Шастун замер. Арсений же, не спеша предпринимать что-либо далее, спокойно лицезрел недоумение на его лице, пока тот обескураженно моргал, смотря в упор на преподавателя, который, как ни в чем не бывало, продолжал улыбаться, держась за ручку двери.
Осознание совсем неожиданно ударило по голове, и Антон дернулся, словно ему не хило так приложились подносом, выуживая нервный смешок, а после и откровенный ржач, который он отчаянно старался скрыть, закрывая рот рукой.
— Извините, — невнятно буркнул он, на что Арсений, так и быть, позволил себе недолгую улыбку, забавляясь с этой ситуации.
— Стало быть, ты не так представлял свой первый учебный день? — предположил химик, открывая наконец дверь в кабинет и пропуская юношу вперёд. Шастун намеривался было сообщить ему, что да, так оно и есть, и поведать, как он мечтал блеснуть умом перед всей гимназией, но оказавшись один на один с реальностью, пацан вновь заступарился: стоило ему сделать и шаг, как двадцать с лишним пар глаз неумолимо уставились на него, даже не поленившись обернуться в сторону выхода. Лишь усилием воли он смог переубедить себя и не дать сорваться с языка такому банальном
«Че уставились?». Ох, Воронеж воспитал в нём дельного аристократа.
— Ребят, это Антон — наш новый ученик, про которого я говорил, — обыденно протароторил Попов, проходя к своему столу, пока сам Антон даже не намеривался сдвинуться с места, застыв в дверях окаменелой версией себя.
Что значит «…про которого я говорил»?
С разных углов класса посыпались разнотонные «Привет, Антон», и парень едва заметно поморщился:
я что в обществе анонимных алкоголиков? Он кивнул, судорожно улыбнушись, и в какой-то момент понял, что всё ещё стоит посреди кабинета, в интерьер которого не вписывается от слова совсем.
— Эй, парень! — Шастун безмолвно обернулся, нашаривая взглядом источник звука и надеясь, что в лучшем случае ему послышалось, а в худшем — адресовано хотя бы не ему: ох уж эта социофобия, — Садись со мной, — добавил перенёк со второй парты, приветливо махнув ему рукой. Шаст сделал несколько шагов, в миг оказываясь на нужном стуле, и даже удивился, добравшись до него живым и непоколеченным, — Дима, — парень добродушно улыбнулся, протягивая вперед ладонь, и невесомо повёл плечами, мол, расслабься.
— Антон, — протянув руку в ответ, представился Шастун.
Последующие несколько минут они молчали, слушая ненавистный инструктаж, который проводился, как правило, каждый год, и оставался в этом статусе уже долгое время. Арсений Сергеевич размеренно что-то объяснял, пока добрая половина класса досыпала на задних партах недостающие три месяца, проведенные, судя по всему, на высоте.
На высоте, ну. Если без толку штандырить ленты соцсетей до четырех утра — это высота, то да, мы на пределе.
Антона же, не сильно обеспокоенного планом пожарной эвакуации, мучал один единственный вопрос.
Пока один единственный:
что о нём говорил Попов?
Спросить у Димы показалось наиболее разумным вариантом, нежели переться и допытывать классного, потому он без задней мысли обратился с этим вопросом к новоиспеченному соседу по парте, услышав следующее:
— Сказал, что у нас должен быть новенький, «высокий худой парень» по словам завуча, но вот только он не соизволил прийти, — процитировав преподавателя, Позов улыбнулся и с чувством выполненного долга, продолжил залипать в мобильник, как и другая половина класса, которая более-менее бодрствовала. Антон самодовольно ухмыляется, бросив быстрый взгляд в сторону кафедры, где химик отчаянно боролся за внимание скорее самого себя, нежели учеников, к дебильному инструктажу, в тщетных попытках не зевать. Улыбка расцвела сама собой, и он, поймав чужой взгляд, легонько кивнул, давая понять, что вот он я — весь во внимании, и смущенно опустил голову, когда в ответ прилетело легкое подмигивание.
***
— Сейчас сходите в библиотеку — Тамара Васильевна выдаст вам учебники, а потом не забудьте зайти расписаться за инструктаж, — Арсений Сергеевич расслабленно кивнул в сторону дверей, захлопывая журнал по ТБ с величайшим удовольствием, проскользнувшим во взгляде. Ученики один за одним под коллективный хохот двинулись к выходу, и даже Димка, в лице которого Шастун практически увидел своего нового товарища, кинул его на произвол судьбы посреди кабинета химии.
Химии!
— Антош, всё в порядке? — отозвался преподаватель, и парень юркнул из класса быстрее, чем успел сообразить, от кого бежит.
***
Вечер перед официальным первым учебным днём обещал пройти менее весело. В четыре часа Шастун с нечитаемым выражением лица обнаружил у себя на пороге Димку и ещё одного парня, пока ему не известного. То, что Позов запомнил его адрес, конечно, приятно, но что он тут забыл, Антон не знал.
— Не хочешь погулять?
Этот вопрос не по своей воле решил всё на оставшийся день. Первые минут сорок они бродили по городу без особого энтузиазма, но стоило Сергею волей судьбы нашарить у всех троих общие интересы в виде катания на скейте, дело пошло. И вот, половина восьмого вечера, счастливые и усталые, они сидят в той самой кофейне, что с утра заманивала Шастуна в свои лапы, и открыто сыпят беседами на всевозможные темы.
Шастун, пользуясь случаем, разузнал всё необходимое об отношениях с учителями и, к слову, был доволен тем, что решился спросить, ведь теперь он точно знает, что нельзя опаздывать на уроки физики и точно не стоит забывать про домашку по английскому, ведь ведёт его директор; что физрук появляется в школе раза два в неделю, из четырех проложенных; что учитель русского и литературы — «сбежавший из КВНа», как выразился Матвиенко; что биологию не рекомендовано пропускать, а на географию вообще можно не заявляться в течение года, а потом просто написать итоговую с помощью Google.
Подробности всей школьной жизни ему раскрывать особо не спешили, аргументируя это тем, что «Потом будет не интересно».
Вернушись домой в начале девятого, Антон был точно уверен, что ближайший год намертво отпечатается на нём несмываемой краской грязно-питерского цвета.
