***
— Какие люди! В столовой раздались шумные возгласы, привлекавшие к себе немало внимания. Тэхен с Хосоком опустили сумки на свободные места, пытаясь остановить своих неугомонных друзей от столь ненужных выкриков. — Долго же пришлось вас ждать. — Юнги лениво протянул Киму руку, по-братски обнимая, заставляя последнего уткнуться носом в шею. — Целый год прошел. Хосок, в свою очередь, уже пожимающий руку Намджуну, лишь нервно хихикнул. Да, им двоим и правда повезло, что удалось попасть в тот же институт, что и их хены. Юнги, Намджун — люди, которые все школьные годы прикрывали спины младшеньких, а на последнем году обучения Тэхена и Хосока, оставили их, медленно вступая в более взрослую жизнь. Тэхен радостно «угукает», когда Юнги делает замечание по поводу резкого сброса веса Кима и поскорее стремиться занять место рядом с таким любимым ему хеном. Юнги — один из немногих людей в жизни Тэхена, ради которых он до сих пор не оставлял попыток научиться жить и научиться любить жизнь. Это тот человек, который несколько раз в буквальном смысле вытаскивал Тэхена из петли, одаривал парочкой хороших тумаков и хоть каким-то желанием вновь заполнить свои легкие прогнившим запахом его жизни. Хотя рядом со старшим, Тэхен чувствовал, как этот запах понемногу меняет свою оболочку. Этот новый аромат оставался для парня до сих пор чем-то непонятным. Может, это и было стремление жить?.. — Вы здорово подросли. А прошло всего-то, — Намджун треплет щеку Хосока, вызывая у того все тот же нервный смех. Он немного взволнованно оглядывает Тэхена, глаза, которого непрерывно наблюдали за каждым движением Юнги. Будь то легкое касание розоватых губ до трубочки или случайно задетая пальцами прядь волос. Хосок видит, как сам Юнги в упор игнорирует такое сталкерство со стороны Тэхена, он видит, как напряженно Юнги сжимает пластиковый стаканчик с лимонадом. Есть много причин, почему Тэхен терпеть не может собственную жизнь. Их бесконечная гора, на вершине которой такой беззащитный истинный Кима. Да, их очень много, но на дне всего этого лежит возбудитель этих проблем. На самом дне проблем Тэхена лежит Мин Юнги. Кто бы мог подумать, что человек, заставляющий тебя жить, когда-то чуть не погубил эту жизнь?..***
— Что я буду чувствовать к тебе, если вдруг полюблю? — Что? Чонгук, который только что заставил Чимина впасть в ступор, сейчас серьезным взглядом сверлил в нем дыру. И даже раздавшийся эхом в почти пустой палате смех Джина, не разрядил ситуацию вообще. — Гуки, с чего такие мысли? — выдавил из себя Чимин, на пару с нервно дергающимися губами. Его мизинец отбивал по чашке свой собственный ритм, а глаза метались по маленькому силуэту Чонгука. Но младший упорно молчал и лишь в раздражении теребил слегка облезшие ручки коляски. — Ты влюбился? — вдруг спрашивает Джин, а словив на себе растерянный взгляд мальчика, только по-отцовски улыбается и аккуратно гладит чужое плечо. Он смотрит на сжавшегося, на постели Чимина и в своей излюбленной манере твердит: «Ну да, Чимин тот еще похититель сердец». Сам Пак нервно фыркает и прикрывает покрасневшие щеки книгой. — Я не знаю. Я не могу сказать наверняка. Я даже понятия не имею, что чувствую к этому человеку, — после минутного молчания заявляет Чонгук и ищет хоть какой-то поддержки в глазах доктора. Он недавно одолжил ноутбук у Чимина. И последний совершенно не подозревал, что час беспрерывного глазения в эту вещь, приведет к подобным вопросам. И поэтому единственное, что сейчас интересует Чимина — что же такого там смотрел Чонгук? — Ну, знаешь, — начинает Джин и откладывает бумаги в сторону. Врач и не думал, что задержится в этой палате надолго, ведь он просто зашел проведать ребят. Но то, что эта палата последняя и после утреннего осмотра, его будет ожидать только кипа документов, заставляло лишь удобнее устроиться в кресле. — Это как любимые конфеты. Хочу только их, мое внимание приковано только к ним. — Доктор Ким, что за глупости! — вдруг восклицает Чимин, отрываясь от изучения слегка пожелтевших с годами страниц. Он хмуро оглядывает мужчину и цокает. — Чонгук не слушай его. Любовь нельзя сравнить с простым желанием съесть конфету. — Это почему? Между ними завязывается перепалка, сопровождаемая криками, частыми всплесками руками и отсутствием всякой логики в происходящем. Чонгук просто наблюдает, но от этого вопросов становится только больше. Что это за чувство, которое нельзя сравнить с любовью к чему-то другому? Как понять, любишь ты или нет, если у этого чувства нет описания? И раз Чимин так яро отстаивает свою точку, значит, он когда-то любил?***
— Минус один? И что это за место депресняка и суицидников? Хосок, ты пугаешь. Хосок пихает коленом Тэхена в бок, заставляя того упасть на пол и зайтись в припадках истеричного смеха. Он еще и проехаться креслом по нему хочет, но все-таки сдерживается. — Ой, да я пошутил, — кидает Тэхен в сторону компьютерного стола. Он отворачивается спиной к другу и принимается расстегивать так надоевшую за день рубашку. — И все же, что это? — Без понятия. Вроде сайт знакомств какой-то. Мне однокурсник скинул ссылку. — Ясно. Прошла только неделя, а тебя уже невзлюбили. Стены комнаты вновь вздрагивают от грубого смеха Тэхена. В него самого уже прилетает не первая книга, но остановится, заставляют совершенно не они, а непонятное чувство, сжимающее все внутренности в непонятном предвкушении. Он не знает, что происходит и почему его руки вдруг сами тянутся к компьютеру, но возникшее из ниоткуда любопытство уже отбивает ритм в ушных перепонках, а пару ему составляет стучащее в висках сердце. — Кто кого еще пугает… — шепчет Хосок и отодвигается подальше от Тэхена, который насильно забрал у него клавиатуру и уже вбивал свои данные в появившиеся окна.***
— Хён, ты как? Чонгук неуверенно подъезжает к чужой кровати, стараясь заглянуть за толстый и пушистый кусок ткани, в попытках разглядеть лицо Чимина. Тот, в свою очередь, неопределенно мычит, прикрывает все больше потемневшие глаза, а после, вообще отворачивается к стене. Чонгук помнит, как еще сегодня утром у него на тарелке лежал вареный рис, а у Чимина тот же рис, только почему-то медленно тонувший в алой жидкости. Сокджин спешил. Просто оставил все дела, бросил недавнего пациента, у которого как раз в тот момент был осмотр и спешил, как мог. И Чонгук совершенно не понимает зачем. Зачем Джин вдруг созвал нескольких врачей? Зачем принесли эти носилки? Зачем так яро боролись за чужую никому не нужную жизнь? — Я ведь просто хочу жить… — шепчет Чимин, а голос подрагивает. Сегодня он чуть не распрощался с собственной жизнью и, кажется, видел белый свет в углу реанимационной комнаты. Его сердце до сих пор в страхе бегает под тонкой кожей на шее, и мурашки почему-то тоже не порядке, раз скачут рядом. В его памяти все еще проскальзывает собственный крик, затерянный в глубокой тьме ненужных надежд. — Мне казалось будто все, конец… — глаза Пака нервно дергаются, бегают по белой стенке и ощущение, что крыша начинает ехать от этой палаты. — Я никогда не гнался за жизнью, никогда не стремился ее ощутить и принять… — голос продолжает дрожать, а руки медленно тянутся к собственным губам, ловя томные вздохи вперемешку с всхлипами. — Но это так страшно… Так страшно вдруг ощутить себя одним, в пустоте, когда тебя окутывают лишь холод и безнадежность. Когда ты понимаешь, что уже даже собственная жизнь отпустила твою руку и не верит в тебя. Не верит, что ты еще можешь жить… Чонгук почему-то этих слов пугается и старается обхватить себя руками, будто загораживая от столь ужасных воспоминаний. Он понимает, что никогда не испытывал подобное, а после ловит себя на довольно эгоистичной мысли, что не хотел бы оказаться на месте Чимина. Ему жалко хёна, жалко это хрупкое создание, закутанное в кучу одеял, чьи руки оплетены болью и медленно погибающей надеждой, у кого душа рассыпалась с каждым днем на кусочки. Чонгук до сих пор не знает причину пребывания в этой больнице Чимина, да и тот не стремиться поведать об этом, а Чонгуку почему-то кажется, что жизнь старшего вся состоит из боли и страданий и что он просто хочет отгородить от этого самого Чонгука, потому и скрывает. — Чонгук~а, ты знаешь, — вдруг начинает Чимин, разворачиваясь в сторону мальчика. Чон замечает карие глаза старшего, обрамленные красными нитями, овевающие зрачок и дающие жуткую боль глазам. Замечает бледное лицо, которое, по-моему, уже сливается со стенкой за Чимином. И эту горькую усмешку Чонгук замечает тоже. — Ты такой хороший, такой светлый и невинный… словно ангел. Чимин осматривает столь любимое за все проведенное вместе время лицо, заостряя внимание на этих больших и чистых глазах мальчика. Его взгляд настолько невинен и легок, что смотря в них, вся боль Чимина куда-то испаряется. Расщепляется в пыль и вытекает с новым выдохом. Чонгук не замечает этого, но Пак видит. Видит, как за спиной ребенка плавно двигаются белоснежные крылья. Как они окутывают маленькое тельце и будто пытаются отгородить от всей злобы здешнего мира. Чимин рад, что хотя бы они защищают Чонгука, ведь он не в силах этого сделать. — Я не хочу умирать, пока не увижу счастье хотя бы в твоих глазах, — Чимин слабо улыбается и тянется к забинтованному запястью Чона. Его жизнь, хоть и прошла пока только маленький путь, но уже потерпела крушение. Чимин знает, ему не выжить, не продержаться долго. И ему нет смысла надеется на собственное счастье. Но счастье этого ребенка он не потеряет. Он хочет знать, что Чонгук выпутался из объятий их общей тьмы, знать, что не напрасно отдал свою надежду и смысл жизни этому мальчику. Мягкие пальцы Чимина перебирают жесткую ткань, медленно освобождая недавно истекающее кровью запястье, сейчас наблюдая лишь рубцы и шрамы. Чонгук быстро пробегается взглядом по собственной руке и морщится, давя рвотные позывы. Ему противно от этой картины. Ему противно от самого себя. Только Чимину на это все равно. Все равно на эти волдыри, взбухающие раз за разом, на царапины и морщинистую кожу вокруг недавно затянувшихся шрамов. На его лице ироническая усмешка, а на лице Чонгука шок и ужас, когда чужие губы нежно дотрагиваются до запястья. Мягкие, словно волокна облаков, губы Чимина аккуратно ласкали тонкую кожицу, а желание защищать этого ребенка с каждым его тяжелым выдохом только росло.