущиеся от их дыхания огоньки свечей выдавали в них живых людей. Ленор глубоко дышала, продолжая елозить на гранитной плите, призывно раздвинув длинные ноги и придерживая двумя руками на своём животе серебряное блюдце. Гадес, утробно рыкнув, начал басить не своим голосом, собирая стальным лезвием мелкие капли крови от тонких порезов на оголенных плечах Ангела: — Кровь падшего да утянет за собой твою душу в царство Иуды, будь ты навеки веков обручена с Сатаной и служи его имени… Очередной яркий звон металлической решетки и на мрамор склепа опускается трость. За спиной главаря постепенно возникают силуэты готов, превосходящих численностью клан в гробнице. Синие глаза горят яростью, глубокие морщины на лбу от сведённых бровей и практически звериный оскал: — Ты нарушил правило о жертвоприношении! Ленор быстро села, поворачиваясь к своей бывшей компании и сладко растянулась в улыбке: — Привет, мой Господин. Гробовщик даже бровью не повёл, не отводя взгляда от тонких красных нитей, слегка бликующих шариками крови от тусклого света свечей на шее эмо-боя. — Мальчишка добровольно ступил на наши земли. Согласно правилу… — Согласно правилу, ты имеешь право только на жертвенных птиц, — отрезал Гробовщик, играя желваками. — И в чем же я ошибся? — ухмыльнулся Гадес, проводя ладонью по плечу Ангела. — Он же твоя Птичка, верно? Ангел замер, ловя ухнувшее в пятки сердце. Испуганный Астарот, стоящий по правую руку от Главы ночи непонимающе скользил мутными серыми глазами по напрягшемуся Гробовщику и, то и дело, бросал неопределенный взгляд на самого эмо-боя. — Ты забываешь, с кем ты говоришь! — Сатана наш Бог единый! — парировал Гадес, поднимая лезвие под самую челюсть юноши. — Отпусти Ангела немедленно! — Или что? Не в вашем положении, Господин, указывать мне сейчас. — Тогда что тебе нужно? — дёрнулся Астарот, но хватка Тода на предплечье привела его в чувства. — Твой Господин знает, что я хочу, правда же, Гроби? — приторно сладко повысив тембр голоса на последнем слове ухмыльнулся сатанист. — Отец, вы же несерьезно? — вдруг повернула голову к Гадесу удивленная Ленор. — Только с его кровью я вступлю в церковь Сатаны. — Ты глупая девчонка, ты оскорбляешь свою же мессу, — сделал шаг вперёд Гробовщик. — Я? Это почему это? — Кровь проститутки — не кровь Ангела. — Уверен? — сверкнула белоснежной улыбкой девушка. — Пока что все сходится. — Когда это закончится, я сделаю все, чтобы твоё имя втоптали в грязь все неформалы нашего города, — брезгливо вздёрнул подбородок гот, снова переводя взгляд на Ангела. — Запись, Гробовщик, или твой птенчик пострадает. Сатанисты синхронно повернули головы ко входу, словно в каком-то дешевом фильме ожидая решения главного героя. Гробовщик обвёл оценивающим взглядом всех присутствующих и медленно вытащил из кармана куртки чёрный диктофон. — Отпускай эмо. Гадес хмыкнул, плавно обходя Ангела, при этом не отнимая кинжал от его груди: — Сначала запись. Сатанисты отшагнули к стене, освобождая проход Главе готического братства, и Гробовщик, поджав губы, медленно шагнул к Гадесу. — Только без резких движений. — Боишься за сохранность своей подстилки? Так ты не бойся, его попку никто и не трогал, — мерзко прокомментировал сатанист, чуть ли не облизываясь от предвкушения. И, стоило Гробовщику протянуть руку с устройством, как Гадес резко выхватил его, с силой толкая Ангела прямо в руки Гробовщика. Гот без промедления стянул с себя куртку, накидывая на плечи юноши и крепко прижимая к себе его дрожащее тело. — Гроби, Гроби, прости меня, — шептал навзрыд эмо-бой, утыкаясь холодным носом в скулу гота. — Прости. — Тише, все хорошо. Все хорошо, малыш, идём домой. Сердце Гробовщика билось со стуком о грудную клетку, подгоняя бежать из пресловутого склепа, однако… -…в эфире с нами культовая группа the Prodigy и их нетленный хит smack my bitch up… — Это ещё что?! — взревел не своим голосом сатанист. В его подрагивающих от злости руках трещал старый диктофон, шелестя записью утреннего радио эфира, — Ты, чертов ворон, обмануть меня решил?! — Уходи, — Гробовщик резко оттолкнул от себя Ангела, занося кулак для удара, но не успел — острая боль в правом боку и бешеные почти чёрные глаза в миллиметре от лица: — Забавно так, правда? — хмыкнул Гадес, проталкивая кинжал до самой рукояти, — Ты так хотел его уберечь, спасти от себя, отталкивал, прогонял, и получилось. Спас мальчишку. Да вот незадача — себя спасти ты так и не смог. — Я и не… не пытался, — прошептал Гробовщик, силясь сделать вдох, и сжимая обеими руками кисть сатаниста. — Прости, я ведь и забыл, как сильно ты хотел умереть. Ну так вот, ты добился своего, — Гадес резко выдернул кинжал, и только в тот момент Ангела прошибла реальность. Острое стальное лезвие в крови, сумасшедшая улыбка сатаниста и гот, тяжело оседающий на одно колено, левой рукой продолжая держать трость, а правой хватаясь за раненый бок. Ангел дёрнулся к Гробовщику, падая перед ним на колени и обхватывая ладонями лицо: — Гроби, нет-нет-нет, Гроби, нет! Готы, стоящие у входа, шокировано следили за тем, как вмиг зеленые глаза эмо-боя наполняются слезами, как Ангел судорожно принимается что-то шептать, и как их лидер с глухим звоном роняет свою чёрную трость. — Ты доигрался, Гадес, — резко звереет Тод и делает шаг вперёд ровно в тот момент, как с улицы доносится громогласное: «Полиция, всем оставаться на своих местах!». Шум, топот множества ботинок, мелькающий свет фонарей, глухие удары и упавшие на пол свечи. Но этот мир не существует — только уставшие синие глаза и тихий шёпот прерываемый кашлем: — Я успел… я… Оксана позвонила… я сразу понял, малыш, сразу. — Да, ты успел, только потерпи прошу тебя, совсем немного потерпи. — Ангел, скорая уже в пути, — запыхавшийся голос Анабель, и короткий кивок светлой головы. — Слышишь, Арс, скоро тебе помогут, ты только держись… — Не надо, малыш, я… только Кита не бросай. Он привязал… ся к тебе. — Гроби, заткнись. — Обещай. Обещай, что заберёшь его. — Это твой пёс и он будет жить с тобой. — Обещай. Ангел, не выдержав, накрыл губы Гробовщика, медленно сминая в горьком поцелуе. — Я не отпущу тебя, — выдохнул эмо, прижимаясь ко лбу Главы ночи. Гробовщик усмехнулся и, пошатнувшись, завалился на юношу, что еле успел среагировать, прижав к себе и помогая лечь к себе на колени. — Ты же ледяной весь, Господи. Гроби. — парень судорожно потянулся к залитому кровью животу гота и сжал его ладонь, держащую рану. Кровь напитывала чёрную футболку как губку, пачкая мраморные плиты под дрожащим телом. Чьи-то шаги рядом и Ангел поднимает глаза — его парень хмурым, ледяным взглядом обводит лежащего на чужих коленях Гробовщика. — Асти… Асти, ты… — Не называй меня так. Боже, каким же я был дураком. Ты же все это время… с ним. — Астарот, я… Гробовщик на руках вздрогнул, обронив очередной хрип. — И как я раньше не понял, ты ведь в тот вечер его звал, и тогда на кладбище, он же. Пиздец ты, полный пиздец. — Да, я действительно поступил как эгоист, но я молю тебя, ты же можешь что-то сделать! Ты же можешь помочь ему! — Ты лгал мне, играл со мной и теперь просишь помощи? — Я действительно лгал тебе. Лгал, потому что хотел тебя полюбить, я искренне пытался. — Это смешно. — Прости. Если сможешь, прости меня. Гробовщик тяжело дышал. На лбу проступила испарина, а глаза не могли сфокусироваться. Он слабел прямо в тонких дрожащих от страха руках. — Аста… ведь, ты же хотел помогать людям. Я… прошу тебя, помоги ему. Он же твой Господин. — Он никто мне, бесчестный ублюдок. — Не надо… — тихо зашептал главарь, — Тош, не надо… — Заткнись, я не буду жить без тебя, понял? — Тош. — Аста, я тебя умоляю. — Люблю тебя, — тихий вздох и рука Гробовщика сползает на пыльный пол. Ангел не видит ничего — перед глазами пелена слез. Он наклоняется к лицу на коленях и прижимается щекой к колючей щетине. Эмо-бой вдыхает родной запах, зарываясь носом куда-то под ухо гота, но не может сказать и слова — грудь разрывает в бессвязных всхлипах. Он тихо тонет в своей панике, молясь, чтобы быстрее приехала скорая. — Он дышит. Сними футболку, я пережму рану, — приказной тон над самым ухом и толчок в плечо. — Давай, живо. И не дай ему отключиться. Ангел поднимает полный надежды взгляд на усевшегося рядом парня, что уже закатывал мокрую от крови футболку к самой груди Гробовщика. — Спасибо, — тихо выдохнул Ангел и, получив ответный кивок Астарота, быстро выпутался из своей футболки, ныряя в куртку Гробовщика на голое тело и отдав готу ткань, принялся тормошить ослабевшее тело в своих руках.Люди смеются и ветер разносит В воздухе перья в крови, Ангела уже никто не спросит, О самой нежной любви