***
Мин Юнги — Убирайся и не смей мне больше показываться на глаза. Тебе опять, идиоту, не заплатили? Песенки всё пишешь, а тебя кидают, как умственно отсталого. Жрать то что будем? Чем я тебя и твою дебильную мамашу буду кормить? От мощного удара кулаком светловолосый парень отлетает в сторону и больно прикладывается головой о каменный выступ стены. Разноцветные круги перед глазами на какое-то время лишают его возможности видеть, он хлопает ресницами, пытаясь сфокусировать взгляд на силуэте напротив. Парень отступает на полшага назад и сжимает кулаки. — Репчик он значит читает, а я что? Должен кормить твою творческую задницу? Второй удар приходится в солнечное сплетение, и парень, сложившись пополам, давится кровью, которая тонкими струйками стекает вниз по подбородку. Осколки боли засыпают всё тело внутри. Он стонет через крепко стиснутые зубы и понимает, что не может сделать элементарного вдоха. — Бездарная скотина, чтобы без денег домой больше не появлялся, или хоть на панель валяй работать… Твоя задница только на это и способна… Весь в свою мать… Такой же бесполезный идиот. Парень переводит затуманенный взгляд на некогда красивую, а сейчас изможденную, женщину, которая, сжавшись в комок, стоит у кухонного стола… Юноша давится собственным бессилием и проглатывает комок горечи, скопившийся в горле. — Ей бы тоже на панель, да кому она нужна, кожа да кости… Короче, мне наплевать, как и где, но чтобы деньги были. Без них даже не вздумай порог переступить, убью скотину… Или её убью, выбирай. Третий удар приходится как раз по скуле, и из глубокого рассечения начинает идти кровь. Мужчина смеётся безумно от чрезмерно выпитого алкоголя, хватает обессилившего от побоев и голода парня за ворот толстовки, и вышвыривает на улицу, напоследок сплёвывая на асфальт, и захлопывая дверь, шипит сквозь зубы: — Ублюдок, ненавижу, хоть бы ты сдох где-нибудь под забором. Вдали слышатся раскаты грома, и первые капли дождя падают на лицо, смешиваясь с кровью, оставляя на лице и шее розовые ручейки. Ему сейчас хочется закричать, сильно, надрывно… Хочется плакать, биться головой о стену, вот только толку нет… и нет ни сил, ни голоса. Он утратил голос ещё тогда, когда отец избил его впервые… Жизнь в тот самый момент даёт огромную трещину и начинает напоминать кошмар. Но эти раны и увечья, нанесенные в пьяном угаре отцом — ерунда, по сравнению с ранами в душе. Теперь в его жизни негласно работают всего три правила: не говори! не чувствуй! не верь… Он ещё тогда перегорает во внутреннем огне этого ужаса…его больше нет…Его больше не будет. Никогда… Юноша медленно поднимается на четвереньки и, пошатываясь, встает. Перед глазами всё расплывается, а голова сильно пульсирует от боли. Он делает несколько неуверенных шагов в сторону и без сил опускается на ступеньку лестницы, ведущей к набережной реки Ханган. Измученное, избитое лицо поднимается к небу, навстречу холодному дождю, тяжелый шёпот слетает с его опухших губ: — Я — корень всех этих бед. Значит, мне их и прекращать. Раз мои несчастья делают вас счастливыми, я готов оставаться несчастным. Раз я — объект вашей ненависти, то сам отправлюсь на гильотину. Грезы стали реальностью, детские мечты прямо передо мной… Иногда строчки из песен, написанные им, становятся более реальными, чем сама действительность, в которой он находится. Он живёт в этой боли и одиночестве, не замечает ничего вокруг, одержим лишь заветной целью, которая, кажется, так близка, что можно пожертвовать всем на свете, ради одного-единственного, а именно… Он хочет вырваться из своего мира, но как — не знает… Он до тошноты не может больше там находится… Он хочет свободы… Мотылек, летящий на огонь из своей ночи в искусственный свет, обжигающий свои крылышки и падающий замертво… Он завидует этому мотыльку, потому что, тот хотя бы пытался… Он ещё в детстве полюбил дождь… Дождь скрывает его слёзы, смывает всю грязь его повседневной рутины, из которой он не видит выхода. Да, он любит дождь… Запах мокрых улиц, звук капель по крыше и дорожки на стекле в своей маленькой комнатушке под крышей, влажный воздух, серое, низкое, ночное небо Он любит ночь. Он любит сонный, ночной Тэгу… (он теперь так далеко от него) В ночи даже самые трудные тексты будто сами собой пишутся. Он выходит на улицу, вдыхая свежий воздух, и точно подключается напрямую к темному сердцу ночного города… Он любит ночь, потому что в это время он недосягаем. Ночью он никому не принадлежит. Ночь только для него, и не для кого больше. Мин Юнги… он как «одинокий странник», человек, который привык делать всё в одиночку… Он любит, когда темно…***
Холод души. Сонный Сеул сейчас находится в плену дождя. А Чон Чонгук в плену очередного психологического кризиса. Он молодой, здоровый парень, сильный и физически, и по-мужски, вводит себя в состояние полукомы из-за нелепицы под названием Ким Тэхён. И даже не он сам, а его имя… Всё настолько банально, что Чонгуку сейчас хочется просто закричать в темноту… Он не любит банальность. Она скучна: чувства, любовь, страсть, потом их угасание — всё это банально… Обычно он берёт и делает. Просто делает, полагаясь на инстинкты, отбросив всё ложное и противоречащее своей природе. Но Чимин… Он — человек с очень сильной энергетикой, и это, конечно же, было бы бесконечно ценно. Это как золотой слиток в горной породе. Он безупречен и индивидуален. Он сбивает его с толку… и вот уже Чонгук становится в его руках как глина, из которой Чимин в конце-концов лепит то, что ему нужно… лепит его полностью и заново. А в это время Чон ощущает себя полностью набитым ватой. Он, как слепой котёнок, ползущий наугад, нащупывает спасительную ниточку клубка, ту хрупкую соломинку чиминовой любви, но течение реки, несущее эту соломинку, дающую хоть какую-то надежду, было выбрано изначально уже не то. И Чонгук тонет в этих отношениях, и уже не пытается выплыть на поверхность. Юноша поднимает бессмысленный взгляд на черную воду Ханган, он смотрит в никуда… в пустоту. В черноту ночи. Нет, он не мечтает о вечной любви. Нет, её не бывает. И Чонгук об этом знает давно не понаслышке. Бывает удачное сочетание привычек. Бывает хорошо в постели. Бывает чувство уюта от того, что он не один.. Бывает надежность. Вот, собственно, и всё… как-то так. Полюбить человека, отвечающего тебе взаимностью, это само по себе чудо… Но Чонгук любит… Сейчас, в данный момент, он любит. И всё вышеперечисленное сейчас не про него. Его Чимин. Он, как лучик солнца, врывается в его, до этого лёгкую и ничем необременённую жизнь, завораживает, и манит к себе. Смотря в эту бездонную пропасть, с маленькими, мигающими огоньками под названием Пак Чимин , Чонгук растворяется в ней… И поначалу Чонгук, руководствуясь не своим человеческим сердцем, а холодным разумом самца, будучи на тот момент восемнадцатилетним парнем приходит к роковому для себя решению: что ему необходимо срочно, именно срочно, намертво привязать к себе этого удивительного парня. И вдруг, он незаметно начинает ускользать, и сердце Чонгука мечется в панике, пытаясь остановить… Он начинает заниматься самокопанием в себе, задаёт вопросы, на которые не может ответить никто. «А настолько ли крепко был изначально привязан к нему Чимин? Так же ли он любил?» А может быть Чонгук придумал себе эту красивую сказку, а на самом то деле всё было высосано из пальца тем, кто «просто секс» решил прикрыть FAKE LOVE Чонгук закрывает глаза и сжимает руки в кулаки… » Нет, Чимин не мог так с ним поступить… только не он». Чонгук не хочет отдавать его никому. Пусть хоть небеса рухнут, в безумной попытке отнять его. Он не отдаст! Никому! Никогда! Его сердце выбрало… и оно хочет быть рядом. И он разберётся со всем и вернёт то, что ему принадлежит. Чонгук поднимается с холодных и мокрых ступенек, с полной уверенностью, что всё будет хорошо, и его корабль под радужным названием «Надежда» приплывёт в ту гавань, в которую он направлял его изначально. Парень поднимает глаза навстречу дождю и морщится. «Где-то там есть человек, который так ему дорог, и он, быть может, в этот момент также глядит в эту сгущающуюся темноту сквозь пелену дождя и грустит о нём». С каждой минутой сияние на небе всё усиливается, и вдруг из глубины темноты чётко вырисовывается человеческий силуэт, медленно приближающийся к кромке воды… Чонгук хочет было отвернуться и пройти мимо, но потом видит, как этот силуэт неуверенно и медленно заходит по пояс в воду. «Господи! Он что, хочет там утопиться?!» — мелькает в голове. И вот уже Чонгук несётся со всех ног, сбрасывая с себя на ходу кроссовки и мокрый кардиган… -Эй… Эй ты куда? Господи, да чтоб тебя… Ты что сумасшедший? — Вызовите 119! — кричит он остановившейся в оцепенении молодой паре, пытавшийся спрятаться под зонтом от беспощадных порывов ветра и дождя. — Стой… Не смей! — голос Чонгука тонет в сильных раскатах грома, а сам он исчезает в кромешной темноте Сеульской ночи.***
Чонгук приоткрывает глаза и потягивается в кровати… Он делает это как и всегда: не спеша, расставаясь со сладкой полудрёмой. Рука проводит рядом с собой, но ничего не чувствует, кроме прохладной ткани постельного белья. «Чимин!» Он резко присаживается на кровати, но чувствуя небольшое головокружение, падает обратно на подушки… На мгновение глаза закрываются и чувствуется мерцание прозрачных пузырьков, которые с треском лопаются один за другим. Складывается такое впечатление, будто в глаза налили лимонад. Это что ещё такое? Чонгук с детства ничем не болел. — Где я? — вопрос в тишину, и еле слышный шёпот ему в ответ: — Ты в больнице… Разве не помнишь? Чонгук поворачивается на бок и обводит взглядом маленькую светлую комнату, пропитанную насквозь лекарствами и запахом пресной, больничной пищей. Недалеко от него, у окна, лежит парень с капельницей под ключицей и перебинтованной головой. Кожа юноши почти прозрачная. Волосы, те, что видны из-под слоя марли, светлые, почти белые. На лице огромный кровоподтек и видно, что рассечена скула и опухла нижняя губа. — Ты кто? И почему я здесь? Чонгук трясёт головой, будто скидывая с себя наваждение, и вновь пытается сосредоточиться на профиле парня. — Я тот, кому ты вчера продлил еще на какой-то срок кошмар в его жизни… Чонгук хмурится, потирая переносицу, и зажмуривает глаза, собираясь с мыслями. — А, да, я вспомнил… это я тебя ведь из воды вытащил? Точно это был ты… А теперь скажи мне на милость, как ты там оказался весь избитый, раздетый и без обуви? Юноша отворачивает голову и жмурится. Чувствуется как тяжело ему даётся разговор. Наступает минутная пауза и слышно лишь, как булькает лекарство в бутылке из-под капельницы и тяжелое сиплое дыхание «странного парня». — Тебя никто не просил, — еле слышно шепчут сухие потресканные губы, лишь обостряя и без того скулящую боль. Но Чонгук между этих избитых фраз слышит совсем другое: В них боль и отчаянная мольба о помощи… — Конечно… извини, дорогой, что не попросил у тебя разрешения. Ведь на тот момент я думал лишь о том, как спасти твою неблагодарную задницу. — Не думай, что ты хоть что-то знаешь… Ты ничего не знаешь. — Так расскажи, мать твою! Я считаю, что заслужил знать, не так ли? Парень смотрит в потолок, и Чонгук видит, как по его виску скатывается слеза и растворяется в тканях белоснежного бинта. По виду она безумно скупая редкая что ли — эта слеза, и от этого в душе Чонгука всё переворачивается. — Как тебя зовут? — почти шепотом спрашивает он. — Юнги… Меня зовут Мин Юнги. Чонгук повторяет это имя про себя, как бы пробуя на вкус, и почему-то оно отдаёт на языке чем-то сладким с кислинкой… «Чимин». .Перед глазами красивая улыбка и нежный взгляд. Да, Мин Юнги, он чем-то отдалённо напоминает ему Чимина. Нет, не внешней красотой, а тем, что за толстой оболочкой безразличия и холодности скрывается нечто нежное, воздушное и безумно ранимое… — А меня Чон Чонгук, для друзей Гуки… Сколько тебе лет? Юнги дергается и, повернув голову, смотрит усталым взглядом. — Двадцать три или двадцать четыре… Я не помню, потому что это неважно. Чонгук удивленно вскидывает брови: — Как такое может быть неважно? Мне вот двадцать. Я заканчиваю старшую школу! И дальше буду поступать в университет, потом пойду работать, и буду жить с любимым человеком, — он молчит пару секунд и в этот момент в его глазах появляется грусть, а лицо выглядит усталым. Потом он вдруг дёргается, возвращаясь в реальность. — Видишь, это важно! — В твоей жизни может и да, но не в моей. Юнги опять отворачивается, и Чонгуку кажется, что он очень хочет побыстрее закончить разговор. — Кто тебя так избил? — Это тоже неважно… — Опять неважно? Что за бред! Кто, я спрашиваю?! — Не думай, что если ты меня спас, то имеешь право на что-то большее. Чонгук понимает, что парень начинает ускользать от него и немного смягчает тон. — Я не претендую на что-то большее, но хочу знать: кто, и за что тебя так избил. — С парнями подрался на районе… так устроит? — Да, хотя я тебе не верю… А почему потом пошёл к реке? — Я решил искупаться. — В грозу? Ты ненормальный, Мин Юнги? — Да, я придурок и люблю купаться в грозу, я всегда так делаю! А тут появляешься ты с «армией спасения».119. Чонгук от удивления открывает и закрывает рот. — Да, действительно есть чем гордиться, СПОРУ НЕТ. Знаешь, если так, то… то ты воды нахлебался по самое не хочу , ещё немного и ты бы умер… ты понимаешь как это ужасно… Умер! И это было уже мало похоже на простую прогулку и купание… — он замялся. — Короче, ладно, не хочешь — не говори. Только не смей мне врать, пожалуйста… Не люблю ложь. Чонгук садится, спуская ноги с кровати и запихивает их в больничные тапочки. Он осматривает себя и пижаму на нём. Она застиранная, с вылинялым рисунком, и кое-где проштампованная. Но радует то, что видно, что она чистая и пахнет хозяйственным мылом как у бабушки в деревне… Парень, сбрасывая с себя одеяло, встает и подходит к соседней кровати. — Знаешь, Юнги, перестань строить из себя дикобраза, скажи лучше: зачем ты это сделал? Как в голове возникла такая ужасная мысль? У тебя нет друзей? Ты один? Почему с тобой в эту минуту никого не было? Почему тебя никто не остановил? Я, конечно, сам, в принципе, махровый интроверт… Но знаю одно, когда ты один, и тебе некому рассказать о своих проблемах, это очень сложно, а сейчас ты выпускаешь шипы, закрываешься от меня, а зря, я… я просто хочу помочь, потому что вижу, что ты сломлен… Юнги открывает глаза и встречается с чёрным, пронизывающим насквозь взглядом. — А ты знаешь что такое, когда ты один… и каждый долбанный день запираешься в своей комнате, потому что боишься?! Ты боишься спать, боишься проснуться, боишься просто элементарно сделать шаг?! Ты знаешь, что такое пересматривать чёртову дораму «Школа 2013» и дико завидовать дружбе главных героев?! Когда просто не с кем пошутить и посмеяться?! Некого позвать с собой пройтись по вечерней набережной?! Не с кем обсудить новости?! Не к кому пойти с ночевкой, чтобы просто заказать пару коробок пиццы и поговорить обо всем и ни о чем сразу?! Когда в каждом новом знакомом ты ищешь потенциального друга, а потом замыкаешься в себе всё больше и больше, чтобы в один момент просто перестать искать… Мне не нужна твоя помощь! Мне не нужно жалости и сочувствия! Я всегда справлялся один, мне никто не нужен, никто! Ты понял, Чон Чонгук?! Юнги садится в кровати, борясь с головокружением. — Не лезь ко мне под кожу, не ковыряйся в свежих ранах… Это, знаешь ли, больно… Не пытайся понять меня, не пытайся стать мне кем-то большим. В итоге, ты бросишь эту затею и исчезнешь, как все до тебя… Исчезнешь навсегда… Чонгук присаживается рядом на край кровати и продолжает внимательно смотреть лицо парня, понимая, что тот просто тонет, и каждая струнка его души тягостно и надрывно кричит: «Больно! Больно!» Их лица находятся напротив друг друга. — Господи, как тебя угораздило попасть в это дерьмо? И насколько давно ты в нём? — Тебе не понять! — А ты попробуй объяснить… — Не сейчас! — Тогда когда? — Я сказал не сейчас. — Только ни на что не обижайся, это просто дружеская беседа… я, хм, просто хочу помочь… не знаю почему, но очень хочу. Чонгук улыбается, и от этой улыбки у Юнги внутри разливается мягкая, тёплая и тягучая масса. Она обволакивает всё его тело, согревает его изголодавшиеся по человеческой доброте сердце. Чонгук красивый… Чонгук добрый и милый… Чонгуку хочется верить… С Чонгуком хочется быть рядом — Ты звал во сне Чимина, скажи кто это? Юнги знает, что лезет не в своё дело, но вопрос вылетает сам собой. Чонгук приподнимает левую бровь и немного меняется в лице. — Чимин? — он неуверенно мнётся, — Чимин… Он мой парень, — заканчивает юноша уверенно. — Парень? — переспрашивает Юнги, — то есть ПАРЕНЬ? — Ты имеешь что-то против этого? На сухих и потресканных губах Юнги вдруг появляется мимолетная улыбка. — Мне всё равно на твои предпочтения, Чонгук. Для меня в любви пол, вероисповедание и национальность не имеет никакого значения… Просто первый раз вижу человека, который так открыто говорит об этом. Чонгук расслабляется и улыбается в ответ: — Мне нечего скрывать. Чимин… — он вдруг замолкает и опускает голову вниз. — Чимин…он, наверное, место себе не находит, разыскивая меня… В глазах Юнги гаснут только что загоревшиеся искорки, и он устало опускает голову обратно на подушку. — Так позвони ему… — говорит он почти шепотом. Чонгук вздыхает и поднимается с кровати, но холодная ладонь перехватывает его запястье и тянет обратно вниз. — Не уходи… — надрывный, хриплый голос заставляет парня вернуться на место. — Мне страшно и безумно одиноко… Не уходи… Чонгук сжимает в руке ледяные пальцы светловолосого парня, и что-то совсем невесомое и безумно воздушное, похожее на крылья маленького мотылька, поселяется в его сердце… — Не бойся, спи, я никуда не уйду… Я останусь здесь, с тобой. Лицо Юнги расслабляется, и Чонгук видит, как шипы прячутся и он становится похожим на хрупкого, маленького и сильно обиженного кем-то ребенка. Его хочется прижать к себе и защитить и главное дать выплакаться… «Кто сделал это с тобой?» «Кто довел до такого отчаяния и одиночества?» Чонгук для себя решает одно: он должен знать. Почему? Это неважно…просто он должен.***
Накануне вечером. — Я с тобой… Ты не пойдёшь один…***
Машина Чимина припаркована через дорогу от дома. Ветер швыряет потоки ливня в лицо, так что приходится отворачиваться, дабы дойти до неё. Узкая тёмная улица извивается крутыми изгибами среди полусонных домов. От потоков дождя становится невозможно разглядеть даже впереди идущий автомобиль. Щётки на лобовом стекле сгребают воду, утрамбовывая в белую пену, оставляя дрожащие мутные тени. — Я не понимаю, к чему весь этот шум? Чонгук взрослый мальчик, и что ты мог сделать или сказать ему такое, чтобы он просто ушёл из дома? Чимин руками сильнее сжимает руль, стараясь не заглядывать в глаза, которые так пристально смотрят на него. Так и не получив ответа, Тэхён откидывается назад в кресло и отворачивается к окну. Ему до зуда в шее хочется повернуть голову влево и посмотреть на него. Он не видит его лица, но он почему-то чувствует, что пальцы Чимина сжимаются ещё сильнее. — Нет, так не годится… Может быть, всё-таки расскажешь, что у вас с ним произошло. Чимин резко выворачивает руль, от чего шины взвизгивают об мокрый асфальт, и ещё сильнее надавливает на газ. — Эй, Чимин! Ты убить нас хочешь?! Да что случилось? Что с тобой?! — Ничего… — он раздражённо дёргает плечом. «Ты случился…ты Тэхён…» Он опять сжимает пальцы так, что белеют костяшки. — Чимин? — Да что? Он снова выворачивает руль, от чего Тэхёна бросает в сторону, и он хватается за его плечо. — Да сбавь ты скорость! — кричит он, когда стрелка спидометра ползёт к отметке 100 км/ч. — Дорога скользкая и ливень такой! Ты хочешь реально убить нас?! Чимин немного притормаживает, а потом припарковывает машину на обочине недалеко от набережной и поворачивается лицом к Тэхёну, начиная прожигать его взглядом. У парня возникает мысль, будто бы Чимин хочет, чтобы он просто вышел. Ушёл. Исчез. Испарился. Сзади кто-то громко сигналит, видимо психанув, что машина так резко притормазила и припарковалась. — Мы часто гуляли здесь с Чонгуком… — голос Чимина смягчается и перевоплощается из раздражённого в непонятный. Совсем непонятный Тэхёну… — Мы были вместе два года Тэхён… Два! Ты исчез так внезапно! Перестал отвечать на sms, не брал трубку и вообще не подавал никаких признаков жизни! Я, как зомби, сидел с телефоном в обнимку, ожидая звонка или хотя бы банального «До свидания!». Сбежал без объяснений! Как это по-Тэхёновски! А перед этим глупое — «Давай останемся друзьями!» Какого чёрта ты опять появляешься в моей жизни? Опять сваливаешься, как снег на голову! Мы ведь даже не общались всё это время, а тут сходу припёрся ко мне домой и с помощью полез… И снова всё так же молча, как тогда исчез… Мы ведь даже не друзья теперь! — Подожди Чимин… — Да что подожди?! Чонгук ушёл из-за тебя! Из-за тебя! Тэхён хмурится, прикусывая нижнюю губу… — Почему из-за меня? Потому что я вернулся? Или. — Или, Тэхён, или… — Чимин нервно втягивает в себя воздух. Тэхён несколько минут сидит молча и смотрит в тёмные глаза Чимина. — Или что? Чимин первый разрывает зрительный контакт и переводит взгляд на руки, нервно сжимавшие колени. Он молчит. Потом, сильно набирая воздух в лёгкие, выдаёт: — Я произнёс твоё имя… Сердце Тэхёна стремительно летит вниз. — Моё имя? — повторяет он тише. — И что тут такого ужасного? Чимин резко поворачивается: — Ужасно, Тэхён, ужасно, уж поверь! Потому что в тот, именно в тот момент, такого не должно было случиться… — В тот момент? — Да, именно в тот. И хватит повторять как попугай. Чимин опять заводит двигатель, медленно выезжает на центр дороги. — Подожди, стой! Чимин, нам нужно поговорить! — Не нужно… Чимин сворачивает на перекрёстке и подъезжает к парковке у набережной реки Хан. — Давай больше не будем об этом, я хочу сейчас сосредоточиться на Чонгуке, а не обсуждать наши отношения. Давай, пока у нас есть время, не будем больше ничего выяснять. «Пока у нас есть время». Тэхён прикусывает нижнюю губу и хмурится. — А потом? — В смысле, потом? — А что у нас его потом не будет… времени? — Нет, у нас с тобой уже ничего не будет, Тэхён. Ни сегодня, ни завтра, вообще никогда, — Чимин заглушает двигатель и отстёгивает ремень безопасности. — Даже если ты вернулся, у нас ничего не получится: ни любви, ни дружбы. Ты не любил меня раньше, не полюбишь и теперь. Нас нет! Нас и не было! Я отпустил тебя… ещё тогда, год назад. У тебя есть прекрасная вторая половинка, береги её, а с Чоном я разберусь сам… Я вызову тебе такси. Тэхён понимает, что ещё секунда, и Чимина будет больше не догнать. — Стой! — резко говорит он, в тишине выходит слишком громко, — подожди, Чимин, — продолжает парень спокойнее. — Не… не нужно такси… мне нужно тебе сказать… Понимаешь… В это мгновение после очередного раската грома ярко сверкнула молния, осветив всё вокруг. Тэхён сильно зажмуривает глаза и сжимает руки в кулаки. Его тело начинает дрожать. Он всегда боялся грозы. Чимин это знает хорошо… ещё с того времени, как тот появился в его жизни. — Тише… Тише Тэхён-и… Ты чего? — Чимин накрывает рукой сильно сжатые кулаки парня и поглаживая их, успокаивающе шепчет: — Глупый Тэ, всё так же боится грозы, — он мягко смеётся, — не бойся, я ведь здесь. И на Тэхёна накатывает такая лавина чувств, что он почти перестаёт дышать, забывая о бушующей стихии за окном. Потому что Чимин глубоко в нём — никакими клещами не вытащить. Потому что ни на минуту он не забывает его. Потому что он трус! Он так и не смог признаться ему. Слезы горячим комом подступают к горлу. Эту боль Тэхёна… Её никому не выговорить и не выплакать. — Мне страшно Чимин-и… Но это не из-за грозы Чимин, вздыхая, притягивает Тэхёна к себе ближе, и тот прижимается носом к его шее и рукой зарывается в волосах. Запах… На его губах остаётся запах… Запах Чимина. Он сладкий и такой горький одновременно. Он близкий и такой далёкий. — Прости меня… прости, Чимин-и… Я так сильно запутался, я тогда не понимал, что делаю… я пытался убежать от прошлого, но меня оно догнало… пытался убежать от тебя, но я не знал, что ты у меня уже везде: в сердце, в душе, под кожей. Чи-Ми-Н… Тэхен всхлипывает и горячо шепчет, обжигая кожу. А Чимин крошится в душе в мелкую крошку… Где-то внутри ломается что-то очень важное. Те барьеры, что так тщательно возводил Чимин, пытаясь забыть свою любовную зависимость, рушатся с таким грохотом, что закладывает уши. Волосы Тэхёна щекочут кожу. Горячее дыхание сбивает ритм в сердце. Чимин прислоняется губами к светлым прядкам на виске, и его охватывает дикий голод. Голод по прикосновениям к нему… Он любит его и никогда не перестаёт любить… Как он его любит? Да как сумасшедший! Он любит до таких глубин, широт и высот, до которых способна достать его душа. Он любит его всеми вдохами, улыбками и слезами своей жизни… И как только он мог подумать, что разлюбил? Он просто запихнул чувства далеко в себя и закрыл на замки, заставил забыть, заставил таять в объятьях другого, заставил того, другого полюбить. Хотя, была ли та любовь любовью? Чонгук — он его солнышко, его радость. Он притупил его боль, он склеил его разбитое сердце и, в итоге, что теперь? Чимин разбил, растоптал, уничтожил всё то, что они с Чонгуком так бережно возводили. Слезы капают на светлые волосы Тэхёна, а тот сильнее прижимается губами к его шее. Тэхён это его нон-стоп, его утопия, его самая сладкая мечта и его боль… От него нет лекарств… Тэхён переваривается в нём и питает каждую клеточку организма. С ним он связан по рукам и ногам. А главное, что всегда ощущается чувство какого-то сожаления и оно преследует его постоянно. Это страх потерять это «безумное» удовольствие. И это похоже на стокгольмский синдром, когда заложник начинает любить своего похитителя. И в какой бы ад не превращал Тэхён жизнь Чимина — это добровольный ад и с ним никак не расстаться… — Как я скучал, боже, Чимин-и, как я скучал по тебе… Скучал каждый день, — губы начинают целовать шею. — И днем и ночью, каждую минуту, — горячий шёпот обжигает нежную кожу. — Я пытался забыться… запить это всё вином, целуя чужие губы, держа в объятьях не желаемое тело… Но забыть тебя, — он усмехается, — невозможно… Я так виноват перед тобой. Я так виноват перед Холли, я так виноват перед Чонгуком… Легкие поцелуи от венки на шее до подбородка заставляют Чимина откинуть голову назад и шумно выдохнуть воздух. Сумасшедший голод, он охватывает всё тело парня. Он настолько огромный, что накрывает всё его существо целиком. Он заставляет чувствовать дрожь и дикое, почти животное, возбуждение. Потому что вот они, желанные губы на его коже. Нежные, именно те руки в его волосах. Чимин почти стонет, когда до него начинает доходить, что это не его сон, не иллюзия. Что это его Тэ… Его Тэхен-и!. — Ты, всегда только ты, больше никто другой, твои губы, только они преследуют меня везде, — словно мантру повторяет юноша. Тэхен обхватывая подбородок рукой, проводит пальцем по нижней губе Чимина, чуть приоткрывая её. — Поцелуй меня, Чимини, так, как делал это тогда… Тогда, когда просил это сделать впервые… Тогда я понял, именно в тот момент, что всё что мне нужно — ты… Чимин смотрит в карамельные глаза Тэхёна и поднимая руку, убирает светлую челку с глаз и мотает головой: — Нет, Тэхен-и… я не могу… Знаешь, когда я встретил тебя впервые, ты был очаровательным школьником. Таким нежным, чутким и, возможно, немного странным, в хорошем смысле этого слова. Ты был очень красивым… И я испугался тогда того, как моё сердце и тело стали реагировать на тебя, — он улыбнулся, легко и мечтательно, погружаясь в воспоминания. — Я задавил в себе эту горькую, одинокую и никому непонятную зависимость… Тот поцелуй. Его не должно было быть, но я хотел получить его именно от тебя! Почему я тогда весь потянулся к тебе? Не спрашивай, я сам не знаю. Что произошло с моими гормонами, но я первый раз в жизни возбудился от парня… Нет, не парня, тебя ! — он замолчал, судорожно вздыхая. — Ты испугался! Я понял, что ты не был к такому готов… Потом… А потом был Чонгук. Он был всегда и заполнял эту чёрную дыру в сердце собой. Терпеливо склеивал то, что разбилось, и мне с ним было очень хорошо… Я стал влюбятся в его глаза, в его руки, в его губы…Он — не ты. И никогда, никогда в жизни он бы не заменил тебя. Но, Тэ, теперь он — мое настоящее, и, вполне возможно, будущее. Я не могу Тэхен-и… Не могу просто взять и вырвать его из своего сердца! Чимин замолкает и опускает голову. — Ладно, не продолжай… Не нужно… — Нет уж, выслушай меня, потому что это нужно тебе! И мне, — тихо добавил он, — за эти годы… пока мы вместе взрослели, преодолевали трудности, всевозможные препятствия… а их было не мало, — он вдруг рассмеялся. Так легко и непринужденно, словно не говорил сейчас столь серьёзные и тяжёлые слова, — мои чувства к тебе не изменились. Моя любовь тоже… И я думаю, так будет всегда! Но теперь я могу тебе предложить только дружбу… не как раньше, но только её. Чимин пытается отвернуться, пряча блестящие от слёз глаза, но Тэхён фиксирует его подбородок, заставляя посмотреть на себя. И Чимин смотрит, тонет в них, в его глазах. Всхлипывает, еле сдерживает рвущейся наружу истерику, но смотрит… — Скажи, Чимин… Когда мы стали кем-то большим друг другу? Когда нам было двадцать? Шестнадцать? А может быть четырнадцать лет? Я этого не знаю, потому что не помню времени, когда бы я не любил тебя! Ты — единственный, кто мог посмотреть мне в глаза и увидеть мою душу. Я не сомневаюсь в твоей преданности. Я знаю, что нет ничего, с чем бы мы с тобой не справились. Ты всегда был честен со мной… и поэтому я спрошу тебя, а ты мне ответишь… Хорошо? Чимин поднимает взволнованный взгляд и кивает. — Прямо здесь и сейчас скажи мне, что ты чувствуешь рядом со мной? — Я боюсь потерять тебя. Я нахожусь в полной зависимости. Отпусти меня! Прошу тебя! У нас не получится быть вместе, мы… можем расстаться тогда совсем навсегда! Да, я устал… Я больше не хочу так жить! , — он молчит. — Тэхён, я иду ко дну, и утягиваю за собой дорогих мне людей. — А мне кажется, что я протягиваю тебе руку, но ты её отталкиваешь. — Но теперь уже поздно, ты нужен был мне тогда… — И ты дашь себе утонуть? — Я тебя отпущу… и себя тоже — Это одно и то же… не так ли? — Нет, Тэхен-и, это не одно и то же… Иногда лучший способ потушить костёр — дать ему прогореть. Тэхён опускает руку и облокачивается на свое кресло, устало прикрывая глаза. Он вдруг резко испытывает волну за волной холода, которые проходятся сквозь его тела, оставляя после себя дрожь и ощущение раскачивающихся на ветру качелей. — Значит, дашь ему перегореть? Хороший способ, Чимин, аплодирую стоя! В интонации Тэхёна Чимин прекрасно улавливает горькую усмешку. — Друзья, говоришь? — Парень резко разворачивается, в его голосе отчётливо слышен сарказм и нотки фальши. — Хорошо, Чимин, раз ты так хочешь, будем опять друзьями. Теперь у тебя есть человек, который делает тебя счастливым. Жаль, что это не я. Но я хочу, чтобы у моего друга, — юноша выделяет это слово голосом, — Пак Чимина была всегда улыбка на лице и искорки веселья в глазах. Ты, Чимин, яркий! А это очень важно. Это поведет тебя по жизни, поэтому не хочу, чтобы ты сломался, и не позволю произойти этому…даже если мне придется… — он молчит, а потом говорит совсем тихо так, что Чимин еле может расслышать, — сломать себя… — Я всё-таки вызову такси… хорошо? — Валяй… Мне уже всё равно. Тэхён поднимается и выходит из машины, сильно хлопая дверью. Чимин видит, как он стоит какое-то время на парковке нагнувшись, как будто его ударили… Он видит его, но не видит его сердце. Не может почувствовать, что творится у него в душе… Он, Чимин, для себя уже всё точно решил и расставил все точки над i Когда Ким Тэхён уходит, он не оборачивается, поэтому бессмысленно сидеть и наблюдать за его удаляющимся силуэтом, но Чимин всё равно смотрит и ждёт… — Так будет лучше для всех… Тэхён… Так будет лучше.***
Тишина… Тёмная комната в пустой квартире, подаренная его отцом… Опять стук закрываемой двери… Вот ты уже один… опять один… Сколько можно? В который раз?! И вновь бокал с недопитым вином разбиваться об стенку… Холодный душ и слёзы… В который раз?! И ты для него просто друг…