***
Я очнулась от неприятного ощущения в горле. Вместе с кашлем из меня выходила вода. Кое-как совладав с приступом, я обнаружила себя сидящей на полу, закутанной в большое махровое полотенце. Чьи-то крепкие и теплые руки помогли мне присесть. Когда зрение наконец стабилизировалось, я смогла рассмотреть вихрь серебристых волос и темные глаза, смотрящие на меня с нескрываемым ужасом. — Какаши-сан? Что Вы тут делаете? Он сжал руки в кулаки так сильно, что я отчётливо слышала хруст. Ужас во взгляде сменился яростью. На секунду мне показалось, что он может ударить меня. Это так не похоже на прежнего сенсея: спокойного и уравновешенного. — Ты в своем уме вообще?! О чем ты, мать твою, думала?! Это, по-твоему, решение всех проблем?! Он кричал, а я не знала, что ему ответить. Что я больше не могу смотреть на их счастье? Что я устала всегда быть лишь той, кто радуется за других? Что у меня больше нет сил делать вид, что все хорошо? От осознания собственной никчемности стало ещё противнее. Из груди вырвался крик, я не могла остановить поток слез. Какаши-сенсей присел рядом и, обхватив меня руками, прижал к своей груди. Мои слезы впитывались в его синий свитер, пропахший сигаретным дымом. Он что-то тихо говорил, успокаивающе гладя по мокрым волосам, а я продолжала выплескивать наружу всю ту обиду, что копилась долгое время. Не знаю, сколько мы так просидели, но когда я наконец успокоилась и смогла прекратить кричать, за окном уже было темно. Какаши-сенсей выпустил меня из своих объятий и протянул белый халат, который снял с крючка. И только сейчас до меня дошло, что на мне нет ничего, кроме полотенца. Стало ужасно стыдно и неловко. Отвернувшись, мужчина вышел из ванной и прошагал на кухню. Я поспешно оделась и пошла следом за ним. — У вас есть кофе? — спросил он, щелкая кнопку наполненного чайника. — Да, в третьем шкафчике. Он заварил себе крепкий кофе без сахара, а для меня приготовил ромашковый чай. Мы сели за стол друг напротив друга. Он ничего не говорил, а вот я ощущала острую необходимость высказаться. В конце концов, он имеет право знать, почему его ученица такая слабая идиотка. — Все началось еще со школы, — начала я. — Он всегда нравился мне. Высокий, красивый, умный. Всегда молчалив, загадочен, но при этом волнующе притягательный. Это была моя первая любовь. И последняя... Вздохнув, я сделала глоток и продолжила: — Долгое время я лишь анонимно подбрасывала ему подарки в школьный шкафчик. Пока однажды он не поймал меня с поличным. Тогда я принесла ему шарф. Я убежала, и на следующее утро шла в школу в надежде, что он хотя бы не станет высмеивать меня при всех. Но он надел тот шарф. И поблагодарил меня. Знаете, для меня это "спасибо" стало тогда неким ключом от всех сдерживающих оков. Я стала смелее в проявлении своих чувств. И в один прекрасный момент он ответил. Стало труднее дышать, к горлу снова подобрался ком истерики. Я старалась сдерживать его, но дрожащий голос выдавал меня с потрохами. Сенсей молчал. — Я была очень счастлива. Как и любой другой человек, чья мечта наконец стала реальностью. И это счастье меня ослепило. Я любила его и в упор не видела, что он меня не любил. Скорее, просто позволял быть рядом с ним. Может, он думал, что со временем тоже сможет полюбить меня, не знаю. Я так и не решилась спросить его об этом. Ну а потом я увидела его с ней, — голос сорвался. Я опустила голову, пряча за влажными прядями поток новых слез. — И я не смогла все ему высказать! Я до последнего хотела верить, что это неправда, что Саске все ещё мой. Но.... Новые всхлипы, нос заложило, приходилось дышать ртом. — И теперь они так счастливы, а я не знаю, что мне делать! Моя мечта исполняется у нее, понимаете? И я не могу! Это выше моих сил! Я такая... никчемная! Жалкая, слабая идиотка! Сквозь собственные крики едва слышу, как отодвигается стул. Какаши-сенсей садится рядом и снова прижимает меня к себе. Его теплая ладонь скользит по моему лицу, стирая влажные дорожки. — Не наговаривай лишнего, — его голос звучал так спокойно, мелодично, как колыбельная. — Ты очень сильная. В тяжелый для себя момент ты проявила стойкость и не закатила истерику. Это признак настоящей силы. Ну а то, что происходит сейчас... Ты имеешь право выпускать из себя боль. Точнее, это даже необходимо делать. Иначе тебя разорвет. Только, пожалуйста, не нужно решать проблемы так радикально. Я могу сейчас бесконечно говорить о том, что все еще будет, но я не стану врать. Потому что я не могу знать точно. В одном я уверен наверняка: твоя смерть принесет в этот мир ещё больше боли. Твои родители, друзья, Цунаде-сама. Они не вынесут этого. От его речи меня начало укачивать. Видимо, сказался сильный стресс, организму требовался сон. Видя мое состояние, Какаши-сенсей подхватил меня на руки и, не слушая моих протестов, отнес в спальню и уложил на кровать. Заботливо прикрыл одеялом и уже собирался уходить, как мне вдруг стало страшно. Не хочу оставаться одна! Только не сейчас! — Какаши, останься со мной. Я даже не заметила, как назвала его просто на "ты". Он замер на пороге моей спальни, а, затем, развернулся и присел рядом на кровать. — Хорошо, я могу поспать на диване. Посижу тут, пока ты не уснешь. — Полежи со мной. Пожалуйста. Я не хотела его отпускать. Эти руки дарили умиротворение, от его объятий становилось так спокойно. Какаши послушно лег рядом и привлек меня к себе. Удобно устроившись головой на его груди, я закрыла глаза и погрузилась в сон под быстрый ритм его сердцебиения. Этот сигаретный запах... Как же он мне нравится.***
Проснувшись утром, я с удивлением обнаружила, что Какаши-сенсей так и остался со мной. Стало ужасно неловко. Я в одной постели со взрослым мужчиной, который ещё и мой преподаватель. Кровь прильнула к щекам, я осторожно встала и внимательно посмотрела на своего спасителя. Он так и уснул в одежде, прижимая меня к своей груди. Даже не почувствовал, как я встала. Наверное, я здорово его вымотала. А он и правда очень красивый. Такое умиротворенное лицо, когда спит. Интересно, откуда у него этот шрам на глазу? И что же у него там под маской? Осторожно касаюсь рукой тонкой ткани и медленно стягиваю вниз. От неожиданности едва не вскрикиваю. Ужасного вида шрам рассекал нижнюю губу. Сразу видно, что зашили наспех и кое-как, потому срослось так некрасиво. Но даже эта жуткая деталь не портила общей красоты учителя. Тонкие губы, плавная линия подбородка, острые скулы. Да, он нереально красивый мужчина. И, от мысли что такой красавчик провел ночь со мной, мне стало немного смешно. Представляю, какие бы ходили разговоры, узнай хоть кто-нибудь об этом! Поднявшись с кровати, я спешу привести себя в порядок и приготовить вкусный завтрак. В груди, в том месте, где должно быть сердце, казалось, зияла огромная дыра. Но плакать уже не хотелось. Если честно, вообще ничего толком не хотелось. Ни есть, ни убиваться. Ничего. Покончив с завтраком для Какаши-сенсея, я опустилась на стул и положила голову на поверхность стола. Что же мне делать дальше? Так стыдно перед учителем, кошмар! Ещё и эта свадьба! Я не смогу туда пойти. Это слишком сложно. Нужно будет придумать отмазку поубедительнее. А, может, все таки уехать отсюда? А, собственно, почему бы и нет? Перееду в какое-нибудь захолустье, где точно не будет ни Учихи, ни его новоиспеченной невесты. Так хотя бы есть шансы больше никогда не встретиться с ними. Мама с отцом конечно будут в шоке, но смиряться и примут мой выбор. Шишо тоже удивиться, будет злиться и обижаться на меня, но потом простит. С Ино сложнее. Надеюсь, она хотя бы захочет меня выслушать. Она терпеть не может людей, убегающих от проблем. — Доброе утро, — в дверном проеме появился Какаши-сенсей. — Ты как? — Никак. Извините, что так вышло вчера. Я не знаю... В общем, простите, сенсей. — Тебе не за что извиняться, — он садится рядом. — И мы вчера вроде как перешли черту условностей. Вне колледжа можешь звать меня просто Какаши. — Хорошо, — киваю я. — Завтракать будешь? — С удовольствием. Он улыбается, отчего мое настроение повышается на несколько градусов. Я выкладываю на тарелку листья салата, нарезанные помидоры, немного размятого авокадо и яичницу с беконом. — Выглядит аппетитно, — Сенсей спускает маску. — А ты что не ешь? — А я уже поела, — нагло вру я. Не хочу говорить, что у меня нет аппетита. — Что, даже не удивлена? — Чему? Он многозначительно указывает на свое лицо. — Думаешь я не знаю, какие предположения ходят в колледже? — Какаши смеётся. — Чего мне только не пририсовали. Приятно удивлен, что у тебя это не вызвало ажиотажа. — Значит я тебя сейчас разочарую, — я смущенно опустила глаза, садясь напротив. — Я тоже очень хотела узнать, поэтому не удержалась и посмотрела пока ты спал. — Я скорее очарован твоей честностью. — Знаешь, Какаши, после того, что ты видел вчера, мне уже не страшно тебе в чем-либо признаваться. — Приятно знать. Он молча ест, а я завариваю ему крепкий кофе. Наверное, скоро уйдет. У него наверняка полно своих дел. Если честно, мне бы очень хотелось чтобы он остался ещё. Но я не имею права его задерживать. Он и так слишком много для меня сделал. Тут уже одними держателями для книг не расплатиться. — Извини, я наверное нарушила твои планы на вчерашний вечер, — я ставлю перед ним кружку с горячим кофе. — Вовсе нет, — отвечает он. — По правде, у меня не было никаких планов. Я бы провалялся весь день в кровати с книгой в руках, прерываясь лишь на то, чтобы покурить. Кстати, а где у вас инструменты? — Инструменты? — удивилась я. — Зачем тебе? — Ну должен же я починить сломанную дверь. И не спорь. Я сломал, значит мне и делать. И я не стала спорить. Наоборот, я обрадовалась лишней возможности не быть одной. Найдя все необходимые инструменты, он допил кофе и принялся ставить дверь на место. Как только он закончил, я захотела ополоснуться. Какаши испуганно посмотрел на меня, но я заверила, что все будет хорошо. Я контролирую себя. Почти. Стоя под тёплыми струями, я планировала свой отъезд. Переведусь в другой колледж, уеду. Найду работу, чтобы перекрыть себе все свободное время. По-моему, идеальный план. Правда, не хочется бросать медицинскую сферу. Но другого выхода я пока не вижу. Если только переводиться в другой медицинский. Тогда Цунаде-шишо точно меня не простит. Но я не вижу другого выхода. Я не справлюсь. Во мне недостаточно сил, чтобы выносить все это одной.