Behind The Masks

(2) Ich Will - Rammstein – (Instrumental) – Извольте объяснить, что здесь происходит? На пороге стоял Хантер Кларингтон. Одетый в спортивные штаны и борцовку, он выглядел не менее авторитетным, чем в форме сержанта. Взгляд Себастьяна пробежался по открывшимся мышцам плеч и сильным рукам, и он почувствовал удушение: воспоминания о том, как эти пальцы сжимались на его горле, принося наслаждение от потери контроля, невольно вызвали в нем бурю эмоций. Глаза сверкнули возбужденным блеском, и Кларингтон, заметив это, ухмыльнулся. – Приветствую, мистер Кларингтон, – первым подал голос Уэс, инстинктивно беря на себя ответственность за происходящее. – Ребята позвонили нам, чтобы сообщить последние новости. Насколько мне известно, правила Далтона не запрещают ученикам общаться с выпускниками академии. – Насколько известно мне, там действительно не прописано такого пункта, – Хантер закрыл за собой дверь, проходя в комнату и оставляя сумку рядом с порогом. Он прислонился к стене и скрестил на груди руки, сканируя взглядом всех, кто находился в комнате. Практически всё внимание было приковано к его персоне, за исключением Ника, который так и не оторвался от своего блокнота, и Трента, что ожидающе смотрел в сторону бывших членов Совета. – Но там есть другой пункт, – продолжил парень. – Шум. После десяти часов вечера. Сейчас десять минут одиннадцатого, из чего следует, что ваши бывшие, и мои настоящие, подопечные нарушили всеобщее правило проживания в общежитии, – он перевел внимательный взгляд на Джона. – Также, правилами запрещено распитие алкогольных напитков на территории академии. Вы же делаете это прямо, – он кивнул на бутылку, которую Джон сжимал в пальцах, – сейчас. Поводов для исключения недостаточно, но вот для наказания – вполне. Вы так не считаете, Монтгомери? – он усмехнулся Уэсу и подобрал свою сумку. – Чтобы этого избежать, советую всем быть в своих комнатах в течение пятнадцати минут. Как новый капитан, я имею права проверить, – он уже развернулся к выходу, как за его спиной прозвучал голос Себастьяна. – Вообще-то, это – вторжение в личную жизнь, герр Кларингтон, – он отпустил Джеффа и встал на ноги. Сердце стучало где-то в середине горла, но он настойчиво игнорировал этот внезапный прилив эмоций. – В чужой монастырь, со своим уставом. – Мы не в монастыре, месье Смайт, – чеканно произнес Хантер. – Мы в академии, – он развернулся на каблуках, чтобы снова посмотреть в глаза каждому. – И я прекрасно понимаю, что до этого всех вас спасал статус "золотых детей", но эти смутные времена закончились. Вам не помогут Монтгомери и Томпсон. Вам не поможет директор, и даже ваши родители. Наверняка, Вы думаете, что Вы – семья, не так ли? – он насмешливо кинул взгляд на Трента. – Что каждый из Вас знает о другом всё, и даже больше. Но уверяю Вас, у каждого найдутся секреты, нежелательные к раскрытию. У каждого найдутся грязные тайны, которые Вы считаете позорными. Несколько слухов уже ходит по школе, – с долю секунды он смотрел в глаза Нику. – И можете не сомневаться, – он вскинул бровь, обращаясь к Себастьяну, – и вторая половина скоро всплывет на поверхность. Будет неприятно обнаружить их напечатанными в школьной газете к концу учебного года, не так ли? – он хмыкнул, смотря в прищуренные, распахнутые и недоуменные глаза. – У Вас есть пятнадцать минут, репетиция завтра в шесть вечера тридцать минут, – он оскалился в сторону ноутбука, где скрипели зубами Дэвид и Уэс. – И не таскайте ноутбук, всё-таки тяжело отрабатывать танцевальные движения под пристальным вниманием нянек, – он кивнул напоследок и тяжелой поступью вышел из комнаты, оставляя за собой запах мужского одеколона и гробовое молчание, которое прерывалось только частыми вдохами и выдохами Трента. – Дешевые фокусы, – процедил Смайт. – Как будто это смогло бы кого-то напугать. Но, кажется, такого мнения придерживались не все: молчание слишком затянулось. Тэд смотрел на Уэса и Дэвида, задумчиво пожевывая губу. Ник кидал взгляды на Джеффа, тот лишь смотрел на него краем глаза, но пытался ничем не выдать своей озабоченности происходящим. Джон вскочил на ноги, запрокидывая голову назад, и сделал несколько крупных глотков перед тем, как вытереть губы ладонью. – Ничего у него нет на нас, – уверенно фыркнул он. – Мы же всё друг о друге знаем, да? – он обвел взглядом друзей, но те лишь тупили глаза и молчали. – Да? — вопрошающе повторил он. Один за другим Уорблеры стали подниматься со своих мест, направляясь в сторону выхода и даже забывая попрощаться с Уэсом и Дэвидом. Не двигались только Тэд, Ник и Джефф. Майкл, Луи и Нейтан быстро собрали мусор и покинули комнату, после красноречивого взгляда Харвуда: совету надо было поговорить с выпускниками наедине. Джон задумчиво облизнул губы, заметно расстроенный подобной реакцией, и, пробурчав что-то про развал великой империи, скрылся в коридоре. Себастьян последовал вслед за ним, потрепав Джеффа по белобрысой макушке. – Что нам делать? – прошептал Ник, смотря на Уэса и Дэвида. – Пока ничего. Ждать, и делать вид, что скрывать нечего. Нужно показать, насколько сильно его дезинформировали. И вам двоим, – Уэс показал пальцем между Стерлингом и Дювалем, – наконец, разобраться со своей мелодрамой. Ник испуганно взглянул на него, и Джефф, заметив это, лишь фыркнул, закрывая лицо руками. – Разобраться, Дюваль, – кивнул Дэвид. – Разобраться. Лунный свет не проникал сквозь закрытые тяжелые шторы. Единственным источником освещения в комнате была лампа, стоявшая на прикроватной тумбочке. Хантер лежал на кровати, опираясь одним локтем о подушку, и безмятежно перелистывал страницы толстого тома. Усмехаясь всё так же удовлетворенно, как при выходе из комнаты второкурсников, он практически не концентрировал свое внимание на тексте: четко проработанный план начинал приходить в действие, и результаты радовали с каждым новым днем. От мелочей, вроде реакции Смайта на его слова, до крупных побед – молчание Уорблеров полчаса назад. Всё-таки, учеба в военной академии приносила свои плоды – проведенные четыре года в условиях строжайшей дисциплины давали ему преимущество и неплохую фору в отношениях с коллективом. Он отложил книгу на столик и откинулся на подушку, закрывая глаза. Военная академия. Он точно знал, что сбежал оттуда при первой же возможности, но его совершенно не волновала подобная слабость характера, которую и слабостью-то назвать можно было с натяжкой. Бороться с системой – бессмысленно, особенно если ты можешь создать собственную в другом, более благоприятном для этого, месте. Таков был его принцип в последние несколько месяцев. Перед глазами больше не маячило лицо Харрисона, который только и занимался тем, что искал подходящий момент подставить его, зато теперь в его окружении появился Себастьян Смайт. Но что ему нравилось в этом французе – он не был крысой, как Джек. Безусловно, у него была своя манера устранения противников, которой он сейчас пытался пользоваться, но – по меньшей мере – он не был похож на человека, который будет делать что-то за спиной. Он не раскрывал всех карт, однако показывал одну из них, чтобы поддразнить. Это было достойно уважения. Они были похожи: он сам и Смайт. Хантер был бы глупцом, если бы не признавал этого, точно так же, как он был бы упрямцом, отрицая выгоду подобного преферанса. Точно так же, как он был бы просто форменным идиотом, если бы показал свою симпатию к этому самодовольному "золотому мальчику". – Отдыхаете, месье? – неожиданно раздался голос, и Кларинтон приоткрыл глаза. Себастьян стоял у дальней стены, немного откинувшись и сложив руки на груди. Тени скрывали его лицо, но голос выдавал усмешку, что играла на губах. – Согласно расписанию академии, я и должен этим заниматься, – Хантер ухмыльнулся в ответ и закрыл глаза. – Вся жизнь по расписанию, – по звуку шагов можно было определить, что Себастьян направился к своей кровати. – Должно быть, это скучно. Скрип матраса и шорох снимаемой одежды были единственными звуками на протяжении нескольких секунд, к которым Хантер внимательно прислушивался. – Это правильно, – ответил он, подкладывая обе ладони себе под голову. – И рационально. Создавалось впечатление, что вовсе и не было той сцены в комнате, которая являлась переходом от скрытых подначек к открытому противодействию. Голос Себастьяна никак не выдавал его напряжения, и это даже удивляло Кларингтона: выдержка француза была достойна аплодисментов. Однако в жизни бывшего солдата ещё не было таких людей, которые бы не сломались под его напором. Смайта же нужно было, хотя бы, согнуть. – Правильно и рационально, – протянул Себастьян, будто пробуя на языке звучание этих слов. – Может подобное отношение и помогает, но уж точно не делает жизнь веселой. – Кто сказал, что жизнь должна быть веселой? – хмыкнул Кларингтон. – Насмотрелся молодежных фильмов? – Не мой жанр. Мне по нраву более взрослые фильмы, – скрежет открываемой дверцы шкафа, и Хантер вновь открыл глаза, тут же натыкаясь взглядом на белоснежную спину, усыпанную точками родинок. Он хорошо изучил это тело за одну-единственную ночь, и сейчас ему не составило труда вспомнить каждую черту изгибающегося стана. Пальцы пробежались по волосам, и чтобы отвлечься от хода собственных мыслей, он отвернулся к стене, накрываясь одеялом. – О твоих нравах здесь больше речи не идет, – отчеканил он, подминая под голову холодную сторону подушки. – Ты так в этом уверен, – голос парня стал заметно ближе. Будто он стоял прямо рядом с кроватью Хантера. – Мне нравятся уверенные в себе люди, только во всем нужно знать меру, не так ли? – матрас, на котором лежал Кларингтон, прогнулся под весом ещё одного человека. – Насколько мне известно, иногда ты не способен соблюдать это простое правило. Не в твоем стиле? – ощущение тонких пальцев вдоль линии роста волос на шее заставило немного вздрогнуть, и Хантер с шумом втянул воздух в легкие, резко разворачиваясь на спину и впиваясь взглядом в радужки карих глаз. – Так же, как не в твоем стиле, соблюдать границы личного пространства, – прохрипел он. Пальцы Себастьяна теперь сминали пододеяльник, а сам парень насмешливо смотрел в ответ. – Военная академия должна была научить тебя многим вещам. В том числе и привычке отсутствия личного пространства, когда ты живешь не один. – Защищать свою территорию, вот чему учат там, куда тебя бы следовало отправить на перевоспитание, – тяжело выдохнул Кларингтон. – Или тебе, как собаке, нужны четкие границы? Так я могу провести одну из них мелом вдоль этой комнаты, мне большого труда это не составит. Убирайся с моей кровати, Смайт. – Всё в этой школе – собственность школы. Поэтому я буду сидеть там, где я хочу сидеть. – Ты говоришь чушь. – Так же, как и ты. С минуту они смотрели друг другу в глаза, не произнося ни единого слова. Себастьян смотрел дерзко, насмешливо, будто вызывая на дуэль. Тонкие пальцы оставались неподвижными, и находились в нескольких сантиметрах от бедра Хантера, тот чувствовал тепло чужого тела даже через толстое одеяло. Его желваки ходили под загорелой кожей. Прищур глаз походил на молчаливое предупреждение об опасности: не по твоим острым зубам связываться со мной, Смайт. – У всех есть секреты, – наконец, произнес Себастьян, искривляя губы в усмешке. – И в этой школе ты не найдешь ни одного человека, который бы не подтвердил эту фразу, но ты забываешь, где находишься, Хантер Кларингтон. Не буду говорить долгих речей о "последнем убежище" и "пристанище униженных и оскорбленных". Если у тебя есть желание, ты можешь попросить Честермана рассказать тебе об этом. Скажу тебе только одно, – Себастьян наклонил корпус тела ближе к внимательно смотрящему на него парню. – Здесь есть те, кто не позволит собой манипулировать. Так же, как и те, кто владеет такой информацией, которая бы погубила всю твою идеальную жизнь. Мой тебе совет, не давай им повода сделать это. Глаза Хантера налились кровью, а щеки вспыхнули алой краской. Он резко поднялся, одной рукой опираясь на кровать, а пальцами другой хватая Себастьяна за горло. Наклоняясь к его уху, Кларингтон едва заметно оскалился. – Я сказал. Убирайся. С моей. Кровати, – выплюнул он. – Твой шантаж со мной не пройдет, парень. Поверь моему опыту, военная академия учит раскалывать таких, как ты, быстрее, чем самолет из Коламбуса добирается до Лазурного Берега, – садясь на кровати, Хантер с силой толкнул парня на пол. – Правила игры здесь устанавливаешь не ты, как бы тебе того ни хотелось. Ты упустил свой шанс, и не стоит пытаться вернуть его. В комнате снова повисло молчание. Смайт тяжело дышал, потирая покрасневшее горло, и исподлобья сверлил взглядом Кларингтона. Горло жгло, и мигрень медленно расползалась от одного виска к другому, затягивая лоб и затылок плотной пленкой боли. Чувствуя подступающую тошноту, он попытался встать на ноги. Получилось это только со второго раза, когда он нашел опору в виде стоявшей рядом тумбы и тут же направился к своей кровати. Взглядом хищника Кларингтон следил за его действиями, и в противоположность той жаркой июльской ночи Себастьяну совершенно не нравилось ощущать себя в роли жертвы. – Давать советы будешь Стерлингу, а не мне, – подытожил Хантер, вновь опускаясь на кровать. – Запомни это. Себастьян ничего не ответил, поднимая взгляд: широкая спина скрылась под покровом одеяла, Кларингтон выключил лампу и отвернулся к стене. Комната погрузилась в густой мрак, и Смайт выдохнул, садясь на кровать и опираясь на стену, облегченно чувствуя, как затылок прикасается к холодной стене. Эта ночь будет долгой. Вопреки приказу Кларингтона, на следующее утро Тэд, Ник и Джефф проснулись в одной комнате. Им нужно было время, чтобы обсудить все детали политики поведения в сложившейся ситуации, и они проговорили до пяти часов утра. Тэд спал на своей кровати, Ник и Джефф – разместились на другой. Проснувшись раньше своих друзей, Харвуд наблюдал за ними ещё в течение нескольких минут: Ник лежал на спине, обнимая одной рукой Джеффа, расположившегося на его груди. Они смотрелись настолько гармонично вместе, что на губах председателя Совета заиграла грустная улыбка. Тэд знал, насколько сложный период переживают эти двое. Не вдаваясь в интимные подробности, он всё же видел динамику отношений между двумя другими членами Совета. Ещё в начале года, она не способствовала здоровой обстановке в их маленьком коллективе. Хотя большую часть времени всё было в порядке, иногда Джефф или Ник всё-таки не выдерживали накала собственных страстей, и им требовалось время, чтобы успокоиться. В такие моменты Тэду приходилось выполнять работу самому. Впрочем, он был не против подобных поворотов, но его слишком волновало то, чем закончится вся эта мелодрама. Когда Уэс намекнул ему об этой катастрофе местного масштаба, грозившей захватить не только Дюваля, его будущую жену и Стерлинга, но и повлиять на климат среди всех Уорблеров, Тэд не поддержал идею поставить этих парней на вакантные в Совете места. Он никогда не был фанатом «служебных романов», если это можно было так назвать в данном случае. Но со временем, после долгих разговоров с Томпсоном и Монтгомери, он всё же посчитал мысль, что это может их сплотить, разумной. Всех их. Они – семья, и переживать все трудности они должны были вместе. Не важно: запутанные ли это отношения между членами семьи, или внешняя угроза в виде новоприбывшего капитана. Хантер Кларингтон. При мысли о нем, Тэд заскрипел зубами. До этого года Уорблеры не раз сталкивались с теми, кто пытался разрушить их хор. Вспомнить, хотя бы, Себастьяна, который своими действиями чуть не подставил репутацию всего хора под удар. Или Блейна, который, хоть и ненамеренно, но всё же на некоторое время вывел Уорблеров из игры своим внезапным уходом. Но ни разу угроза не проникала настолько глубоко в сердце хора, ни разу к ним не приходил чужак, пытающийся изменить все устоявшиеся принципы и разрушающий всё то, что было создано для него. Тайны и секреты? Без всякого сомнения, у Тэда они были. И раскрывать их, действительно, было грязным способом воздействия. Действительно, выбивало землю из-под ног. Действительно, заставляло подсознание выдавать красочные картины того, что может случиться, если Хантер Кларингтон окажется тем, кто сорвет плотные маски с каждого, кто встанет на его пути. Ложь бывает сладкой, ложь бывает единственным способом оградить собственную жизнь от чужих взглядов и пересудов. И Тэду не хотелось стать тем, чью душу насильно обнажают всему миру и выставляют напоказ, словно уродцев в цирке девятнадцатого века. И он знал, что будет идти до конца, бороться за сохранность своих собственных и чужих тайн. Биться против этой внезапной тирании. Если нужно будет – вгрызаться в горло. Тэд Харвуд не настолько прост, как кажется на первый взгляд, и скоро об этом узнает не только Хантер Кларингтон, но и вся школа.